Так, после долгих лет скепсиса, недоверия и эгоистического гедонизма, я обнаружила то, чего так старательно избегала.
Любовь.
И одиночество.
И это доказывает, что Бог есть. По крайней мере, так теперь думают пятьдесят три моих отвергнутых любовника.
В четверг я собралась на работу. Это не так-то просто, когда тебя по пятам преследуют журналисты. Один из них, то ли самый упорный, то ли самый юный, поселился под моей дверью еще с субботы. Непривычный к столь суровым условиям, он выглядит почти так же паршиво, как вся моя жизнь в эту минуту. Мне становится жаль продрогшую и помятую личность, я шутливо окликаю его и предлагаю чашку чая. Он смотрит недоверчиво, но кто откажется от чая в такой холод? Ну да, сейчас июль, но мы же в Англии.
– Нельзя верить всему, что пишут. Я не Круэлла де Билль. – Он берет чашку. – Собираетесь таскаться за мной весь день? – Бедняга кивает. – Я еду на работу. Могу вас подвезти. – Он не знает, принимать ли мое предложение, и пытается сообразить, что за подвох я затеяла. Да нет никакого подвоха. Я слишком измучена, чтобы строить планы мести. И даже не уверена, что хочу мстить.
К восьми пятнадцати я в офисе, а на плече у меня спортивная сумка, чтобы все усекли, что я, как всегда, в отличной форме и совершенно здорова (честно говоря, в спортзале я не была давно). На мне костюм от Армани цвета древесного угля – моя броня – и темные очки, чтобы скрыть темную тень под глазами от бессонницы и бесконечных слез. Но пока я работаю на телевидении и пока темные очки в моде, никто не удивится, что я ношу их в офисе.
Я прохожу сквозь стеклянные открытые отсеки, кляня (не впервые) архитектора. Он что, придумывал это в предвидении моего публичного позора? Кивнув нескольким сотрудникам и не обращая внимания на их смешки и перешептывание, я иду к свому столу, присаживаюсь и достаю лэптоп. Потом звоню Джеки по внутреннему телефону.
– Джеки, пожалуйста, принеси двойной эспрессо, – приказываю я, как делаю это всегда.
– Вы вернулись! – Она даже не пытается скрыть удивление.
– Да. У меня был грипп. Но я уже здорова.
– Рада слышать, что вам лучше, – неуверенно бормочет она.
– Спасибо, Джеки. И мой ежедневник – захвати его тоже, пожалуйста. И еще я бы тебя попросила зарезервировать время для встречи с Бейлом.
– Но у вас на сегодня не назначено никаких дел.
Я знаю, но притворилась, что нет.
– Хорошо, значит, займусь счетами, а тебе нетрудно будет договориться с Бейлом. – И вешаю трубку.
Бейл велит мне явиться в одиннадцать часов. Тем временем все сотрудники тщательно меня сторонятся. Я прокаженная. Распространенный предрассудок гласит, что и удача, и неудача одинаково прилипчивы. Во времена своего головокружительного взлета я была очень, очень популярна. Трикси – единственное исключение, потому что кивнула мне и сказала «привет». Наверное, она и понятия не имеет обо всем, что случилось.
Выждав до одиннадцати часов пяти минуту иду к Бейлу. Фи уже сидит у него в кабинете.
– Бейл, да вы пополнели, – улыбаюсь я и прикрывая дверь. Пошутили, и хватит. Он похож на моржа, розовый жир плавно перетекает, с носа на губу, с губы на подбородок, с подбородка на шею, потом на грудь и так постепенно доходит до ног. Я заставляю себя вспомнить о его; достоинствах. И не могу. Он даже во время еды чавкает.
А Фи выглядит просто великолепно. Торжествующая, сияющая. Напоминает леди Макбет. На ней костюм от Альберты Ферретти, раньше я его не видела. Наверное, куплен на премию за возросший рейтинг.
