Ассортимент, цена великолепная
мальчики, которые не умели плавать… мальчики, которые умели плавать, но, стремясь спасти других, утонули вместе с ними…
Неужели в этот список несчастных случаев придется внести имя Персиваля Артура Фитцроя? Ему ведь только пятнадцать! Джой вспомнилось кольцо для свечей, именинный торт с надписью: «ЖЕЛАЕМ СЧАСТЬЯ!» Неужели для него все кончилось? Так рано!
Ей вспоминались и эпизоды, которые она считала давно забытыми: как однажды в Уэльсе на церковном дворе она наткнулась на могилу маленького мальчика, который играл в песчаных холмах и его накрыл оползень. На могильном камне были выбиты стихи:
Он горечи жизни еще не вкусил.
И вот он — под камнем, покоем объятый.
А день, что печалью родных поразил,
Его не коснулся безжалостным адом.
Ее взгляд, обращенный в себя, вдруг встретился с блестящими, широко открытыми глазами собаки. Собака напомнила о сегодняшнем утре — о том, как утром Персиваль Артур, возясь с Роем, читал стихи. Джой словно бы услышала эхо высокого мальчишеского голоса, который нараспев, утрированно театрально, декламировал:
Лишь кровь была со всех сторон,
Младенца ж не увидел он!
Дрожь пробежала по всему телу Джой. Безотчетным движением она откинулась назад в своем шезлонге. Его спинка задела нечто, спрятанное за одной из терракотовых цветочных ваз террасы: коробку с деталями для моделей самолетов Персиваля Артура. С жутким грохотом коробка упала, железные детали раскатились по каменным плитам пола балкона-террасы. Рекс Траверс подпрыгнул.
— Черт! — вырвалось у него. — А можно все-таки не греметь так?
И тотчас же:
— Боже мой! Что я говорю! Извини, пожалуйста. Все это так на меня подействовало, что я просто не знаю, что говорю. Умоляю, извини, что я так на тебя набросился! Я прошу прощения, Джой!
— Ничего страшного; все нормально. Прости, что заставила тебя подпрыгнуть. Все нормально, — ответила Джой и протянула руку.
Он взял ее.
Впервые прикосновение ее маленькой ладошки было нежным. Оно словно бы говорило: «Послушай, теперь я хочу с тобой подружиться. Если твое желание неизменно, я стану твоим другом».
Он ответил ей сильным пожатием: «Только Бог знает, как я того хочу. Будем друзьями, Джой!» Стоя рядом, он долго не выпускал ее руки из своей.
7
Затем, упав в свой шезлонг, вздохнул словно бы с облегчением и заговорил:
— Понимаешь, мальчик — это все, что у меня есть. Ради него мы все здесь. Ради него я… живу.
— Я знаю. — Как раньше он заразил ее своим беспокойством, так теперь, наоборот, от нее к нему шли теплые волны понимания и сочувствия. Она так его жалела! Она видела, как он страдает, и жалела его. До ее сознания дошел голос Рекса:
— Ты ведь тоже любишь его.
— Боже мой! Конечно!
— И он очень нежно к тебе относится. Ты знаешь, впервые я не прошу Бога, чтобы он благословил детьми всех, кто в него верует. Бедная Маджи! (Моя сестра, его мать.) Слава Богу, она до этого не дожила. Представляешь, насколько тяжелее все это было бы для матери!
— Да, матери еще тяжелее, — мягко согласилась Джой. — Ей было бы еще хуже.
Он посмотрел на ее бледное серьезное личико, наклонившись, чтобы собрать злополучные детали с плит пола. «Дитя, откуда тебе знать это?» — подумал он. И сказал:
— А чувства мужчины к сыну… — Он недоговорил. — Телефон!
8
Оба мгновенно вскочили на ноги. Собака насторожилась. Джой стремглав вбежала в дом и, минуя гостиную, ворвалась в свою комнату. Рекс не отставал. Резкий телефонный звонок разрывал ночное безмолвие. Джой щелкнула выключателем, свет мягко разлился по комнате. Рекс схватил трубку. При электрическом свете его лицо казалось очень бледным, голос звучал непривычно резко:
— Алло!
