– Вонючая сука… – хрипел он, захлебываясь собственной кровью.
Кейт нашла свой контракт. Сняв ногу с груди агента, она отошла в сторону и старательно разорвала его. Она положила обрывки в сумку. Кейт стояла и смотрела на него сверху. Кровь струилась по его губам и подбородку. Он глядел на нее со смесью ненависти и изумления. Он не мог поверить в то, что она сделала.
Кейт повернулась на каблуках и не спеша покинула офис. Странное спокойствие было внутри ее, образ Рея всплывал и исчезал в ее сознании вместе с лицом Барни Ливингстона.
К тому времени, как она вышла на улицу, Кейт уже не ощущала ничего – кроме внезапного голода.
Она прошла несколько кварталов. Солнце светило по-утреннему неярко. Воздух был более свежим, чем обычно. Ей было приятно идти на высоких каблуках по освещенной солнцем улице. Странное отсутствие эмоций бодрило Кейт. Она чувствовала себя молодой и сильной.
Через некоторое время Кейт оказалась перед кафе, которое показалось ей знакомым. Она огляделась, пытаясь понять, на какой улице она находится. Вдалеке Кейт разглядела отель «Амбассадор».
Она повернулась к кафе. Это было то самое заведение, в котором они сидели с Мелани в день церемонии присуждения «Оскара».
Она зашла внутрь и села у стойки. Когда подошла официантка, Кейт заказала чашечку кофе и сандвич. Она была голодна, но в приподнятом настроении. Улыбка то и дело мелькала у нее на губах.
Глубокий, приятный голос внезапно прозвучал у ее уха, заставив ее очнуться от мыслей:
– Рад встретить вас здесь.
Кейт подняла голову и увидела лицо, которое мгновенно вспомнила. Это был щегольски одетый мужчина средних лет, что был здесь, когда они зашли с Мелани, – который объяснял им, как пробраться в «Амбассадор» через запасной вход.
– Хелло, – сказала она с улыбкой. – Мир тесен, не правда ли?
– Вы правы, моя дорогая. В Голливуде нельзя избежать одной вещи – столкнуться с человеком, с которым ты уже встречался. Это может быть скверным сюрпризом, а иногда – наоборот.
Он стоял, перекинув пальто через руку, одновременно элегантный и потрепанный – такой же, как и в тот вечер. На лице его была заразительная улыбка. У него были великолепные зубы – белые и блестящие, его усы были прекрасно ухожены. Его непринужденный юмор очаровал Кейт.
– Я как раз оттуда, где меня встретят не по-дружески, если я еще раз там появлюсь, – заявила она, удивившись своей открытости.
Он иронически приподнял брови.
– Можете не говорить, – догадался он. – Ассистент режиссера? Распределяющий роли?
– Агент, – уточнила Кейт.
– А-а… – улыбнулся он понимающе. – Эти – из худших. Я надеюсь, вы оставили ему что-нибудь на память о себе?
Кейт кивнула, развеселившись, как маленькая девочка.
– Так ему и надо, – добавил он. – Не каждая молодая актриса может преподнести ему такой подарочек. Эти типы думают, что у них все в шляпе.
Кейт открыла сумку и вынула разорванный контракт. Она держала его, как трофей.
– Я подписала его, – сказала она, – прежде чем он стал вести себя неподобающим образом.
– Вы разорвали контракт или он? – спросил незнакомец. Кейт указала на себя.
Он зааплодировал ей – мягко, руками, одетыми в перчатки. Звук был тихим и успокаивающим.
– Браво, – воскликнул он. В его глазах был отеческий блеск. – Голливуд мог бы проглотить и не такую, как вы. Скажите, вы попали в «Амбассадор» тем вечером так, как я сказал?
Кейт кивнула:
– Благодаря вам, спасибо.
– И было интересно?
Опять Кейт кивнула. Она не могла начать рассказывать ему, как важен был для нее тот вечер. Но в то же время она поняла, что ее неожиданное решение серьезно заняться актерским мастерством привело ее сюда, в это кафе, с обрывками контракта, – это было все, к чему свелись ее усилия. Круг замкнулся таким сумасшедшим образом. Это ее позабавило. Кейт громко рассмеялась.
– Должен вам сказать, я восхищаюсь тем, как вы восприняли это, – заметил незнакомец. – Сдается мне, что в вас есть что-то особенное. Разрешите представиться. Норман Вэбб. Когда-то – драматург, а в настоящий момент – м-м, – в настоящий момент я в поисках судьбы.
Кейт положила порванный контракт обратно в сумку и протянула руку.
– Кейт Гамильтон, – ответила она. – Официантка. Улыбка на его лице стала шире.
– Вы нравитесь мне все больше и больше, – уточнил он.
– Вы не возражаете против того, чтобы присоединиться ко мне? – пригласила Кейт.
Он сделал вид, что колеблется, дотрагиваясь до своего потертого шелкового галстука.
