— Спасибо, мадам. Теперь я опять все вижу в ясном свете.
— Любовь? — спрашивает она. — Или проблемы со здоровьем?
— Любовь, — уныло говорю я. На это слово у меня все еще аллергия.
— Ну, если это только любовь, то все образуется. Это можно пережить. Проблемы со здоровьем серьезнее.
— Не знаю. — Я встаю. — Извините, я хотела бы помыть руки.
Спотыкаясь, бреду в туалет. Я в каком-то странном состоянии. С одной стороны — абсолютно пьяная, с другой — трезва, как стеклышко. Я могу ходить, говорить, но вижу себя словно бы со стороны. Ополаскиваю лицо прохладной водой. Взгляд случайно падает вниз и тут события разворачиваются с молниеносной быстротой.
В корзине для мусора торчит газета «Фигаро», вышедшая четыре дня назад. Автоматически вытаскиваю ее и начинаю пролистывать. Вот и квартирные объявления.
«Париж, 16-й округ. Трехкомнатная квартира в красном старом доме. Без домов напротив. Сдается. лифт, солнце, подвал. Цена умеренная». Звучит заманчиво. Как сомнамбула иду к телефону. Бросаю три франка и набираю номер. Трубку сразу же снимают. Женский приятный голос. Частное лицо, не агентство.
— Бонжур, мадам, — здороваюсь я и опять наблюдаю за собой откуда-то издалека. — Вы давали объявление. Квартира еще свободна?
— Да, еще не сдана. Вы хотели бы ее посмотреть?
— С удовольствием. Скажите, пожалуйста, адрес.
— Улица Коперника, 32.
Улица Коперника? Я ведь там уже сегодня была. Это в двух минутах ходьбы отсюда, за углом.
— Могла бы я сейчас зайти? Я случайно тут поблизости.
— Приходите, мадам. До скорого, я вас жду. Складываю газету и сую ее обратно в корзину. Взгляд в зеркало. Макияж не имеет сейчас смысла, на улице слишком жарко. Слегка крашу губы розовой помадой, расчесываю кое-как свои пропотевшие волосы. Слава богу, белое платье не запачкано. Если бы не красные глаза, вид вполне благопристойный.
Плачу, даю щедрые чаевые и отправляюсь в путь. Улица Коперника идет вверх от площади Виктора Гюго с большим фонтаном к улице Лористон, а потом вниз, под гору, к Авеню Клебер. Это довольно оживленная улица, не слишком широкая, с красивыми, элегантными домами и, что меня успокаивает, — без единой новостройки. Не люблю новые дома, не желаю жить в бетоне. Хочу старого парижского шарма.
Нахожу нужный мне номер. Элегантное здание, суживающееся кверху. Последний этаж обрамлен террасами. Построено, по моей оценке, где-то в тридцатых годах. Дом имеет свое лицо.
Вхожу в дверь из кованого железа и стекла. В вестибюле мраморный пол, стены тоже облицованы светлым мрамором. С обеих сторон большие зеркала самого высокого качества. Три ступеньки ведут к лифту из дерева и стекла. Лестницы покрыты красными коврами. Все добротно и ухожено, настраивает на приятный лад.
На седьмом этаже две широкие, элегантные двери из светлого дерева. Правая приоткрыта. Звоню и жду. Слышатся легкие шаги. Из двери высовывается высокая, худощавая седая дама.
— Это вы только что звонили? — удостоверивается она.
— Да, это была я.
— Пожалуйста, входите, мадам.
Она проводит меня по трем светлым, залитым солнцем комнатам. Салон огромный, с маленьким балконом, выходящим на улицу. И первое, что я вижу — Эйфелева башня! Хотя и не так близко, как с Авеню дю президент Вильсон, но все же вполне. Одна комната выходит на запад, другая назад, но не во двор, а на знаменитые водоемы Пасси.
Вот это сюрприз! Я почти окончательно трезвею. Подо мной лежат три маленькие озерца в обрамлении розовых кустов, цветочных клумб, цветущего кустарника, с зеленой травой между ними.