Молчание. Джой неподвижно смотрела на него поверх маленьких кулачков, классическим женским движением прижатых ко рту. Напряженно вслушиваясь, она покусывала суставы пальцев.
— Алло! Доктор Траверс слушает.
Минута страшной неизвестности, и слабый голосок долетел до затаившей дыхание Джой:
— Доктор, что мне делать? Я не могу заснуть… Это была просто пациентка!
9
Через десять минут он вернулся на балкон, к Джой. Они обменялись понимающими взглядами. — Я уверен, что все обойдется…
— Я тоже.
Он глубоко вздохнул и огляделся. Звезды на небе несколько сместились.
— Нет ничего хуже ожидания, — обронил Траверс. — Сущий ад, когда не знаешь, что случилось.
— А мне кажется, ничего не случилось, — неожиданно произнесла Джой.
— Почему? Почему ты так говоришь?
— Не знаю… Всю ночь я ужасно боялась. Думала о… Жуткие вещи! Жуткие! Даже о Рое!
— Рой?
При звуке этого имени благородная голова овчарки повернулась, глаза выразительно и преданно посмотрели на хозяина.
— Да, я подумала… Он пошел с мальчиком. Он мог наброситься на него… всякие ужасные вещи. Теперь я спокойна. Я не знаю почему. Думаю, что ничего не произошло, Рекс.
— Молю Бога, чтобы ты была права, — мрачно сказал Рекс. — Если действительно что-то случилось, я не выдержу. И без того виню себя.
— Ты? За что?
— За многое. Я был… я часто бывал несправедлив к мальчику.
— Да нет же! Ты делаешь для него все! Ты безупречен, — возражала Джой. — Просто трудно быть лучше.
— Ты сама говорила сегодня…
— Я имела в виду другое!
— Но оказалась совершенно права, разве не видишь? Я был несправедлив, сердился из-за пустяков. Или пропускал мимо ушей то, на что следовало бы обратить внимание. Будь я терпимее к той легкости, с которой он заводил друзей…
— Заметь, всегда порядочных! — перебила Джой (И вспомнила книгу о Флоризане, забытую Джоном. Ах, да!)
— Мне следовало бы вести себя с ним по-другому. Ведь я ему как отец, другого у него нет, — произнес Траверс. — И он мне как сын… Послушай!
Оба замерли. Тишина. Рой не шевелился.
— Думаешь, снова телефон?
— Нет, мне послышались шаги.
Может быть, это было биение ее сердца, которое просто выпрыгивало из груди?
— Так или иначе, если он благополучно вернется…
— Нет, нет! Никаких «если». Когда он вернется!
— Когда он вернется, ради Бога, я все начну сначала. Он действительно уже не ребенок. Здесь он очень подрос. Солнце, обильная еда, прогулки, встречи с новыми людьми… Он повзрослел! Ты замечаешь,
Джой?
— Иногда мне кажется, что в его лице проступают черты двадцатилетнего юноши.
— Вот это я и имел в виду. Иногда это меня раздражает… ты говорила о нежелании мужчин считаться с подрастающими сыновьями. О, только бы он вернулся! Только бы вернулся! Я постараюсь измениться. Стать ему другом.
Взволнованная и смущенная его откровенностью, она прошептала:
— Ты не сможешь…
— О Господи! Я буду относиться к нему как к равному. Ты знаешь, я всегда отказывался взять его в полет, откладывал «до следующих каникул, старина!»… Не потому, что боялся. Я бы взял любого ребенка. Но я думаю… — Признание оказалось для Рекса нелегким. — Подсознательно я хотел задержать его на земле. Но теперь, старина, — пробормотал Траверс, словно давая клятву, — в будущем…
Тут Рой насторожился, поднял голову и глухо зарычал.
