https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/nad-stiralnoj-mashinoj/
Когда не знают, что посоветовать, отправляют к психоаналитику, но я говорю всем несчастливым женщинам: хватит им водить нас за нос! Придумайте себе другую жизнь — это бесплатное и творческое занятие! Завтра я иду в ресторан с кинозвездой (осталось только придумать с какой). Он заедет за мной на шикарном лимузине с водителем. Думаете, я в бреду? Вы просто завидуете, ведь чтобы уйти от реальности, нужна известная смелость и фантазия.
Кристина — Ирис
Подлинное ли это письмо? А может, это шутка Гайи? Или провокация остроумного бисексуала? Или клевета озлобленной женщины на свою подругу? Как бы там ни было, автор делает нам интересное предложение: решать проблемы путем ухода от реальности. Может, и впрямь послать все к черту, придумать себе параллельный сказочный мир, где все счастливы, мечты сбываются, никто не умирает от одиночества и неразделенной любви? В любом случае, это письмо опубликовать нельзя. «Женщины без границ» — серьезное издание, которое ищет практичные и экономичные решения. Глупо даже предлагать его редакторше, формально у Лауры полная свобода действий, но только потому, что она всегда действовала с осторожностью. Лучше ответить лично, для начала проверив, существует ли адрес, написанный на конверте, и если существует, то не находится ли дом Кристины — Ирис на какой-нибудь опасной окраине, в квартале транссексуалов и прочих неформалов. Ей брошен вызов, и она решила принять его (детский максимализм или обостренное чувство справедливости?). А для публикации она выберет другое письмо, совсем не похожее на первое, откровенное и вряд ли поддельное… Как ответить той, что написала о своей безнадежной любви и так напомнила Лауре себя?
Дорогая Лаура!
Он не любит меня и, возможно, никогда не любил. Эта история стара как мир и случается со всеми женщинами, даже самыми хитрыми. Прошло четыре года, все давно закончилось, но я все еще не могу забыть его. Каждое утро я просыпаюсь с болью в сердце. Я одеваюсь и спешу на работу, но в горле у меня комок, мне хочется отчаянно кричать, как кричат приговоренные к смерти. Я очень устала. Есть ли какое-нибудь противоядие от этого никому не нужного страдания? В женских журналах пишут, что боль от потери любимого длится в два раза меньше, чем отношения, то есть, если мы встречались два года, я должна была бы забыть его через год. Я праздную уже четвертую годовщину невыносимого страдания. Я разговариваю с ним, вижу его во сне, кричу на него. Каждый раз, когда звонит мобильный, мне кажется, что это он. Я вижу его на улицах, в кафе, возле моего дома. Кто-то участвовал в событиях шестьдесят восьмого, кто-то был на войне, а он сбросил свою микробомбу на мое сердце: скромный взрыв, но вечная память. Кто осмелится сказать, что это менее достойная боль? Кто устанавливает размер компенсаций? Сколько мне причитается за тысячу двести дней ожидания, что он вдруг появится, обнимет меня и расскажет о причине своего столь длительного отсутствия? Я смотрю на своего спящего мужа. Он, скорее всего, так и не понял, что со мной происходит, о чем я думаю все это время. Я очень люблю его.
Кто знает, может, у него тоже есть другая женщина. Жизнь вдвоем — странный компромисс, союз проигравших, выплативших страсть в качестве контрибуции победителю, нежное братство побежденных, которые ищут друг у друга утешения и поддержки. Наверное, нужно примириться с реальностью, но во мраке, окружающем меня, я не вижу ориентиров, не знаю, на что мне опереться, чтобы выбраться наружу из-под навалившейся на меня боли. Зачем я пишу Вам? Яне знаю, но многие женщины обращаются к Вам за советом, за добрым словом или за укором. Другие же, наоборот, не хотят поверить в правду и придумывают нелепые объяснения постигшим их несчастьям, например, уверяют себя, что он ушел, потому что слишком сильно любил их. Нет, он не любил меня, иначе остался бы со мной, несмотря на все возможные последствия. Я не осмеливаюсь открыто врать себе, но также я не осмеливаюсь забыть его, горечь потери не уменьшается: его я хотела, его я любила, как никого в своей жизни, с ним я испытала такое душевное (и не только) потрясение… что теперь, после него, я не знаю, как дальше жить… Я безумна! Нет, я так не думаю, мне просто захотелось поделиться с Вами своим опытом и сказать, что часто, даже когда очень хочешь, не удается ни забыть, ни начать все сначала. Как и где мне найти силы и желания для новой любви?