Я вздыхаю всей грудью. Великолепный свежий воздух. Неужели такое возможно в центре города? Чувствую себя как на природе, у реки. Вид просто сказочный. Такой квартиры я еще не встречала в Париже, я уже влюблена в нее. Здесь ты просто обязан быть счастливым.
Спальня с четырьмя большими окнами — сама прелесть. Рабочий кабинет расположен полукругом. На кухне сохранился красивый красный изразец. Ванная — в черно-белых тонах, времен постройки дома. Светлые мраморные камины тридцатых годов тоже в целости и сохранности, равно как и лепнина, и дивные двустворчатые стеклянные двери. Это не квартира, а жемчужина.
Одного не могу понять. Объявление дано четыре дня тому назад. Цена на удивление низкая. Знаю по собственному опыту, что такие квартиры уходят в первые четверть часа. Почему же эта еще свободна?
— Вам нравится? — спрашивает хозяйка с надеждой.
— Очень! Но почему квартира до сих пор не сдана?
— Потому что я очень разборчива в своих жильцах. Здесь побывало не меньше сотни людей. Но мне пока ни один не приглянулся.
— Значит, у меня тоже нет шансов, я полагаю?
— Посмотрим. Кто вы по профессии, мадам?
— Архитектор по интерьеру.
— О, как интересно!
— Это действительно интересно. Думаю, вы знаете, что владеете исключительно красивой квартирой?
Она кивает.
— Это была квартира моей матери. Здесь, в этой полукруглой комнате, она всегда играла в бридж.
— Я бы чертила здесь свои эскизы. Свет великолепный.
— Вы ни от кого не зависите, мадам?
— Ни от кого.
— Можно узнать вашу фамилию? Я называю.
— Вы дочь владельца «Аполло-кофе»? — заинтересованно спрашивает она.
— Нет, я замужем за одним из сыновей. Мы живем неподалеку, возле Трокадеро. Но мне нужно что-то свое. Дома невозможно работать.
— То есть вы бы были здесь одна?
— Да, одна!
— У вас есть дети?
— Нет, мадам.
— Я требую трехмесячный залог. И деньги вперед за три месяца. Выпишите мне чек, и тогда я вам выдам контракт на три года. Вас это устроит, мадам?
— Очень, спасибо!
Она вытаскивает бело-коричневый бланк и начинает его заполнять.
— С какого числа составлять контракт?
— С завтрашнего, если можно. Хозяйка улыбается.
— Почему бы и нет, мадам? Никаких проблем. Как в трансе достаю свою серебряную ручку. Какое счастье, что я прихватила чековую книжку английского банка. Этот договор съедает почти все, что у меня есть. Зато если Фаусто продаст нашу квартиру, я не окажусь на улице. А там, глядишь, осенью поступят деньги, если я получу заказ отца Поля!
Надеюсь, что я в состоянии писать. У меня все еще слишком много алкоголя в крови. Ручка дрожит, я медленно вписываю сумму.
Расписываюсь.
Прощай, Фаусто! — мысленно говорю я, выводя свою фамилию. — Я сдаюсь! Прощай, мое сокровище, мое блаженство, с тобой было прекрасно и гадко. Прощай, мой белокурый исполин, твоя власть надо мной закончилась. Будь счастлив со своей Одиль, с детьми, я ни у кого не стою на пути. Адье, мон амур!
К горлу опять подступает комок.
Теперь это действительно свершилось. Сколько раз я клялась себе уйти! В последний раз это было на башне собора в Бурже. А теперь вдруг все происходит само собой
Промокаю глаза. Только без ненужной сентиментальности! Я достаточно наревелась.
Проверяю чек. Вырываю его из книжки и вписываю сумму в купон.
Прощай, Фаусто Сент-Аполл! Это была последняя пролитая из-за тебя слезинка.
У меня есть талант, который меня прокормит. Мне не надо унижаться. Я сама заработаю себе на жизнь.