— Тихо! Слушай! — слабо вскрикнула Джой.
Шаги! Это шаги.
Наступила томительная пауза… наконец… да, наконец в тишине послышались осторожные, как у канатоходца, шаги по гравиевой дорожке.
Собака снова заворчала, взмахнула хвостом и, мягко и быстро ступая, проскользнула к лестнице.
Джой и Траверс напряженно вглядывались в темноту.
10
Резко, словно выстрел, прозвучал голос Траверса:
— Кто там?!
— Привет, дядя Рекс! — донесся беззаботный голос. Легкая фигурка уверенно двигалась по садовой дорожке прямо к балконным ступеням. — Это всего лишь я.
— У тебя все в порядке?
— Вполне. Прекрасно провел время! Ну, горе мое! Собака ласково терлась о его ноги. Наконец-то он вместе с ними. Джой включила свет. Он упал на светлые взъерошенные волосы Персиваля Артура, на его серый фланелевый костюм, слегка великоватый, на лицо, запыленное, грязное, и блестящие восторгом глаза.
— Привет, Джой. Вы сегодня припозднились, не правда ли? — В его дисканте звенела бравада. — Давно пора спать…
Траверс оборвал его голосом, которого ни племянник, ни Джой никогда раньше не слышали:
— Где ты был?
— На Корсике, — ответил Персиваль Артур.
— На Корсике?
— Слетал с одним человеком, — объяснил Персиваль Артур, сын пилота, капитана Фитцроя. Восторг сиял в его глазах, звенел в голосе. Что-то произошло с этим Ариэлем. Он был уже не тем постреленком, который, убегая утром, крикнул: «Меня не будет». Так изменился! — И обратно на самолете, очень быстро — раз, два, три, и порядок. Случилось так, что…
— Я не желаю слушать об этом, — с усилием произнес Траверс.
Почему он так злится? Он был настолько сердит, что едва мог говорить. После кошмарных часов ожидания, когда ему мерещилось, что мальчик потерялся в горах, разбился в ущелье или стал жертвой иной опасности, — увидеть его живым, невредимым, сияющим… Он, с кем Рекс отказывался подниматься в воздух, был воровски увезен на Корсику каким-то незнакомцем и теперь наслаждался своей дурацкой выходкой. И хоть бы что! После всего пережитого Рекс Траверс с удовольствием отделал бы этого молокососа.
— Не хочу ничего слушать. Иди спать.
— Рекс! — воскликнула Джой. — А он что-нибудь ел?
Собравшийся уже исчезнуть, Персиваль Артур обернулся и благодарно улыбнулся ей. Такой улыбкой он будет и через пять, десять, пятнадцать лет встречать проявление женской заботы о себе.
Продолжая улыбаться, Персиваль Артур с достоинством произнес:
— Благодарю. Мы обедали.
На последнем слове голос дрогнул.
Мальчик повернулся и вышел.
Глава седьмая
ВТОРОЙ ПОЦЕЛУЙ
Спокойной ночи? Разве в ней покой,
Когда остаться нам вдвоем невмочь?
Пока она разводит нас с тобой,
Не может доброй быть такая ночь.
Шелли
1
Звук сдавленного истерического смеха заставил Траверса оглянуться. Джой, скорбно сидевшая на краешке стула, содрогалась от рыданий, пряча лицо в ладонях.
Он подошел к ней.
— Джой! Не надо. О чем теперь плакать?
— Я не плачу…
— Ну, перестань, все!
— Я уже перестала. Это потому, что… — Слова опять потонули в рыданиях. — Так благодарна тебе.
Переведя дыхание, Рекс сказал:
— Боже милостивый, а я тебе! Ты держалась так мужественно, так стойко. Ты успокоилась, дорогая?
Это «дорогая» вырвалось так естественно, что, казалось, можно позволить себе присесть на стул рядом с нею, нежно отвести руки от заплаканного лица, ласково приподнять за подбородок…
Ее лицо было по-детски беззащитным, глаза полны слез. Она моргнула, и теплые капли, словно дождик, упали ему на руку.
