И тем не менее этот труп отличался от многих предшествующих. Этот труп шел на мой счет. В данный момент он еще шел по статье "непредумышленное убийство", но как только я сделаю попытку избавиться от него, никто уже больше не поверит мне, что убийство было действительно непредумышленное.
Поэтому я должен был спрятать его так надежно, чтобы его не смогли найти, хотя бы ради того, чтобы спасти свою собственную шкуру. Если его труп обнаружат, то обвинение уже будет совсем по другой статье.
Я переправил его в багажник "кадиллака" Корлисс и закрыл его. По ее предложению мы тщательно – чуть ли на четвереньках – осмотрели бунгало, проверяя, нет ли там каких-нибудь следов Волковича, которые мы могли бы оставить па невниманию.
– Первым делом я куплю завтра новый коврик, – сказала она.
Револьвер Волковича я нашел на полу и сунул его в карман. Потом я обнаружил несколько пятен крови, которая просочилась сквозь ковровую дорожку.
Корлисс поднялась.
– Ну, а что теперь, Швед? – нервно спросила она.
Я приказал ей обтереть стол, лампу и дверную ручку и вообще все, к чему он мог притрагиваться. А сам я тем временем промыл пол холодной водой.
К счастью, пол был выложен из каменных плит, которые к тому же еще были покрыты толстым слоем воска. Насколько я мог видеть, кровь нигде не просочилась в пол.
Когда я кончил с мытьем пола, я завернул тряпку в газету и сунул ее в тот же карман, в котором уже лежал револьвер Волковича.
Мои ботинки скрипели при ходьбе. Моя тяжелая форменная куртка была настолько мокрой, словно я проплыл в ней несколько миль.
Корлисс нервничала не меньше меня. Она дважды пыталась закрепить ремешок своих сандалий, но безуспешно. В конечном итоге это пришлось сделать мне. Она схватила меня за волосы.
– У тебя уже есть какая-нибудь идея, Швед? Насчет того, что мы с ним будем делать?
– Нет, – честно признался я. – Пока нет. Но до этого я должен знать, на каких исходных рубежах мы находимся.
– Что ты имеешь в виду под этим?
– Кто-нибудь видел, как он шел сюда?
Ее пальцы крепче вцепились в волосы.
– Нет... Во всяком случае, я не думаю этого.
Я поднялся и взял ее за плечи.
– Ты должна быть уверена в этом на все сто процентов!
– Я уверена. Я услышала стук в дверь минут через десять после того, как ушел Уэлли. Я думала, что это он вернулся, поэтому и подошла к двери, чтобы открыть ее. – Лицо ее исказилось, и я понял, что она вот-вот закричит: – А потом он взял...
Я сильно встряхнул ее так, что голова ее затряслась, как у тряпочной куклы.
– Перестань! Все уже позади! Он мертв! Не думай больше об этом!
– Я попытаюсь, Швед, честное слово!
– Когда он пришел?
– Приблизительно в половине третьего.
– Бар был еще открыт?
– Бар должен быть закрыт уже в два часа. Мэмми всегда строго следит за этим. Она не любит стоять за стойкой.
– Как ее фамилия?
– Мик. Она у меня нечто вроде экономки. А ее муж – садовник.
– Это тот маленький человечек в джинсах и сером пуловере?
– Да, похоже... Но почему ты заинтересовался ими?
– Я просто пытаюсь взвесить все возможности. Мэмми сегодня ночью работала в баре. Волкович тоже был там. Не мог ли он сказать ей, что он собирается навестить тебя?
Корлисс покачала головой.
– Нет. Я была с Джерри только один раз. И для Мэмми это такой же клиент, как и все, не больше.
Я вынул из шкафа ее верблюжье манто и вывел ее из бунгало к машине. После этого я аккуратно и почти без шума вывел машину со стоянки и направился в сторону шоссе 101, взвешивая в уме одну довольно рискованную идею.
Так я проехал миль пять. За это время ни один из нас не произнес ни слова, а я следил только за одним: как бы не превысить дозволенную скорость. Внезапно мне пришла в голову мысль, которая должна была прийти мне в голову раньше. Я сильно нажал на тормоз – так сильно, что в нас чуть не врезался ехавший за нами грузовик.
Корлисс схватила меня за руку.
– В чем дело?
– Его машина! – сказал я. – Ведь наверняка он пришел в бар не пешком! Значит, где-то поблизости должна быть его машина...
Казалось, что страх полностью парализовал ее рассудок.
– Где поблизости?
– Где-то в районе "Пурпурного попугая", – чуть не выкрикнул я ей в лицо со злобой и, развернув машину, круто и быстро помчался обратно, проклиная в душе весь ночной дизельный транспорт, шедший в сторону Лос-Анджелеса. Шофера этих машин то и дело слепили меня своими фарами, не говоря уже о том, что мне все время приходилось слышать их гудки, похожие на кваканье.
Перед темным баром стояли две машины. Одна из них, как мне объяснила Корлисс, старенький "форд", принадлежал Уэлли. В другой машине, сером "бьюике", в замке зажигания торчал ключ. Розовые водительские права, выданные на имя Джерольда Волковича, красовались на щитке водителя.
