— изумилась я.
— Он уже на службе. Он оттуда почти не вылезает. А я должен предупредить его, что собираюсь взять двухнедельный отпуск.
— Ах да, конечно! — Я сконфуженно улыбнулась и указала ему на телефонный аппарат в виде Микки-Мауса, который стоял у изголовья кровати.
— Ну и зверюга! — усмехнулся Дэвид. — А другого аппарата у тебя нет?
— Он прекрасно работает, — заверила я. — А кнопки набора — на левом ухе Микки. Сзади.
— Боюсь, не смогу разговаривать с боссом по такому аппарату, — капризно заявил Дэвид.
— Можно подумать, ты впервые им пользуешься! — возразила я.
— Да, но прежде мне не приходилось врать и выкручиваться, объясняя, с чего это мне пришло в голову взять отпуск зимой, когда столько работы. В феврале всегда полно лопнувших труб. и протечек. Страховых случаев хоть отбавляй. И мне нужно спокойно подумать. — И он озабоченно посмотрел на меня.
— Что ж, тогда можешь позвонить из гостиной, — уступила я.
Дэвид вскочил, быстро вышел из спальни и закрыл за собой дверь. Секунд тридцать я продолжала лежать в постели, наслаждаясь тонким ароматом его лосьона после бритья, и вдруг меня обуяло любопытство. Что он изобретет, чтобы надуть босса? Надеюсь, не примитивную байку про безвременно скончавшихся родственников в Патагонии?
Мой взгляд упал на смешливую рожицу Микки-Мауса. Мне оставалось только поднять трубку и послушать, как мой любимый водит босса за нос.
«Нет, не стоит, — убеждала себя я. — Дэвид вернется и сам мне все расскажет».
И все же любопытство взяло верх. Мне давно хотелось узнать, какой голос у его босса. А Дэвиду и в голову не придет, что я его перехитрила. Я давно научилась бесшумно снимать трубку и слушать, с кем общается по параллельному аппарату Эмма. Это было в тот период, когда я подозревала, что она крутит шашни с Дэвидом. Разумеется, ничего подобного на самом деле не происходило.
— Смотри, Пушистик, не проболтайся, — строго предупредила я кота, лениво развалившегося на коврике. — А то скорняку тебя отдам.
В ответ Пушистик лишь широко зевнул. Да, мол, умрет, но мою тайну сохранит.
— …так что две недели меня не будет, — сказал Дэвид. — Надеюсь, это не очень долго?
Неужто он решил сказать боссу правду? Это меня изумило. На что же он рассчитывает?
— О, Дэвид, без тебя мне будет так одиноко! — раздался в ответ женский голос.
Надо же, а я была уверена, что босс Дэвида — мужчина!
— Пойми же, для меня это едва ли не единственная возможность получить повышение, — продолжил Дэвид. — А моя работа связана с командировками, сама знаешь. Да и потом, что такое две недели, моя сладенькая? Тем более что все это я ради нас с тобой делаю.
— Ах, пупси-купси, ты правду говоришь?
Пупси-купси! Только теперь до меня наконец дошло, что на другом конце провода вовсе не его босс!
— Да, рыбка моя, — ответил Дэвид. — Постараюсь привезти тебе какой-нибудь милый сувенирчик.
Я бесшумно повесила трубку и поразилась тому, что не завопила во всю мочь. Прошло еще минуты три, и мой вероломный любовник вернулся. Должно быть, распрощавшись с этой стервозной потаскухой, Лайзой Браун, он и в самом деле боссу позвонил.
— Ну как? — спросила я, тщетно пытаясь унять дрожь в голосе. — Удалось провести его?
— Да, как последнего простофилю, — с довольной ухмылкой похвастался Дэвид, проскальзывая под одеяло и по-хозяйски запуская руку под мою ночнушку. — Он даже ничего не заподозрил. А сейчас я бы с удовольствием чашечку чаю перехватил. А то немного понервничал. Ты, случайно, на кухню не собираешься, пупси-купси?
