Как и дорогие апартаменты на верхнем этаже, как и машина. Я просто предмет, на который можно навесить меха и драгоценности.
Даже несмотря на драматизм положения, в котором мы находились, мне было приятно обнимать ее. Вообще-то она была неплохой девчонкой. И мне было жаль ее. Чтобы отвлечь ее от неприятных мыслей, я попытался занять ее разговором.
– Вы давно знаете Тода?
– Три года. С тех пор как прилетела в Лас-Вегас. Тогда он хотел сделать из меня "звезду" эстрады и записать меня на пластинки.
Что-то сейчас в ней было непривычным. Я попытался определить, в чем же здесь дело, и, наконец, понял, к своему удивлению, что она говорит без акцента.
– Как это получилось? – спросил я.
Она положила свою голову на мое плечо.
– Что получилось?
– Почему у вас внезапно пропал акцент?
Губы ее скривились в горькой усмешке.
– Ах, акцент! Это тоже относилось к комедии. Я никогда ею не была.
– Кем?
– Француженкой.
Над этим следовало призадуматься.
– Тод знает об этом? – осторожно спросил я.
Она замялась.
– Нет, думаю, что нет. – Она снова непроизвольно заговорила с акцентом, словно он стал ее привычкой, от которой трудно отвыкнуть. А потом с горечью добавила. – Он о многом не знает.
Я не хотел, чтобы она замолкла, и поэтому спросил:
– Например?
Ее ноги были холодны, как лед. Она подогнула их и попыталась прикрыть полами моей куртки. Хорошо, что я мужчина высокого роста, иначе она не смогла бы хоть немного прикрыться.
– Например? Ну, скажем, что я родилась на Десятой авеню в Нью-Йорке и что мое настоящее имя Глэдис Магвайр.
Это было интересно, но, казалось, не имело никакой связи с нашим теперешним положением.
– Во всяком случае, и я попался на вашу хитрость.
Ей было, по-видимому, приятно слышать мое признание.
– Многие на это попадались. Но я так долго пробыла во Франции, что французский язык стал для меня почти родным.
– Но если вы американка, то как вы попали во Францию? И почему вы выдаете себя за француженку?
Она пожала плечами.
– Все это относится к моей программе.
Сейчас самое лучшее было помолчать и просто послушать ее.
– Это началось еще много лет назад, когда я была ребенком и жила в Нью-Йорке, – начала она. – Вы знаете, как чувствует себя человек, когда он беден?
В возрасте пятнадцати лет я осталась круглой сиротой и должна была считать каждый доллар.
– Мое положение в юности было таким же. Мне это знакомо.
– Вот мне и пришлось искать работу. Меня приняли танцовщицей в третьеразрядный ночной клуб на Восьмой авеню. Чтобы получить эту работу, мне пришлось сказать управляющему, что мне уже восемнадцать лет. Он, разумеется, знал, что я не умела танцевать. – Она глубоко вздохнула. – Но чтобы меня снова не выбросили на улицу, я должна была быть милой к нему.
Я промолчал. Она глубоко затянулась сигаретой.
– Спустя год он решил, что пользоваться моими женскими прелестями ему одному невыгодно, и захотел, чтобы я иногда дарила милости его клиентам. Тогда я ушла из этого заведения и нашла работу в более солидном ресторане. К тому времени я уже научилась петь и танцевать. И там от меня больше ничего не требовали. Так продолжалось два года. А потом я получила место в гастролирующем шоу. И там я встретилась с Томми. Я удивленно спросил:
– С Томми-Тигром? Вы говорите о Мулдене? Значит, вы были знакомы с ним еще до встречи с Хаммером?
Она кивнула.
– Я знала Томми еще задолго до знакомства с Тодом. – Она горько улыбнулась. – И это уже была не игра. Во время наших гастролей в Омахе мы поженились. А через два месяца, после того как наша труппа была распущена и мы снова оказались в Нью-Йорке, на свет появился ребенок. Полтора года я жила как в сказке. У нас была маленькая квартирка, и мы оба были счастливы. Томми регулярно работал, а потом вдруг...
Я терпеливо ждал, пока она перестанет всхлипывать. Глубоко вздохнув, она заговорила снова.
– А потом ребенок умер, и между мной и Томми словно что-то порвалось. Он начал пить, пристрастился к наркотикам и начал обманывать меня с другими женщинами. Я ему отомстила – единственным способом, который смогла придумать.
Однажды ночью он вернулся домой и застал меня с другим. Он забрал свои вещи и исчез. Десять лет я его вообще не видела. А встретила его уже тогда, когда была содержанкой Тода и жила в Лос-Анджелесе.
– Все это очень интересно, но не объясняет псевдофранцузской биографии, – заметил я.
Ивонна внимательно посмотрела на меня.
