Ей, словно было больно самой. Вот и последний слой, весь пропитанный засохшей кровью, прилип к порезам. Понемногу, пропитывая «бинты» перекисью, она стала открывать рану.
Санек то морщился, то тихонько всхлипывал, но старался держаться как настоящий мужчина. А перед глазами кадр за кадром прокручивались события прошлой ночи. И тут Саня непонятно почему улыбнулся и сказал:
— Привет и тебе дедуля, это я твое горе луковое.
Но ведь Саня сидел спиной к дверям, к тому же бабушка в упор не видела деда.
— Что с тобой, свет мой? — испугалась бабушка, но не успела договорить, как дверь и вправду распахнулась и показался дед Петро, улыбавшийся во все десять последних зубов.
Увидев, что в гостях внучок, он чуть не подпрыгнул.
— Привет всем, а кто это у нас в гостях?
Бабушка, недоумевая, посмотрела на Санька. Тот повернулся и чуть медленней повторил свою реплику:
— Привет и тебе дедуля, это я твое горе луковое.
«Почему дедушка дважды спросил одно и тоже? — удивился Санек. — Может это старость». Потом взглянул на бабу Дусю, та перекрестилась и зачем-то плюнула трижды через плечо.
— Вот на улице погодка, сырость — ужас, — дед даже передернулся. — А с леса розовый туман ползет, не к добру это, никак упырь свежей кровушки испил.
— А ну тебя старого к лешему, — бабка махнула сердито в его сторону рукой, — чего дитя зря пугаешь.
— Это ты молчи лучше, баба, не знаешь так помалкивай, а люди издревле поговаривали, что как из леса туман розовый поволокло, жди беды. В лесу упыри похоронены, и если кровушки отведают, так и проснутся, тогда горя никому не миновать.
— У нас тут и так горе, дитятко наше порезалось, ото алкаши лазят по лесу битые стекла кидают, а люди потом режутся.
— А что алкаши не люди?
— Вот они и есть кровопивцы, вот кто упыри настоящие. Ох, сколько ты за мою жизнь с меня кровушки-то попил, — и бабушка вернулась к Саниной руке. — Не слушай ты его, все басни только рассказывать, да сорванцов пугать.
— А ну тебя, старую, вот пойду и отдам тебя упырям на расправу, — потом усмехнулся и добавил, — хотя они тебя назад отдадут. В такой бабе столько желчи, что даже комары тебя десятой дорогой облетают.
— Ой, иди лучше отсюда, пока я последнюю чубину не повыдергала.
Дед открыл смастеренный своими руками шкафчик, достал бутылку горилки, налил стопочку, выпил, закусил кусочком сала и, занюхав луковицей, подмигнул и вышел.
— Горюшко мое… Напьется, вот и чертики мерещатся потом.
Заметив, что Саня отвлекся на суету с дедом, не в силах больше отлепить повязку от раны, бабушка дернула и оторвала кусок материи и вместе с ним корочку почти затянувшейся раны — кровь засочилось снова. Зрелище было не из приятных: маленькая ручонка, порезанная так, что только швы надо накладывать, а еще и свежая кровь. Даже бабушка, видавшая в своей жизни раны и похуже, прижала руки к щекам и невольно выкрикнула:
— Господи Иисусе…
— Я же просил не кричать! И ты говорила, что мне не будет больно, — Сашу даже передернуло, рука горела и жгла, он вообще не понимал, зачем доверил бабушке обработать рану. Но он абсолютно не понимал, как может говорить таким тоном.
Когда же Саня посмотрел на свою руку, то удивился — вчера ему казалось, что он разрезал ее сильнее, но может это ему только показалось.
— Войдите, открыто! — снова к удивлению бабушки, сказал Саша.
— Хиба, кто-то стучал? Может я и вовсе глуха стала, — бабушка встала и пошла к дверям, не успела она взяться за ручку, как действительно кто-то постучал в дверь.
— Дуська, ты чего двери караулишь? Не успел постучать, ты уж тут как тут, — лесник дядя Ваня вырос в соседнем дворе и не упускал случая всячески подшутить над бабушкой.
Баба Дуся ничего не ответила, а только с опаской взглянула на внука.
— Чего ты, старая, побледнела? Где Петро?
— Да только вышел, небось до тебя поплелся, ото ходят целыми днями друг за другом, вот я не выдержу и горилку об ваши плешивые бошки поразбиваю, и старухе твоей скажу, чтобы вам не наливала.
— Да что творится? — дядя Ванька до ужаса смешной и в тоже время славный, в растерянности смотрел на подругу детства. Маленький пузатенький, с круглым лицом и с огромным количеством морщин у глаз, что даже когда сердился, казалось, что улыбается. — Что за муха тебя укусила?
— Ух, я бы вас, алкашей, всех бы у проруби потопила, как зима придет. Чтоб вас там замуровало тройным слоем льда. Ото тогда водяной потешится, будете на троих соображать.
— А что? Я не против, да и Петро наверно тоже, русалки там, поди, покраше тебя.
