Не обращая внимания на протесты своих подчиненных и местной национальной гвардии, в один голос утверждавших, что ситуация слишком опасна, Нобуру вышел на улицу, где уже начинало темнеть. Он хотел увидеть все своими глазами.
— Что они говорят? — требовательно спросил он у своих охранников, когда они, уже не обращая внимания на опасность, решительно шли по улице и вдыхали отвратительный запах отравленного воздуха. — Что значат эти слова?
Все вокруг было в дымке. Люди, знавшие местный язык, стыдливо отводили глаза.
— Что это значит? — настойчиво спросил Нобуру. — Что они скандируют?
Офицер национальной гвардии, отвечающий за безопасность, посмотрел на Нобуру, как непослушный ребенок, которого поймали за шалостью.
— Они кричат «Смерть Японии».
Смерть Японии. О да. Смерть. Смерть Японии.
Он не думал, что все произойдет так быстро. Но он так часто ошибался. Смерть Японии.
Неужели они не чувствовали этого? Как они могли быть настолько самонадеянными? Неужели они этого не понимали? Наступает конец, независимо от того, есть «Скрэмблеры» или нет.
Смерть Японии. Толпа не говорила человеческим голосом. Выражаемые толпой чувства не имели ничего общего с разумным сознанием отдельного человека. Каждый человек становился частью этой огромной массы, поведение которой нельзя объяснить никакими словами. Толпа превращалась в единый организм, огромный, глухой и слепой. Ни одна из ее частичек не могла ничего изменить. Никакая логика не действовала на них, как будто всесильный Бог закрывал им уши. Толпа буйствовала, не ведая страха.
Нобуру представил себе, какими бесстрастными словами офицеры штаба в Токио попытались бы остановить толпу.
— Пожалуйста, — молил Нобуру местный офицер, — не подходите ближе.
Нобуру шел к большим железным воротам, отделявшим толпу от территории штаба.
— Господин генерал, пожалуйста, не ходите туда.
Нобуру продолжал идти. Освещаемый последними лучами заходящего солнца. Его притягивал голос толпы, как будто он слышал голос женщины, произносящей в темноте его имя.
— Пожалуйста.
Здание штаба имело форму буквы T. Короткие боковые стороны образовывали в середине двор, выходящий на более широкое пространство, используемое как стоянка для военных машин и как площадка для проведения парадов. Из-за трудностей военного времени она сейчас пустовала. За вымощенным камнем и зацементированным пространством поднималась стена, окружающая всю территорию штаба по периметру. Стена была выше человеческого роста, а сверху была укреплена проволочная спираль, связывающая дозорные башни, из которых автоматические орудия молчаливо наблюдали за находящейся за воротами толпой.
Нобуру направился прямо к центральным воротам. Огромные железные двери с частично погнутыми или поломанными пиками наверху были сейчас закрыты. У Нобуру не было четкого плана действий. Ему просто хотелось своими собственными глазами увидеть начало конца.
Свет заката казался мягче под покровом стены. Люди в толпе кричали, как бы прося его поторопиться.
Офицер службы безопасности схватил Нобуру и потянул его за рукав, умоляя вернуться.
Они оба остановились.
Прямо у них перед глазами люди начали взлетать в воздух, как будто у них были невидимые крылья.
Несколько первых человек поднялись в воздух недостаточно высоко, и их тела зацепились за проволочную спираль и повисли на ней без движения. Один взлетел высоко в небо, и было страшно смотреть, как он упал на пики ворот, и его тело проткнуло насквозь так быстро, что он не успел издать ни единого звука.
Нобуру был в недоумении. Что это? Какая-то новая загадка Востока?
В течение нескольких секунд около полдюжины человек из скандирующей толпы попали в западню проволочной спирали, стараясь взлететь над стеной и пробраться на окруженную стеной территорию, где находился Нобуру. Они принимали свои муки с удивительным мужеством. Безмолвно запутываясь в острой, как бритва, проволоке, люди распластывались на гребне стены. Они даже не вздрагивали, когда проволока впивалась им в шею или голову. Казалось, что они совершенно не чувствуют боли.
Они взлетали в воздух и, не долетев, опускались на стену, чтобы принять муки. Человек, насаженный на пику ворот, не издал ни единого звука.
Все большее и большее число странных ангелов взлетало из толпы. Нобуру не понимал этих акробатических упражнений. В его памяти всплывали кадры из документальных фильмов о событиях последнего десятилетия. Мусульманские фанатики, истязающие себя во имя Аллаха.
Восстания, революции, горящие города. Арабские ночи и ужасные дни. Постоянные призывы к кровопролитию. Он знал, что вначале азербайджанцы призывали к убийству армян, затем к убийству русских. Еще раньше их братья по крови на юге кричали «Смерть американцам».