— Нет носового платка, — прерывисто прошептала
Джой.
— Вот, возьми. — Траверс достал из кармана белого льняного халата платок, хранивший слабые запахи табака «Данхилл», свежего белья, лавандовой воды и кожи бумажника.
Держи!
«Как замечательно, — думала Джой, потру полудрему. — Прекрасный платок… прекрасный век… Я рада, что он здесь… Хорошо, когда мужчина в доме… Прекрасные, сильные, добрые руки…»
Эти руки летчика и хирурга ласково утирали ее слезы, и как-то само собой случилось, что Траверс наклонил голову к вспыхнувшей бархатистой щечке и легко коснулся ее губами.
(Представьте себя на его месте!)
— Джой, моя дорогая, ты совсем спишь. Все в порядке?
— Рекс, — еле слышно прошептала она.
— Что? — Он обнял ее.
— Ничего. Просто я рада, что все обошлось.
— Конечно. Вполне.
Она словно не заметила легкого прикосновения его губ, его объятия! Ему пришла в голову мысль, что он давно не обнимал девушек. А эта даже не заметила!
Глаза Рекса сузились, он торопливо пробормотал «Спокойной ночи», привлек ее к себе и, как будто это вошло у них в привычку, поцеловал Джой в другую щеку, но не так, как в первый раз.
И она это почувствовала. Она откликнулась! В следующее мгновение он это понял, хотя малышка, затаив дыхание, осталась неподвижной, прижавшись к его плечу, полная теплоты и нежности.
Потом она отодвинулась, и он тотчас убрал свою руку и произнес подчеркнуто спокойно:
— Ну, теперь все хорошо, правда?
— Хорошо, — эхом отозвалась Джой, поднимаясь и придерживая розовую шаль. — Спокойной ночи.
Постукивая мокасинами, она скользнула в «ту комнату».
Доктор Траверс стоял совершенно неподвижно, глядя в раскрытое окно гостиной. Его била нервная дрожь.
Он встряхнулся, как Рой, вылезающий из воды, вскинул голову и внезапно ощутил прилив энергии.
Тихо насвистывая, он быстро прошел в столовую, сделал коктейль, набил трубку и стал ритмично ходить по комнате, словно маятник, приводимый в движение каким-то внутренним механизмом. И если раньше ему не давала покоя мысль: «Что случилось с мальчиком?» — то теперь он думал о девушке! Вдруг ему вспомнилась грубоватая шутка Локка: «Ну, тебе не придется даже поцеловать невесту…» «Не придется даже поцеловать невесту… Не придется даже поцеловать невесту…» Мог ли кто предвидеть, чем обернется этот невзаправдашний брак? И не с кем-то из его круга, а с этой девушкой. Но ведь она такая женственная, разумная, красивая, ласковая!.. Он все еще ощущал приятное тепло ее тела, щекой чувствовал мягкие волосы, а плечом — легкий трепет, которым она ответила на его второй поцелуй.
Нельзя сказать, что это ей не понравилось. Она отнюдь не сразу отстранилась. В ушах у него звучало ее тихое «Спокойной ночи».
Он размышлял, позабыв о ночной тревоге.
Многие годы он смотрел на женщин как на очень тонкий природный механизм и вдруг обнаружил, что возвращается к более примитивной точке зрения. Женщины — прежде всего глина, мягкий, бесформенный материал, которому только руки мужчин — скульпторов, строителей, мастеров — придают форму. Глина не должна остаться глиной, глина должна обрести форму! Не пора ли этой хорошенькой Джой, его фиктивной жене, стать наконец фактической, принять реальные очертания? Траверс подумал, что знает довольно точно, какой классической модели она должна следовать.
Хватит… Мы больше не будем заниматься этой ерундой.
Она не испытывает ко мне ненависти. Я постараюсь, чтобы ей было хорошо со мной!
