– Мне нужно на работу. А потом у меня до семи репетиция оркестра. – Она не собиралась возвращаться к репетициям, но вдруг почувствовала желание взяться за Рахманинова. Может, ей просто хотелось провести побольше времени вдали от Марвина и Флинн и подумать о том, почему эта сломанная семья прибилась к ее берегу? – Почему бы нам не встретиться за ужином в ресторанчике «У Дэвида»? – Она записала, как туда добраться, на обратной стороне нот Бранденбургского концерта, того самого, который ей нравился меньше всего, который она никогда не играла.Анна взяла виолончель, положила ее на заднее сиденье «Вольво». В этот час дороги были забиты. Она никогда еще не выходила из дому так рано. Но сегодня ей просто не хватало воздуха, ведь рядом находились Марвин, Флинн и весь их хлам. Анна не очень хорошо себя чувствовала, маневрируя по узким улочкам, мчась вперед и снижая скорость. Успокойся, говорила она сама себе. Может, она выпила слишком много кофе? Руки тряслись, а под ребрами сильно билось сердце, словно попавшаяся в силки птица. Еда? Может, она сегодня слишком мало съела? Анна помчалась к выезду с автомагистрали, когда почувствовала, что почти теряет сознание, и подъехала к автозаправочной станции. Вдруг это сердечный приступ? Дыхание было прерывистым, сердце словно пропускало каждый третий удар. Затем пелена ужаса спала. Анна зашла в ближайший магазин, побродила по прохладным проходам между рядами, зная, что, если упадет, кто-нибудь точно вызовет «скорую», и купила упаковку черной лакрицы и коробочку «Судафеда».В восемь тридцать в комнате, где спала Флинн, прозвенел будильник. На середине ее сна об Оскаре де ла Хойа – прекрасный сон, где боксер одержал победу нокаутом в седьмом раунде, – музыка в радиочасах ворвалась в зазор между сновидением и реальностью. Ведущий сообщил о наступившем уик-энде и начал рассказывать об андеграундной музыке семидесятых и о певцах, которых уже больше нет. Раздались аккорды «Субботней ночи».Во сне Флинн смотрела на ринг, ее кумир улыбался и пел песню, посылая противника в нокаут. Тот лежал на мате, а Оскар поднял глаза и посылал ей воздушные поцелуи, которые превращались в желтых бабочек. Глава VIОдна звезда стоит тысячи рыцарей Анна ждала Марви на и Флинн за угловым столиком в ресторане «У Дэвида». Утренняя дрожь все еще преследовала ее, разве что заказанный мартини помог немного. Она встретилась со студентами в колледже, а затем отправилась на репетицию оркестра, где ей удалось справиться с Рахманиновым, хотя возникли проблемы с ритмом. Сначала это заметил первый виолончелист, а затем и дирижер пожурил ее – она вступала слишком рано, еще до того, как он поднимал свою палочку. Анна извинилась и сказала, что плохо себя чувствует.Рядом с ней сидела скрипачка – лишенная чувства юмора женщина, которая преподавала в начальной школе и чрезвычайно гордилась своим браком. Ее муж был автомехаником. Она никогда не любила Анну (впрочем, это чувство было взаимно), но в этот раз была настроена очень враждебно: «Большинство из нас, Анна, серьезно относятся к оркестру. Вам пора бы знать, что пропуск репетиций и плохая подготовка не поощряются».– Прошу прощения, – сказала Анна, решив, что на сегодняшний день с нее хватит. Она подождала, пока дирижер подаст сигнал деревянным духовым инструментам, незаметно выскользнула из зала и поехала в ресторан.Анна сразу же заказала мартини и тарелку с закуской, чтобы заполнить пустоту в желудке. С утра они ничего не ела, кроме нескольких леденцов. Но даже аппетитный запах чеснока и маринованного базилика не вызвал у нее желания поесть. Может, она заболевала? Ничего страшного, обойдется. То есть, возможно, и не обойдется, пока Марвин и ее внучка не уедут, но со временем все пройдет.Зять вошел как раз в тот момент, когда Анна достала сотовый, чтобы позвонить ему.– Извини, я опоздал, – сказал он и сел. На нем была белая рубашка и красный галстук, волосы, зачесанные назад, блестели, а лицо было гладко выбрито.– Думаю, к этому я уже привыкла, – съязвила Анна и тут же почувствовала себя немного неловко из-за того, что так стервозно себя вела. Она допила последний глоток мартини и съела оливку. Нужно пытаться поладить с этим мужчиной. В конце концов, он был ее зятем и отцом ее внучки. В некотором смысле – семьей. – Где Флинн?– Она с твоей соседкой, Гретой. – Он взял меню.– Что? Ты попросил Грету посидеть с ней?– Она сама захотела. Мы уже собирались выходить, а Грета зашла и представилась. А потом предложила присмотреть за малышкой. Они с Флинни сразу же поладили, словно знают друг друга уже много лет. – Он оглядел зал: – Где, черт побери, официант? Я хочу выпить.