Сходя с ума от горя и желая во что бы то ни стало доказать невиновность неверной жены, вина которой была совершенно очевидна...»
Весь столбец был в таком же духе. Я бросил эту газету и взял другую. На меня нападали все. Все, кроме Або Фитцела. После нашего с ним короткого разговора он, видимо, уверился в моей невиновности. Або обращал внимание на многие детали. На меня непохоже, чтобы я мог напасть на человека без сознания. Еще не получены результаты анализа, но, вне всякого сомнения, Симон был без сознания, мертвецки пьяный или усыпленный наркотиками, в противном случае соседи услышали бы крики. Затем Або перешел к Пат. Он сообщил, что хорошо знаком с миссис Стен, часто бывал у нас в гостях вместе со своей женой, и что чем больше он думает, тем меньше верит в ее виновность, и особенно в ее измену мужу.
Если бы Або был здесь, я бросился бы к нему на шею.
Я снова перечитал его статью. Она была довольно краткой. В ней трудно было за что-нибудь зацепиться. Все это были лишь предположения и догадки, но, во всяком случае, он встал на мою защиту. Я сказал ему о Реге Хоплоне, и, хорошо зная Або, я понимал, он сам захочет в этом удостовериться. Вполне возможно, что именно в этот момент он изучает этот вопрос. А у этого парня знакомств и контактов больше, чем у пятидесяти фликов вместе взятых.
Но, к сожалению, Або единственный человек во всем Манхэттене, который выступил в мою защиту. Как раз под его статьей какой-то прохвост-репортер написал про интервью, которое он взял у Гретхен, запертой мною в ванной комнате. Не было ничего удивительного в том, что она наврала с три короба. Профессиональная лгунья! Она ожидала своего мужа, когда я ворвался в ее комнату. Остальное передавалось ее словами:
"Этот человек вошел в мою комнату, когда я спала.
Сперва я подумала, что это Ганс. Потом я увидела, что это не он, и мне стало страшно, когда я услышала шум внизу. Я слышала как кто-то сказал, что там лежит убитый. Я посмотрела на мужчину, стоявшего у моей двери, и, указав на него пальцем, сказала: «Там внизу полиция. Вы – убийца».
Тогда он наставил на меня револьвер и сказал: «Совершенно верно, это так».
...После этого, желая устроить себе неплохую рекламу, она рассказала, как я хотел оглушить ее, но она, благодаря своей физической силе и ловкости, взяла надо мною верх, что вынудило меня спасаться через окно. Репортер даже не удосужился спросить у нее, как это получилось, что полиция обнаружила ее связанной и запертой. Была помещена даже фотография ее пеньюара, но без содержимого.
Надеюсь, что Пат не видела этой газеты.
Неожиданно я вспомнил о Мире, и меня чуть не стошнило сандвичами. У меня было только одно оправдание: это не я захотел ее. Это она меня изнасиловала. И проделала это отлично – у нее была техника профессиональной проститутки. Я хватил еще порцию бурбона, спрашивая себя, чем она занимается в то время, когда не работает.
Не считая благожелательной заметки Або, единственное, что вызвало у меня интерес в газетах, это описание разговора с жильцами, квартира которых расположена этажом ниже квартиры Кери. Я прочитал три раза подряд, что там было написано. Весьма и весьма интересно!
"Чарлз Свенсон, страховой агент в отставке, и миссис Свенсон, пожилые люди, живущие этажом ниже квартиры жертвы, вновь подтвердили свое первоначальное заявление о том, что миссис Стен и была той молодой женщиной с рыжими волосами, которую они неоднократно видели поднимающейся к квартире жертвы. Продолжая упорно утверждать это, миссис Свенсон заявила: «Сначала мой муж и я думали, что, может быть, мы видели какую-нибудь другую женщину, похожую на миссис Стен, с такими же волосами и походкой...»
Мысль, уже вполне оформившаяся, впилась в мою голову. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой... Все великолепно вписывается в один ряд с поведением Свенсона в комиссариате. А до того старый прохвост ухватился за возможность увидеть голую женщину. И жена его не лучше, чем он.
«Я очень огорчена, но это действительно та молодая женщина, – сказала она тогда без всяких колебаний. – Я отлично запомнила эту родинку».
И этот трюк – с угощением кофе и пирожками флика, дежурившего у комнаты Кери... Эти Свенсоны действительно изо всех сил старались быть в курсе дела. Но почему?
Моя мысль постепенно приобрела плоть и кровь. Когда я спросил Пат, что она сделала со своим зеленым платьем, она ответила: «Я его отдала. Да, теперь я вспомнила. Кто-то позвонил и сказал, что они собирают вещи для Армии Спасения. И я отдала это платье и еще некоторые вещи, которые почти не носила».
Я спросил ее, не была ли это мисс Белл?
«Нет, – ответила Пат. – Я совершенно уверена, что это была не она. Это была очень приятная старая дама с седыми волосами».
Телефонная кабинка находилась в темном коридоре. Я на-шел монету, обвязал вокруг бедер полотенце и направился туда босиком. Я набрал телефон Фитцела.
