– Я помню их, Лотти. Даю слово, что выполню твою просьбу.
В комнату вошли трое мужчин и улыбнулись Рэн.
– Мы с Лукасом будем на пристани, а Сид вернется за Рэн, когда подойдет время, – спокойно сообщил Барт.
Лотти кивнула, и воры исчезли за дверью; рыжий кот последовал за ними.
* * *
Обри Фаррингтон остановился у иллюминатора в каюте Калеба, чтобы украдкой проследить, как Малькольм Уэзерли проникнет на судно. Поскольку ван дер Рис был человеком наблюдательным, Обри решил отвлечь его внимание содержательной беседой.
– Ладно, Кэл, я вижу, что шуточки закончились, и мне ничего не остается делать, как выложить тебе все начистоту, – затараторил Фаррингтон. – Все очень просто. Когда ты уехал, а картежная лихорадка прошла, я оказался совсем без денег, поэтому вынужден был согласиться… свести одного моего приятеля с… одной знакомой леди. А потом он…
– Стащил королевское ожерелье, – закончил за него Калеб. – Я заподозрил, что ты замешан в этом деле, как только услышал новость. Единственное, что меня удивляет, так это то, что тебя до сих пор не поймали, – лицо Калеба стало напряженным и мрачным, но в глазах прыгали озорные искорки. – И сколько на черном рынке, Обри?
– Крупный куш, – самодовольно ухмыльнулся Фаррингтон. – Я все организовал для перевозки ожерелья на Мартинику. Я плыву с тобой, Калеб, чтобы защитить свой капитал.
– Очень мило с твоей стороны, – холодно заметил Калеб. – Я почему-то ожидал этого. А сейчас скажи, где находятся драгоценности. На тот случай, если с тобой что-нибудь случится. Сам понимаешь, море преподносит массу сюрпризов. Будет жаль, если такая дорогая вещь затеряется…
– Ты меня разочаровываешь, Кэл! Я никогда не раскрываю карт до конца.
– Хорошо, старый мошенник. Пока оставь при себе свою маленькую тайну, но помни: в тот день, когда я захочу получить ответ, ты выложишь мне все как на духу.
– Похоже, это честная сделка, – вкрадчивым голосом проговорил Фаррингтон, теребя в руках свою новую элегантную шляпу. – Ты очень добр, Кэл.
Обри повернулся, чтобы уйти, в его животе заурчало от облегчения: к этому моменту Уэзерли уже благополучно прибыл на корабль в рундуке.
– И последний вопрос, Обри. Доли равные. Согласен?
– Как скажешь, Кэл. Равные доли – значит равные.
– Тогда ты не будешь возражать и подпишешь этот маленький документ в надлежащем месте? продолжил Калеб, протягивая Фаррингтону бумагу и перо. – На плаху идут не только пираты-головорезы… Это мой корабль, а я капитан. Мы понимаем друг друга, Обри… старый друг?
– Отлично! – Фаррингтон улыбнулся, поставил на документе свою подпись и вышел из каюты.
«Жаль, что в молодости я не научился плавать, – Обри терпеть не мог холодную черную воду, – ну, до этого дело не дойдет!» – думал он, направляясь в каюту, которая должна была стать его домом на время плавания. Обри необходимо было выпить рюмочку-другую, а может быть, и третью, чтобы прийти в себя. Делить сокровище пополам было глупо, на три части – совсем для слабоумных. Победителю достается все – вот как должно быть, но… это невозможно. Правда, выход есть: надо придумать, как устранить Уэзерли, и его долю – третью часть, разумеется, – отдать Кэлу как половину, вот тогда умница Обри Фаррингтон останется в выигрыше!
В ту минуту, когда Фаррингтон покинул каюту, лицо Калеба расплылось в широкой улыбке. Кого старик задумал одурачить? Калеб мог завладеть драгоценностями немедленно, если бы захотел. Разгадать секрет Обри было несложно. Где еще, как не на себе, он стал бы хранить сокровище? А эта щегольская шляпа с пером? Лучший тайник тот, что у всех на виду!