Я прислонился к "бьюику" и закурил сигарету. Прислушиваясь к стрекоту цикат, я медленно обдумывал в своей голове план. Потом, за короткий промежуток тишины, между двумя проехавшими мимо грузовиками, я выволок Волковича из багажника. Светлую ковровую дорожку я свернул и положил обратно в "кадиллак", с расчетом позднее избавиться от нее. Я разбил ему левую часть лица. Правая же выглядела совсем не так плохо. Если я надену ему набекрень шляпу, то его могут принять просто за пьяного. Поэтому я усадил его на переднее сиденье "бьюика" и надвинул ему шляпу на глаза.
Корлисс молча наблюдала за мной. Грудь ее быстро поднималась и опускалась, что свидетельствовало о волнении.
Когда я усадил его так, как мне нравилось, я сделал ей знак сесть за руль "кадиллака".
– Все время следуй за мной!
– Куда? – тихо спросила она.
– К той дороге, на которую мы свернули и которая ведет к побережью.
Она провела пальцами по моему лицу.
– Тебе лучше знать, Швед.
Я сел за руль и проделал тот же путь, который мы недавно проехали. На этот раз я был еще осторожнее и ехал медленнее, внимательно следя за дорожными знаками. У меня не было никакого желания быть остановленным за превышение скорости или за какое-нибудь другое мелкое нарушение правил движения. Имея такой груз, это было очень опасно.
На шоссе не было почти никакого движения. Лишь грузовики иногда проскакивали в разные стороны. Попались и несколько рано вставших рыбаков.
Вскоре мы уже приблизились к дороге, ведущей на побережье, и я еще замедлил скорость. Когда мы добрались до этой дороги, я выключил фары. Надо было надеяться, что Корлисс последует моему примеру. Я хотел воспрепятствовать тому, чтобы какая-нибудь патрульная машина обратила на нее внимание. По крайней мере, до тех пор пока мы не избавимся от Волковича.
Здесь туман был более плотный. Я медленно подъехал к утесу, у которого мы уже останавливались с Корлисс и на котором росли несколько покосившихся от ветра деревьев. Тогда я решил, что достиг нужной точки, и затормозил. После этого я вышел из машины и подошел к краю утеса. Скала возвышалась над уровнем моря ярдов на шестьдесят.
Я нагнулся над краем. Да, скала была практически вертикальной, как она у меня и запечатлелась в памяти. А внизу бились с пеной волны, обрушиваясь на скалу.
Холодная как лед рука дотронулась до моей. Я вздрогнул. Это была Корлисс. Она тоже выключила фары, как я и надеялся. Ее машина стояла почти непосредственно позади "бьюика".
Хотя здесь никто не мог ее услышать, она заговорила шепотом, и ее уносимые ветром слова были едва слышны.
– Что ты собираешься делать, Швед?
– Ничего, – ответил я. – Но вот Волкович в эту ночь так здорово напился в твоем баре, что, ведя машину, слетел со скалы.
Корлисс порывисто поцеловала меня, и ногти ее впились в мою спину.
– А что мне делать, Швед?
– Держись просто подальше от скалы.
– Но я хочу тебе помочь, – запротестовала она.
– Тогда встань в нескольких ярдах от обрыва. Ты будешь для меня маяком. Как только я доеду до тебя на "бьюике", я выпрыгну из него.
Она сняла пальто и встала на то место, которое я ей указал. Потом я побрел обратно к "бьюику".
Голова Волковича все еще лежала на спинке сиденья. У меня вырвалось ругательство, когда я вытащил из кармана тряпку, завернутую в газету. Выбросив газету, я вытер тряпкой рулевое колесо. Когда я уже был уверен, что на руле не осталось моих отпечатков, я передвинул уже начинающее остывать тело на левую сторону, за руль, положив на него скрюченные пальцы.
Туман стал еще более плотным. Теперь он стоял между мной и обрывом, словно белая стена. Лишь бы вовремя заметить Корлисс, чтобы успеть спрыгнуть, подумал я. Удостоверившись, что в машине все в порядке, я отпустил тормоз, включил зажигание и нажал на педаль.
Мотор работал на холостом ходу отлично. Но когда я хотел отрегулировать подачу бензина, я обнаружил, что рычаг регулировки находится в другом месте. Я разрешил проблему, нажав с такой силой на правую ногу Волковича, что он, как только я надавил на его левое плечо, сам должен был нажать на педаль.
Спина болела, когда я все это проделал. Мне очень хотелось курить, и мне очень хотелось быть не здесь, а где-нибудь в другом месте. Но я тем не менее должен был довести дело до конца.
Я открыл левую дверцу так, что она держалась теперь на одном крючке. После этого я поставил левую ногу на подножку, а правой нажал на сцепление. Я включил фары и вторую скорость.
Машина рванулась вперед, как испуганный дельфин, завидев акулу. Я поддерживал Волковича своей левой рукой, а как только завидел Корлисс, оттолкнулся от машины и все равно чуть не свалился в пропасть.