— Пупси-купси? — переспросила я, едва сдерживая гнев.
— Это новое прозвище, которое я для тебя придумал, — поспешно ответил Дэвид. — Подходит, да?
— Не уверена, — ответила я, соскользнула с кровати и, пошатываясь, встала. Прежде Дэвид никогда не называл меня иначе, как по имени. Более того, сказал однажды, что подобные словечки придумывает лишь тот, кто боится попасть впросак, в решающий миг перепутав настоящее имя.
— Хорошо, я заварю чай, — сказала я, торопясь покинуть спальню. В противном случае постель обагрилась бы кровью. Причем не моей.
— С молоком, пожалуйста, — добавил Дэвид. — И с двумя кусочками сахара. Моя карибская королева!
— Чай, молоко, два сахара, — бубнила я себе под нос, спускаясь по лестнице шаткой и неуверенной, словно меня только что пыльным мешком по голове стукнули, поступью. Я поставила чайник на плиту, чувствуя, как постепенно и сама закипаю. Дело принимало совершенно неожиданный оборот. Из подслушанной мной беседы недвусмысленно явствовало, что Дэвид не намерен объявлять Лайзе о разрыве отношений. Более того, похоже, что сразу по возвращении он навострит лыжи к этой лахудре.
Послать бы этого двуличного гада куда следует!
С другой стороны, вряд ли следовало ожидать, что Дэвид может порвать с ней отношения по телефону. Тем более пока она проходит курс психологической реабилитации в Гастингсе. Возможно, он решил отложить выяснение отношений с Лайзой до нашего возвращения? Или вознамерился отправить ей письмо с Антигуа?
Нет, поездку, пожалуй, все-таки отменять не стоит, решила я.
С другой стороны, на кой черт Дэвиду Уитворту проявлять столь неуместную тактичность? Ну проходит Лайза — черт бы ее побрал — курс психологической реабилитации, и что из того? Я, между прочим, еще не знала, выживу ли после операции, когда он сбежал от меня.
Нет, все-таки надо показать этому негодяю, где раки зимуют!
Очевидно, он намеревался воспользоваться двухнедельным отдыхом, чтобы сделать окончательный выбор. Но мне вовсе не улыбалось две недели проводить в томительном ожидании. Я хотела услышать ответ немедленно. Могла ли я наслаждаться отдыхом, каждую минуту думая о том, что сразу по возвращении мой неверный любовник нырнет в жаркие объятия демонической Лайзы Браун? Нет, это неминуемо превратит сказочный отдых в ночной кошмар. Не говоря уж о том, что в глубине души меня грызло ужасное предчувствие: Дэвид уже сделал выбор! Понятно, не в мою пользу. А мне достался утешительный приз — две недели секса в обмен на вечное одиночество.
Чайник наконец вскипел, и я залила крутым кипятком два пакетика в чашках. Дэвид был помешан на хорошем чае. Никаких пакетиков и чашек он не признавал. Чай, причем непременно листовой, следовало заваривать исключительно в фарфоровых чайниках. Но в том состоянии, в котором я пребывала, мне меньше всего на свете хотелось потакать его капризам.
«А вдруг, — спросила я себя, подливая в чашку молока, — я тоже еще не приняла окончательного решения? Может, мне самой стоит использовать две недели на Антигуа исключительно для самого разнузданного секса, а потом, использовав Дэвида, бросить его жалкие, измочаленные останки сопернице?»
Нет, ни за что, решила я, размешивая в чашке два кусочка сахара. Все-таки Дэвид был мне когда-то небезразличен, чтобы так его использовать. Не могла же я уподобиться Эмме, которой ничего не стоило, проведя с парнем бурную ночь, улизнуть рано утром, оставив тому в утешение вымышленный номер телефона. Примостившись на табуретке, я с грустью уставилась на тюбик мази «Огненный перчик». Эмма называла ее «жгучкой» и использовала для растирания противно ноющей коленки.
