https://wodolei.ru/catalog/mebel/tumby-s-umyvalnikom/
– Как бы вам получше объяснить?
Она медленно, грациозно поднялась, шелестя блестящим платьем, взяла маленькую статуэтку мейсенского фарфора, изображавшую пухлую розовощекую пастушку, и, лениво повертев фигурку в пальцах, расчетливо небрежным жестом швырнула в жерло камина.
– Как вы можете? – ошеломленно прошептала Корри, уставившись на цветные осколки.
– Почему нет? – улыбнулась Бланш. – Видите ли, этот дом и все, что в нем есть, принадлежит мне.
Корри окаменела. Разрозненные кусочки головоломки медленно, но верно вставали на места. Как она могла быть настолько слепой? Теперь все казалось таким простым, таким очевидным. Бланш не лгала – Гаю позволено забавляться любыми играми, пока он помнит, кто устанавливает правила. Представить невозможно, чего стоит ему жизнь на подобных условиях, в постоянном ожидании одобрения или порицания.
– Но неужели вы, зная это, все равно согласились выйти за него? – неузнаваемо хрипло спросила Корри.
– Какое это имеет значение? Самое главное – добиться, чего хочешь! Получить желаемое. Мне нужен Гай, значит, он станет моим. И в конце концов полюбит. Я… я необходима ему, чтобы выжить.
– Но это подло! Бесчестно!
Бланш негромко невесело рассмеялась:
– Ошибаетесь. Просто практично. Но прекрасно понимаю ваше горе. Стать любовницей человека без будущего вряд ли так уж романтично, не правда ли?
– Мне все равно. Я счастлива с ним – а остальное не важно. Я люблю Гая.
Губы Бланш сжались в тонкую бесцветную линию.
– Вы называете это любовью? Лишить человека всего, ради чего он работал и жил? Знай вы Гая получше, давно бы поняли, как много значит для него хотя бы этот дом. Как по-вашему, почему он не сказал вам об условиях завещания? Потому что в глубине души сознавал, что вы не займете заметного места в его жизни. Если не верите мне, спросите сами.
Корри отвела глаза. Готовые сорваться с губ возражения смыло холодной серой волной отчаяния. Бланш не лжет. Всего несколько минут назад Гай спросил с видимой беспечностью, в которой сквозила непонятная грусть, уж не скрывает ли она, что на самом деле богата… Будь ее соперница просто очередной женщиной, даже такой прелестной, как Бланш, Корри сражалась бы с ней не на жизнь, а на смерть. Но не сейчас. Она беспомощна именно потому, что любит Гая и не способна отнять у него все, что ему дорого. Он не сумеет жить без денег и власти – в них смысл его жизни. Оторвав Гая от Бланш и ее наследства, Корри попросту заточит его в тюрьму.
Такова его сделка с судьбой, контракт с обстоятельствами, подписанный так давно, что Корри бессильна что-либо изменить. Ей лучше других известно, как много значат в жизни амбиции. Корри не позволит себе уничтожить Гая и все, ради чего он так долго шел наверх… Для нее немыслимо стать свидетелем медленной неумолимой гибели любви, могильщиком на собственных похоронах.
– Нет, я вам верю.
Почему так темно и холодно в комнате?
– Надеюсь, вас не затруднит сказать, где я смогу найти кузена?
– Разумеется.
Корри медленно, едва волоча ноги, подошла к окну. Странное спокойствие, скорее похожее на оцепенение, овладело ею.
– Он там, на пляже.
Так близко и так далеко. Уже сейчас Гай казался незнакомцем. Случайным прохожим, остановившимся полюбоваться красотой моря. Нет никаких сомнений в том, что именно Бланш будет ужинать с ним в «Отей дю Пале». Гай, возможно, расстроится, но невеста скоро утешит его. Ничего страшного. Она – его будущее.
– Разве вы не собираетесь попрощаться? – с любопытством осведомилась Бланш, и Корри на миг обрадовалась, что та не видит ее лица.
– Пожалуй, не стоит.
Выглянув в окно, девушка заметила, что луна спряталась за тучу, а волны стали все выше. Погода переменилась.
