— Вряд я там пробуду больше четырех недель, — сказала она Уоллесу, который возражал против ее поездки.
— В Палм-Бич и шагу не ступишь без доверенности этого старого ублюдка, и завещание он менять не хочет: все по-прежнему разделено на три равные части, и это после всего, что мы для него сделали! А если после твоего отъезда он даст дуба? Что тогда?
— Не даст, — парировала жизнерадостно Аделин. — После того как Джудит стала за ним ухаживать, он просто расцвел.
— А это хорошо?
— Это дает нам время. Обещаю, что когда вернусь, то буду при нем денно и нощно. А пока я в отъезде, Джудит за ним посмотрит. Тедди и Нэнси Ли здесь вообще делать нечего, впрочем, как и тебе. Лучше поживи пока в нашем доме, а здесь ты и так сможешь держать все под контролем, подписывая бумаги или что-либо обсуждая с Дадли.
Джудит решила использовать отсутствие Аделин для своих определенных целей. Поскольку она нуждалась в поддержке персонала, поэтому по любому поводу относилась ко всем слугам почтительно, скорее прося, а не требуя от них помощи. Прежде всего она высказала Дадли, что его слуги вознаграждаются далеко не по заслугам. Уоллес и Адди так скупы, когда нужно расплачиваться, и вряд ли это правильно. Как одному из самых состоятельных и привилегированных людей в Америке, ему следует быть гораздо щедрее остальных.
— Пусть имя Стэнтона станет синонимом справедливости и благотворительности. Всем известно, благотворительность начинается у порога твоего дома. Возьмем Уолтера или миссис Бикум. Они служат вам многие годы, не раз доказывали свою преданность, гораздо большую, чем… ладно, неважно. А их жалованье ниже всяких стандартов. Цены же за время войны очень выросли…
Дадли никогда не задумывался над этим, все его мысли были о собственном здоровье и благополучии. Но теперь, когда он чувствовал себя гораздо лучше, слова его ангела-хранителя внезапно возымели действие.
— Конечно же, Джудит, ты, как всегда, права. Определи, сколько положено каждому, и скажи в конторе, что это все делается от моего имени. Если Уоллес будет возражать, я поговорю с ним!
Джудит сама объявила о прибавке, дав всем без лишней скромности понять, кому они обязаны этим. Она каждому говорила, как яростно ей пришлось отстаивать их интересы, как страстно защищала именно их честность и преданность, в отличие от Тедди и Нэнси Ли, которые только что и делали, что клеветали на них, при этом добавила:
— Я просто отчитала их, как когда-то миссис Первис, когда она попробовала сказать мне о вас что-то подобное. Всем трем я сказала, что не хочу ничего такого слышать о вас.
Результат не замедлил сказаться: по указанию Джудит всякий раз, когда Нэнси Ли и Тедди приходили, им вежливо говорили: «Мистер Стэнтон спит», «Мистер Стэнтон на прогулке с мисс Тайлер» или же: «У мистера Стэнтона сеанс массажа, его нельзя беспокоить».
Эдди довольно-таки просто отвадили и по делам фирмы. А с Уоллесом Джудит решила заняться сама:
— Мистер Стэнтон только что заснул, и, честно говоря, мне не хотелось бы его будить. Он так плохо спал ночью.
Плохой сон мистера Стэнтона можно было скорее объяснить тем, что Джудит всю ночь крепко сжимала его в объятиях, и стоило ему пошевелиться, как она покрывала его тело бесчисленными поцелуями, но этим она едва ли с кем-нибудь хотела бы поделиться.
— А почему бы вам не оставить эти бумаги? Когда мистер Стэнтон проснется, я ему их покажу, а потом отошлю их вам.
Поначалу Уоллес и не настаивал, чтобы Джудит разбудила пожилого человека. Но когда этот отказ повторился три или четыре раза подряд, он потребовал пропустить его к дяде. У него были кое-какие вопросы, требующие безотлагательного решения. Но Джудит тоже была готова к этому:
— Если вы мне изложите суть этих вопросов, я передам ему информацию…
Нахальная девчонка! Много о себе стала понимать!
Уоллес оттолкнул ее и поднялся наверх в спальню Дадли. Джудит бросилась за ним, чтобы уже там вы
крикнуть:
— Я говорила мистеру Первису, что вы отдыхаете, мистер Стэнтон! Я пыталась остановить его, но он и слушать не захотел, просто оттолкнул меня!
Ее голос сорвался, она растирала руку, с трудом сдерживая слезы от боли.
Это не ускользнуло от внимания обоих.
— Я ее не трогал! — закричал Уоллес.
— Я знаю, что вы не хотели причинить мне боль…
— Убирайся! — закричал Дадли. — И больше никогда не появляйся! Отныне все свои бумаги оставляй у двери.
— Это было очень мужественно, Дадли, но я должна уехать.
— Нет! Никогда! Я не допущу этого!
— О, мой бедный Дадли! Они сделают мою жизнь невыносимой, но это все не то… Что меня действительно пугает, так это что они могут сделать с тобой…
— Что они могут сделать со мной? Я все еще на коне. У них нет моей доверенности. Я пока единственный, кто может подписывать бумаги. Они ничего не могут сделать без меня.