Он перестал ходить из угла в угол, остановился у распахнутого окна и долго смотрел на светлеющее небо, на первые проблески рассвета… Конечно, не сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Неужели в этот список несчастных случаев придется внести имя Персиваля Артура Фитцроя? Ему ведь только пятнадцать! Джой вспомнилось кольцо для свечей, именинный торт с надписью: «ЖЕЛАЕМ СЧАСТЬЯ!» Неужели для него все кончилось? Так рано!
Ей вспоминались и эпизоды, которые она считала давно забытыми: как однажды в Уэльсе на церковном дворе она наткнулась на могилу маленького мальчика, который играл в песчаных холмах и его накрыл оползень. На могильном камне были выбиты стихи:
Он горечи жизни еще не вкусил.
И вот он — под камнем, покоем объятый.
А день, что печалью родных поразил,
Его не коснулся безжалостным адом.
Ее взгляд, обращенный в себя, вдруг встретился с блестящими, широко открытыми глазами собаки. Собака напомнила о сегодняшнем утре — о том, как утром Персиваль Артур, возясь с Роем, читал стихи. Джой словно бы услышала эхо высокого мальчишеского голоса, который нараспев, утрированно театрально, декламировал:
Лишь кровь была со всех сторон,
Младенца ж не увидел он!
Дрожь пробежала по всему телу Джой. Безотчетным движением она откинулась назад в своем шезлонге. Его спинка задела нечто, спрятанное за одной из терракотовых цветочных ваз террасы: коробку с деталями для моделей самолетов Персиваля Артура. С жутким грохотом коробка упала, железные детали раскатились по каменным плитам пола балкона-террасы. Рекс Траверс подпрыгнул.
— Черт! — вырвалось у него. — А можно все-таки не греметь так?
И тотчас же:
— Боже мой! Что я говорю! Извини, пожалуйста. Все это так на меня подействовало, что я просто не знаю, что говорю. Умоляю, извини, что я так на тебя набросился! Я прошу прощения, Джой!
— Ничего страшного; все нормально. Прости, что заставила тебя подпрыгнуть. Все нормально, — ответила Джой и протянула руку.
Он взял ее.
Впервые прикосновение ее маленькой ладошки было нежным. Оно словно бы говорило: «Послушай, теперь я хочу с тобой подружиться. Если твое желание неизменно, я стану твоим другом».
Он ответил ей сильным пожатием: «Только Бог знает, как я того хочу. Будем друзьями, Джой!» Стоя рядом, он долго не выпускал ее руки из своей.
7
Затем, упав в свой шезлонг, вздохнул словно бы с облегчением и заговорил:
— Понимаешь, мальчик — это все, что у меня есть. Ради него мы все здесь. Ради него я… живу.
— Я знаю. — Как раньше он заразил ее своим беспокойством, так теперь, наоборот, от нее к нему шли теплые волны понимания и сочувствия. Она так его жалела! Она видела, как он страдает, и жалела его. До ее сознания дошел голос Рекса:
— Ты ведь тоже любишь его.
— Боже мой! Конечно!
— И он очень нежно к тебе относится. Ты знаешь, впервые я не прошу Бога, чтобы он благословил детьми всех, кто в него верует. Бедная Маджи! (Моя сестра, его мать.) Слава Богу, она до этого не дожила. Представляешь, насколько тяжелее все это было бы для матери!
— Да, матери еще тяжелее, — мягко согласилась Джой. — Ей было бы еще хуже.
Он посмотрел на ее бледное серьезное личико, наклонившись, чтобы собрать злополучные детали с плит пола. «Дитя, откуда тебе знать это?» — подумал он. И сказал:
— А чувства мужчины к сыну… — Он недоговорил. — Телефон!
8
Оба мгновенно вскочили на ноги. Собака насторожилась. Джой стремглав вбежала в дом и, минуя гостиную, ворвалась в свою комнату. Рекс не отставал. Резкий телефонный звонок разрывал ночное безмолвие. Джой щелкнула выключателем, свет мягко разлился по комнате. Рекс схватил трубку. При электрическом свете его лицо казалось очень бледным, голос звучал непривычно резко:
— Алло!