Корри устало потерла глаза. Они горели, словно в них попал песок. Резкие крики чаек, стремившихся к земле, казались скорбными воплями десятков невидимых плакальщиц. Девушка с болью, которая отныне будет расти с каждым днем, осознала, как сильно станет тосковать по нему, по тем вещам, что им не суждено сделать вместе: так и не случившимся ссорам, не съеденным завтракам, не встреченным рассветам. Лунный свет и сияние дня, звездное мерцание и языки пламени… все померкло без него. Теперь ей предстоит жить во мраке.
Корри сама не поняла, как ей удалось изобразить на лице пусть и кривую, но улыбку:
– Просто скажите… скажите ему, что иногда даже в Биаррице идет снег.
Глава 14
О моя Коломбина!
Поверь, я отдал бы все сокровища мира, только чтобы этого не случилось! И сейчас ощущаю твою боль, как свою. И вне себя от ярости, но чем тебе помочь? Невозможно утешить того, кто потерял любовь. Однако все-таки попробую.
Позволь рассказать тебе что-то. Возможно, мне следовало бы сделать это давным-давно. Сначала ты была слишком юной, чтобы понять, и я боялся напугать тебя. Но теперь стала взрослой, и мне страшно потому, что после всего перенесенного тобой моя исповедь может стать причиной разрыва нашей дружбы. Но выбора нет. Я должен рискнуть. Ради тебя.
Увы, не так-то легко найти подходящие слова. Я никогда не говорил ни с кем о том, в чем собираюсь признаться тебе, и после стольких лет молчания просто не знаю, с чего начать. Жаль, что это не одна из тех историй, которые я рассказывал об Аскади, чтобы ты могла коротать долгие зимние ночи…
Как ты угадала? Иногда мне кажется, что ты знаешь меня лучше, чем я сам, моя Коломбина. Да, Аскади, или Юскади, как называют ее баски, действительно существует. Я вырос там. Мой отец, француз по национальности, в молодости ушел из дома, чтобы сражаться за республиканцев во время гражданской войны в Испании. Там он встретил баскскую девушку, женился на ней и стал участвовать в отчаянной борьбе ее народа за независимость. Его много раз сажали в тюрьму, но не судили и, к счастью, не вынесли смертного приговора Отеи, стал кем-то вроде национального героя. Его соратники считали, что он заговорен от пуль, и прозвали отца Арлекином. Но даже колдовство иногда бессильно. Отец умер в тюрьме городка. Сан-Себастьян, в нескольких милях от французской границы. Три дня спустя его жена родила мальчика.
И все же лучшее детство, чем у меня, трудно придумать. Мы были не бедны и не богаты, просто довольствовались малым, счастливые сознанием, что отец сражался и умер за свои идеалы, что он и мать любили друг друга и я могу ими гордиться.
Наш дом, который отец построил своими руками, был уединенным, жизнь – скудной событиями, однако у меня было все, что я хотел. Материнская любовь, верный товарищ – море, музыка, разлитая в воздухе, и собственный козленок! Что еще нужно мальчишке? Я часто оставался один, но никогда не был одинок.
Но настал тот страшный день, когда умерла мать. Мне было шестнадцать. Я считал себя взрослым и старался не плакать на ее похоронах. Но позже, стоя на пороге дома, который никогда не казался пустым раньше, зарыдал. И даже тогда, в худший момент своей жизни, я сознавал, что только здесь я в безопасности. Потому что это мой дом и моя родина.
Ты спросишь, почему я покинул Аскади, если был так счастлив? Поверь, я сам не могу ответить на этот вопрос. Но три недели спустя я получил письмо из Парижа, от солидной юридической фирмы, в котором меня просили связаться с братом отца.
Наверное, мне следовало просто забыть о письме. Но я был молод, уверен в себе, полон любопытства и хотел побольше узнать о семье отца, о новых родственниках. До тех пор я даже не подозревал, что они существуют. И кроме того, столица манила и звала меня, неопытного деревенского мальчишку, обещая приключения, несказанные богатства, новую, волнующую жизнь. Я был готов покорить весь мир. Молодой, честолюбивый, горячий… и кроме того, несомненно, талантливый. Я наивно считал, что, когда вернусь, рай по-прежнему будет меня ждать.
