Там, в этой залитой солнцем комнате, они смотрели в лицо друг другу — пара, казалось, созданная друг для друга; идеальная пара в глазах простодушных. Крупный, мускулистый англичанин, потерявший задумчивую привлекательность отрочества, но получивший взамен в конце солнечного расцвета юности девушку, все еще остающуюся нераспустившимся цветком.
Из противоположных концов комнаты они смотрели в лицо друг другу так беззаботно, открыто, словно он постоянно встречал ее в своей спальне, деловито хлопочущую, восхитительно хорошенькую… Рекс спрашивал себя, слышала ли девушка что-нибудь о Тантале.
А она говорила в это время легко и беспечно:
— Я поменяла прачечную; невестка Мелани делает это гораздо лучше и дешевле, чем те идиоты, которые в первую неделю нашего приезда крахмалили твои мягкие воротнички, как доску. Смотри, правда, хорошо?
— Прекрасно, — произнес Рекс, внимательно рассматривая предмет одежды, который она бережно приподняла с подушки. Это был один из его льняных белых халатов; идеально выстиранный, свежий, как только что сорванная гардения, отутюженный, он сохранил очертания плеч и спины владельца, так что даже пустой казался Джой частью Рекса. Она вешала халат в шкаф, а он смотрел на ее нежное, кроткое личико с дежурной улыбкой. Замаскированное, непроницаемое.
О чем она думала? Он не знал. Он ничего не знал! Может быть, она идеальная «миссис Ролинз» из рекламы, которая не думает ни о чем, кроме крахмала Робина и тому подобных забот, связанных со стиркой? Или она пребывает в мечтах об этом веретенообразном Форде? Он ничего не знает! Мучительное раздражение поднялось в нем, и голосом доктора Траверса, обращающегося к своему секретарю мисс Харрисон, он сказал, что ей не следует заниматься этой утомительной работой.
— Мери делала это на Харли-стрит вполне сносно.
— Да! — воскликнула Джой. — На Харли-стрит! Но здесь — тебе не кажется? — твои пациенты сочли бы естественным то, что я занимаюсь сортировкой твоего выстиранного белья, слежу за твоей перепиской и так далее.
Это послужило толчком для дальнейшего. Поезд тронулся и набирал скорость. Представьте себе напряженность и взвинченность этих людей, привлекательных, здравомыслящих, честных, благородных, горячо любящих друг друга, состоящих в законном браке, но разделенных невидимым барьером, более прочным, чем белая дверь его спальни, где они сейчас пикировались.
3
Тяжелый занавес заколыхался перед глазами Рекса. Он начал очень спокойно:
— Если ты не против, я хотел бы поговорить о вчерашнем приеме… Когда у нас были сестры Симпетт и другие.
— Ты имеешь в виду Фордов?
Эта фамилия словно висела в воздухе и вот теперь материализовалась. Однако, произнесенная вслух, сможет ли она наконец избавить Рекса от испепеляющей душу ревности? Джой, трепеща и сдерживая нервную дрожь, продолжала:
— Я предупреждала тебя перед уходом, что собираются прийти мои друзья Форды, и ты обещал вернуться пораньше и познакомиться с ними.
— Ну, что ж, ведь я вернулся!
Его глубоко посаженные голубые глаза могли излучать тепло, как Средиземное море в августе, а могли обдавать холодом Темзы в неприветливом английском июне. Упав духом, оцепенев, Джой поспешно прибавила:
— Да, но ты говорил, что будешь рад познакомиться с Джеффри Фордом, поэтому я не подумала, что ты станешь сердиться.
— С чего ты вообразила, будто я сержусь?
Прозвучал вопрос, на который сбитая с толку, смущенная Джой не нашла ответа. Тишина. Аккуратно повесив халат в гардероб, она склонилась над стопкой отглаженных, сверкающих белизной рубашек к вечернему костюму и принялась старательно перекладывать их с кровати в глубокий выдвижной ящик.
Тут в напряженную тишину комнаты через открытое окно ворвались из кухни энергичный звук венчика для сбивания яиц и голос Мелани:
Это было всего лишь мгновенье безумства,
Это был лишь простой поцелуй…
Рекс вскинул голову, прислушался, но вопрос: «Разве этой женщине не говорили, чтобы она не пела?» — так и не сорвался с его губ.
— Я ее предупреждала, — немедленно откликнулась Джой. — Она обещала петь за работой и только тогда, когда никого больше нет дома. Она уверена, что ты ушел на вызовы, а я на пляже…
Голос Мелани звонко, радостно выводил незнакомую им песенку:
Как вишня, вспыхнула она
от поцелуя, как от крепкого вина.
Мы с нею пили бокал любви без тоста —
так просто!
Взвившись, он вновь разлился мягким, напевным «облигато»…
Рекс продолжал любезно, но отчужденно, так, как говорят с секретарем:
— Пожалуйста, не думай, что у меня было хоть малейшее возражение против того, чтобы Форды пришли навестить тебя.