– Красивый костюм, Фи, – замечаю я. – Не знала, что в «Харви Нике» можно расплачиваться убийствами. Они-то, бедные, решили, что это обычные кредитные карточки.
– Перестань, Кэс. Ты же знаешь правила игры. – Выглядит она потрясающе, и я точно знаю, что теперь моя команда будет молиться на Фиону. Они не увидят ее истинного лица, потому что будут ослеплены. Потому что она ослепительна.
– Садись, Кэс, – предлагает Вейл, указывая на низенький стул. Если я на него сяду, они окажутся выше меня.
– Лучше постою.
– Хочешь стоя? – спросил Бейл. Они оба хихикают.
– Ты не пропустила субботнее шоу? – вопрошает Фи. Они отчаянно веселятся.
– Вы видели сводку? Не хотите поздравить нас с таким рейтингом? Вы всегда говорили, что шоу с Дарреном Смитом побьет все рекорды, – продолжает Бейл.
– С рейтингом? С рейтингом? Вы думали только о рейтинге? – бросаю я, хотя клялась сохранять спокойствие и хладнокровие.
– Да, Кэс. – Он стучит кулаком по столу и неожиданно становится серьезным. – Мы думали только о рейтинге. И до последнего времени, пока ты не влюбилась, ты тоже думала только об этом.
Его слова, как пощечина. Даже этот гад, этот мерзавец знал обо мне больше, чем я сама. Нет смысла пытаться ему объяснить, что за взлетевший рейтинг я расплачиваюсь тяжестью на сердце.
– Ты нас подвела, Кэс. Сбежала на север за этим хиппи. И вернулась с кучей диких идей. Ты нас разочаровала.
– Даррен не материалист, не гедонист и не фашист, но это не значит, что он хиппи! А чем вам, собственно, не нравятся хиппи?!
Бейл и Фи разражаются смехом. Ее сиськи и его брюхо прыгают в такт. А я стою и жду, когда они угомонятся.
– Я могла ожидать этого от вас, Бейл, но ты, Фи, – ты меня удивила. Как ты могла так со мной поступить? – Фи смотрит на меня дерзко и бесстыдно. – Ты знала, что пострадают и Джош, и Даррен, а моя жизнь станет достоянием публики.
– Да, я слышал, что расчудесный Даррен сделал ноги. Тебе не повезло, Кэс, – насмехается Бейл.
– Надейся на лучшее, – замечает Фи. – Теперь твои достоинства в койке известны всем, и все мужики просто мечтают тебя трахнуть.
– Это и есть лучшее?
– Перестань, Кэс. Ты никогда никому не отказывала.
– Но не в последнее время, – тихо говорю я, потирая лоб. Что-то я устала от этой светской болтовни. – Ладно, шутки в сторону, давайте к делу. Я ухожу.
– Не возражаю. Я и сам собирался вас уволить за частые отсутствия без свидетельства врача, но тогда нам пришлось бы выплатить вам выходное пособие. А так гораздо лучше. Хотя не очень выгодно для вас, – издевается он.
Деньги меня не волнуют. Я смотрю на Фи.
– Фи, я должна тебе кое-что сказать. Я думала, что ты собираешься трахнуть Бейла, чтобы добиться его расположения. А ты вместо этого поимела меня. У тебя хороший вкус – я гораздо симпатичнее.
И выхожу, хлопнув дверью.
Иду, не оглядываясь, мимо своего стола и выхожу из офиса, даже не забрав вещи из шкафа. Спускаюсь, выхожу из лифта, миную секретариат и вырываюсь на улицу.
Как удивительно! Едва за мной захлопывается дверь, ко мне вмиг приходит облегчение. Мне давным-давно не было так легко.
Я постриглась. Коротко постриглась!
– Боже мой, где твои волосы?! – охает мама, когда я приезжаю навестить их с Бобом вечером в четверг.
– Не волнуйся, это не самоуничижение и не покаяние. Просто я хотела… ну, не знаю… Измениться, что ли.