Итак, я отправился в Париж и разыскал дом дяди. Это было трудное время. Дядюшка оказался довольно осторожным и предусмотрительным человеком. После смерти деда он взял в свои руки управление семейным бизнесом и, несмотря на тяжелые обстоятельства, кризис и две мировые войны, умудрился создать процветающее предприятие с помощью приданого жены – дочери известного швейцарского банкира. Жена, полуинвалид, значительно старше мужа, почти не вставала с постели, но все же родила ему дочь. Если бы не кузина, я вернулся бы в Аскади следующим поездом. С самого начала девушка все время оказывалась рядом, искала моего общества, старалась узнать обо мне побольше и слушала с искренней симпатией. Это мне льстило, конечно, но я был счастлив еще и потому, что, несмотря на всю так называемую уверенность, терзался горем и одиночеством.
Первая любовь… Она была прекрасна, я – молод. Добавь сюда постоянную близость и парижскую атмосферу и легко догадаешься об остальном.
Мне в голову не приходило поинтересоваться, почему такая красивая девушка, которую осаждают поклонники, обратила внимание на неуклюжего деревенского простака. И хотя я плохо говорил по-французски, в голове день и ночь звучала прекрасная музыка. Кроме того, я был сыном героя. Никто и ничто не могло поколебать силу моего духа.
Как-то раз я спросил, за что она любит меня, даже не вдумываясь в смысл слов, скорее для того, чтобы услышать ее голос. Она объяснила, что я не похож на других, и взглянула при этом на меня как на некое экзотическое животное, которое ей удалось поймать, – дикое и непредсказуемое. Я как последний глупец растаял от счастья.
– Ты принадлежишь мне, – твердила она. – Я увидела тебя первой. Ты мой.
Только в двадцать один год я обнаружил, насколько разными могут быть понятия о любви у сельского юнца и у молодой парижанки. Утром дядя позвал меня в кабинет и предложил хорошую должность в семейном бизнесе. Признаться, я был удивлен. Я и так работал в фирме, чтобы платить за еду и крышу над головой, но думал лишь о том дне, когда смогу целиком отдаться музыке, и, выслушав дядю, отказался как можно тактичнее. Объяснил, что должен сохранить свободу ради любимого дела.
По какой-то причине мой ответ ему явно понравился. В этих неподвижных, как у ящерицы, глазах, мелькнула радость. Он объявил, что, поскольку я уже совершеннолетний и не желаю работать на него, он, как глава семейства, больше не считает нужным помогать мне. Я ответил, что не собираюсь существовать на его средства и намереваюсь сам всего добиться.
Я вышел, не прощаясь, немедленно отправился к кузине и, рассказав о том, что произошло, попросил ее уехать со мной. Сначала она разозлилась на меня за отказ от предложения отца. Оказывается, она уже несколько месяцев уговаривала его дать мне выгодную должность. Дядя отказывался, утверждая, что я ненадежный и легкомысленный повеса и кончу так же плохо, как его брат.
– Если я уеду с тобой, на что мы будем жить? – кричала она. – Разве у тебя есть деньги содержать жену?
О, женская практичность! Меня сковал ледяной холод. Она не знала о доме, где я родился, доме, который теперь перешел ко мне. Я мечтал о том, как мы будем жить там вместе, о белоснежных козах во дворе… видел себя за пианино, ее с ребенком на руках.
Я рассказал ей о своих планах. Никогда не забуду ее лица в этот момент. Куда девались грация и красота! Она расхохоталась мне в глаза, назвала романтическим глупцом.
– Оставить Париж, всех моих друзей, чтобы жить с тобой в Богом забытой глуши, на краю света? Да ты спятил! Иди к отцу, скажи, что передумал!
Она с таким презрением произнесла эти слова, что я потерял голову. Глумиться над моей заветной мечтой! Я схватил ее за плечи… и изо всех сил стал трясти. И в ее зачарованном взгляде, кроме страха, блеснуло явное удовлетворение. Девушка вырвалась и отскочила, торжествующе сверкнув глазами.
– В таком случае убирайся! – вызывающе улыбнулась она и издевательски бросила вслед: – Но ты еще вернешься!