– Вообще-то у меня назначена встреча на бегах, – сказал он. – Но я думаю, что мои пони подождут. Благодарю вас.
Он присел к стойке. Кейт еще раз про себя отметила, что у него были приятные манеры настоящего джентльмена. Он положил свое пальто сбоку, вынул золотой портсигар, открыл его и предложил Кейт сигарету. Она отрицательно покачала головой.
– Вы не возражаете, если я… – спросил он.
– Конечно, нет, – ответила Кейт.
Он взял сигарету, постучал ею о портсигар и зажег ее при помощи золотой зажигалки, которая, как и портсигар, казалось, знавала лучшие времена. Кейт улыбнулась. Каждая черточка в нем словно объединяла блеск и нужду, светскость и легкомыслие. Казалось, он гордился этим.
– Прекрасно, – продолжал он. – Что ж, теперь, когда лед разбит, почему бы вам не поведать мне все о себе? Какая судьба привела вас в эту маленькую Мекку?
Кейт рассказала ему сокращенную версию своей жизни, пока ждала свой сандвич. Она вспоминала о своем детстве, не затрагивая причин, побудивших ее уйти из дома. Она также опустила историю своего замужества. Она давно уже отнесла Квентина ко временам древней истории и никогда не рассказывала о нем даже Мелани.
Она поведала о своих странствиях по стране в одном предложении и рассказала, как случайно оказалась с Мелани в Голливуде. Она как раз закончила описание вечера, когда состоялась церемония вручения «Оскаров» и свое неожиданное решение попробовать себя в качестве актрисы, когда появился ее сандвич.
– Вы – женщина нескольких слов, – резюмировал Норман Вэбб. – Как писатель, я имею в виду, своего рода писатель, могу поучиться у вас краткости.
Пока Кейт ела, он рассказал ей о себе. Он вырос за границей и приехал в Соединенные Штаты, чтобы закончить свое образование в Йельском университете, подобно своему отцу и дедушке. В колледже он начал писать, мечтая стать причастным к «потерянному» поколению писателей – Хемингуэю, Фолкнеру, Скотту Фицджеральду.
Но когда он понял, что его талант гораздо скромнее, чем у его любимых авторов, он отправился в Голливуд и примкнул к растущему поголовью «людей идей», которые кропали сценарии для немых фильмов.
Тогдашние руководители недавно образовавшихся студий обращались с ними, как с животными, не видя ничего общего между их ремеслом и трудом серьезного писателя. Но с появлением звука возникла необходимость в авторах, умеющих писать диалоги. В этом Норман Вэбб был настоящий ас. Не обладая глубиной, его диалоги были изящны, непринужденны. Вскоре он с удивлением обнаружил, что стал преуспевающим сценаристом стильных комедий начала тридцатых годов, так же как и зубодробительных триллеров и мистерий. Он жил прекрасно, хотя, подобно другим голливудским авторам (большинство из которых были вынуждены работать коллективно– кредит, отпущенный на писание сценария, целиком зависел от прихоти продюсера), не пользовался большим уважением у своих боссов.
Затем с течением времени постоянные компромиссы и поверхность, требуемые Голливудом, презрение студийных шишек и высокомерная претензия кинематографической столицы стали задевать Нормана за живое. Он стал сравнивать абсурдность того, что он делает, с яркостью и свежестью своих детских мечтаний и надежд. Этого он не мог вынести.
Он развелся со своей первой женой и женился на женщине, которая была значительно моложе его, с которой тоже развелся. Выплата алиментов сочеталась с его растущими карточными долгами, которые съедали все его доходы. Он начал опаздывать на работу в студии, предпочитая бега. Он ссорился с продюсерами, режиссерами и другими сценаристами, убеждая их в фальшивости сюжета и диалогов. Он пал духом.
Его уволили. Другая студия дала ему шанс, который он погубил независимостью своего поведения. Тогда его включили в черный список. Никто не хотел брать его к себе на работу, потому что у него теперь была репутация неудачника.
В настоящее время он жил в нужде, изредка пописывая приключенческие истории для расхожих журналов. Он жил в одиночестве в ветхом домишке, пил дешевое виски и почти каждый день ходил на ипподром, покупая двухдолларовые билеты, увлекался лошадьми, а не женщинами.
Подобно многим голливудским отверженным, Норман Вэбб был элегантен, прекрасно держался, – «бывший человек», который, впрочем, никогда не был «кем-то», потому что все его потенциальные возможности вместе с его самоуважением и надеждой реализовать себя как мужчину были съедены «фабрикой грез».
Ко всему этому Норман относился с веселым цинизмом, который произвел определенное впечатление на Кейт. Казалось, он забавляется своей разбитой жизнью, словно это случилось с кем-то другим. Он ничего не скрывал, в красках описывая детали своего бедственного положения, будто это вовсе его не касалось. Кейт ощущала, что внутри Нормана жила сильная боль и разочарование. Но она также чувствовала теплоту, заботливую нежность, исходящую от него, – качества, которые она ценила в человеке превыше всего. Она была рада, что предложила ему присесть рядом с ней. Она чувствовала себя теперь не так одиноко.