— Иди, иди отсюда, пьянычка, и Петра забирай, чтоб глаза мои вас не видели сегодня. Лучше б на охоту сходили.
— А я где был, по-твоему? Именно оттуда иду, надо нервы теперь успокоить.
— Неужто ничего не поймал? — баба Дуська знала, что хоть зайца, но Иван да подстрелит.
— Вот то-то же, — и дядя Ваня сел на стул возле Санька. — Срочно надо успокоить нервную систему, а у тебя есть?
— Ой, кровопийцы вы мои, — баба Дуся налила чарочку и подала закуски, — от тебя же просто так не отделаться, лист ты банный.
— Зато, я тебе такое расскажу. Ты на двор то выходила нынче? Видала туман с леса прет, не простой, а малиновый.
— Одному розовый, другому малиновый — пить меньше надо! — и баба Дуся села снова обрабатывать рану.
Дядя Ваня посмотрел и поморщился.
— Это как же ты так, Санек, умудрился? — искреннее сожаление было на лице лесника.
— А не твоего ума дело, — встряла бабка. — Ходят такие алкаши как ты по лесу, стекла кидают, вот и порезался.
— В лесу порезался? — лесник в миг стал серьезней, даже забыл о налитой чарочке. — А где именно?
— Так, если и ты мне дитя пугать начнешь, язык зеленкой замажу. Понял?!
— Ты зря так, баба. Я дичь-то видел, но шальная она какая-то, бежит вся из нашего леса. Косуля чуть не сбила меня с ног. Бежит на меня, думаю, вот подстрелю как раз, пока не засекла.
— И что мушка, после вчерашнего надвое расплылась, — съязвила старуха.
— Да что за бабка у тебя такая вредная, где ты ее только нашел? — обратился он уже к Саньку.
— А что дальше, дедушка Ваня? — Сане и вправду было очень интересно, неужели это он сделал что-то страшное.
— А то, что не стал я ее убивать, и так бедная была чем-то напугана, что человек ей не страшен, а настораживает больше то, что даже птицы и те петь перестали.
— Так пей и убирайся прочь, — тут баба Дуся уже не выдержала и за шиворот схватив лесника, который наспех выпил и закусил, выпихнула на двор и затворила дверь. И только собралась сказать: «Не верь ты этим дурням», как услышала ответ.
— Хорошо бабушка.
Она опять перекрестилась.
Суббота подходила к концу.
Санек весь день проспал. После того как бабушка закончила обрабатывать руки, она накормила его свиной печенкой, и, заставив выпить чарку красного вина, чтобы восполнить потерю крови, уложила спать.
Руки болели уже не так сильно, хотя порезал только вчера. Раны просто ныли, а больно было только, когда их нечаянно касался. Интересней всего было то, что он чувствовал происходящие в нем изменения, но что это за изменения он понять не мог. Зрение как будто стало лучше, да настолько, что он мог разглядеть, сколько лапок у паучка, спрятавшегося в углу за иконой, хотя сама икона, его почему-то раздражала. Он прекрасно слышал, как бабушка шепотом говорила с дедом на кухне, через три комнаты. И еще — его удивляло огромное желание вернуться обратно в лес, в ту хижину, о которой он вообще мечтал забыть.
Судя по всему, есть какая-то закономерность между тем, что он оказался там и изменениями, произошедшими в нем, а также непонятными легендами, связанными с туманом и лесом. Нужно все выяснить, а у кого? Бабушка в жизни не расскажет ничего подобного. Временами ему казалось, что она очень набожная, хотя когда начинает ругать деда или дядю Ваню, вспоминая всякую нечисть, ее набожность попадает под сомненье. Деда выводить на разговор бесполезно, так как бабушка хоть и в годах, но все прекрасно слышит и понимает. Надо идти к дяде Ване, там ему никто не помешает, а его жена слаба на слух и на глаза, да и вообще она, наверное, спит.
— Я на воздух пойду, погуляю малость, на снопу поваляюсь, на звезды посмотрю.
— Какие там звезды, туман там такой, что соседней избы не видать. Куда ты надумал? — Бабушка была тверда в своем решении.
Дядя Ваня отпадает. Значит надо отправить бабушку.
— Бабушка, сильно хочу поросенка, у тебя есть?
— Нет, но у тети Сони на прошлой неделе свинья опоросилась, пойду куплю для тебя, — бабушка обрадовалась, что хоть как-то можно угодить внучку и, бросив все свои дела, наспех стала собираться на двор.
— Только ты не долго, а то вы как языками зацепитесь, тракторами не растянешь, — пробурчал дед уже скрывшейся за дверями бабе Дусе.
Саня знал, что у тети Сони в прошлую пятницу свинья опоросилась, так как бабушка почти полдня провела там, помогая. А еще он знал, что тетя Соня бабушкина подруга, причем лучшая, и не так-то просто отделаться от старой еврейки — бабушки точно час не будет.
Но как начать разговор? Саня не хотел, чтобы дед что-нибудь заподозрил, но с другой стороны нельзя терять ни минуты, и выудить у деда всю информацию. Как только он собрался с мыслями, чтобы задать первый вопрос, ему показалось, что в дверь кто-то зашел. Оглянулся — никого!
