Хэйс не скупился и на оборудование съемочных площадок, многочисленные киноэффекты, на воссоздание подлинной обстановки той эпохи – мебели, тканей, драпировок. Хэйс лез вон из кожи, чтобы как можно достовернее показать Россию 1917 года. Чтобы не было накладок, были срочно найдены специалисты по русской истории, одним из консультантов стал профессор кафедры славистики известного университета. Лучшие фонетисты следили за правильностью произношения и ударения. Были завезены русские борзые, обученные специалистом из Европы. Абсолютно все – от саней до экипажей, от фонарей до самоваров – было подлинным или достоверным.
Шли недели, съемки затягивались, так как необъятный размах замысла, поощрявшийся неуемным честолюбием Хэйса, утяжелял работу. Многие сцены, которые в других фильмах снимались в течение одного или двух часов, в «Зиме их судьбы» прорабатывались сутками: слишком сложными были проблемы постановки, освещения, специальных эффектов.
Естественно, затраты возрастали с увеличением периода съемок. Творческий коллектив и актеры, работавшие над созданием фильма, были измождены повседневной реальностью. Страсти накалялись, так как для получения нужного эффекта ключевые сцены переснимались по двадцать, тридцать, пятьдесят раз.
Мойра Талбот, совершенно выбившаяся из сил из-за своей трудной роли, которая предписывала изображать перед камерой молоденькую семнадцатилетнюю девушку, вырастающую в зрелую двадцатилетнюю женщину, молила Бога, чтобы он помог ей скрыть нечеловеческую усталость. По настоянию врачей она была освобождена от съемок на десять дней. В ее отсутствие занимались подробным разбором ранее отснятых сцен с ее участием. Брайан Хэйс и режиссер Корбетт Фишер были серьезно обеспокоены. Мойра не выглядела такой молодой, как в начале съемок. Эпизоды, где она должна была появляться в качестве героини-подростка со свежим личиком, выглядели неубедительно. После ее выздоровления решено было переснять их.
Гай Лэйвери, на чью профессиональную стабильность всегда можно было положиться, казалось, был в лучшем положении. Но ему нужно было сыграть мужественный, твердый характер – роль, совершенно чуждую ему, потому что образ, который он создавал перед камерой в течение восьми лет, был совершенно иного свойства. Будучи гомосексуалистом, он чувствовал себя на месте, когда играл утонченных, даже женственных героев, и был слаб в сценах, где требовалась решительность и напор. Но в «Зиме их судьбы» ему предназначалось обладать большой физической силой, стойкостью, быть способным на решительные поступки и, когда необходимо, даже на жестокость. Все эти качества были вне его актерской и личностной индивидуальности, так что Гаю приходилось изо всех сил выходить за рамки своего имиджа и своих возможностей.
Но творческое самочувствие актеров было не единственной проблемой, которая вставала при съемках «Зимы их судьбы».
По мере того как шло время и трезвые головы «Континентал» наблюдали ухудшение ситуации, стали раздаваться робкие голоса по поводу сюжета фильма. Ему не хватало внутренней энергии, динамики и даже романтики, считали они.
Никто не решался высказать мнения о причинах, породивших все это. Наиболее талантливые сценаристы Брайана Хэйса подозревали, что неудача связана с изменением концовки ленты. Без трагического финала, который был в первоначальном сценарии, сюжет и герои теряли свое величие. Казалось, фильм медленно и неуклонно катится к провалу.
Но эти сценаристы не осмеливались высказать свои догадки Брайану Хэйсу. Годами приученные не высовываться, они делали то, что он приказывал, и никогда не говорили ему слова поперек – им за это платили. Они держали рты на замке.
Сам же Брайан Хэйс принял решение, которое намеревался воплотить в жизнь. Счастливые концовки составляли самую суть голливудской эстетики фильма и фильмов «Континентал» в частности – тем более, если лента являлась романтической костюмированной драмой.
– Публике в жизни хватает своих повседневных проблем, – рассуждал он, – чтобы еще наблюдать их с экрана. Она просто не пойдет в кинотеатры. Зритель жаждет надежды, даже если эта надежда замешана на гигантской порции вымысла и иллюзии.
Лучшие специалисты по диалогам месяцами работали над достойной концовкой. После всех приложенных усилий Хэйс не собирался отступать. Было слишком поздно. Наоборот, он потребовал переписать наиболее слабые сцены. Он хотел, чтобы писатели «Континентал» выкладывались до предела – сюжет должен получить внутренний заряд.
– Больше драматизма, – бушевал он. – Больше, как можно больше – или полетят ваши головы.