Анна посмотрела на него и была уже готова сказать что-нибудь колкое, нечто вроде «А куда, ты думаешь, ты пришел? В модный ресторан?» Но Марвин так мило улыбнулся, что она успокоилась.– Что ты будешь? – спросил Марвин, посмотрев в меню.– Наверное, равиолли с омаром.Марвин рассеянно крутил свечку, стоявшую на столе:– Я даже не могу зайти в ресторан, чтобы не подумать о Поппи. Ты не поверишь, но мне всегда приходилось делать за нее заказ. Она ужасно нерешительный человек, на самом деле. Она дважды изучала меню, потом выбирала что-нибудь, а когда приносили еду, смотрела в мою тарелку и говорила: «Нужно было заказать это».Анна улыбнулась:– Она всегда была такой. Ее отец обычно называл это пищевой завистью и говорил, что она невротик.– Правда? Я хотел спросить: у тебя есть ее детские снимки? Я навоображал себе маленькую Поппи, но мне хотелось бы взглянуть на фотографии.Анна кивнула:– Я поищу.Его глаза блеснули в полутьме ресторана.– Я буду тебе очень признателен. Была ли Поппи застенчивой в детстве? Что ей действительно нравилось? Я имею в виду, чем ей нравилось заниматься, во что ей нравилось играть? – Ну, я бы не назвала ее робкой или настороженной. Она была спокойным, рассудительным ребенком. И чувствительным. – Анна рассмеялась, сбитая с толку неопределенностью собственного рассказа. С тем же успехом это могло относиться к какому-нибудь чужому ребенку. – Поппи была упрямая. У нее всегда был свой взгляд на все. Как-то она настаивала, чтобы ее отправили в воскресную школу, хотя мы с Хью никак не могли понять, как она до этого додумалась. Мы сами не часто ходили в церковь.– У нее было богатое воображение? – спросил Марвин.– Конечно. А разве не у всех детей богатое воображение?– Я просто думаю о Флинн. Иногда она переходит все границы. Ее воображение определенно пугает. – Он замолчал. – И она cлишком серьезно все воспринимает.В прошлом году на занятиях балетом преподавательница учила их, что, танцуя, нельзя сбиваться в кучу, нужно занимать всю сцену. Она сказала, чтобы они представили себя поросятами, летающими в космосе. Флинни решила, что на небе живут свиньи, и отказывалась выходить на улицу, когда было темно, потому что боялась, что они упадут ей на голову.Анна тихонько рассмеялась. Затем оба замолчали. Анна огляделась. За соседним столиком сидела компания чрезмерно нарядных женщин, явно менеджеров среднего звена, знакомый тип «я-могу-контролировать-свою-жизнь-после-развода». Внезапно Анна почувствовала тревогу, смешанную с неприязнью. Преувеличенная оживленность и натянутая веселость были видны даже отсюда. Нет ничего хорошего в фальшивом бодрячестве – а вызывающе нарядная одежда каким-то образом делала все еще более печальным. После того как Хью умер, Анна периодически проводила вечера в женской компании. Удовольствие от этих встреч отчасти заключалось в свободе от всего искусственного, от блесток и бус, от губной помады. Просто посидеть за кофе или лимонадом, смотреть видео, потягивать вино, слушать музыку.Анна посмотрела на Марвина, который ждал от нее какой-нибудь реакции. Сердце стало биться сильнее, и, несмотря на выпитое, она почувствовала сонливость. Зять нервничал: переставлял солонку, вазочку с сахаром и корзинку из-под хлеба, словно пытался создать скульптурную композицию.Подошел официант и записал их заказ.– И бутылочку красного домашнего вина, – добавила Анна.– Мне нужно позвонить и узнать как там Флинпи. – Марвин отодвинул стул.– Я уверена, она в полном порядке, – сказала Анна и похлопала его по руке. – У Греты есть номер моего сотового на случай, если что-нибудь случится.Марвин кивнул.– Это зал для курящих?– Не знаю. – Анна посмотрела вокруг. Одна из женщин за соседним столиком курила. – Должно быть.Марвин залез в карман, достал упаковку табака «Драм» и скрутил сигарету себе, а затем помог Анне, которая не умела этого делать.– Итак, – сказала Анна. – Я была очень удивлена, что вы с Поппи дали о себе знать спустя столько лет. – Она сделала глубокую затяжку, позволяя дыму затуманить ее разум. Тугие узлы в груди-начали понемногу ослабевать. – Еще много лет назад я решила, что моя дочь и ее семья исчезли навсегда.– Ну, – сказал Марвин. – Мы подумали, что настало время познакомить тебя с Флинн. Она никогда не знала своих бабушек и дедушек. Как думаешь, тебе понравится проводить с ней время? Я имею в виду, понравится ли вам обеим?Анна решила, что понравится.– Конечно. Может быть, я свожу ее в зоопарк. Она любит ходить в зоопарк?– Нет. Наверное, нет. Подозреваю, это ее расстроит. Флинн однажды видела диких животных в естественных условиях. Хотя ей, наверное, понравится боксерский матч. И если ты пообещаешь, что возьмешь ее на бокс, она растает, как дешевая шоколадка.