Я снова встаю на собственные ноги!
Отныне полагаюсь только на себя!
И начинаю новую жизнь!
15
Прошло две недели. Сегодня понедельник 9 августа. Я живу на улице Коперника и чувствую себя превосходно как никогда. Шок я уже преодолела, и самое страшное позади. Все-таки я пережила лавину, и меня не возьмешь голыми руками.
За последнее время многое произошло. Филипп расписал квартиру, а в салоне, вокруг камина, построил книжные стеллажи. Я посвятила в свою тайну Лолло и перевезла сюда свои вещи: мою красивую античную мебель, картины своего отца, мои кресла, тибетский ковер, мои коврики, лампы, мою посуду, одежду, мои растения, пальмы, белье, обувь и, наконец, украшения.
Переселение было молниеносной акцией. И на это есть своя причина.
Во Франции не существует воровства между мужем и женой. И во времена таких острых кризисов квартиру очищает тот, кто первым до этого додумается.
Примеров предостаточно: жена приходит домой, а там ничего нет. Ни трюмо, ни стула, ни кровати, голые стены!
Мне тоже грозило подобное. Уверена, что валькирия это замышляла.
Я в свою очередь могла бы сделать то же самое, и Фаусто оставалось бы только дивиться на пустом паркете. Я бы все могла украсть: картины дяди Кроноса, его сокровища, коллекцию его серебра, прекрасную мебель эпохи Людовика XVI, все, что, мне по душе, и никто бы не смог привлечь меня к суду. Но я этого не сделала.
Лишь одно я взяла с собой: серебряную музыкальную шкатулку с накладками из разноцветной эмали и синей птичкой-колибри, которая поет и вращается, если ее завести. Я рассматриваю ее как залог.
Фаусто должен мне мою долю от прибылей прошлого года. Если я ее получу, я отдам шкатулку.
С самого первого дня я чувствую себя здесь как дома.
Сплю, правда, пока на диване, но уже заказала в Англии кровать с балдахином, и через три недели она должна прибыть.
Телефон подключен, и автоответчик делает доброе дело. Лолло, мой ангел-хранитель, спасает меня от всех Сент-Аполлов. Если меня кто-то разыскивает, она говорит: «Мадам придет сегодня позже!», потом наговаривает мне информацию на пленку, и я отзваниваю, будто ничего не изменилось. Пока никто не знает, что я съехала.
Сегодня прохладный день.
В дивном настроении лежу на спине, на строительных лесах в салоне и расписываю потолок фризом в стиле тридцатых годов: зеленые виноградные листья и синие грозди, вьющиеся вокруг черной лозы. Будет здорово! В Лондоне я закончила курсы фресковой живописи и знаю толк в этих вещах!
Вдруг раздается телефонный звонок. Автоответчик не включился. Подойти или не подойти? Скорей всего это Глория. Я осторожно спускаюсь вниз и снимаю трубку. Звонит мой свекор. Его только не хватало! Откуда он знает мой номер?
— Тиция, доченька! — Голос расстроенный. — Я слышал, ты сняла себе ателье и больше не появляешься дома? В чем дело? Скажи ради бога!
Секунду колеблюсь, а потом говорю как можно спокойнее:
— У Фаусто есть любовница.
В ответ молчание. Потом глубокий, тяжелый вздох.
— Та самая, которая пишет вам письма с угрозами. У нее двое детей! Думаю, мне лучше всего развестись!
— Я запрещаю тебе это! — выпаливает Гермес. — Она только того и ждет! Да пусть у нее хоть десять детей будет! О разводе не может быть и речи. У тебя все преимущества. Ты красивая женщина. А эта особа больше напоминает боевого коня. Ты бы ее видела. Фаусто любит только тебя! Как отец я это знаю. Ты нужна ему. Ни в коем случае не уезжай в Вену. Слушай, как должна поступить умная, интеллигентная женщина: поскорей возвращайся домой. Будь снисходительной к Фаусто! Нежной и кроткой, и прежде всего — не задавай никаких вопросов! Делай, что он хочет. И я тебе гарантирую, что через неделю он будет у тебя в руках, будет, как щенок, слушаться тебя, а осенью ты забеременеешь!