— Дед, а дед…
Тут и вправду дверь открылась, а на пороге весь растрепанный и как всегда улыбающийся, появился дядя Ваня.
— А ну, малый, расскажи, где ты порезался?
— Что ты к ребенку пристал, сейчас Дуська придет, она из тебя всю душу вытряхнет, — вставил свои пять копеек дед Петро.
— Что ты, старый, может малой и вправду сокровища нашел и сам того не знает, ну где ты порезался?
— А что? Дядя Ваня, расскажите сначала вы, а потом и я добавлю, — Саша был рад, что беседа сама повернула в нужное русло.
— А не мал ли ты, чтобы страхи слушать, еще и вправду старухе пожалуешься.
— Да нет, я уже большой, скоро четырнадцать! — Саня даже малость обиделся, как можно его до сих пор считать маленьким мальчиком.
— Ах, ну если четырнадцать, тогда слушай, — дядя Ваня подсел поближе и заговорщически начал рассказ.
Дед Петро хотя и сам знал эту историю с детства сел поближе и начал слушать, потому что никто в селе не умел так интересно рассказывать, как старый лесник. Чтобы смочить горло или чтобы самому не было страшно, лесник пропустил чарочку и перекрестился. Рассказ он начал полушепотом и уже совсем не улыбаясь.
— Эту историю рассказал мне мой дед, и не только мне, а всем кому было как тебе лет четырнадцать, мы тоже себя считали очень взрослыми. Для нас эта история была почти как сказка — страшная, но ужасно интересная.
Давным-давно в эти земли приехал страшный человек. Это был воин, известный под прозвищем «Свободный дракон». У него было очень много денег, он руководил походами на разные страны и, поговаривают, смог завоевать земли полные золота, отбив их у темнокожих племен.
— А где? — Санек хорошо зная историю, хотел предположить, кто же этот полководец.
— Не знаю. Одни говорят Индия, другие Африка, а где именно пес его знает. Но золота он нагреб не мало, да и людей собственноручно прикончил не одну сотню. Кроме одной девы, хотя была и темнокожая, но она пленила его своей красотой, да так, что не поднялась его бравая ручища, не знающая страха и сомнения. Взял он ее себе в жены. А так как она была темнокожей, не могли принять ее ни родня ни друзья, и вынужден был этот воин со всем своим богатством и красавицей женой купить наши земли и жить здесь, как тогда считали — в страшной глухомани.
Тут он обрел настоящее счастье, навсегда сложил свое оружие, нанял рабочих, которые построили ему чудесный замок, как раз возле нашего озера. Купил крепостных крестьян и так появилось наше село, правда от первых домов остались только воспоминания, да и от замка только холм, даже до фундамента надо долго рыть.
Его поместье процветало. Он стал настолько добр, что отпустил крепостных на волю. Те не сбежали, а остались жить и работать на его полях. Весь доход с поместья делился пополам: половину брал он, а другую — отдавал рабочим.
— Так чем же был страшен этот человек?
— Не перебивай, а слушай, — рявкнул дед Петро, сам захваченный историей.
— Ну так вот, — продолжил дядя Ваня, — наступил счастливый день в его жизни, его темнокожая жена забеременела. Воитель решил достать для нее лучший в мире подарок и отправился за ним в Европу на самых быстрых конях.
Неблагодарные крестьяне воспользовались этим. Для них, дикарей необразованных, черная женщина, которая иногда появлялась на балконе замка, была не кем иной, как ведьмой. Ею пугали своих детей, поговаривая, что она колдует по ночам и наводит порчу на весь их скот. Да и барина, как они считали, она околдовала. И собравшись с силами, пока не было барина, они решили избавится от сей нечести.
Была темная ночь. Вооружившись вилами, сколоченными крестами из осинового дерева, и с запасами святой воды, они двинулись к замку. В замке были верные люди барина, но они были захвачены врасплох, связаны, а некоторые рьяные защитники даже убиты. Они ворвались в покои темнокожей девы и, увидав, что она в положении, замерли, не зная как быть. Бабка повитуха, которая тоже недолюбливала супругу барина, оклеветала её, якобы во чреве у нее ребенок от самого нечистого, и когда приходила проверять, увидела хвост и рога, а когда ребенок бьется — четко видно, что там не нога, а копыто.
Прямо перед замком на рассвете сложили огромный костер, и молодая жена с ребенком во чреве, была заживо сожжена.
Барин вернулся слишком поздно, костер уже догорел, но обугленное тело его возлюбленной продолжало тлеть. У костра была установлена большая надпись: «Сия ведьма, сожжена во имя и во славу святой церкви и непорочного Господа Иисуса Христа, с позволения отца Митрофана».
Вопль оглушил лес. Испуганные крестьяне забились в православную церквушку вместе с попом, который без устали бормотал молитвы.
Воитель ворвался в замок, увидел своих верных слуг мертвыми, озлобился еще больше — открыл сундук, в котором хранился его меч, выкованный из неведомой стали, легкий как перо и острый как зубы дракона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52