Чирли сняла трубку почти сразу.
– Миссис Фитцел слушает.
– Чирли, это Герман.
– Как хорошо, что вы позвонили! – воскликнула она. – Я рада, что вы так приняли сторону Пат, Герман. Тот грязный тип другого и не заслуживал. Он, безусловно, напичкал ее наркотиками. Совершенно невозможно, чтобы Пат могла пойти на что-нибудь подобное.
– А почему вы так думаете, Чирли?
– Но ведь вы для нее Господь Бог, Герман. Она была так счастлива с вами! Поверьте мне, ведь я ее подруга. Женщины всегда очень много рассказывают друг другу, если они так дружны, как мы с Пат. И у нее никогда в жизни не было другого мужчины, кроме вас.
У меня до такой степени сдавило горло, что я с трудом мог дышать.
– Я вас обожаю, Чирли. И если мне удастся выкарабкаться из этой ямы, ждите от меня корзину цветов. Кстати, муж дома?
– Его нет. Кажется, он занимается делом, которое вы ему поручили. Это относительно Рега Хоплона.
Впервые за многие часы я ощутил себя почти здоровым.
– Отлично! Если Або позвонит вам, Чирли...
– Что?
– Скажете ему, чтобы он все хорошенько разузнал о Свенсонах. О соседях Кери. У меня очень странная мысль. Попросите Або выяснить в полиции нравов, не числится ли за ними что-нибудь предосудительное.
– Я все ему передам, как только он позвонит.
Я вернулся в свою кабину и постарался припомнить все, что мне было известно о прошлом Пат. Этого было очень мало. Ее прадед, Даниэль Эган, поселился в Бруклине сразу после войны штатов. Тогда у него было немало земель, он был заметной фигурой в Нью-Йорке, но потом запил и почти все спустил. Пат часто мне говорила: «Если бы дед занимался делом, а не бегал за юбками, у Эганов и теперь были бы деньги». Но все повернулось иначе. И у отца Пат почти ничего не осталось.
Ее мать, закончив в Денвере колледж, приехала в Нью-Йорк и поселилась в Бруклине. Из родственников со стороны матери у Пат была только кузина, дочь сестры ее матери. Пат никогда ее не видела, но на Рождество они обменивались письмами и поздравлениями. Звали ее Ирис, она была примерно того же возраста, что и Пат.
Я обнаружил, что снова вспотел, и вытер лицо бельем. Оказывается, о прошлом Пат я знал не так уж и мало. Она говорила мне, что очень похожа на свою мать, за исключением цвета волос – его она унаследовала с отцовской стороны. Ее мать была блондинка.
Я еще раз глотнул виски. Отец Пат разорился во время большого кризиса в 29-м году, когда ей было четыре года. Два года спустя ее отец и мать погибли в авиационной катастрофе. Друзья семьи поместили ее в интернат, где она воспитывалась за счет государства. Хотя это и не совсем так. Директор интерната, старый бука, которого она называла плешивым Парком, заставлял ее работать. И в шестнадцать лет она убежала. Одна девушка, которую она знала по интернату, нашла ей работу. И в этот момент на сцене появился я.
Я оделся, так как не собирался провести тут остаток своей жизни. Меня искали всюду. Вот-вот они должны были появиться и у Хими – это был лишь вопрос времени.
Надев рубашку и пиджак, я завязал галстук. Пока мои товарищи еще не наложили на меня лапы, мне необходимо было увидеть старого плешивого Парка и просмотреть все документы, которые сохранились у него о Пат и ее родственниках.
Засунув револьвер в кобуру, я раздвинул портьеру как раз в тот момент, когда неожиданно прибежал Хими. Объяснений не требовалось: все было ясно и так. Греди развил бурную деятельность. Полиция хотела видеть Хими.
– Убегайте через задний ход, Герман, – прошептал он сквозь зубы. Быстрей. Два типа уже вошли в дом. И я почему-то уверен, что явились они сюда не для мытья.
Глава 15
Интернат для сирот – большое здание из красного кирпича, выходящее фасадом на улицу. Пат много раз показывала его мне, когда мы проезжали мимо на машине.
«Только посмотрю на него, и у меня дрожь пробегает по коже, – сказала она мне однажды. – А что касается старого плешака... лучше о нем не говорить. Мне просто повезло, что я вовремя и так удачно спаслась от его опеки».
В розовом свете зари этот дом выглядел вполне прилично. Обыкновенный дом, как и многие другие. Пока я смотрел на него, прозвенел звонок, и в окнах первого этажа зажегся свет. Я отошел от дерева, за которым прятался, перешел лужайку и обошел дом.
Дверь в котельную была заперта на ключ, но рядом с ней находилось полуоткрытое окно. Я проскользнул через него и очутился на бетонном полу. Здесь все пахло сиротским приютом: грязь на столах и остатки еды. Для большинства все это безразлично, но ведь речь идет о сиротах! Им дают то, что подешевле. И никогда не забывают предупредить, что если кто-нибудь пожалуется приходящему с инспекцией чиновнику, то будет наказан.