Той ночью я возвратился в Аскади, чтобы вступить в права наследства. Горечь разъедала мне душу. Теперь все стало ясно. Это она заставила отца вызвать меня в Париж. Богатой избалованной девушке взбрело в голову приручить деревенского кузена, наивного мальчика, и вылепить себе удобного мужа. Все мои мечты и планы ничего для нее не значили. Я был игрушкой, вещью. Ей предназначалась роль королевы, мне – принца-консорта. И какова же награда? Стать чем-то вроде любимой собачки, которую гладят и ласкают, а иногда награждают лакомым кусочком…
Но это еще не конец рассказа. Глядя на знакомый пейзаж моего детства, я вдруг понял, что все изменилось и я смотрю на окружающее равнодушным взором чужака. Ее слова звенели в мозгу, повторяясь снова и снова, как заезженная пластинка, преследовали меня:
– Ты вернешься, вернешься, вернешься…
Утром я получил бумаги, подтверждающие права наследования, но ноги отказывались нести меня домой. Что, если этот голос вторгнется и в тихие комнаты моего единственного убежища? Я и без того уже чувствовал, как мои убеждения и принципы рушатся как карточный домик. Я сгорал со стыда и ярости и все же… все же любил ее. И это было хуже всего.
К концу дня я уже знал, что должен делать. Да, я вернусь, но на этот раз поставлю дяде свои условия.
В кармане лежали документы на право владения землей и домом – гарантия моего будущего. Вечером я отправился в казино. Выигрыш следовал за выигрышем, и уже через несколько часов я стал богачом. Не знаю, что нашло на меня тогда. Безумие, темная страсть к саморазрушению. У меня было столько денег, что за всю жизнь не потратить, и все же этого оказалось мало. Мне нужно было еще больше, чтобы стереть воспоминания о ее голосе, улыбке, забыть, чем сделала меня эта любовь. Я продолжал играть, взвинчивая ставки, точно одержимый дьяволом. И к закрытию казино потерял все и к тому же залез в огромные долги. По горькой иронии судьбы меня не выставили лишь из уважения к имени дяди.
Я пошел на берег. Помню, что разглядывал собственные следы и наблюдал, как стирает их вода. Прилив наступал, черные волны вздымались над песком. Я ощущал странную пустоту. Конец. Дальше идти некуда. Мне даже стало как-то легче. Бешенство и страсти улеглись, осталось лишь оцепенение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Она медленно, грациозно поднялась, шелестя блестящим платьем, взяла маленькую статуэтку мейсенского фарфора, изображавшую пухлую розовощекую пастушку, и, лениво повертев фигурку в пальцах, расчетливо небрежным жестом швырнула в жерло камина.
– Как вы можете? – ошеломленно прошептала Корри, уставившись на цветные осколки.
– Почему нет? – улыбнулась Бланш. – Видите ли, этот дом и все, что в нем есть, принадлежит мне.
Корри окаменела. Разрозненные кусочки головоломки медленно, но верно вставали на места. Как она могла быть настолько слепой? Теперь все казалось таким простым, таким очевидным. Бланш не лгала – Гаю позволено забавляться любыми играми, пока он помнит, кто устанавливает правила. Представить невозможно, чего стоит ему жизнь на подобных условиях, в постоянном ожидании одобрения или порицания.
– Но неужели вы, зная это, все равно согласились выйти за него? – неузнаваемо хрипло спросила Корри.
– Какое это имеет значение? Самое главное – добиться, чего хочешь! Получить желаемое. Мне нужен Гай, значит, он станет моим. И в конце концов полюбит. Я… я необходима ему, чтобы выжить.
– Но это подло! Бесчестно!
Бланш негромко невесело рассмеялась:
– Ошибаетесь. Просто практично. Но прекрасно понимаю ваше горе. Стать любовницей человека без будущего вряд ли так уж романтично, не правда ли?
– Мне все равно. Я счастлива с ним – а остальное не важно. Я люблю Гая.
Губы Бланш сжались в тонкую бесцветную линию.
– Вы называете это любовью? Лишить человека всего, ради чего он работал и жил? Знай вы Гая получше, давно бы поняли, как много значит для него хотя бы этот дом. Как по-вашему, почему он не сказал вам об условиях завещания? Потому что в глубине души сознавал, что вы не займете заметного места в его жизни. Если не верите мне, спросите сами.