— Они найдут способ, ты не сможешь выиграть. Ты инвалид, и тебе их не одолеть. И все законники на их стороне.
— Я становлюсь сильнее день ото дня. И у меня есть ты. Ты поможешь мне!
— Как я смогу тебе помочь? Они сильнее нас обоих. И потом, что я из себя представляю? Мне едва девятнадцать, и я чуть больше, чем служанка.
— Не говори так! Я женюсь на тебе! Знаю, что я старый, больной человек, и могу предложить только деньги, но, по крайней мере, они у тебя будут, и к тому же — имя и положение в обществе. После моей смерти ты сможешь найти себе настоящего мужчину, в прямом смысле этого слова. Выходи за меня, Джудит, мы вместе дадим им бой!
Она предчувствовала, что Дадли сделает ей предложение, но сразу принять его не могла. Если выйти замуж за старого, больного человека, у которого проработала всего несколько месяцев, она будет легко уязвима со стороны закона. На нее навесят ярлык стяжательницы. Дадли объявят неправомочным, а брак несостоявшимся.
— О, Дадли, как ни хочу выйти за тебя замуж и заботиться о тебе, я этого не смогу сделать. Они обратятся в суд, объявят тебя неправомочным. Да Уоллес уже наверняка готовит почву у законников.
Сердце Дадли затрепетало, он испугался, и чем больше рос в нем страх, тем меньше он способен был соображать. Все, что он знал — это что он не хотел потерять Джудит.
— Скажи, Джудит, что мы можем сделать?
— Думаю, прежде всего, надо найти надежную фирму, лучшую в городе, которая не имела бы ничего общего с компаниями Стэнтона или Уоллеса. С отменной репутацией.
Джудит читала список наиболее престижных юридических фирм в городе, потом фамилии старших компаньонов этих фирм. Читала и ждала, какое же из них отзовется в памяти Дадли. Уоллес и Адди старались по возможности изолировать его от старых друзей и приятелей по бизнесу. Но в свое время Дадли был одним из уважаемых городской элитой людей в Бостоне и знал всех, кто хоть чего-то стоил. Она надеялась, что какое-нибудь их этих имен принадлежит тому, кто вспомнит о Дадли с любовью и уважением.
Когда она произнесла имя Фэнтона Хардвика из фирмы «Хардвик. Хардвик и Линдсей», Дадли воскликнул:
— Фэнни!
Она уже знала, что это тот, кто им нужен.
— Фэнни? Так ты знаешь его?
— Знаю его? Да мы с ним старые друзья! Сокурсники по Гарварду. Мы оба носили зеленые галстуки, заляпанные жирной свининой!
— Что? — вскрикнула Джудит в нетерпении. — Заляпанные свининой галстуки?
— Это галстук моего клуба «Порселлиан» в Гарварде. Этот клуб был основан в 1791 году, и его называли «Свиным клубом», потому что его первые члены — Фрэнсис Кабот Лоуэлл и Роберт Пэйн — были большими любителями жареной свинины, — радостно хихикнул Дадли.
— И вы оба с Фэнни принадлежали к этому «Свиному клубу»? Как здорово!
Да, подумала Джудит, Фэнни как раз тот, кто нам нужен.
Фэнтон Хардвик основал юридическую фирму «Хардвик, Хардвик и Линдсей» еще до своей службы в Массачусетском верховном суде, а после выхода в отставку занялся работой фирмы вплотную. Имя его было одним из самых почитаемых в городе. Разве что Франклин Делано Рузвельт не был членом клуба «Порселлиан»! Какой суд в Бостоне посмеет отказать старому другу и клиенту бывшего судьи Фэнтона Хардвика?
Джудит позвонила в фирму и попросила назначить время для встречи мистера Стэнтона с его старым другом где-нибудь на неделе. Затем пригласила в дом портного снять с Дадли мерку для шести новых костюмов, один из которых должен был быть уже готов на этой неделе.
— Просто позор! — говорила она Дадли. — Человек вашего положения не имел годами нового костюма! — Затем она наняла парикмахера, хотя обычно она сама брила и стригла Дадли, который стал приходить каждое утро, тщательно выбривая его и подравнивая по последней моде подстриженные волосы.
Однако Дадли чувствовал некоторое смущение.
— Как я смогу пойти к Фэнтону в офис? Почему бы его не попросить самого прийти меня проведать?
— Потому что пусть и в инвалидном кресле, но нужно, чтобы ты появился на людях здоровым, бодрым и в прекрасной форме. И потом, при чем здесь инвалидное кресло? — возбужденно спросила она. — Президент Соединенных Штатов тоже инвалид, но у него нет никаких трудностей в управлении страной и ведении войны, не так ли?
Несмотря на то, что Дадли доказывал, что президент минимум на пятнадцать лет моложе его и хотя и инвалид, но не болен, он никогда не видел Джудит такой оживленной и взволнованной. Бог свидетель, он не мог подвести ее! Он не мог позволить лопнуть ее мыльному пузырю энтузиазма и надежд.