Какое-то мгновенье я катился по земле, тщетно пытаясь остановиться, а потом почувствовал, как меня схватили чьи-то руки. В ту же минуту машина взвилась над пропастью, сверкнув над морем своими фарами, и полетела вместе с Волковичем в белые буруны.
Я лежал в полном изнеможении на самом краю пропасти и тяжело дышал. Корлисс лежала почти рядом. Когда она пыталась удержать меня от падения со скалы, платье соскользнуло с одного из ее плеч, и, когда я взглянул на нее, она как раз была занята тем, чтобы поправить платье. В этот момент она выглядела приблизительно такой же, как в момент, когда она появилась в моем бунгало после того, как ее изнасиловал Волкович.
Она схватила меня за руку.
– Сними с меня платье, Швед, – попросила она, – помоги мне, пожалуйста.
Ее платье снималось без малейшего труда, а остатки одежды она быстро скинула сама, без моей помощи. После этого ее руки начали лихорадочно стаскивать с меня рубашку и галстук. В следующий момент тела наши уже сплелись в свете луны, губы жадно искали мои. Тело ее пылало.
Она взяла мою голову обеими руками.
– Они его никогда не найдут, не правда ли, Швед?
Я поцеловал ее в глаза.
– Надеюсь, что нет...
Она еще теснее прильнула ко мне.
– Они не должны его найти... не должны. Во всяком случае – в ближайшее время. Это было так несправедливо... – При этом она гладила мои плечи и спину. – С тобой я могу чувствовать себя уверенной, не так ли, Швед?
Я покрыл ее щеки, волосы и губы жгучими поцелуями.
– Конечно, дорогая...
– Ты меня любишь?
Я немного приподнял голову, чтобы мог видеть ее глаза.
– Очень...
Глаза Корлисс словно буравили меня.
– Я тоже тебя люблю, Швед. Скажи мне, что ты меня любишь...
– Я люблю тебя...
– Тогда докажи это... – тяжело дыша, сказала она. – Докажи, что ты меня любишь.
Я уже давно желал овладеть этим прекрасным и страстным телом, которое так волновало меня, и я не заставил себя просить. Я овладел ею страстно и исступленно, прямо на твердой скалистой земле, чувствуя во всем теле такое блаженство, какое еще не испытывал никогда в жизни...
Когда я наконец кончил и приподнялся на локтях, жадно ловя ртом воздух, Корлисс все еще неподвижно лежала, освещенная лунным светом. Волосы были разбросаны и были похожи на золотистую подушку, а туман парил над ней, словно прозрачное покрывало. Будущая миссис Нельсон, подумал я, и в этот миг мне захотелось, чтобы она не была так бесстыдно раздета.
Ветер с моря внезапно посвежел. Я почувствовал боль на своих губах, а шум волн оттуда, где на дне покоился "бьюик", казался глухим и таинственным, словно исходил из мрачного темного туннеля.
Мне словно что-то сдавило горло. Не знаю почему, но мне вдруг показалось, что меня только что изнасиловали.

8

На обратном пути к мотелю мы оба молчали. Я подвел зеленый "кадиллак" к площадке для машин перед ее бунгало. Мы оставались сидеть в темноте – все еще не сказав друг другу ни слова. А потом она очутилась в моих объятиях.
– Я так люблю тебя, Швед, – прошептала она.
– Я тебя – тоже, Корлисс.
Она поцеловала меня – без всякой страсти.
– И все остается так, как мы и решили? Мы сегодня поженимся?
– Да, сегодня днем, – подтвердил я.
– А где?
– В Лос-Анджелесе или Сан-Диего. Где тебе больше понравится.
Она на мгновение задумалась.
– Думаю, что лучше в Лос-Анджелесе.
– Ничего не имею против.
Она вынула ключи из сумочки и открыла дверцу машины.
– До этого все будет в порядке? – озабоченно спросил я.
– Да... Думаю, что да.
Она повернулась и поцеловала меня еще раз, на этот раз более страстно.
– Большое спасибо, Швед, – сказала она просто. Потом запахнула пальто, чтобы спрятать под ним свое разорванное платье, открыла дверь своего бунгало и мягко закрыла ее за собой.
Я выждал, пока в ее бунгало не вспыхнул свет, а потом прошел рядом в третий номер. Заснул я уже тогда, когда начало рассветать.
Но спал я недолго. Где-то часов в семь меня уже разбудил шум голосов и стук дверей бунгало и гаража.
Я бы с удовольствием поспал бы еще немного. Во рту у меня был кисловатый привкус, кроме того, мне очень хотелось выпить кофе. В ресторанной кухне горел свет, но сам ресторан и бар были темными.
Чтобы убить время, я побрился и принял душ. Удар в дверь заставил меня вздрогнуть. Мои нервы еще не пришли в норму, и я чуть не порезался при бритье.
Отложив бритву в сторону, я посмотрел в окно. Судя по всему, в суточную оплату за бунгало, составлявшую восемь долларов, входила и утренняя газета. Какой-то странный тип в голубых джинсах и сером пуловере разносил "Лос-Анджелес Таймс".
Я прижал свой номер газеты к стенке и пробежал глазами первую страницу, заканчивая бритье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19