– Ладно. Я подумаю, что можно сделать, – и Анна повернулась к официанту, который принес вино. Попробовав, она кивнула. – Замечательно.– Я думаю о большем, чем… э-э… просто выходах в город и загородных поездках.Анна подняла глаза:– Извини?– Я говорю, что речь идет не о том, чтобы просто сводить ее на бокс. Речь идет о гораздо большем.– Что именно? Давай-ка бросим ходить кругами. Что такое произошло, если вы проехали через всю страну на фургоне, на котором никогда не катались дальше бакалейного магазина?Марвин сделал большой глоток.– Я больше не знаю, что делать, Анна. Поппи исчезает уже много лет. Я могу справиться с этим и всегда мог справиться, но теперь это слишком сильно влияет на Флинн. Мне кажется, девочка думает, что это она во всем виновата. И еще мне кажется, я прошу у тебя помощи. – Он попробовал поймать ее взгляд, приглаживая волосы.– Какой помощи? Что я могу сделать? – Анна почувствовала, как слегка закружилась голова. Ей трудно было сосредоточиться.– Это была идея Поппи, приехать к тебе, – сказал Марвин.Анна пожала плечами:– Замечательно.– И когда она исчезла в Пенсильвании, тогда-то у меня и созрел план. Конечно, сначала я хотел развернуться и вернуться домой. Но затем подумал о дочери, о том, что нужно Флинни. Ей нужна мать, ее мать, но у Поппи не получается стать ею. И поэтому, естественно, я подумал о тебе. О том, что ты можешь оказывать на нее постоянное материнское влияние. О том, что мы – я и Флинн – могли бы поселиться здесь навсегда. – Марвин осушил свой бокал, покрутил его за ножку. Он распустил волосы, и они легли ему на плечи темной волной. Марвин пропустил сквозь них пальцы – по всей их шелковистой длине. Анна увидела, что женщины за соседним столиком заметили его. Затем одним ловким движением Марвин снова завязал их в конский хвост.– Я никогда не умела оказывать постоянное материнское влияние, Марвин. У меня нет способностей к воспитанию детей.Официант принес еду и наполнил бокалы водой. Анна откинулась на спинку стула. Марвин кивнул:– Я понимаю. Я знаком с версией Поппи. – Он замолчал. – Но я думал, что, может быть, когда ты узнаешь Флинн… ладно. Я слишком расфантазировался насчет Бостона. Наивно думать, что все мы сможем ужиться под одной крышей.– Да, – сказала Анна.– Поппи стала совсем дерганой за последние три года. Мы переезжали с места на место, но она нигде не была счастлива. Она самая большая любовь в моей жизни. Только я уже не знаю, что делать.– Вы разводитесь, – сказала Анна. Он покачал головой:– Нет. Я никогда с ней не разведусь. И всегда приму ее, когда бы она ни вернулась. Я всегда позволял ей возвращаться обратно, с того самого времени, как увез ее. – Улыбка скользнула по его губам. – Я ставил Поппи перед выбором: я или наркотики. Муж и ребенок или героин. В итоге мы с Флинн всегда проигрывали. Она завязывала на время, а затем начинала снова. Ей было недостаточно нашей дочери. И потом я понял, что Поппи никогда ничего не будет достаточно.Анна представила дочь на какой-нибудь темной глухой аллее с грязным шприцем в руке, где пахло болезнями, потом, давно не мытыми телами и грязной одеждой. Яркие, болезненно-желтые от героина солнечные лучи поднимались перед ее глазами.– На самом деле я не понимаю, – она отодвинула нетронутую тарелку. – Не понимаю, как можно отречься от своего ребенка. Как могла Поипи повернуться спиной к собственной дочери? Какие наркотики могут такое сотворить? Какое вещество может оказаться важнее ребенка? – Анна не отводила тяжелого взгляда от женщин за соседним столиком; они вели себя все более шумно и крикливо. Одна из них просто сводила Анну с ума, блондинка с большой грудью и смехом, похожим на крик осла. Самая непривлекательная из всей компании. Ее узкое платье с тропическими птицами и цветами колыхалось вместе со складками жира. Она посматривала на Марвина слишком часто и слишком пристально. Взгляд Анны заставил ее наконец смутиться.– Пойми, я пытаюсь думать только о Флинн. Поппи никогда не бросит эту привычку – она сидит на наркотиках с пятнадцати лет. Сейчас, когда Флинн взрослеет, больше всего ей нужна стабильность. Мои родители умерли, ты и я – ее единственные родственники. И ты – самый близкий человек, который может заменить настоящую мать.Внимание Анны опять вернулось к разговору.– Поппи – наркоманка с пятнадцати лет? – Анна воскресила в памяти свои летние поездки в спортивный лагерь, Поппи со скобками на зубах и угрюмым подростковым молчанием. В пятнадцать лет она была в спортивном лагере. Должно быть, Марвин ошибается. Но какая сейчас разница? – Нет, Марвин, со мной этого не выйдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49