Молчание. Джой неподвижно смотрела на него поверх маленьких кулачков, классическим женским движением прижатых ко рту. Напряженно вслушиваясь, она покусывала суставы пальцев.
— Алло! Доктор Траверс слушает.
Минута страшной неизвестности, и слабый голосок долетел до затаившей дыхание Джой:
— Доктор, что мне делать? Я не могу заснуть… Это была просто пациентка!
9
Через десять минут он вернулся на балкон, к Джой. Они обменялись понимающими взглядами. — Я уверен, что все обойдется…
— Я тоже.
Он глубоко вздохнул и огляделся. Звезды на небе несколько сместились.
— Нет ничего хуже ожидания, — обронил Траверс. — Сущий ад, когда не знаешь, что случилось.
— А мне кажется, ничего не случилось, — неожиданно произнесла Джой.
— Почему? Почему ты так говоришь?
— Не знаю… Всю ночь я ужасно боялась. Думала о… Жуткие вещи! Жуткие! Даже о Рое!
— Рой?
При звуке этого имени благородная голова овчарки повернулась, глаза выразительно и преданно посмотрели на хозяина.
— Да, я подумала… Он пошел с мальчиком. Он мог наброситься на него… всякие ужасные вещи. Теперь я спокойна. Я не знаю почему. Думаю, что ничего не произошло, Рекс.
— Молю Бога, чтобы ты была права, — мрачно сказал Рекс. — Если действительно что-то случилось, я не выдержу. И без того виню себя.
— Ты? За что?
— За многое. Я был… я часто бывал несправедлив к мальчику.
— Да нет же! Ты делаешь для него все! Ты безупречен, — возражала Джой. — Просто трудно быть лучше.
— Ты сама говорила сегодня…
— Я имела в виду другое!
— Но оказалась совершенно права, разве не видишь? Я был несправедлив, сердился из-за пустяков. Или пропускал мимо ушей то, на что следовало бы обратить внимание. Будь я терпимее к той легкости, с которой он заводил друзей…
— Заметь, всегда порядочных! — перебила Джой (И вспомнила книгу о Флоризане, забытую Джоном. Ах, да!)
— Мне следовало бы вести себя с ним по-другому. Ведь я ему как отец, другого у него нет, — произнес Траверс. — И он мне как сын… Послушай!
Оба замерли. Тишина. Рой не шевелился.
— Думаешь, снова телефон?
— Нет, мне послышались шаги.
Может быть, это было биение ее сердца, которое просто выпрыгивало из груди?
— Так или иначе, если он благополучно вернется…
— Нет, нет! Никаких «если». Когда он вернется!
— Когда он вернется, ради Бога, я все начну сначала. Он действительно уже не ребенок. Здесь он очень подрос. Солнце, обильная еда, прогулки, встречи с новыми людьми… Он повзрослел! Ты замечаешь,
Джой?
— Иногда мне кажется, что в его лице проступают черты двадцатилетнего юноши.
— Вот это я и имел в виду. Иногда это меня раздражает… ты говорила о нежелании мужчин считаться с подрастающими сыновьями. О, только бы он вернулся! Только бы вернулся! Я постараюсь измениться. Стать ему другом.
Взволнованная и смущенная его откровенностью, она прошептала:
— Ты не сможешь…
— О Господи! Я буду относиться к нему как к равному. Ты знаешь, я всегда отказывался взять его в полет, откладывал «до следующих каникул, старина!»… Не потому, что боялся. Я бы взял любого ребенка. Но я думаю… — Признание оказалось для Рекса нелегким. — Подсознательно я хотел задержать его на земле. Но теперь, старина, — пробормотал Траверс, словно давая клятву, — в будущем…
Тут Рой насторожился, поднял голову и глухо зарычал.
— Тихо! Слушай! — слабо вскрикнула Джой.
Шаги! Это шаги.
