Уже прошел по крайней мере месяц, как они познакомились, и их эксцентричное, но запоминающееся общение продолжалось около пятнадцати минут.
– Привет, – бодро сказала она, скользнув к нему в кабинку и с удовольствием разглядывая его льняной пиджак овсяного цвета, свежую белую рубашку и галстук, казалось, гармонировавший с ее платьем.
Они составили красивую пару и притягивали пристальные взгляды от соседних столиков. Теперь, когда они сидели рядом, все вернулось снова. Круглые интеллигентные карие глаза, задумчивые складки под ними, которые, как она воображала, могли придать его лицу мягкое или жесткое выражение в зависимости от настроения. Ему было лет сорок пять. И для этого возраста у него были прекрасные волосы. Она заметила, что у него все так же нет обручального кольца, нет светлой полосы, которая бы выдавала, что он снял его ради нее.
Он обманывал Пейдж так же, как она обманывала его. Она посмотрела мимо него через окно во внутренний двор, заставленный столиками со скатертями зелено-розового цвета, и, очарованная солнечным светом, подумала, что предпочла бы сидеть снаружи в саду.
– Ты выглядишь великолепно, – сказал Стен, кладя руку на ее не прикрытую тканью спину.
Со слабой улыбкой, отразившей его удивление, он двинулся вниз по спине, с любопытством следуя ладонью вдоль позвоночника, все ниже и ниже, пока не достиг края безумной ткани ее платья, и чтобы двигаться дальше, ему пришлось бы преодолеть нейлоновую молнию. Все это было проделано с предельной осмотрительностью: его странствующая рука была скрыта от посторонних взглядов, зажатая между ее молодым цветущим телом и блестящей виниловой стенкой кабинки.
– Теперь я знаю, чего мне хочется на завтрак, – дерзко заявил Паркер.
Она прохладно улыбнулась, решив некоторое время подержать его на дистанции, полагая, что он уж слишком жаждет ее благодарности за свои подарки.
Но теперь наступил трудный момент: что сказать друг другу? Флиртовать легко. Переспать тоже несложно. Поддержание разговора требовало определенных усилий. У нее не было ни малейшего представления о том, что его интересует, Пейдж даже не знала, чем он зарабатывает на жизнь. Вопрос «в лоб» мог прозвучать неестественно, натянуто, глупо и, пожалуй, даже некстати. Ей нужно было задать тон, но она не знала, с чего начать. Вступительные слова, уже вертевшиеся на языке, должны были придать ей определенный вес в его глазах. Слава Богу, как раз в тот момент, когда она начала произносить какую-то идиотскую фразу, появился официант, чтобы принять заказ на напитки, и уберег ее от необходимости закончить. Выпивка даст начало маленькому разговору, который приведет к большому, а уж затем они могли расслабиться и заняться сексом. Ох уж эта скованность первых свиданий!
Даже простая задача, что заказать, представляла собой определенную сложность. Что если она закажет алкоголь, а он – наоборот? Она будет чувствовать себя как пьяница, начинающая «закладывать» уже в двенадцать дня. С другой стороны, что-нибудь алкогольное казалось вполне подходящим для создания праздничного настроения. Она подумала о шампанском, но затем решила, что это будет выглядеть уж слишком наигранным; пиво – слишком буднично. «Кровавая Мери», пожалуй, подходила больше всего, если только не окажется слишком крепкой, хотя ей как раз необходим допинг.
– А что для вас, мистер Паркер? Как обычно? – спросил официант, записывая заказ Пейдж.
То, что официант – совершенно неожиданно для Пейдж – знал имя «Филадельфии» и его вкусы, застало ее врасплох, так как он сказал, что остановился в другом отеле.
В их единственном коротком телефонном разговоре (вся остальная связь происходила через телеграммы и подарки) он сказал, что предпочитает останавливаться в старом добром «Шато Мармонт», объясняя, как ему там нравится, потому что это наиболее интимный, наиболее романтичный, наиболее богемный отель, спрятанный в голливудских холмах и за долгие годы ставший известным как своего рода общежитие артистов западного побережья. Киносценарии для фильмов «Цвет лиловый», «Наглец Кессиди», «Дитя солнечного танца» и «День саранчи» были написаны там во время мертвого сезона. Вуппи Голдберг устраивала скандалы в его вестибюле. Гарбо ночевала в нем. Там умер Белуши. Однажды Стинг устроил концерт на целую ночь для персонала отеля.
Паркер предложил ей вернуться в старый добрый «Шато» после завтрака, расслабиться около бассейна, «познакомиться поближе друг с другом», а затем переодеться и отправиться на вечеринку.
Пейдж решила, что это хороший план, и приняла его.
– Расскажи мне о себе, – попросил «Филадельфия», придвигаясь к ней поближе, после того как официант удалился.
В ее устах эта фраза звучала бы довольно нелепо, но она была благодарна, что он сломал лед. С его стороны это очень мило. Не слишком умно, но зато кстати. Пейдж рассмеялась. Ее нервы как-то сразу успокоились.