Корри отвела глаза. Готовые сорваться с губ возражения смыло холодной серой волной отчаяния. Бланш не лжет. Всего несколько минут назад Гай спросил с видимой беспечностью, в которой сквозила непонятная грусть, уж не скрывает ли она, что на самом деле богата… Будь ее соперница просто очередной женщиной, даже такой прелестной, как Бланш, Корри сражалась бы с ней не на жизнь, а на смерть. Но не сейчас. Она беспомощна именно потому, что любит Гая и не способна отнять у него все, что ему дорого. Он не сумеет жить без денег и власти – в них смысл его жизни. Оторвав Гая от Бланш и ее наследства, Корри попросту заточит его в тюрьму.
Такова его сделка с судьбой, контракт с обстоятельствами, подписанный так давно, что Корри бессильна что-либо изменить. Ей лучше других известно, как много значат в жизни амбиции. Корри не позволит себе уничтожить Гая и все, ради чего он так долго шел наверх… Для нее немыслимо стать свидетелем медленной неумолимой гибели любви, могильщиком на собственных похоронах.
– Нет, я вам верю.
Почему так темно и холодно в комнате?
– Надеюсь, вас не затруднит сказать, где я смогу найти кузена?
– Разумеется.
Корри медленно, едва волоча ноги, подошла к окну. Странное спокойствие, скорее похожее на оцепенение, овладело ею.
– Он там, на пляже.
Так близко и так далеко. Уже сейчас Гай казался незнакомцем. Случайным прохожим, остановившимся полюбоваться красотой моря. Нет никаких сомнений в том, что именно Бланш будет ужинать с ним в «Отей дю Пале». Гай, возможно, расстроится, но невеста скоро утешит его. Ничего страшного. Она – его будущее.
– Разве вы не собираетесь попрощаться? – с любопытством осведомилась Бланш, и Корри на миг обрадовалась, что та не видит ее лица.
– Пожалуй, не стоит.
Выглянув в окно, девушка заметила, что луна спряталась за тучу, а волны стали все выше. Погода переменилась.
Корри устало потерла глаза. Они горели, словно в них попал песок. Резкие крики чаек, стремившихся к земле, казались скорбными воплями десятков невидимых плакальщиц. Девушка с болью, которая отныне будет расти с каждым днем, осознала, как сильно станет тосковать по нему, по тем вещам, что им не суждено сделать вместе: так и не случившимся ссорам, не съеденным завтракам, не встреченным рассветам. Лунный свет и сияние дня, звездное мерцание и языки пламени… все померкло без него. Теперь ей предстоит жить во мраке.
Корри сама не поняла, как ей удалось изобразить на лице пусть и кривую, но улыбку:
– Просто скажите… скажите ему, что иногда даже в Биаррице идет снег.
Глава 14
О моя Коломбина!
Поверь, я отдал бы все сокровища мира, только чтобы этого не случилось! И сейчас ощущаю твою боль, как свою. И вне себя от ярости, но чем тебе помочь? Невозможно утешить того, кто потерял любовь. Однако все-таки попробую.
Позволь рассказать тебе что-то. Возможно, мне следовало бы сделать это давным-давно. Сначала ты была слишком юной, чтобы понять, и я боялся напугать тебя. Но теперь стала взрослой, и мне страшно потому, что после всего перенесенного тобой моя исповедь может стать причиной разрыва нашей дружбы. Но выбора нет. Я должен рискнуть. Ради тебя.
Увы, не так-то легко найти подходящие слова. Я никогда не говорил ни с кем о том, в чем собираюсь признаться тебе, и после стольких лет молчания просто не знаю, с чего начать. Жаль, что это не одна из тех историй, которые я рассказывал об Аскади, чтобы ты могла коротать долгие зимние ночи…
Как ты угадала? Иногда мне кажется, что ты знаешь меня лучше, чем я сам, моя Коломбина. Да, Аскади, или Юскади, как называют ее баски, действительно существует. Я вырос там. Мой отец, француз по национальности, в молодости ушел из дома, чтобы сражаться за республиканцев во время гражданской войны в Испании. Там он встретил баскскую девушку, женился на ней и стал участвовать в отчаянной борьбе ее народа за независимость. Его много раз сажали в тюрьму, но не судили и, к счастью, не вынесли смертного приговора Отеи, стал кем-то вроде национального героя. Его соратники считали, что он заговорен от пуль, и прозвали отца Арлекином. Но даже колдовство иногда бессильно. Отец умер в тюрьме городка. Сан-Себастьян, в нескольких милях от французской границы. Три дня спустя его жена родила мальчика.