Наступила томительная пауза… наконец… да, наконец в тишине послышались осторожные, как у канатоходца, шаги по гравиевой дорожке.
Собака снова заворчала, взмахнула хвостом и, мягко и быстро ступая, проскользнула к лестнице.
Джой и Траверс напряженно вглядывались в темноту.
10
Резко, словно выстрел, прозвучал голос Траверса:
— Кто там?!
— Привет, дядя Рекс! — донесся беззаботный голос. Легкая фигурка уверенно двигалась по садовой дорожке прямо к балконным ступеням. — Это всего лишь я.
— У тебя все в порядке?
— Вполне. Прекрасно провел время! Ну, горе мое! Собака ласково терлась о его ноги. Наконец-то он вместе с ними. Джой включила свет. Он упал на светлые взъерошенные волосы Персиваля Артура, на его серый фланелевый костюм, слегка великоватый, на лицо, запыленное, грязное, и блестящие восторгом глаза.
— Привет, Джой. Вы сегодня припозднились, не правда ли? — В его дисканте звенела бравада. — Давно пора спать…
Траверс оборвал его голосом, которого ни племянник, ни Джой никогда раньше не слышали:
— Где ты был?
— На Корсике, — ответил Персиваль Артур.
— На Корсике?
— Слетал с одним человеком, — объяснил Персиваль Артур, сын пилота, капитана Фитцроя. Восторг сиял в его глазах, звенел в голосе. Что-то произошло с этим Ариэлем. Он был уже не тем постреленком, который, убегая утром, крикнул: «Меня не будет». Так изменился! — И обратно на самолете, очень быстро — раз, два, три, и порядок. Случилось так, что…
— Я не желаю слушать об этом, — с усилием произнес Траверс.
Почему он так злится? Он был настолько сердит, что едва мог говорить. После кошмарных часов ожидания, когда ему мерещилось, что мальчик потерялся в горах, разбился в ущелье или стал жертвой иной опасности, — увидеть его живым, невредимым, сияющим… Он, с кем Рекс отказывался подниматься в воздух, был воровски увезен на Корсику каким-то незнакомцем и теперь наслаждался своей дурацкой выходкой. И хоть бы что! После всего пережитого Рекс Траверс с удовольствием отделал бы этого молокососа.
— Не хочу ничего слушать. Иди спать.
— Рекс! — воскликнула Джой. — А он что-нибудь ел?
Собравшийся уже исчезнуть, Персиваль Артур обернулся и благодарно улыбнулся ей. Такой улыбкой он будет и через пять, десять, пятнадцать лет встречать проявление женской заботы о себе.
Продолжая улыбаться, Персиваль Артур с достоинством произнес:
— Благодарю. Мы обедали.
На последнем слове голос дрогнул.
Мальчик повернулся и вышел.
Глава седьмая
ВТОРОЙ ПОЦЕЛУЙ
Спокойной ночи? Разве в ней покой,
Когда остаться нам вдвоем невмочь?
Пока она разводит нас с тобой,
Не может доброй быть такая ночь.
Шелли
1
Звук сдавленного истерического смеха заставил Траверса оглянуться. Джой, скорбно сидевшая на краешке стула, содрогалась от рыданий, пряча лицо в ладонях.
Он подошел к ней.
— Джой! Не надо. О чем теперь плакать?
— Я не плачу…
— Ну, перестань, все!
— Я уже перестала. Это потому, что… — Слова опять потонули в рыданиях. — Так благодарна тебе.
Переведя дыхание, Рекс сказал:
— Боже милостивый, а я тебе! Ты держалась так мужественно, так стойко. Ты успокоилась, дорогая?
Это «дорогая» вырвалось так естественно, что, казалось, можно позволить себе присесть на стул рядом с нею, нежно отвести руки от заплаканного лица, ласково приподнять за подбородок…
Ее лицо было по-детски беззащитным, глаза полны слез. Она моргнула, и теплые капли, словно дождик, упали ему на руку.