Сценаристы работали не разгибая спины. Эпизоды прибавлялись или выбрасывались в соответствии с желаниями Хэйса и его режиссера – они все еще надеялись победить вялость и аморфность истории, которые уже стали очевидны. Усталость актеров дошла до предела – им приходилось снова и снова играть в сценах, которые были уже отсняты и даже пересняты. Весь творческий коллектив фильма работал уже за пределами возможного – все чувствовали себя совершенно выжатыми.
Когда время съемок перевалило за третий месяц, Мойра Талбот заметно постарела. Гай Лэйвери выглядел опухшим, лицо его было болезненно-желтого цвета. Все знали, что раньше он страдал от алкоголизма. И теперь прошел слух, что именно стресс от сверхнапряженных и затянувшихся съемок побудил его снова взяться за бутылку.
В припадке ярости Брайан Хэйс вызвал звезд на ковер и пригрозил им, если они не придут в надлежащую форму, он вышвырнет их из картины и предоставит им возможность заботиться о своей карьере самостоятельно. Он дает им невероятный шанс получить «Оскара» за престижный фильм. Если они не настолько профессиональны, чтобы не упустить свой шанс, он найдет других, более достойных этого счастливого случая.
Так мало-помалу, по мере того как медленно тащился вперед процесс съемок, фильм «Зима их судьбы» превращался в источник всеобщего измождения и деморализации. Казалось, никто не был способен отогнать мрачные мысли о судьбе проекта или сделать что-либо реальное, чтобы противостоять неудачам, которые просто по пятам преследовали фильм.
Брайан Хэйс избавился от Корбетта Фишера, заменив его другим ведущим режиссером «Континентал», человеком, который имел свой собственный взгляд на фильм и собирался этот фильм отстаивать. Были привлечены новые сценаристы – чтобы заменить кое-кого из тех, кто уже давно работал над фильмом и творчески иссяк. Хэйс продолжал неистово сражаться за свое детище, но ничто, казалось, не могло победить всеобщее уныние.
«Зима их судьбы», по-прежнему подаваемый послушной прессой как величайший фильм десятилетия, потихоньку превращался в Троянского коня. Но Хэйс и его люди, несмотря на закравшиеся сомнения, неотступно двигались вперед, убеждая себя, что лента будет самой удачной за всю историю существования их студии.
Брайан Хэйс не подозревал, что неудачи «Зимы их судьбы», тщательно скрываемые от постороннего взгляда, не были секретом для Джозефа Найта. И уж конечно, он не мог и подумать, что львиная доля этих проблем с дьявольской изобретательностью создавалась именно Джозефом Найтом.
Из-за своей невероятной погруженности в дела фильма он не был в состоянии так же тщательно, как это бывало прежде, следить за очаровательной Дарией Кейн. Иногда он не видел ее по тридцать шесть или даже сорок восемь часов кряду.
Во время его отлучек Дария проявляла всю свою изобретательность, чтобы встретиться с Джозефом Найтом.
Эти свидания, организованные с максимальным соблюдением предосторожностей, были теперь смыслом существования Дарии.
Они всегда начинались с интимных отношений. Найт словно играл на скрипке прекрасного тела Дарии, умело дирижируя волнами восторга, которые прокатывались по всему ее существу. Когда он, наконец, входил в нее, его мужская сила была несравнима ни с чем. Он поднимал ее до таких высот наслаждения, что Дария никогда не думала, что такое возможно, пока не узнала Джо. Она была на седьмом небе.
Будь Дария более невинной и неопытной, она, без сомнения, влюбилась бы в Найта. Однако мысль о возможности всю жизнь быть рядом с таким мужчиной – все равно что сказка, которая может стать явью. Но весь голливудский опыт Дарии был против нее. Он лишил ее всяческих иллюзий. Она была достаточно здравомыслящей, чтобы понять – Найт не любит ее и не полюбит никогда. Он соблазнил ее с определенной целью. Но она была согласна на его правила игры, она даст ему все, что он захочет, – лишь бы и дальше купаться в этом море наслаждения.
И вскоре после небольшого отдыха Дария рассказывала Найту, как обстоят дела с «Зимой их судьбы».
Она была в курсе всех проблем фильма из многочисленных разговоров с Хэйсом, во время которых она тысячами уловок заставляла его делиться с нею своими надеждами и разочарованиями. Хэйс, до изнеможения доведенный людьми, с которыми он работал на съемочной площадке, был счастлив довериться юной любовнице. Поэтому Дария знала все о трудностях Хэйса, связанных с Мойрой Талбот и Гаем Лэйвери, его режиссерами, о бесконечных вариантах финала фильма.
Все, что Дария узнавала от Хэйса, вскоре становилось известным Джозефу Найту.