Пат рассказывала мне и об этом. И об удовольствии, которое получал старый плешивец, разглядывая старших девочек, когда они мылись в бане. Я нашел лестницу и поднялся по ней. Длинный коридор походил на госпитальный: он был плохо освещен и имел грустный вид. Когда я закрывал дверь на лестницу, то увидел девочку лет пятнадцати, которая спускалась со второго этажа, доплетая на ходу косу.
Я спросил ее, где можно найти мистера Парка. Она посмотрела в сторону вестибюля, пересекла холл и исчезла за одной из дверей. Я смотрел ей вслед. В этот момент снова раздался звон колокола, и неясное бормотание на первом этаже стихло. Теперь я понял, что говорила мне Пат. Быть воспитанником этого заведения – все равно что находиться в тюрьме. Встают они по колоколу, замолкают при звуке следующего колокола, начинают молиться после третьего... И так все дни, однообразные и серые...
Я тоже пересек холл, дошел до двери, на которой была прибита дощечка с надписью:
"Мистер Ивер Парк
ДИРЕКТОР"
Я открыл дверь и вошел. За дверью находилось бюро, покрытое зеленым сукном, и около дюжины венских кресел. Здесь никого не было, но, судя по тому, что мне говорила Пат, комната Парка размещалась рядом с кабинетом.
В каждой стене было по двери. Я открыл одну из них и обнаружил что-то вроде зала заседаний с длинным столом посередине. Закрыв дверь, я принялся рассматривать металлические полки с ящичками возле стены. Ящички были расположены по алфавиту. Если документы на Патрицию Эган сохранились, то они должны находиться в ящичке на букву "Э". Я нашел соответствующий ящик и попытался открыть его, но он был заперт.
Пройдя через комнату, я прислушался возле двери напротив. Оттуда доносился характерный звук бритвы, скользящей по подбородку. Я открыл дверь и вошел в комнату: это была спальня. В ее глубине, в ванной комнате, плешивый мужчина, возраст которого подходил к шестидесяти, подбривал бороду. Я впервые увидел Парка, и с первого же взгляда он стал мне несимпатичен. Впечатление оказалось взаимным. Он испугался и порезал себе подбородок. Парк опустил бритву и возмущенно проверещал:
– Я не знаю, кто вы, но прошу вас немедленно покинуть помещение!
Я спокойно закрыл дверь позади себя.
– Вы мистер Парк?
В это время он прикладывал губку к порезанному месту.
– Да, а вы кто такой?
– Герман Стен. Муж Патриции Эган.
Мое имя как будто ничего особенного ему не говорило.
– А кто это?
– Патриция Эган.
Парк вновь занялся своим подбородком.
– Ах да, Патриция Эган! – На его лице было так мало растительности, что я с трудом удерживался от того, чтобы не выхватить у него бритву и не покончить таким образом с его бритьем. – Это та девица, которая не оценила того, что для нее сделали. Та девица, которая удрала от нас десять лет назад. Это та, о которой пишут во всех газетах, что она прикончила своего любовника.
Он бросил на меня взгляд поверх бритвы и спросил:
– Как вы сказали вас зовут?
– Стен, Герман Стен.
Парк неожиданно засуетился. Он молниеносно сложил бритву и сунул ее в карман.
– Господи! Выходит, вы бывший детектив, который убил вчера человека? Да? Вы действительно подходящая пара для Пат!
Он прополоскал губку, которой протирал свой порез, и снял ею мыло с лица.
– И что вам от меня надо, Стен?
Под плешивым черепом находились розовые щеки и глупое лицо. Чтобы разговор пошел поживее, мне пришлось вытащить из кобуры свой револьвер.
– Мне нужны кой-какие сведения.
– О чем?
– Для начала о Реге Хоплоне. По моему мнению, именно он организовал этот удар и финансировал его. Вероятно, он приходил к вам, чтобы получить информацию о Пат. А так как вы грязный негодяй и тому же жадный до безумия, то наверняка выговорили себе недурной кусок пирога.
– Вы сошли с ума!
Я приблизился к нему и закатил хорошую пощечину, ощутив при этом настоящее удовольствие.
– Нет, я не сумасшедший. Ты у меня заговоришь, сукин сын! Что именно Хоплон хотел узнать о Пат? Говори, пока есть чем говорить, иначе я отрежу тебе язык и заставлю проглотить его!
Лицо Парка все больше розовело, и он все больше походил на поросенка с двумя маленькими отверстиями вместо глаз. Но он продолжал упорствовать!
– Я не понимаю, о чем вы говорите!
Я переложил револьвер из правой руки в левую и сжал кулак.
– Придется освежить твою память...
Он стал совсем маленьким и прижался к стене. Я уже размахнулся, чтобы от души врезать ему, но вдруг он резко повернулся на каблуках: дверь в комнату отворилась и на пороге возникла Мира, очень светлая и красивая, вместе с Регом Хоплоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18