Он стоял, подпирая широким плечом дверной косяк своей спальни. Джой покончила с рубашками и занялась укладыванием носков. Он чувствовал, как внутри снова разгорается огонь неприязни, ведь она даже не взглянула в его сторону. Он подумал: «Не остается иного пути, как стать жестче, грубее… она напрашивается на это». Его голос стал язвительным.
— Неужели ты думала, что — ну, что я, словом, я не знал о твоей помолвке с Фордом? Между прочим, могу ли я поинтересоваться (это прозвучало так, словно он не надеялся услышать ответ), как долго это продолжалось?
— Шесть, нет, четыре месяца, — проговорила Джой, вдруг осознавшая, какую незначительную часть ее жизни это занимало.
— И, должно быть, задолго до того, как состоялось наше соглашение?
— Я отослала обратно кольцо Джеффри Форда утром того дня, когда ты — я — мы…
— Действительно, — отозвался Рекс Траверс слегка ироничным тоном, а перед его мысленным взором возникло маленькое, напряженно поднятое к нему лицо девушки в тот момент, когда неестественно тихим голосом она сказала: «Доктор Траверс, почему бы вам не жениться на мне?»
И вдруг швырнуть его теперь под ноги молодого Форда? Вернуть свою первую любовь? Несомненно. Да!
Одному Богу известно, сколько браков кончается разочарованием, но в его браке с самого начала не было ни малейшей радости, ни малейшего очарования — ведь он не настоящий.
И вот теперь Форд вернулся, очевидно, все еще влюбленный. Разве не видел Рекс его взгляда?
Негодование, мучительное и растущее, помогло Рексу сохранить ту ноту слабого иронического удивления, которую Джой трудно было выдержать.
— Из-за того, что Форды случайно оказались здесь и совершенно естественно захотели навестить тебя, ты подумала, будто я сержусь? Какая нелепая мысль. Может быть, ты ожидала, что я буду возражать против танцев с ними в казино?
Каким бы бальзамом на ее душу стало его возражение! Но он не возражал… Безнадежно. Мелани внизу продолжала свою песню о вечной любви. Джой подумала: «Если бы она заглянула случайно сюда, то вообразила бы, что это — ссора любовников, между тем любовью здесь и пахнет!» Но сказала тихо:
— Мы же все идем, не правда ли?
— Конечно, ведь мы договорились. Форды, граф, его сестра и мы.
(Уж не думает ли Джой, что Рекс откажется пойти танцевать? Он собирался идти, о, дорогая, да! Он также собирался танцевать с Джой, к тому же большую часть времени. Он принял окончательное решение.)
— Но, пожалуйста, выкинь из своей головы мысль, что я могу быть против, — попросил он ее вкрадчивым голосом. — При данных обстоятельствах ты навряд ли ждешь от меня исполнения роли Отелло?
Каждый слог произнесенного, особенно те, которые составляли слово «обстоятельства», были подобны ножу, вонзающемуся в Джой. «Об-сто-я-тель-ства!» Да. Он хотел напомнить ей о соглашении и о том, как и почему она вообще оказалась здесь, и столь мало было у нее надежды возбудить чувство ревности у Рекса, какое бывает у любовников, часто испытывающих подобные муки. В глубине души она выкрикнула: «Не говори со мной так, Рекс, не надо! Все что угодно, только не упрекай меня за неумение заставить тебя чувствовать влечение к себе! Не смейся надо мной за это, не забавляйся обстоятельствами!» Но высказать подобное невозможно.
Весело повторяя:
— Отелло? Отелло? Но такая ситуация никак не связана с нашим соглашением, — Джой открыла ящик для носков. Вытащила небольшой узелок из черного шелка. Развернула его и сказала механически: — Странный носок.
И на какой-то момент нарастающая ссора отошла на второй план.
4
Разворачивая носок, чтобы увидеть на нем метку, она обнаружила, что метка отсутствует и что это вообще не мужской носок. Им оказался женский длинный чулок из удивительно тонкого черного шелка. При виде его Рекс воскликнул с промелькнувшей кроткой улыбкой:
— Так вот куда он запропастился! Давно не видел его.
Он взял чулок, подержал, повернулся к Джой и сказал совсем иным тоном, мягко, торопливо, виновато, будто обязан был объясниться с ней по данному поводу, а никакой ссоры до этого вообще не было.
— Это — талисман. Считается, что он приносит счастье, если его носить при себе постоянно целый год во время войны. Его дала мне девушка, которую я знал раньше, перед моим отъездом. Я привык летать с ним, обмотав вокруг шеи.
И он бросил на свою мнимую жену быстрый взгляд с призывом и мольбой. Для него это означало одно: она должна знать правду, но не должна думать, что нечто большее и неизбежное вошло в его жизнь до их брака, и так слишком похожего на фарс! Спустя мгновение он подумал: «Но если я ей небезразличен, выразит ли она удивление, что я храню подобную вещь так долго?» Вслух он добавил:
— Старая история!