– Да-а, – сказала она. – Мне кажется, что мы с вами похожи. Но в конце концов вы знавали лучшие времена. Тогда как мои никогда не наступят. После того, что случилось сегодня. Но это и хорошо. Мне нравится работа официантки.
– Это – достойная профессия, – уточнил Норман Вэбб. – Это – своего рода актерское мастерство, кроме всего прочего.
Скажите мне, Кейт, – могу я называть вас Кейт? – что побудило вас прибегнуть к услугам агента? Я имею в виду – стать профессиональной актрисой?
Кейт задумчиво нахмурила брови.
– Я, право, не знаю, – смутилась она. Она вспомнила лицо Ив Синклер в зеркале, но решила, что не стоит рассказывать об этом Норману Вэббу. Она честно не знала, почему ей захотелось стать актрисой.
Он улыбнулся.
– Знаете, никто по-настоящему не знает причин многих своих поступков, – продолжал он. – Боюсь, что эта тема начала вам надоедать. Как вы себя чувствуете сейчас – после того, как произошла первая перестрелка?
Кейт опять нахмурилась, задумавшись.
– Там, – начала Кейт, – там, в его офисе, я чувствовала, что могу убить его. Это было что-то странное. Как будто во мне поднялась какая-то сила. Я не думала о последствиях. Я просто не хотела ему позволить добиться своего. Потом, на улице, я чувствовала себя замечательно. Свободной, как птица. Затем я поняла, что голодна, и зашла сюда.
Она передернула плечами и улыбнулась:
– Звучит не очень хорошо?
– Наоборот, – ответил он. – Лучше не бывает. Вы видите, юная леди, Голливуд попытался закинуть свой первый крючок. И будет еще много других. Каждый из этих крючков высасывает капельку крови и вливает немножко яда. Как укус пиявки. Позволь им проникнуть тебе в душу, и ничего в ней не останется. Это – тайное оружие данного города. Но вы оказались сильнее, чем, наверное, сами о себе думаете. Вы прекратили это раньше, чем оно началось.
Кейт ничего не сказала. Она не была уверена в правильности того, что говорил Норман Вэбб. Но она ощущала его искреннюю теплоту и приветливость.
Внезапно он, казалось, погрузился в себя. И очень серьезно посмотрел ей в лицо.
– Я знавал одного писателя, – сказал он. – Очень талантливого человека. Очень незаурядного и честолюбивого. Он позволил крючку попасть внутрь. Он позабыл, кто он, почему стал писателем. Он видел только деньги, серость, жадность. Он деморализовался – от этого начала страдать его работа и личная жизнь – тоже. Пиявки в конце концов добрались до его таланта и терпеливо пожирали его. Он был на грани того, что его вышвырнут из студии. Однажды босс вызвал его в свой офис.
Норман остановился, чтобы затянуться сигаретой.
– Итак, глава студии начал с шутливого пятиминутного разговора. Затем он рассказал о замысле нового большого фильма, дорогостоящего, в котором будут сниматься крупные звезды. Лишь один этот фильм может спасти карьеру писателя. Все знали, в каком он был бедственном положении – и в финансовом, и в творческом.
Глава студии внезапно прекратил расписывать прелести нового прожекта и подвел его к «капкану». В обмен на право участвовать в новой ленте он должен был предать одного из своих лучших друзей. Я не буду вдаваться в подробности, скажу только, что его друг был тоже писателем, гораздо более талантливым, и босс его не любил. У лучшего друга было прошлое – у кого из нас его нет? – и бедствующий писатель был ему достаточно близок, чтобы быть в курсе его дел. Продюсер хотел, чтобы тот помог ему внести друга в черный список. Босс вел себя по-отечески, как доктор с манерами доброй сиделки, – только помоги мне в этом, и твоим бедам – конец.
Конечно, писатель понимал, о чем его просят. Он раздумывал долго–долго, поверьте мне, дорогая, – и потом, взвесив на весах совести свою дружбу и свою карьеру, выбрал последнюю. Он сделал то, о чем его просили. Ему дали работу, он получил много денег. А его друга вышвырнули из Голливуда. Больше они не виделись.
Норман стряхнул пепел с конца сигареты своим маленьким пальцем. Вздохнул.
К своему удивлению, мой друг обнаружил, что его новый успех не пошел ему на пользу. Казалось, он не мог радоваться деньгам, которые зарабатывал. Лицо изгнанного друга стояло у него перед глазами. Он купил новый дом в Брентвуде, добыл новую жену – все в Голливуде добывают новых жен, когда настает время праздновать тот или иной успех, – и завел ребенка. Он лучше начал писать сценарии. Судьба ему немного улыбалась. Но ничего не помогало. Внезапно – как раз в то время, когда парень, которого он предал, возвращал себе имя, подвизаясь в Нью-Йорке новеллистом, – мой друг повесился в своей комнате в Брентвуде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75