* * *
Рэн сидела тихо, пока Лотти дремала в кресле-качалке. Девушка удивлялась самой себе: она не испытывала никакого душевного волнения, несмотря на исключительные обстоятельства. Она отправлялась в путешествие под вымышленным именем, в одежде, украденной бог знает где, на корабле своего сводного брата, который не должен знать, что Рэн находится на борту. У нее с собой колода крапленых карт, благодаря которым можно мошенничать, сто фунтов и мешочек с драгоценными камнями, спрятанный на груди. Она обманулась в Малькольме, была изнасилована и чуть не погибла; Сирена и Риган – самые дорогие сердцу люди – потеряны навсегда. Она собирается на новую землю, наводненную дикими индейцами. «Почему же все это случилось?» – спрашивала себя Рэн. «Потому что я была дурой», – отвечала она, глотая слезы. Девушка ощущала некоторую уверенность от сознания того, что она всегда может положиться на Калеба. Без сомнения, он не откажет ей в помощи, если таковая потребуется. Рэн вытерла глаза тыльной стороной руки и осмотрела грязную комнату.
Так она жила в детстве. На самом деле девочка жила и похуже до того, как Лотти нашла ее и забрала к себе. Но те дни, когда она спала в кучах мусора, чтобы не замерзнуть, давно прошли, и теперь Рэн стоит на пороге новой жизни на новом месте. Ей придется рассчитывать только на собственные силы. Она хорошо усвоила урок, преподнесенный жизнью, и больше не доверится никому. Пусть этим занимаются дураки. Она доверяла Саре и Малькольму – и посмотрите, что с ней стало! Сирена с Риганом верили в нее – чем она отплатила? А этот негодяй Калеб, который пытался соблазнить ее в саду? Зря она не покалечила его так, чтобы он никогда больше не смог злоупотребить доверием женщины. Рэн мысленно поместила Калеба в ту же категорию, что и Малькольма, а потом и вовсе перестала думать о нем.
Стул, на котором сидела Рэн, громко затрещал, когда она попробовала устроиться поудобнее до прихода Сида. Девушке очень хотелось подождать его на улице, но Лотти не разрешила. Сегодня было полнолуние, хотя сквозь грязное окно не проникал ни один лучик лунного света. Вдруг Рэн заметила целую колонну муравьев, марширующих по столу и облепивших ломоть хлеба на разбитой тарелке. Хлеб словно ожил, и за считанные секунды от него остались только крошки. «Им тоже нужно есть, – подумала Рэн, – они должны жить, как и я». Ножки стула снова затрещали, когда девушка повернулась и посмотрела на дремлющую Лотти. Как может ее давняя подруга жить в таких условиях?
– Потому что никогда не знала ничего другого, – вслух пробормотала Рэн.
Барт и остальные тоже не знали другой жизни. Они существовали по принципу: делать все возможное, чтобы выжить, а если подвернется случай и повезет – снимать сливки.
– Проклятие! – процедила сквозь зубы Рэн.
Она пожила среди мусора и успела вкусить сладкой жизни. Ей совсем не хотелось жить так, как в детстве. И с этого момента девушка твердо решила снимать только сливки.
Тихо открылась дверь, и в щель первым прошмыгнул рыжий кот. Он забрался на колени к Лотти и удобно устроился на ее грязных юбках. Сид слегка кивнул. Первой встала Рэн, а за ней Лотти. Ни одна из женщин не проронила ни слова. Рэн, не оглядываясь, последовала за мужчиной на улицу. Она знала, что Лотти беззвучно плачет, покачивая на руках кота. Но у Рэн ван дер Рис уже не осталось слез, чтобы плакать.