— Нет носового платка, — прерывисто прошептала
Джой.
— Вот, возьми. — Траверс достал из кармана белого льняного халата платок, хранивший слабые запахи табака «Данхилл», свежего белья, лавандовой воды и кожи бумажника.
Держи!
«Как замечательно, — думала Джой, потру полудрему. — Прекрасный платок… прекрасный век… Я рада, что он здесь… Хорошо, когда мужчина в доме… Прекрасные, сильные, добрые руки…»
Эти руки летчика и хирурга ласково утирали ее слезы, и как-то само собой случилось, что Траверс наклонил голову к вспыхнувшей бархатистой щечке и легко коснулся ее губами.
(Представьте себя на его месте!)
— Джой, моя дорогая, ты совсем спишь. Все в порядке?
— Рекс, — еле слышно прошептала она.
— Что? — Он обнял ее.
— Ничего. Просто я рада, что все обошлось.
— Конечно. Вполне.
Она словно не заметила легкого прикосновения его губ, его объятия! Ему пришла в голову мысль, что он давно не обнимал девушек. А эта даже не заметила!
Глаза Рекса сузились, он торопливо пробормотал «Спокойной ночи», привлек ее к себе и, как будто это вошло у них в привычку, поцеловал Джой в другую щеку, но не так, как в первый раз.
И она это почувствовала. Она откликнулась! В следующее мгновение он это понял, хотя малышка, затаив дыхание, осталась неподвижной, прижавшись к его плечу, полная теплоты и нежности.
Потом она отодвинулась, и он тотчас убрал свою руку и произнес подчеркнуто спокойно:
— Ну, теперь все хорошо, правда?
— Хорошо, — эхом отозвалась Джой, поднимаясь и придерживая розовую шаль. — Спокойной ночи.
Постукивая мокасинами, она скользнула в «ту комнату».
Доктор Траверс стоял совершенно неподвижно, глядя в раскрытое окно гостиной. Его била нервная дрожь.
Он встряхнулся, как Рой, вылезающий из воды, вскинул голову и внезапно ощутил прилив энергии.
Тихо насвистывая, он быстро прошел в столовую, сделал коктейль, набил трубку и стал ритмично ходить по комнате, словно маятник, приводимый в движение каким-то внутренним механизмом. И если раньше ему не давала покоя мысль: «Что случилось с мальчиком?» — то теперь он думал о девушке! Вдруг ему вспомнилась грубоватая шутка Локка: «Ну, тебе не придется даже поцеловать невесту…» «Не придется даже поцеловать невесту… Не придется даже поцеловать невесту…» Мог ли кто предвидеть, чем обернется этот невзаправдашний брак? И не с кем-то из его круга, а с этой девушкой. Но ведь она такая женственная, разумная, красивая, ласковая!.. Он все еще ощущал приятное тепло ее тела, щекой чувствовал мягкие волосы, а плечом — легкий трепет, которым она ответила на его второй поцелуй.
Нельзя сказать, что это ей не понравилось. Она отнюдь не сразу отстранилась. В ушах у него звучало ее тихое «Спокойной ночи».
Он размышлял, позабыв о ночной тревоге.
Многие годы он смотрел на женщин как на очень тонкий природный механизм и вдруг обнаружил, что возвращается к более примитивной точке зрения. Женщины — прежде всего глина, мягкий, бесформенный материал, которому только руки мужчин — скульпторов, строителей, мастеров — придают форму. Глина не должна остаться глиной, глина должна обрести форму! Не пора ли этой хорошенькой Джой, его фиктивной жене, стать наконец фактической, принять реальные очертания? Траверс подумал, что знает довольно точно, какой классической модели она должна следовать.
Хватит… Мы больше не будем заниматься этой ерундой.
Она не испытывает ко мне ненависти. Я постараюсь, чтобы ей было хорошо со мной!
Он перестал ходить из угла в угол, остановился у распахнутого окна и долго смотрел на светлеющее небо, на первые проблески рассвета… Конечно, не сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41