Мама чуть не плачет, и Боб спасает положение.
– Вам очень идет, Кэс. – А Боб ничего, вполне подходящий мужчина, если знать все его достоинства.
– Спасибо. – Я пытаюсь улыбнуться ему, сидя над тарелкой с рыбными палочками и бобами. И вижу, как он слегка подталкивает маму локтем.
– Думаю, хорошая мысль – начать все сначала, – говорит он высокопарно. – Еще можно попробовать качать пресс.
Голова ощущает странную легкость – все же волосы весили несколько фунтов, – но на сердце у меня по-прежнему тяжко. Я отказываюсь остаться на ночь и спешу уехать, чтобы успеть на метро.
Весь следующий день я вишу на телефоне. Я названиваю Даррену на мобильный, домой и на работу. Все напрасно. Я составила список национальных парков и обзваниваю их все, чтобы узнать, не работает ли он у них. Но его там нет. Потом прочесываю телефоны лондонских парков и, не найдя его и там, принимаюсь за все двадцать или тридцать парков Британии. Там и правда полно больных деревьев, но их лечит не Даррен. Я бегаю по улицам в надежде встретить его. А потом набираюсь смелости и набираю номер Смитов в Уитби.
К телефону подходит его отец.
– Здравствуйте, мистер Смит. Вы меня, наверное, не помните. – Он, наверное, и не заметил моего присутствия в своем доме. Я была для него только интерлюдией между «Отсчетом времени» и ток-шоу. – Это Кэс Перри, подруга Даррена. Точнее, знакомая. – Да, что-то среднее между заклятым врагом и невестой.
– Привет, детка, я тебя помню. Когда тебя показали по телику, я сказал: «Это не та, что была у нас, она еще бегала за Дарреном?» И мать сказала, что это ты и есть.
Я мешкаю, не зная, что ответить. Мистер Смит считает, что я «бегала» за Дарреном, что ж, это не радует. К тому же подтвердились мои худшие опасения: семья Даррена смотрела шоу.
– Еще я видел твою фотографию в газете. Замечательно.
– Я просто звоню… мне немного неудобно просить вас. Понимаете, мне нужно поговорить с Дарреном, но я не могу его найти.
– Так.
– И… я думала, может, вы знаете, где он.
– Так.
– Вы не могли бы сказать мне, где он? – Скрещиваю пальцы на счастье. Вообще-то я скрестила их несколько дней назад, и, между прочим, из-за этого мне очень-очень трудно держать чашку с горячим кофе, а зашнуровать кроссовки так и вовсе невозможно.
– Это что-то новенькое. Не уверен, что смогу помочь. Нужно спросить у жены. Мать! – орет он.
Я воображаю, как миссис Смит несется по коридору, источая запах пирогов и ярость, трушу и хочу повесить трубку. Но тогда я вообще не найду Даррена. Мистер Смит накрыл трубку ладонью, но я все равно слышу сердитое бормотание:
– Что еще от нее можно ожидать, какая наглость, скажу ей, чтобы не звонила. – Я парализована страхом и теперь уже не смогу положить трубку, даже если бы хотела.
– Да? – рявкает она. – Кто это?
– Это Кэс Перри, – смиренно отвечаю я.
– Кто? – Надо же. Притворяется, что не помнит меня.
– Кэс Перри, подруга Даррена.
– Да неужели?
– Миссис Смит, я понимаю, что вы на меня сердитесь…
– Понимаете? – фыркает она. – Сомневаюсь.
– Но мне очень нужно поговорить с Дарреном.
Молчание. Я слышу, как вращаются шарики ее мозгов.
– Мне вам нечего сказать.
Она кладет трубку, и в воздухе повисают холодные короткие гудки, зудящие о том, что никто не хочет со мной говорить.
Интересно, он сейчас там? Может, он был во дворе, играл с Ричардом в футбол, не обращая внимания на телефонные провода, по которым я пытаюсь до него добраться. А может, он знал, что я звонила, но не захотел подойти.