И все же лучшее детство, чем у меня, трудно придумать. Мы были не бедны и не богаты, просто довольствовались малым, счастливые сознанием, что отец сражался и умер за свои идеалы, что он и мать любили друг друга и я могу ими гордиться.
Наш дом, который отец построил своими руками, был уединенным, жизнь – скудной событиями, однако у меня было все, что я хотел. Материнская любовь, верный товарищ – море, музыка, разлитая в воздухе, и собственный козленок! Что еще нужно мальчишке? Я часто оставался один, но никогда не был одинок.
Но настал тот страшный день, когда умерла мать. Мне было шестнадцать. Я считал себя взрослым и старался не плакать на ее похоронах. Но позже, стоя на пороге дома, который никогда не казался пустым раньше, зарыдал. И даже тогда, в худший момент своей жизни, я сознавал, что только здесь я в безопасности. Потому что это мой дом и моя родина.
Ты спросишь, почему я покинул Аскади, если был так счастлив? Поверь, я сам не могу ответить на этот вопрос. Но три недели спустя я получил письмо из Парижа, от солидной юридической фирмы, в котором меня просили связаться с братом отца.
Наверное, мне следовало просто забыть о письме. Но я был молод, уверен в себе, полон любопытства и хотел побольше узнать о семье отца, о новых родственниках. До тех пор я даже не подозревал, что они существуют. И кроме того, столица манила и звала меня, неопытного деревенского мальчишку, обещая приключения, несказанные богатства, новую, волнующую жизнь. Я был готов покорить весь мир. Молодой, честолюбивый, горячий… и кроме того, несомненно, талантливый. Я наивно считал, что, когда вернусь, рай по-прежнему будет меня ждать.
Итак, я отправился в Париж и разыскал дом дяди. Это было трудное время. Дядюшка оказался довольно осторожным и предусмотрительным человеком. После смерти деда он взял в свои руки управление семейным бизнесом и, несмотря на тяжелые обстоятельства, кризис и две мировые войны, умудрился создать процветающее предприятие с помощью приданого жены – дочери известного швейцарского банкира. Жена, полуинвалид, значительно старше мужа, почти не вставала с постели, но все же родила ему дочь. Если бы не кузина, я вернулся бы в Аскади следующим поездом. С самого начала девушка все время оказывалась рядом, искала моего общества, старалась узнать обо мне побольше и слушала с искренней симпатией. Это мне льстило, конечно, но я был счастлив еще и потому, что, несмотря на всю так называемую уверенность, терзался горем и одиночеством.
Первая любовь… Она была прекрасна, я – молод. Добавь сюда постоянную близость и парижскую атмосферу и легко догадаешься об остальном.
Мне в голову не приходило поинтересоваться, почему такая красивая девушка, которую осаждают поклонники, обратила внимание на неуклюжего деревенского простака. И хотя я плохо говорил по-французски, в голове день и ночь звучала прекрасная музыка. Кроме того, я был сыном героя. Никто и ничто не могло поколебать силу моего духа.
Как-то раз я спросил, за что она любит меня, даже не вдумываясь в смысл слов, скорее для того, чтобы услышать ее голос. Она объяснила, что я не похож на других, и взглянула при этом на меня как на некое экзотическое животное, которое ей удалось поймать, – дикое и непредсказуемое. Я как последний глупец растаял от счастья.
– Ты принадлежишь мне, – твердила она. – Я увидела тебя первой. Ты мой.
Только в двадцать один год я обнаружил, насколько разными могут быть понятия о любви у сельского юнца и у молодой парижанки. Утром дядя позвал меня в кабинет и предложил хорошую должность в семейном бизнесе. Признаться, я был удивлен. Я и так работал в фирме, чтобы платить за еду и крышу над головой, но думал лишь о том дне, когда смогу целиком отдаться музыке, и, выслушав дядю, отказался как можно тактичнее. Объяснил, что должен сохранить свободу ради любимого дела.