– Хочу подарить тебе на счастье мой талисман, – сказал Сид, протягивая девушке кусок свиного уха, когда они торопливо шли по темной улочке.
Рэн с улыбкой приняла подарок.
– Я буду беречь его и молиться, чтобы он приносил мне удачу, как и тебе.
Больше Сиду нечего было подарить Рэн, и оба знали, что талисман не принес ему никакой удачи, иначе бы Сид не жил в лабиринте, как Лотти, и не заботился бы о ней.
– Иди нормальным шагом, малышка, а когда увидишь стайки этих черно-белых «птиц», смешайся с ними и поднимайся по трапу, будто ты одна из них. Не смотри по сторонам, а опусти глаза в землю, как делают их женщины, – он слегка пожал ее руку и прошептал: – Удачи тебе, девочка!
Рэн кивнула и быстро пошла вперед. Она сразу же увидела собравшихся у корабля пуритан и, не поднимая головы, пробралась в середину группы. Рэн хорошо был известен каждый укромный уголок, каждая щель на «Морской Сирене» еще с тех пор, как Калеб приплывал на Яву. На борту корабля она могла перехитрить любого, кто попытался бы встать на ее пути. Сирена показала ей множество мест, где можно спрятаться, и как быстро перебегать из одного укрытия в другое, когда устраивают охоту на безбилетного пассажира.
Сначала Рэн увидела сапоги Калеба и поняла, что ей предстоит пройти мимо него. Пониже наклонив голову, Рэн прошмыгнула рядом с ним, и, судя по всему, Кэл не узнал ее; да и вряд ли он вообще вглядывался в лица своих странных пассажиров. Они были для него сродни скотине, животным. Человеческие существа не пересекают океан в трюме корабля. Люди живут в домах, едят полноценную пищу и спят на удобных кроватях. Многие ли из этих безумцев выживут за время плавания? Те, что постарше, с бледной кожей и хрупкими костями, едва ли дотянут до земли. В сыром трюме, где мало свежего воздуха, они начнут кашлять, и море проглотит их мертвые тела прежде, чем закончится путешествие. Об этом Рэн рассказывал Риган, а ему она верила. Рэн подумала: рассказал ли Калеб этим людям то же самое перед тем, как согласился на этот рейс? Вряд ли. Почему его должно это волновать? Мужчины все одинаковы. Если они не могут взять то, что хотят, с помощью обаяния, то берут силой. Но Рэн теперь им не уступит ни под воздействием очарования, ни силы. Если ее станут обольщать, она ответит тем же, а против силы употребит силу.
Кто-то грубо пнул девушку багром в бок.
– Давай быстрее! Ты задерживаешь очередь, – приказал резкий голос.
С губ Рэн уже был готов сорваться гневный ответ, но она промолчала. Сейчас не время. Она подняла глаза, чтобы посмотреть, кто толкнул ее. Удовлетворенная тем, что запомнила лицо мужчины, Рэн ускорила шаг и спустилась по лестнице в темный трюм.
«Морская Сирена» была готова к отплытию, и Калеб приказал поднять якорь. Он бросил критический взгляд на луну, оценил сильный ветер, раскачивающий судно. Погода была отличной для плавания, даже лучше, чем он ожидал. Корабль покинул причал и вошел в воды Темзы, но Калеб не ощутил привычного для такого момента волнения. Шесть недель в обществе этого сброда – религиозных фанатиков! В глазах капитана все они выглядели мрачными пингвинами, в головах которых – только обращение на путь истинный, проповеди и молитвы.
Особенно выделялся Баском Стоунхам – с горящими глазами, самодовольными нудными проповедями и бредовыми идеями.
– Избавь меня, Господи, от его ежедневных посланий от твоего имени, – пробормотал себе под нос Калеб.