Утром дня назначенной встречи Джудит увеличила ежедневную дозу стимулянта. На немного, чуть-чуть, не настолько, чтобы причинить ему вред, но достаточно, чтобы он почувствовал себя бодрым, полным энергии. Она не могла не сделать себе комплимента, когда вкатила Дадли в офис Фэнтона.
Дадли являл собой картину цветущего здоровья, с румянцем после массажа, с хорошей стрижкой и ухоженными ногтями, на несколько фунтов тяжелее, чем он был до ее прихода на работу, в своем новом костюме и ярком галстуке. Даже Уолтер, который помогал ей поднять Дадли на этаж, был под впечатлением.
— Вы выглядите, как миллион долларов, мистер Стэнтон, — и затем добавил: — Вы тоже, мисс Тайлер, довольно хорошо выглядите.
— Спасибо, Уолтер, — она улыбнулась.
Хотя она знала, что выглядит не очень-то хорошенькой, но «довольно-таки», в своем новом черном костюме, вполне приличном и продуманно не столь неряшливом и старомодном, как обычно. Впервые в жизни она попробовала помаду — чуть-чуть, бледно-розовую. Она производила впечатление скромной молодой женщины, которая определенно знает, что хочет.
Старина Фэнни не мог поверить своим глазам, настолько хорошо выглядел его друг, который, как он слышал, стоял уже одной ногой в могиле. Но что было более впечатляюще, чем вид Дадли, так это его почти девственная память. Надо же, этот сукин сын помнил их эскападу в восемьдесят восьмом году! Приключение, о котором он не вспоминал, по крайней мере, лет тридцать, нет, сорок, кажется. А Дадли помнил во всех деталях!
Когда-то они вдвоем, еще совсем зеленые, боясь запятнать себя посещением домов с нехорошей репутацией в Бостоне, отправились в знаменитый нью-йоркский квартал Тендерлойн и посетили не менее известный Хэй-маркет, самый одиозный бордель тех дней, где и столкнулись нос к носу с одним из уважаемых профессоров — Джаспером Лэйтоном.
— Не знаю, как ты, а я никогда не забуду выражение лица Джаспера, — сказал Дадли. — Помнишь, как он бежал по коридору в своих подштаниках, таких же ярко-красных, как и бархат обивки стен Хэймаркета?
Фэнни был откровенно сражен. Ему было невдомек, что Джудит перед тем часами расспрашивала Дадли об этой поездке в Нью-Йорк, от которой у Дадли самого было весьма смутное воспоминание, и предложила ему «обить» стены красным бархатом и «нарядить» профессора в подштаники. Она с ним еще и еще раз прошлась по всем деталям, пока, наконец, он и сам не поверил в то, что рассказывал. Дадли смог пересказать эту историю так уверенно и без запинки, что Фэнтону ничего не оставалось, как только досадовать, что у него самого память не столь цепкая. А ведь им обоим было по семьдесят два. Чертовски жаль, что Дадли ограничен в движении своим инвалидным креслом, когда он еще такой острый, как шило, думал Фэнтон. Почему бы ему и не быть во главе собственной компании, лишний раз доказывая, что он один из самых лучших финансистов государства? Черт возьми, стране нужны такие люди, особенно сейчас, во время войны! Вот почему он сам после отставки вернулся к работе. Потому что человек в семьдесят может еще показать, на что он способен, его рано сбрасывать со счетов и менять на тех, у кого нет и одной десятой его опыта и мудрости.
— Они такие жадные, я боюсь за мистера Стэнтона, — доверительно сообщила Джудит Фэнтону. — Я думаю, они ни перед чем не остановятся. Убеждена, что за их попыткой взять у мистера Стэнтона доверенность скрывается желание объявить его неправоспособным.
Фэнтон самодовольно улыбнулся:
— Думаю, что я получу громадное удовольствие, посмотрев на их потуги это сделать. Ну что ж, перейдем к делу.
Первое, что требовало внимания, было завещание Дадли. Он захотел полностью исключить из него Адди и Тедди и оставить какие-то крохи Нэнси Ли. Но Джудит, сохраняя имидж справедливой и доброй девушки, попросила его оставить хоть что-то всем трем племянницам.
— Когда-то ведь они вам нравились…
В конце концов было решено оставить Адди и Тедди по двадцать пять тысяч каждой, а Нэнси Ли — пятьдесят в надежде, что она использует деньги для того, чтобы начать новую жизнь, и найдет себе респектабельного мужа.
— И слугам, — напомнила ему Джудит. — Особенно Уолтеру и миссис Бикум. Вы должны быть щедры по отношению к ним.
— Ты обо всех подумала, Джудит, но только не о себе самой.
Дадли хотел быть уверенным, что Джудит не осталась без внимания, несмотря на ее такое безразличие к собственной судьбе. Он заявил Фэнтону, что половину своего состояния хотел бы использовать для учреждения некоего фонда, а половину отписать Джудит, лучшему другу, которого ему доводилось встречать в жизни.
Джудит выглядела прямо-таки обескураженной:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84