— Ну как, пупси-купси, готов чай? — послышался голос Дэвида из спальни.
— Да, уже несу! — откликнулась я. Кротко, как прежняя Элисон, которой еще не вырезали аппендикс и которая пока не знала о предательстве своего возлюбленного. Сама же, вне себя от злости, схватила ни в чем не повинный тюбик «жгучки» и стиснула так, что он едва не лопнул.
— Ты что-то очень копаешься, — капризно пожаловался Дэвид.
Я водрузила на поднос чашки, а также упаковку бисквитного печенья в шоколаде и начала восхождение по лестнице. Дэвид уже унюхал аромат чая, и его ноздри хищно раздулись в предвкушении любимого напитка.
— Восхитительно! — сказал он. — Ты всегда просто отменно завариваешь чай.
— Спасибо.
— Залезай ко мне, — предложил он, приподнимая край одеяла и бесцеремонно сгоняя с кровати Пушистика. — Я уже окоченел без тебя.
Я проскользнула в постель и, как бы невзначай, распахнула халатик, обнажив свои прелести. Дэвид жадно уставился на мою грудь.
— Как насчет тарзаньих страстей и необузданного секса? — спросила я, пытаясь унять дрожь в голосе. И тут же, не дожидаясь ответа, опрокинула опешившего экс-жениха на подушки. Рука моя юркнула в его трусы. Прежде я никогда не проделывала это с такой смелостью.
Глаза Дэвида полезли на лоб.
— Я решила, что пора помочь тебе выбрать, кто из нас лучше — я или Лайза Браун, — заявила я, хватая его член. — Ой, что-то мои руки огрубели. Нужно их немного смазать.
— Смазать! — мечтательно повторил Дэвид, словно я предложила сделать ему минет.
Я полезла в карман халата.
— Закрой глаза! — нараспев протянула я так соблазнительно, как только сумела.
Дэвид с трепетом повиновался.
Я выдавила на ладонь едва ли не все содержимое тюбика «жгучки», после чего снова ухватилась за внушительный инструмент Дэвида. Мне понадобилась буквально пара-тройка движений, чтобы глаза Дэвида широко раскрылись. Судя по его виду, он впервые в жизни осознал, что граница между райским наслаждением и адской болью весьма и весьма условна.
— Твою мать!.. — истошно завизжал он и, стряхнув мою руку, вскочил. — Какого хрена, Эли? Ты что, взбесилась? Мои бедные яйца, что с моими яйцами? Что ты со мной сделала? У меня все горит! Я подыхаю!
Он опрометью кинулся в ванную и пустил холодную воду.
— Ой, блин! — доносились из ванной его вопли. — Мать-перемать твою! Эли, вызови «скорую»! Ой, блин! Ты меня прикончила!
Я неспешно прошествовала к ванной и остановилась в дверях, небрежно прислонясь к косяку.
— В чем дело, Дэвид, дорогой? У тебя что-нибудь болит?
— Чем ты меня намазала, сука ты этакая?
— Ничем, — ответила я, с невинным видом пожимая плечами. — Постой-ка, может, вот этим? — Я извлекла из кармана остатки «жгучки» и воззрилась на мазь с таким видом, будто увидела впервые.
— Ты намазала меня «Огненным перчиком»? — Голос Дэвида сорвался на фальцет. — Мерзавка! Да ты совсем чокнулась!
— А в чем дело?
Дэвид, бережно прикрыв пострадавшие чресла, ринулся в спальню и принялся с бешеной скоростью одеваться.
— Что на тебя нашло, психопатка чертова? — чуть не плача, спросил он. — Ты что, искалечить меня решила?
— Искалечить тебя! — задумчиво переспросила я. — Да ты, между прочим, только что вешал Лайзе Браун лапшу на уши про какую-то зарубежную командировку. И даже не думал рассказать ей, что улетаешь со мной!
У Дэвида отвисла челюсть.