– Я специализируюсь на сердечных операциях, – пошутила она, – занимаюсь исследованиями и уникальными экземплярами…
Стен рассмеялся, его глаза заблестели от удовольствия. То, что он оценил ее юмор, сразу добавило легкости в их отношения.
Официант вернулся с «Кровавой Мери» и с паркеровским «как-обычно», похожим на бурбон со льдом. Пейдж наклонила свой стакан в его сторону:
– Вот как? Ты не веришь, что я врач? – спросила она, глядя на него с шутливым укором поверх ободка стакана с пикантным питьем.
Он отрицательно покачал головой.
– Недавно в «Ньюсуик» обо мне была большая статья, – заявила она, как будто было совершенно немыслимо, чтобы он ее не читал, – об открытии, сделанном мною в области развития новой лазерной технологии, которое поможет трансплантировать сердца неизвестной разновидности японской золотой рыбки бразильским длиннохвостым попугаям, в результате чего попугаи живут еще, по крайней мере, два года. Можешь вообразить, что это открытие даст человечеству?.. А чем ты занимаешься?
– Я? – Было похоже, что он пыжится ее переплюнуть. – Я лидер малоизвестной религиозной секты в Новой Гвинее.
– Мне показалось, ты говорил, что ты из Филадельфии.
– Я родился в Монголии. Мой отец был фанатом «Дабл-ю Си Филдс», поэтому мы переехали. Хотя, к тому времени, как мы попали сюда, «Дабл-ю-Си» обосновались уже в Голливуде. Когда мне было около восемнадцати, я услышал глас Божий с небес, направивший меня обращать пигмеев.
Пейдж слушала во все уши.
– Во что?
– В вегетарианство… – Они оба взорвались хохотом.
– Должно быть, это очень забавно, – предположила она, задавая себе вопрос, чем же он на самом деле занимается, и улыбаясь ему из-за меню в роскошной кожаной зеленой обложке, которое официант раскрыл и положил перед ней.
И это действительно было забавно. Стен Паркер был очень забавным, импульсивным, смешным. С ним было легко разговаривать. Как выяснилось, он занимается импортом-экспортом, и она пришла к выводу, что он преуспевает в этом бизнесе. Но, к несчастью, деятельность могущественной корпорации предъявляла жесткие требования – срочный телефонный звонок прервал их завтрак, требуя присутствия Стена на совещании.
Тем не менее, он проявил себя как настоящий джентльмен, заканчивая завтрак без всякой спешки, внимательный к ней, желая убедиться, что она сыта. Будет ли она заказывать десерт? Еще чашечку кофе? И после того, как они исчерпали программу завтрака, он отдал ей ключ от своей комнаты в «Шато» и сказал, чтобы она отправлялась туда без него, обещая присоединиться к ней, как только сможет сбежать.
Пейдж с удовольствием размышляла обо всем этом, лежа рядом со сверкающим голубым бассейном овальной формы в отеле «Шато Мармонт». Намазанная маслом и прихлебывая диет-колу, она впитывала то, что осталось от полуденного солнца.
– Мисс Уильямс, вас снова к телефону.
Прошел час с тех пор, как Стен последний раз звонил, и Пейдж, прикрыв глаза рукой от солнца, посмотрела на молодого красивого мужчину, появившегося у бассейна.
– Спасибо, – сказала она, поднимаясь с низкого персикового шезлонга и направляясь к домашнему телефону, который находился в маленьком кирпичном алькове.
– Слушаю, – сказала она в трубку бархатным голосом, улыбаясь с надеждой и возвращая на место лифчик купальника, который болтался на спине.
Служащий бассейна, наблюдавший за нею, тоже улыбнулся. Еще одна блестящая красотка Стена Паркера. С нею он, несомненно, превзошел самого себя, попал почти в «десятку», если вспомнить всех, кто здесь бывал до нее. Он вздохнул, думая, что это, должно быть, действительно прекрасно – быть богатым и иметь возможность покупать все. С трудом оторвав взгляд от великолепной задницы Пейдж, он взял счет, который она подписала и который из-за ее масла имел слабый запах кокосовых орехов, кинул его в мусорную корзину и написал другой, следуя обычным инструкциям мистера Паркера. Счет был выписан тоже на пентхаус, но под обычным псевдонимом «Джо Смит», чтобы не оставлять никаких письменных свидетельств для любопытных глаз, если его жена вдруг когда-нибудь что-нибудь заподозрит. Боже мой, неужели эти глупые цыпочки не чувствуют, что он, сукин сын, женат? Или они знают, и их это не беспокоит?
– Я изнываю, думая о тебе… – извиняющимся тоном говорил в трубку Стен Паркер. – Мы здесь зашли в тупик. Ни одна из сторон не хочет уступать. У тебя все в порядке?