— Я вижу, — ответила Джой просто. — Это не те чулки, которые сейчас носят. Кроме того, если ты так говоришь…
Ему поверили, но очевидно, что девушку это, так или иначе, не трогало. И на самом деле обнаружение старого, подаренного на память талисмана значило для Джой не больше, чем какая-то заурядная вещь, отданная в стирку и потерянная где-то в Монрепо. Сохранилась еще редкая порода женщин, которые мучаются безвозвратно утерянным прошлым. Вчерашним днем. Для молодой, энергичной, деятельной Джой жизненно важным, существенным был день сегодняшний. Этого не понимал, но инстинктивно чувствовал Рекс. Вмиг сердце его упало, похолодело, ожесточилось внутри, поскольку он был не в состоянии высечь искру ревности в этой девушке. Теперь он понимал, в какой части планеты находится… Смяв чулок, он швырнул его обратно на дно ящика. Бесполезно… Ревнивое негодование росло и росло. Бесполезно…
Лучше бы он вышел и оставил ее одну. Но он не мог этого сделать. До чего же чертовски соблазнительно она выглядела. И нечего было сказать, и вроде разговор следовало продолжить.
5
— Между прочим, есть дело, о котором я хотел бы с тобой поговорить. — Он вернулся к самому началу, но теперь высказывался тоном учтивого незнакомца. («Да, это опять доктор Траверс», — подумала Джой. Она не знала, что больше ненавидела: то ли его иронию, то ли его вежливость.) — Речь идет всего-навсего о том, что вряд ли было достаточно благоразумным с твоей стороны говорить во вторник о наших отношениях и о договоренности, существующей между нами, это касается твоих обязанностей секретаря.
Джой подняла брови над широко раскрытыми и недоверчивыми глазами.
— Ты думаешь, это имело какое-то значение? Мой разговор о жалованье? Я более чем уверена, что никто из присутствующих не обратил на это внимания и вряд ли догадался о другом нашем соглашении.
— Прекрасно. И все же я тебя прошу, как просил когда-то раньше, не давать повода другим заподозрить в наших отношениях нечто странное. Ведь они легко могут догадаться и об условиях, и о соглашении. Иногда кажется, что ты нарочно хочешь, чтобы у Симпетт и прочих создалось впечатление, будто…
— Я не хочу, чтобы у кого бы то ни было создалось какое-то впечатление! Я хочу только одного… — (Она имела в виду покой, она подразумевала возможность уйти куда-то, чтобы собраться с мыслями, овладеть собой.) Обведя взглядом уютную мужскую комнату, Джой устремила свой беспомощный взор от одной двери со столом и портретом его матери в серебряной рамке к другой, возле которой стоял, прислонившись плечом, Рекс. Она воскликнула: — Не похоже на то, что я получу желаемое! — Что же это?
Теперь Рекс, не до конца поняв смысл фразы, получил искру возвращающейся надежды. Он воспринимал ее фразу как мужчина.
Ведь была та ночь, когда она застыла, как греющаяся на солнце красотка с картины, прильнув к его плечу, после того, как он поцеловал ее с пожеланием доброй ночи. Его плечо, его рука, казалось, все еще хранили это прикосновение! И был день, когда она оглянулась на него. Что-то особенное промелькнуло в прикосновении, во взгляде, оно, несомненно, витало даже сейчас в этой комнате. Разве не так?
Рекс быстро выпрямился, расправил спину, готовый сказать ей: «Если ты имеешь в виду меня, то я был твоим полностью все эти недели!» Жаль, что он не сказал этого вместо робкого, неискреннего:
— Джой! Что ты имеешь в виду, ты хочешь, чтобы мы оставались друзьями?..
Друзьями? Что за каменные слова бросают этому пылкому сердцу, так изголодавшемуся по любви и нежности. Оскорбленная, Джой воскликнула:
— Друзьями! Нет. Все, чего бы мне хотелось, — это моя свобода!
6
И звук произнесенного слова потряс ее как выстрел. ЕЕ свобода… Она ли это сказала? Джой взглянула на Рекса. Он был также крайне поражен и совершенно застигнут врасплох. В этой дуэли она, по крайней мере, выиграла одно очко — наконец-то он был удивлен, touche! Да! Дерзкое девчоночье удовлетворение сорвалось с уст и заискрилось в ее ясных глазах…
Теперь Рекс уловил это. Смеется над ним? Разыгрывает его, в конце концов? Издевается за то, что он настолько глуп, представив, будто она предлагает перемирие! Смеется?
(Если бы граф, друг Траверса, мог увидеть его сейчас хотя бы мельком, в тот момент, когда Рекс смотрел на свою жену, француз изменил бы свое мнение, что англосаксы отвергают жестокость в отношениях с женщинами!)
Джой ощутила на себе голубой пристальный взгляд и, задыхаясь, прочла таившуюся в нем угрозу. «Он готов схватить и ударить меня…»
Она была права: никогда еще за все свои тридцать три года деятельной жизни этот человек не был так зол. В нем горело страстное желание схватить эту дерзкую девчонку за плечи и встряхнуть ее так крепко, как она того заслуживала за свое пренебрежение мужчиной, а затем держать ее, не отпуская, а если отпустить, то только после поцелуев и… Грубые ласки могли бы научить ее не играть с огнем и не будить в мужчине зверя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41