По какой-то причине мой ответ ему явно понравился. В этих неподвижных, как у ящерицы, глазах, мелькнула радость. Он объявил, что, поскольку я уже совершеннолетний и не желаю работать на него, он, как глава семейства, больше не считает нужным помогать мне. Я ответил, что не собираюсь существовать на его средства и намереваюсь сам всего добиться.
Я вышел, не прощаясь, немедленно отправился к кузине и, рассказав о том, что произошло, попросил ее уехать со мной. Сначала она разозлилась на меня за отказ от предложения отца. Оказывается, она уже несколько месяцев уговаривала его дать мне выгодную должность. Дядя отказывался, утверждая, что я ненадежный и легкомысленный повеса и кончу так же плохо, как его брат.
– Если я уеду с тобой, на что мы будем жить? – кричала она. – Разве у тебя есть деньги содержать жену?
О, женская практичность! Меня сковал ледяной холод. Она не знала о доме, где я родился, доме, который теперь перешел ко мне. Я мечтал о том, как мы будем жить там вместе, о белоснежных козах во дворе… видел себя за пианино, ее с ребенком на руках.
Я рассказал ей о своих планах. Никогда не забуду ее лица в этот момент. Куда девались грация и красота! Она расхохоталась мне в глаза, назвала романтическим глупцом.
– Оставить Париж, всех моих друзей, чтобы жить с тобой в Богом забытой глуши, на краю света? Да ты спятил! Иди к отцу, скажи, что передумал!
Она с таким презрением произнесла эти слова, что я потерял голову. Глумиться над моей заветной мечтой! Я схватил ее за плечи… и изо всех сил стал трясти. И в ее зачарованном взгляде, кроме страха, блеснуло явное удовлетворение. Девушка вырвалась и отскочила, торжествующе сверкнув глазами.
– В таком случае убирайся! – вызывающе улыбнулась она и издевательски бросила вслед: – Но ты еще вернешься!
Той ночью я возвратился в Аскади, чтобы вступить в права наследства. Горечь разъедала мне душу. Теперь все стало ясно. Это она заставила отца вызвать меня в Париж. Богатой избалованной девушке взбрело в голову приручить деревенского кузена, наивного мальчика, и вылепить себе удобного мужа. Все мои мечты и планы ничего для нее не значили. Я был игрушкой, вещью. Ей предназначалась роль королевы, мне – принца-консорта. И какова же награда? Стать чем-то вроде любимой собачки, которую гладят и ласкают, а иногда награждают лакомым кусочком…
Но это еще не конец рассказа. Глядя на знакомый пейзаж моего детства, я вдруг понял, что все изменилось и я смотрю на окружающее равнодушным взором чужака. Ее слова звенели в мозгу, повторяясь снова и снова, как заезженная пластинка, преследовали меня:
– Ты вернешься, вернешься, вернешься…
Утром я получил бумаги, подтверждающие права наследования, но ноги отказывались нести меня домой. Что, если этот голос вторгнется и в тихие комнаты моего единственного убежища? Я и без того уже чувствовал, как мои убеждения и принципы рушатся как карточный домик. Я сгорал со стыда и ярости и все же… все же любил ее. И это было хуже всего.
К концу дня я уже знал, что должен делать. Да, я вернусь, но на этот раз поставлю дяде свои условия.
В кармане лежали документы на право владения землей и домом – гарантия моего будущего. Вечером я отправился в казино. Выигрыш следовал за выигрышем, и уже через несколько часов я стал богачом. Не знаю, что нашло на меня тогда. Безумие, темная страсть к саморазрушению. У меня было столько денег, что за всю жизнь не потратить, и все же этого оказалось мало. Мне нужно было еще больше, чтобы стереть воспоминания о ее голосе, улыбке, забыть, чем сделала меня эта любовь. Я продолжал играть, взвинчивая ставки, точно одержимый дьяволом. И к закрытию казино потерял все и к тому же залез в огромные долги. По горькой иронии судьбы меня не выставили лишь из уважения к имени дяди.
Я пошел на берег. Помню, что разглядывал собственные следы и наблюдал, как стирает их вода. Прилив наступал, черные волны вздымались над песком. Я ощущал странную пустоту. Конец. Дальше идти некуда. Мне даже стало как-то легче. Бешенство и страсти улеглись, осталось лишь оцепенение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39