– Приблизительно через полгода, после того как мы расстались с Томми, я познакомилась с другим человеком. С танцором. Мы с ним разучили несколько танцевальных номеров и выступали во многих маленьких барах в восточной части города. Наконец мы получили ангажемент на кругосветное турне, а потом разорились и очутились в Танжере. Мой партнер, чтобы как-то продержаться, продал все свои вещи и потребовал того же от меня. Я отказалась, и мы расстались. Потом один англичанин взял меня в Париж с собой. Но тот никак не мог решить, предпочитает ли он иметь дело со мной или с мужчинами, и я снова осталась одна. Тут как раз в "Фоли Бержер" потребовались девушки. Я прошла конкурс и была принята. Я работала там шесть лет. – Она сделала паузу. – В "Фоли Бержер" выступает много иностранок.
– Я знаю.
Она, казалось, меня не слышала.
– Мне нравятся французы. Поэтому я выучила французский язык и взяла себе другое имя. С тех пор я стала Ивонной Сен-Жан. – С сожалением она продолжала: – А потом один клуб из Лас-Вегаса – это было три года назад – вывез из Парижа группу девушек для стриптиза. Выбор пал и на меня, и я поехала в Америку. А потом организаторы клуба обанкротились, и я опять осталась без работы. Тод видел одно из моих выступлений и пообещал мне, что сделает из меня звезду эстрады, если я буду мила к нему. Я согласилась на его предложение, но люди не захотели покупать пластинок с моими записями. – Она снова вздохнула. – И вот я сейчас сижу здесь с вами.
В моей голове забрезжила идея.
– Тод знает что-либо о вас и Мулдене?
– Разумеется, нет, – решительно ответила она. Потом взглянула на меня, уже не очень уверенно. – Во всяком случае, думаю, что не знает.
– А где вы развелись с Мулденом?
Она криво усмехнулась.
– Дело в том, что мы вообще не разводились. Я думала, что он оформил развод, а он думал, что это сделала я. Насколько я понимаю, мы еще законные супруги. А почему вы спросили об этом?
Этот факт открывал интересные перспективы.
– Значит, находясь в моей конторе, вы солгали, объясняя свой интерес к Мулдену своей деловой необходимостью и его связью с Тодом?
– Да, солгала, – призналась она.
– Почему вы пришли именно ко мне?
– Кто-то рекомендовал мне вас, сказав, что вы очень ловки и решительны. – Она посмотрела на свои руки. – И жестки.
– Значит, мысль посетить меня исходила от вас?
– Да. Но сперва я поговорила об этом с Тодом.
– И уговорили его?
– Можно выразиться и так.
Один вопрос я должен был задать ей сейчас во что бы то ни стало.
– Значит, вы никогда не рассказывали Тоду, что находитесь в законном браке с одним из его служащих?
– Никогда.
– А мог бы он об этом узнать?
– Может быть... Но почему это вас интересует? К чему вы ведете, Джонни?
– Да я все вот раздумываю, а не прав ли действительно Амато. – Я попытался подобрать более подходящие слова. – Что, если Тод знал о вашем браке с Мулденом еще до смерти Мэй Арчер? Ведь он очень ревнив. Я испытал это на себе. Так вот, если предположить, что он нашел способ убить сразу двух мух хлопушкой или тромбоном? Если он поручил это сделать Вирджилу или Сэму? Убить Мэй Арчер и все подозрения направить на Мулдена. Этим он избавлялся от Мулдена и сбрасывал со своих пяток "Голливуд Миррор". А когда это удалось, он сделал следующий шаг.
– Какой?
– Он согласился нанять меня, но с самого начала собирался убрать меня с дороги, чтобы тем самым покончить с Амато.
– Но зачем ему это делать?
– По той же причине, по которой Амато собирается его сейчас купить. Чтобы получить контроль над фирмой Амато.
Когда Ивонна заговорила, в голосе ее не было прежней уверенности.
– На такую подлость, по-моему, не способен даже Тод.
– Если судить по его прошлому, то он на многое способен. Видимо, по этой же причине он и пообещал мне новую машину. Он твердо знал, что выполнять своего обещания ему не придется.
– Не знаю, – Ивонна заметно растерялась. – Теперь я не знаю, что и думать.
Я тоже этого не знал. Все это были лишь гипотезы и версии. А на самом деле все могло быть и по-другому. Уверен я был только в одном: мы должны исчезнуть отсюда до того, как вернется Амато.
Я поднялся и стал осматривать комнату. Через окно убежать было нельзя – доски были прибиты очень прочно. Пробиться через кордон трех вооруженных гангстеров тоже было практически невозможно. Я замедлил шаг и заглянул в щелочку двери. Все трое продолжали играть в покер, но начинали проявлять признаки беспокойства. Я оглядел спальню. Кроме кровати, в ней не было ни куска дерева, чем бы я мог воспользоваться в качестве дубинки.
А потом меня вдруг осенило, и я попросил Ивонну подняться с кровати. Она с удивлением повиновалась. А я приподнял матрац и сразу понял, что не ошибся, – старый пружинный подрамник кровати поддерживался четырьмя деревянными поперечными планками. Я немного растянул три планки, а четвертая, средняя, выпала почти сама собой. Я взвесил ее в руке. Она была достаточно тяжела.