Найт посмеивался, думая о неприятностях Хэйса, так как сам заложил в сценарий подводные камни, расставил ловушки, в которые, он был уверен, Хэйс непременно попадется – из-за своего образа мыслей, своей индивидуальности и особенностей его студии.
Самым опасным капканом был, конечно, конец сценария. Найт завершил его подобным образом, чтобы придать фильму неповторимость и психологическую глубину и еще – чтобы закинуть удочку, зная, что Хэйс не сможет удержаться и клюнет. Но он также был уверен, что глава «Континентал», когда дело дойдет до долларов и центов, потеряет чувство реальности и выкинет трагическую концовку, заменив ее стереотипным, привычным для Голливуда финалом.
Сознавая все это, Найт специально выстроил композицию так, что без печального конца фильм утрачивал внутреннюю динамику, повисал в воздухе. Теперь эта мина замедленного действия сработала. Все высокооплачиваемые сценаристы Хэйса не в состоянии вернуть фильму утраченную мощь, потому что их босс сделал непоправимую ошибку, заменив финал.
Но это были еще не все подарки, которые Джозеф Найт приготовил Брайану Хэйсу.
Найт намеренно написал ключевые сцены так, что в них участвует героиня-подросток, зная, что Мойре Талбот, более старшей по возрасту, будет непросто с ними справиться. И он умело поместил героя в такие обстоятельства, когда женоподобный Гай Лэйвери будет вынужден вылезать из кожи, чтобы отразить в своем персонаже мужское, энергичное начало. Вряд ли обоим удастся соответствовать своим ролям.
Когда Хэйс и его люди попались в ловушки, Найт первым узнал об этом. От Дарии Кейн.
И наконец, было еще одно важное обстоятельство, связанное с Дарией. Один из самых тонких моментов изощренной мести Джозефа Найта.
Найт знал, что Дария была доверенным лицом Хэйса. И он стал подкармливать Хэйса своими собственными идеями – теми, которые якобы помогут исправить положение вещей, ставшее уже откровенно критическим. Он высказывал их Дарии, которая, в свою очередь, предлагала их Хэйсу как свои собственные во время их интимных встреч.
Хэйс был изумлен остротой ума своей возлюбленной. Он отдавал ей должное как любовнице, но никогда не думал, что у нее есть что-либо в голове. Теперь он переменил свое мнение.
Ее советы были подчас просто гениальны. Она подсказывала, как сделать, чтобы Мойра смотрелась моложе и непосредственнее. Она говорила, как помочь Гаю Лэйвери выглядеть более мужественным, более привлекательным. Она читала вместе с Хэйсом сценарий, указывая на недостающие моменты, могущие придать действию необходимую живость и мощь.
Хэйс внимательно слушал все, что она говорила. Все больше и больше он полагался на ее советы. Он даже пригласил ее на съемочную площадку как консультанта, но она благоразумно отказалась, говоря, что более мудро будет избавить ее от сутолоки съемок, иначе у нее просто разболится голова, которая должна быть ясной. Настоящей причиной отказа было то, что Дария хотела иметь возможность для встреч с Джозефом Найтом.
Чем больше проходило времени, тем в большую зависимость от мнения Дарии попадал Хэйс. Хотя она не была впрямую связана со съемками фильма и никогда не посещала съемочной площадки, девушка оказалась более значимой фигурой, чем все люди «Континентал».
Но Хэйсу никогда не приходило в голову, что Дария ведет двойную игру, цель которой – не уменьшить их трудности, а, наоборот, сделать их непреодолимыми.
На первый взгляд советы Дарии помогали развязать гордиев узел. Но в итоге они вели лишь к большим пересъемкам, изнурительным для звезд и операторов. Часто ей удавалось подсказать решение, которое было самым дорогостоящим и трудновыполнимым. Хэйс, не способный противостоять ее своеобразной логике, если Дарии не нравился какой-то отдельный момент, требовал пересъемки всей сцены. Результатом являлись задержка намеченного расписания съемок и тысячи долларов, летевшие в трубу. Усовершенствования, привнесенные в эпизод, никогда не стоили затрат и измождения съемочной группы.
Многие из предложений Дарии по изменению сценария казались дельными, на йоту улучшали эпизод в отдельности, ослабляя фильм в целом таким образом, что это становилось заметным только недели или месяцы спустя. Потому что ее советы разжижали психологическое и романтическое напряжение, динамику сюжета, который первоначально содержался в сценарии. Отдельные сцены как будто становились ярче, одновременно все больше нарушая общую гармонию фильма, создавая эклектику. В сущности, эпизоды становились поверхностными. Это было как раз то, что нужно Джозефу Найту.
Таким образом, фильм стал подобен причудливому узору, общий замысел которого был известен лишь его создателю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75