«А занимаются ли пуритане чем-нибудь еще, кроме молитв?» – подумал он. Перед глазами промелькнул образ Сары, одетой во все черное. Калеб повернул штурвал. Сара не казалась такой уж покорной, а все поучения брата явно пролетали мимо ее ушей. Калеб представил Сару без одежды и решил, что она довольно привлекательная женщина. Плавание будет долгим, и нужно как-то скоротать время… Пусть Фаррингтон страдает от проповедей Стоунхама-младшего. Таким образом, Баском будет и занят, и одновременно принесет какую-то пользу старому распутнику. В конце концов, Обри это не помешает: настало время постараться спасти бессмертную душу этого скряги.
Корабль шел, подгоняемый сильным ветром, а Калеб, как всегда в момент отплытия «Сирены», позволил себе помечтать. Он надеялся, что, когда Сирена с Риганом найдут Рэн, они благополучно вернутся на Яву к своим обожаемым сыновьям. А Рэн, где она сейчас? Калеб поджал губы, будто снова почувствовал боль в нижней части живота. Где бы она ни была, Калеб знал, что девушка в беде. Неприятности преследовали ее повсюду. Суровое лицо капитана немного смягчилось при воспоминании, какой теплой и приятной была Рэн в его объятиях, как пылко ответила на его поцелуй, обещающий кое-что большее. Милая целомудренная Рэн… «Злючка» подходит ей больше. Он опять нахмурился, вспомнив, как корчился от боли на лужайке, а пах горел огнем. Калеб внезапно рассмеялся. Перед ним всплыло лицо Сары, когда она спрашивала, не случаются ли с ним припадки. Он покажет ей, какие с ним бывают «припадки», еще до окончания плавания! Но куда же исчезла Рэн? Неужели убежала с этим фатом Уэзерли? Она не настолько глупа, чтобы выйти за него замуж. Если только всем назло. Она многому научилась у Сирены. У Рэн сильная воля, неуправляемый темперамент и острый язычок. Да, Сирена преподала ей хорошие уроки. Калеб чувствовал, что дорожки их снова пересекутся, но, когда это произойдет, Рэн уже не будет несмышленой школьницей.
Обри Фаррингтон, великолепный в своей, как он говорил, «морской» одежде, нетвердым шагом вошел в рулевую рубку; лицо его было бледным, а руки дрожали. Калеб мельком взглянул на партнера и сразу указал на перила. Пока он слушал, как рвало Фаррингтона, его самого чуть не стошнило на палубу.
– Не ешь сегодня, Обри, – усмехнувшись, посоветовал Калеб. – Поделом тебе! Бог наказывает тебя за недоверие ко мне. Ты можешь страдать этой мерзкой болезнью до конца путешествия. Поищи Баскома Стоунхама и попроси его помолиться, чтобы тебе стало легче.
– Негодяй, – прошипел Фаррингтон, в очередной раз перегибаясь через перила. – Пропали мой завтрак, обед и ужин! У меня уже ничего не осталось в желудке.
– Это твое наказание, – продолжал издеваться Калеб. – Если ты станешь беспомощным и не сможешь двигаться, что прикажешь делать с твоим телом? Скажи-ка мне лучше сейчас, куда ты запрятал свою добычу.
– Я не собираюсь умирать, можешь не беспокоиться, безжалостный нахал. Тебе доставляют удовольствие мои страдания, да? – слабым голосом пролепетал Обри, испытывая новый приступ тошноты.
– Спускайся к себе и ложись. Скоро у тебя закружится голова, тогда ты можешь упасть и разбиться. Я не намерен вправлять чьи-то кости во время плавания, а твои такие старые, что вряд ли уже срастутся. Труха. Так что у тебя никакой надежды, Обри.
Картежник был слишком слаб, чтобы отвечать на оскорбления, поэтому с радостью ухватился за руку моряка по имени Питер, который помог ему добраться до каюты. Обри едва успел доползти до своей жесткой койки, как вновь ощутил тошноту.
Пуритане устроились в трюме, темноту которого рассеивал желтый свет трех чадящих ламп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44