Сейчас же они кричали «Смерть Японии». И он знал давно, что так должно быть.
«О людская гордыня», — думал он, и его сердце наполнялось жалостью к своему народу.
Наконец, один из фанатиков взлетел над воротами. Он пролетел дугой над своим пронзенным собратом и, извиваясь в полете, с глухим стуком упал всего в нескольких метрах от Нобуру и единственного оставшегося охранника.
Охранник держал пистолет наготове. Он бросился к незваному гостю, выкрикивая приказания.
Человек не двигался.
Вдруг охранник отпрянул от тела человека.
Это было неестественное движение, оно напомнило Нобуру кошку, которая вдруг остановилась и, чувствуя опасность, отвернула морду.
Охранник повернулся и пронесся мимо Нобуру, не обращая на него никакого внимания.
Человек что-то невнятно бормотал, но Нобуру смог различить только одно слово: «Чума».
Нобуру продолжал идти вперед, пока чуть не коснулся тела носками ботинок. Оба человека пристально смотрели друг на друга. Мертвый житель Баку смотрел вверх на безукоризненного японского генерала, а генерал, застыв от любопытства, смотрел вниз на этого человека.
Болезнь Рансимана. В этом не было сомнения. Мраморно-белая, лишенная красок кожа.
В глазах выражение боли, не исчезающее даже после смерти. Труп лежал, раскинувшись на земле.
Подняв глаза и посмотрев на трупы, вытянувшиеся вдоль проволоки, Нобуру подумал, что надо, чтобы начальники в Токио увидели все это. Они там, в Токио, ожидают благодарности, соблюдения договоров, законности, получения процентов от капиталовложений. В Токио считают, что мир разумен.
Еще одно тело перелетело через стену и с треском упало на землю. Они там, в Токио, ожидали благодарности. И они ее получили.
Небесные подарки летали в воздухе этой страны. Народ щедро отдавал своих мертвецов.
Вот такие великолепные подарки. Нобуру очень бы хотелось завернуть хотя бы одно из этих тел и отослать его в Генеральный штаб в Токио.
Нобуру опять вспомнил о трупе, лежащем у его ног. «Тебе повезло, — сказал он мертвецу. — Ты был одним из наших друзей. Если бы ты был одним из врагов Японии, если бы ты прожил свою жизнь в городе Орске или же был одним из тех американских военных, то твои страдания бы только начинались».
Толпа за стеной издала такой пронзительный вопль, сила которого была подобна силе шторма, спрессованной во времени. Этот вопль пронзил все тело Нобуру. Он не мог описать этот вопль с помощью известных ему слов, так как не существует обычных слов, способных описать то, что чувствует человеческое сердце.
«Мы хуже любых животных», — подумал Нобуру. Он нагнулся и закрыл мертвые глаза человека.
Он повернулся и пошел по парадной площади к небольшой группе офицеров, с ужасом ожидающих его.
— Все в порядке, — уверил их Нобуру, — я своевременно сделал прививки. Токио побеспокоилось обо всем.
Он отдал приказ открывать огонь только в том случае, если будет предпринята попытка ворваться на территорию штаба. После этого он не оглядывался, но продолжал все видеть. Воин из сна все знал. Мстительные лица мертвецов, жители Орска, дрожащие от непонимания происходящего, видение, приходящее к Нобуру даже тогда, когда он засыпал на очень короткое время, — американцы из Африки. Эти мертвые американцы из сна были хуже всего, гораздо хуже, чем реальные мертвые тела, переброшенные через стену. Каждый раз, когда эти видения приходили к нему, они становились четче. Они даже подходили все ближе. Скоро они дотронутся до него.
Воин из сновидения понимал, что все уже кончено.
В кабинете Нобуру, где было прохладно благодаря работающему кондиционеру, Акиро убеждал генерала, что волнения были случайностью, вызванной ложными слухами, или, возможно, даже спровоцированы американцами и являлись частью их хитроумного плана.
Нобуру с удивлением взглянул на своего молодого адъютанта.
— Вы действительно верите, — спросил Нобуру, — что эти люди станут слушать американцев?
— Токио говорит…
— Токио далеко, Акиро.
— Офицер разведки сказал…
— Он врет, Акиро. Он ничего не знает.
Теперь настала очередь его адъютанта удивляться. Это невероятно, чтобы японский генерал прямо сказал, что другой офицер, хотя и младший по званию, лжет.
— Он боится, — продолжал Нобуру, пытаясь объяснить молодому человеку, убедить его. — Он не понимает, что происходит. Он целиком верит Токио.