— Что? — тупо спросил он.
— Пока ты звонил из гостиной, я подслушивала по Микки-Маусу, — мстительно пояснила я. — Ты уж извини, Дэвид, но ничего не выйдет. Не могу я взять тебя с собой, зная, что, как только вернешься, ты сразу помчишься к Лайзе. Тебе придется сделать выбор прямо сейчас, не сходя с места. Или я, или Лайза Браун. Что скажешь?
— Я тебе все скажу, — процедил Дэвид, бережно поглаживая свои яйца, словно они были отлиты из чистейшего золота. — Моя жизнь мне во сто крат дороже всех твоих Антигуа и Хрентигуа! Ты просто стерва, Эли Харрис! К тому же бешеная! Твое место в психушке!
— А ты собачье дерьмо, Дэвид Уитворт! — завизжала в ответ я и продолжала поносить его последними словами, высунувшись из окна, пока он несся к стоянке, как заяц. — Нет, ты хуже дерьма! Дерьмо по сравнению с тобой — повидло! Последний гнида благороднее тебя в сто тысяч раз!
Машина Дэвида скрылась за углом. Я уже закрывала окно, когда заметила какого-то мужика, ошалело пялившегося на мою оголенную грудь.
Козел вонючий!
А Дэвида и след простыл.
И почему Эмма всегда права?
Глава 10
По роковому совпадению день этот, когда Дэвид во второй раз исчез из моей жизни, пришелся на дату тридцатилетней годовщины свадьбы моих родителей. Заливаясь горючими слезами, я позвонила маме, чтобы услышать совет, как лучше поступить — удавиться на колготках или выброситься из окна на железную ограду с пиками. Однако мне не повезло: мама вела неравный бой с эклерами, которые упорно не хотели выпекаться, а потому осталась глуха к моим завываниям.
— Их давно уже вынимать пора, а они даже подниматься не начали, — причитала она. — Это просто катастрофа! Я хотела пригласить профессионального повара, но твой отец и слышать об этом не пожелал. Дорого, видите ли! Сдерут с нас целое состояние за то, чтобы разогреть в микроволновке какую-нибудь фигню от «Маркса и Спенсера». Проще сделать это самим, сказал он, и сэкономить уйму денег. И ведь всю жизнь этот человек такой прижимистый. Шейлок по сравнению с твоим отцом — отчаянный транжира. Даже не верится, что мы прожили вместе тридцать лет. Да с ним и тридцати минут никто не выдержит!
— Мамочка! — всхлипнула я, воспользовавшись тем, что родительница переводила дух. — Мамочка, боюсь, что я не смогу к вам прийти.
— Что-о?!
— Я говорю, что не смогу к вам прийти, — мрачно повторила я. — Мы вконец рассорились с Дэвидом, и я убита горем. Если я приползу в таком состоянии, то только испорчу вам весь праздник своей унылой рожей.
— Джон! Послушай-ка, что несет твоя старшая дочь! — истошно завопила мама, призывая отца к телефону.
Поразительно, но всякий раз, стоило мне только что-нибудь натворить, я превращалась в его дочь.
— Джон, поговори с ней!
И она бросила трубку. Не на рычажки, а на стол. Сама же, судя по отдалявшимся крикам, отправилась за отцом в гараж. Папочка наверняка прятался там под предлогом починки каких-нибудь старых стульев для предстоящего банкета. Родителей своих я знала как облупленных.
Обычно во время громкого выяснения отношений к общему хору голосов присоединялся Бандит. Вот и сейчас в трубку ворвался его заливистый лай. Прошло добрых пять минут, прежде чем трубку наконец взяли. Но не папа. Мое ухо резанул скрипучий голос сестрички Джо.
— Послушай, Эли, если ты не придешь, то будешь в этом всю жизнь раскаиваться, — предупредила она. — Что на тебя нашло? Она же папу живьем из-за тебя съест! Со всеми потрохами.
— Дай ему трубку, — взмолилась я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43