В субботу стоит невероятная жара. Солнце лупит в мои окна. Ух, как весело. Для свадьбы лучшей погоды и желать нельзя, так что и солнце надо мной насмехается. Я опускаю шторы и осматриваюсь, раздумывая, чем бы себя занять, чтобы скоротать оставшиеся пятьдесят лет. Последние несколько дней я прибиралась, приводила все в порядок, и вообще перетрясла весь дом. Упаковки с полезными кашами разложены по размеру в убывающем порядке, трусы – по цвету и давности приобретения, флаконы с косметикой рассортированы на те, что для лица, для тела, для рук (косметика разных фирм разложена отдельно), а компакт-диски стоят по алфавиту. Всюду, куда ни посмотри, безупречный порядок и чистота. Смешно. Я знаю, где лежит список тех, кому я посылала рождественские открытки в девяносто пятом, но понятия не имею, где искать своего жениха.
Времени хватает и для того, чтобы навести порядок и чтобы прочистить себе мозги. Я составляю список неудач. Или, говоря точней, список своих ошибок. Свои злодеяния я раскладываю по категориям: Даррен, мама, друзья, работа, любовники и все остальное. Эти же мотивы повторяются в каждом подразделе.
Получалось, что ради собственного спокойствия я безжалостно попирала чувства других. Хуже того, я оправдывала свое поведение, затаив на родителей угрюмое недовольство за то, что они посмели принимать решения и жить своей собственной жизнью. Я вспомнила, как Фи спросила меня однажды в порыве пьяной откровенности, когда мы сидели в одном жутком пабе:
– Ты не могла просто, ну, ошибаться, как все ошибаются?
Оглядываясь назад, я думаю, что так оно и было. Наверняка. В конце концов, у меня была куча возможностей совершать ошибки.
Почему же я не заметила, что мама учила меня любви, а не равнодушию? Она так меня любила и долгие годы жила только для меня. А я этим возмущалась, и мне казалось, что она на меня давит.
У меня были замечательные друзья, а чем я им отплатила? Я пользовалась добротой Иззи и вертела ею, а потом оскорбила Джоша. Нашу с Иззи дружбу будет очень трудно восстановить. И чтобы сохранить эту дружбу, я должна научиться честным и справедливым отношениям.
Джоша, своего лучшего друга, я потеряла навсегда. Трудно представить, что кто-то из нас сможет забыть то, что произошло. Слишком сильно задета его гордость. И слишком стыдно мне.
На работе я с детским безрассудством пользовалась своей властью. Меня опьяняли и слепили успехи, рейтинги, растущие рекламные доходы, и я не видела, сколько зла несет людям моя программа. Сейчас я заставляю себя анализировать все события: от женщины, рыдавшей у нашей регистратуры перед Рождеством, до шелковой фермы, которую вынуждены были закрыть из-за того, что сильно упал экспорт.
Сколько же жизней я поломала ради «Секс с экс»! Разве можно было вторгаться самой и позволять другим вмешиваться в жизнь любящих людей? Могли бы эти люди остаться вместе, если бы не мое вмешательство? И если да, то всегда ли это кончается плохо, как я думала прежде? А еще было нечестно давить на эмоции людей незадолго до свадьбы. К тому же это была не просто игра и не только шоу. Теперь-то я понимаю, что «Секс с экс» было просто изощренным способом доказать, что мой отец скорее правило, чем исключение.
Я гордилась своей независимостью и не имела понятия, что такое одиночество.
Как больно. Встаю и хожу по кухне, пытаясь хоть на время забыть этот ужасный список.
Наливаю себе немного «Эвиан» и прижимаю ко лбу холодный стакан. Боль вроде бы проходит, но, кажется, я веду себя вроде стюардессы, которая за секунду до катастрофы спрашивает пассажира: «Курица или говядина?»
Я снова беру ручку.
Мои бывшие любовники. Я уверена: большинство из них знало, что их ждет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43