— Господин генерал, — сказал его адъютант, — невозможно поверить, что эти люди готовы напасть на нас безо всякого повода. Во-первых, мы им дали все, во-вторых, мы нужны им. Без нас…
— Акиро, — сказал Нобуру снисходительно, — вы рассуждаете логически. — Он махнул рукой в сторону зашторенного окна. — Но эти люди там… Я боюсь, они не уважают законы логики.
— Такая ситуация невозможна, — сказал Акиро официальным тоном.
Нобуру кивнул, потирая подбородок.
— Я согласен с вами.
— У нас есть договор.
— Да, договоры…
— Они должны соблюдать свои договорные обязательства, наши соглашения.
— Конечно, — сказал Нобуру.
— Они не могут предать нас.
— Они считают, — сказал Нобуру, — что это мы их предали. Что это наша вина, что американцы добились успеха на поле сражения. В случае неудачи они не винят своих врагов, а винят своих союзников. Просто такова логика их мышления.
— Это непостижимо.
— Да, — согласился Нобуру.
— Они должны соблюдать соглашения.
Нобуру слегка улыбнулся молодому человеку.
— Или мы должны их проучить, — заключил Акиро.
Нобуру повернулся к закрытому занавесками окну и поднял руки, как будто дирижировал хором, стоящим в темноте на улице.
— Послушайте их, — прошептал он. Скандирование то затихало, то опять становилось громче, то затихало, то опять становилось громче. И так без конца. — Послушайте, Акиро, и скажите мне, что вы слышите.
Эти два человека слышали одно и то же, но они пришли из разных миров. Затем Акиро сказал:
— Я слышу голос толпы.
Нобуру продолжал слушать.
— Нет, — сказал он молодому человеку, — Это голос смерти.
Президент Уотерс только что съел чертовски большой чизбургер. Он устал слушать советы, независимо от того, исходили они от госсекретаря или от его жены. Советы экспертов ввергли их в эту пропасть, и он не доверял советам тех же самых экспертов, но теперь уже относительно того, как вытащить Соединенные Штаты из этой пропасти. Пока еще он точно не знал, что собирается делать, но он знал, что на этот раз он собирается все решать сам.
— Господин президент, — раздался голос.
Когда вошел Уотерс, все в комнате вскочили.
Быстро оглядевшись вокруг, президент удостоверился, что все главные игроки были на месте.
Председатель Комитета начальников штабов с лицом, похожим на маску старой охотничьей собаки, и госсекретарь, похожий на ученого из Гарварда, впавшего в слабоумие, кем он и был на самом деле. Все они были здесь, включая этого очень ловкого шулера Боукветта и его некрасивую помощницу.
— Садитесь все. Пожалуйста, садитесь. Я знаю, что вы все очень устали.
— После вас, господин президент, — сказал советник по национальной безопасности. Это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как стало известно о разгроме в Орске.
Раньше он был ярым сторонником этой операции и сейчас явно пересматривал свою точку зрения.
Уотерс сел, слизывая с губ остатки приправы. Чизбургер был очень вкусным и толстым, посыпанный луком и тертым сыром, обильно политый кетчупом. Ей-богу, это была настоящая американская пища, и Уотерс с гордостью ее съел. У него даже вошло в привычку напоминать шеф-повару, чтобы он не рассказывал жене о его маленьких прегрешениях. Затем он решил от этого отказаться. Какого черта! Если президент Соединенных Штатов может отправлять вооруженные силы страны на поле боя, то он может, черт возьми, и съесть чизбургер без согласия Конгресса. И будь прокляты кровяное давление и уровень холестерина. И если эта чертова заваруха в Советском Союзе не выбьет его из колеи, то он сомневался, что его может свалить съеденный чизбургер. Он только жалел, что у него не хватило смелости попросить у шеф-повара приготовить ему картофель-фри.
— Свяжите меня с полковником Тейлором, — потребовал Уотерс.
— Сэр, он ждет вас на проводе, — сказал офицер связи.
— Отлично. — Уотерс быстро повернулся к Боукветту: — Клифф, у вас есть какая-нибудь дополнительная информация об этой демонстрации у японского штаба, или как там еще ее можно назвать.
Боукветт мгновенно вскочил.
— Ничего нового о ситуации в Баку нет, сэр. У нас есть только изображение на экране. На основании анализа внешней картины происходящего я пришел к выводу о правильности нашей первоначальной точки зрения — эти действия направлены против американцев и организованы совместно японцами и исламским правительством Азербайджана. Это ответ на выступление американских войск, это демонстрация солидарности с японцами. Вы же знаете, как мусульмане любят маршировать по улицам, а ненависть к американцам у них в крови.
Лицо Тейлора появилось на экране. Воротник его военной формы выглядел грязным и мятым, и, несмотря на шрамы, на его лице были четко видны глубокие складки и темные круги под глазами, результат усталости. Но выражение его глаз было очень живым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87