– Все чудесно. Немного одиноко, но масса удовольствия…
– Оставь немного удовольствия для меня.
– Я думаю, тебе пора уже сдаться, – пошутила Пейдж. – Что такое еще один миллион или около того? По сравнению с тем, что ты мог бы получить от меня…
Она почувствовала, как он улыбается на другом конце провода.
– Наверное, на тебе одни из тех самых сексуальных трусиков во французском духе, из под которых, как зрелый персик, видна твоя идеальная попка, – сказал он.
– Ты угадал, – ответила она игриво.
– Боже мой, я уже почти вижу это. А мне приходится торчать здесь, среди напыщенных болванов. Расскажи мне о своих трусиках: какого они цвета? Подразни мое воображение, чтобы довести меня до экстаза.
Пейдж глянула вниз на свой миниатюрный костюм цвета оранжевого леденца и почти не прикрывавший верх.
– Цвета оранжевого леденца, – ответила она невинно.
Он опять вздохнул.
– У тебя, наверное, прекрасный загар. Твоя кожа, наверное, имеет цвет карамели и такая же гладкая.
Она прислонилась к кирпичной стене.
– А ты не можешь поручить все это своим адвокатам и руководить ими отсюда? – проворковала она.
Неожиданно в его голосе послышались смущенные нотки, как будто кто-то еще появился на заднем плане.
– Извини, красавица, перерыв закончился. Я заказал наверх немного икры и шампанское. Если ты проголодаешься, когда поднимешься в комнату, начинай без меня, – распорядился он в спешке. – Я приду, как только смогу.
Не дожидаясь ответа, он резко положил трубку. Ее рука продолжала нерешительно лежать на телефоне, от нечего делать, Пейдж решила позвонить Тори и Сьюзен, надеясь, что кто-нибудь из них дома. На звонок ответил автоответчик, и расстроенная Пейдж сообщила о том, как у нее идут дела, об очаровательном чувстве юмора Стена и о его совсем неостроумном поспешном бегстве и задерживающемся возвращении. Затем она назвала время и попросила, чтобы подруги ей перезвонили, если получат это сообщение в течение получаса.
Солнечный жар уменьшался, и воздух становился прохладным Пейдж собрала масло для загара, журналы, накинула рубашку и пошла по садовой тропинке в сторону похожего на замок здания отеля.
Убивая время перед тем как направиться в номер, она неспеша прошлась по восхитительному, недавно обновленному вестибюлю в европейском стиле, ощущая голыми ногами холод красных плиток пола. В любом другом отеле она бы чувствовала себя смущенной, прогуливаясь босиком в таком наряде. Но «Мармонт» действительно был особым отелем.
Она смотрела вверх под кафедральные своды арок, смутно проглядывавшиеся над аркой входа. Там, как привидение, раскачивался канделябр, напоминая старые черно-белые фильмы: часы, бьющие полночь, топот невидимых ног. Он был сделан из тяжелого кованого железа, в которое оправлено янтарное стекло, и создавал по-настоящему жуткое впечатление, довольно рискованно свисая с потолка, разрисованного в ярких оттенках морской волны, лаванды, зеленого, желтого и оранжевого, создающих нечто в духе Матисса.
Справа от Пейдж находился нижний вестибюль с кафедральными стрельчатыми окнами, арками в мавританском стиле, крепкой голубой мебелью – такой же, как в номере Стена, замечательным старинным круглым столом и кабинетным роялем красного дерева, за которым обреченно сидел хмурый парень в очках с проволочной оправой и с ужасно угрюмым видом агонизировал над клавишами. Он наигрывал несколько нот, затем, недовольный, брал с соседнего стула бутылку пива, делал глоток и начинал все сначала. Рядом с пивом лежал желтый блок бумаги и карандаш, и она поняла, что он сочиняет музыку. Ей было интересно, не знаменитость ли это, она понаблюдала еще некоторое время. Он, должно быть, чувствовал, что она стоит и смотрит на него, но ни разу не обернулся.
Ей стало скучно, и она отправилась к себе в номер мимо маленького стола регистратора, но задержалась перед очень старой витриной, в которой за стеклянными дверцами были выставлены достопримечательности «Шато». Экспозиция включала в себя массу неожиданных предметов: от фирменных открыток и спичечных коробков «Шато Мармонт» и маленьких стопок «Голливуд рипортер», «Вариети», «Роллинг Стоунз», до неожиданной коллекции старинных кукол с разрисованными фарфоровыми личиками и, к ее удивлению, пижам в цветочек и теннисок с эмблемами «Шато Мармонт», одна из которых, как она заметила, была на унылом пианисте. Преодолев пару пролетов лестницы, ведущей в пентхауз, Пейдж прошла в шикарный четырехкомнатный номер, задавая себе вопрос, когда «Филадельфия» снова позвонит. Ее обрадовало, что он не соврал, и на прекрасно сервированном кофейном столике вместе с цветами и двумя хрустальными подсвечниками были расставлены:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63