Ивонна не поверила в успех предприятия.
– Разве вы сможете с одной палкой сражаться против трех людей с оружием в руках?
Я даже не удосужился ответить ей. В прошлом многим людям пришлось узнать на своей шкуре, на что способен решительный гаваец, вооруженный дубинкой, – это пришлось испытать на себе даже капитану Куку. Может быть, мне и повезет.
– Теперь снимите куртку и ложитесь на кровать.
Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего, но повиновалась.
Я подошел к двери и остановился, держа руку на выключателе.
– Как только я выключу свет, начинайте покачиваться на кровати так, чтобы заскрипели пружины.
Ее глаза превратились в щелочки, когда она поняла, что я задумал.
– Может быть, вам это и удастся, – прошептала она.
– Должно удастся. Это наш последний шанс.
С этими словами я выключил свет. Пружины кровати сразу начали концерт – медленно, ритмично и очень естественно.
Я мог хорошо видеть в освещенной комнате трех игроков. Им понадобилось какое-то время, чтобы заметить, что в нашей комнате темно. А потом Ник услышал скрип пружин. Он положил свои карты на стол и прислушался. Лицо его исказилось в свирепой гримасе. Он оттолкнул свой стул и поднялся.
– Смотри-ка, чем занялся этот гавайский выродок! – сказал он со злобой. – Марти запретил нам прикасаться к ней, а он посмел! Нет, такого не будет!
Он распахнул дверь дулом револьвера и попытался в темноте увидеть то, что происходит на кровати. Левой рукой он стал шарить по стене, ища выключатель. Наконец раздался щелчок, и зажегся свет.
Странные мы все-таки люди, мужчины. Стоит нам увидеть обнаженную женщину, как мы уже не можем оторвать от нее взгляд. А в этот момент на Ивонну стоило посмотреть – лежала она в такой позе, что соблазнительнее трудно было придумать.
Он смотрел на обнаженную Ивонну больше, чем можно было. В этот момент прямоугольная дубинка уже со свистом опускалась на его голову. Он с криком опустился на колени. После второго удара револьвер выпал на пол.
Под быстрыми шагами завибрировал дощатый пол. Проем двери заполнил собой Епископ. Он не стал вспоминать наказ Амато, что я ему нужен живым, – его собственная жизнь была для него важнее. Две пули впились в доски рядом с моей головой. Третья, словно горячая волна, ударила в плечо. Но я-то его видел полностью и с такого расстояния просто не мог промахнуться.
Он прижал руку к груди и мгновение смотрел на меня остекленевшими глазами. Потом рука его опустилась, и он, скользнув спиной по раме двери, съехал на пол и упал на ноги лежавшего без сознания Ника.
Третий гангстер стоял за ним. В первое мгновение он тоже хотел было принять участие в битве, но потом передумал и со всех ног помчался к запертой двери.
Пока он поворачивал ключ в замке, я легко мог бы его пристрелить, но я не хотел убивать – я хотел только сам остаться в живых.
Я встал на колени и хотел пойти вслед за ним к двери, но Ивонна удержала меня за плечо. Голос ее был тихим и доносился словно издалека: – Вы ранены, Джонни.
В ту же минуту я почувствовал, как ослабли мои колени, и Ивонна должна была напрячь все свои силы, чтобы усадить меня на кровать.
Она на минуту покинула меня, а потом появилась с бутылкой виски в руке, которую нашла в другой комнате. Сперва я подумал, что она хочет дать мне выпить, но она промыла виски рану. Потом своим разорванным платьем перетянула плечо, остановив кровотечение. Операция была примитивная, но рана действительно перестала кровоточить.
Теперь я почувствовал себя гораздо лучше и выпил остатки виски. Комната перестала кружиться над моей головой.
Пока она ухаживала за мной, она испачкалась моей кровью. Я попытался ладонью стереть кровь с ее обнаженного тела. Но не успела моя рука прикоснуться к ней, как Ивонна блаженно вздохнула. В ее серо-зеленых глазах я увидел страстное желание. Слова были не нужны. Наше возбуждение не имело ничего общего со страстью. Оба мы просто были охвачены первобытной животной тягой друг к другу. Я должен был взять это красивое тело и овладеть им, даже если мне придется поплатиться за это жизнью.
Я поцеловал ее в губы. Она с диким порывом ответила на мой поцелуй, а ногти ее впились в мое тело. С каким-то беспомощным стоном, словно раненая кошка, она откинулась назад, увлекая меня за собой.
Я овладел ею чуть ли не со звериным бешенством, мы оба лишь стонали и переваливались из стороны в сторону, и это было неудивительно. Мы были слишком близки к смерти, и жажда жизни неожиданно нашла выход в бешеном порыве.
Успокоившись, Ивонна несколько секунд молчала. Потом тихо промолвила:
– Не очень-то я горжусь собой.
– Я – тоже, – признался я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19