— Сомневаюсь, — неуверенно говорю я.
— Ты не знаешь французов, — продолжает Гермес, — они сплошь и рядом имеют любовниц! Если бы все жены стали разводиться, во Франции бы не осталось браков. У нас с маман тоже были кризисы. Мужчины слабы и не могут устоять перед соблазнами. В браке сильной должна быть женщина, иначе все развалится. — Он переводит дух. — Нельзя просто взять и убежать, на горячую голову, только потому что тебя обидели. Надо остаться и сделать вывод. Ты хочешь все подарить другой? Ты что, из армии спасения? Нельзя оставлять ей поле боя. Это было бы крайне неразумно. Подумай об этом, дочка!
— Уже подумала. Он вздыхает.
— Тиция, — говорит Гермес, — ты часть нашей семьи. Все тебя любят. А с этой особой мы не хотим иметь ничего общего. Она никогда не будет нами признана, ей нужны только деньги. Дядя Кронос вывел ее на чистую воду. Ее никогда не примут в «Каскаде», она всем ненавистна. Это ненормальная женщина. Если ты уйдешь, Тиция, то наперекор нашей воле. Лучше всего нам встретиться и поговорить. Я завтра буду в городе. Встретимся днем? У тебя найдется время?
— Конечно, папа!
— Давай в час, в отеле «Крийон». В переднем ресторане, там не так людно и можно спокойно поговорить.
— Хорошо, папа.
— Значит, завтра в час. И никому ни слова!
На следующий день идет дождь. Я надеваю легкое белое трикотажное платье, закрывающее колени, просторный голубой плащ и голубые туфли, в ушах золотые солнца. Волосы скромно заколоты. Не забыты и обручальное кольцо с тринадцатью бриллиантами и рубиновый браслет Фаусто, чтобы не уступать элегантным посетителям в фешенебельном отеле «Крийон».
Свекор любит, когда я надеваю украшения, и не скупится на комплименты. Предупредителен ко мне, как никогда. Он почти уговорил меня. Но когда я возвращаюсь в четыре домой, с полным животом и в легком опьянении (я съела два десерта и выпила полбутылки «Тэтинжера»), все выглядит иначе. Я стою у окна, смотрю в раздумье на красивые водоемы Пасси, на чаек и уток, на розы, цветущие кусты и освеженную дождем траву и вдруг четко понимаю: нет, я остаюсь здесь! Кроме того, в мое отсутствие пришло письмо от Фаусто. Снимаю плащ и стоя читаю его.
«Дорогая Тиция! Мое единственное сокровище! Моя безграничная любовь!» Пробегаю глазами строчки. Ага, он напустил на меня детектива и поэтому знает, где я. Отцу тоже он сказал. Извиняется за инцидент на Авеню Малакофф в конце июля. Все было недоразумением, ему очень жаль. Хочет все обсудить, должен увидеть меня. Лучше всего прямо сегодня. Я не должна ничего предпринимать, не поговорив с ним.
Он любит только меня и не может без меня жить. И т. Д. и т. п. В конце еще любовный стишок.
Бросаю письмо в корзину, переодеваюсь, забираюсь на леса и вновь принимаюсь расписывать потолок. Весь вечер я прилежно работаю, а в полночь, умирая от усталости, валюсь в постель. В два часа ночи меня будит телефон.
— Алло? — не совсем проснувшись, откликаюсь я.
— Алло! Это Фаусто! Ты получила мое письмо? Я сразу прихожу в себя.
— Тиция! Ты прочла мое письмо?
— Да! Большое спасибо.
Фаусто что-то говорит, но я не могу разобрать. Его голос заглушается шумом. Гудки, крики, что-то металлическое с грохотом падает, словно выбросили пивную банку. Звучит жутко и тревожно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43