Мара
И правда, где их найти? Нельзя же влюбляться всю жизнь как по команде. А вдруг такая сильная, безнадежная и в то же время полная надежд любовь бывает только раз в жизни? Тем не менее нельзя слишком долго засиживаться во мраке страдания, здесь можно переждать бурю, но когда-то нужно выходить из укрытия и начинать действовать. Лучше заряд здорового оптимизма, чем нонконформизм добродетели или показная солидарность. И потом, если кончается любовь, зачем переставать любить, хотя бы самих себя? Любовь — это теплое одеяло, в то время как цинизм обнажает нас перед лицом боли. Цинизм спасает только, когда все в порядке, но если все хорошо, какой смысл быть циником? Не лучше ли быть великодушным? Можно ли объяснить все это, не впадая в банальность? И не говорить Маре «цени то, что имеешь: мужа, работу»? Она попытается объяснить ей простыми, слегка ироничными словами, какой действенной может оказаться установка на счастье. Счастье — это тяжелая работа, как и все остальное, включая несчастье. Только смысл ее яснее, чем смысл других работ. В этом оно похоже на поход в спортзал, чтобы подтянуть задницу. Гимнастическая концепция существования? Не слишком ли это заумно? Но неужели она напишет сейчас что-нибудь в духе «клин клином вышибают»? Еще чего! Это значило бы просто потерять себя! Откуда только берутся такие типы, как Андреа, что полностью вышибают из женщин мозги?
Назревает серьезный кризис, который невозможно не замечать и замалчивать, иначе серьезно заболеешь и в итоге все равно вынуждена будешь признать банкротство души. Банкротство души? Согласна, это выражение пристало лишь салонному психологу из псевдоинтеллектуальной телепрограммы, но смысл понятен: гнев, если его не высказать, рано или поздно прорвется. Она действительно банкрот.
Лаура была человеком деятельным, сильной личностью. Она не хотела ни жить в долг, ни идти ко дну. Она обязательно выберется на берег, но сначала тщательно обследует все подводные камни — опасные ловушки, которые расставило ей подсознание.
Глава одиннадцатая
Ура! Приглашение на ужин к Карло Бонино прибыло, как швейцарский поезд, — точно по расписанию. Достаточно было сказать Ломбарди, что она не упадет в глазах своего ненаглядного, если признается ему, что хочет от него любви образца восемнадцатого века, и похвалить душевные и профессиональные качества Маурицио Кело, с которым они так хорошо ладят. Его имя — известный знак качества. Еще одна из ее уловок — упомянуть в нужный момент фамилию своего мужа, уточнив, что это сын того самого Дучо Герардески, знаменитого архитектора, который проектировал музеи и города будущего, а им не подарил даже маленькой квартирки в центре. Они вынуждены жить в жалкой берлоге на окраине (пятьдесят квадратных метров, первый этаж, окна во двор), доставшейся ей по наследству от тетки Джузеппины, в которой она жила в студенческие годы, когда отец женился на своей лахудре. Ладно, черт с ним, лучше о нем не думать. О родителях Джакопо, впрочем, тоже. Два засушенных интеллектуала, но у матери душа все-таки есть. Классический случай: поседевшей женщине под пятьдесят пришлось уступить своего мужа двадцатилетней соплячке. Снобы тоже плачут. Ну и наплевать! Пусть плачут, о них всегда найдется кому позаботиться. Отпуск обещал быть сногсшибательным: до сих пор ни намека на Серени. Может, она отложила поездку на неделю из-за несчастья с подругой? Может, именно из-за Гаи, они ведь так близки? Ох уж эта женская дружба. Впрочем, все равно, главное, что мерзавкам в этом сезоне ничего не светит. Удача ей наконец улыбнулась — у нее будет больше времени, чтобы обработать Марию Розу и убедить ее, что дружба с Серени — это cheap and out, разве можно дружить с той, что носит только розовое и голубое, разгуливает по пляжу в мини-бикини и подбирает сумки под цвет туфель?! Просто смешно. Странно, что Карло не запретил Ломбарди водиться с Лаурой. Ах, ну конечно, она забыла про «Разбитые сердца» — Лаурину рубрику в одном известном журнале: этого вполне достаточно, чтобы тебя признали здесь за свою. Может, Рита и преувеличивает, но может же она хотя бы в мыслях размазать по стене ту, которую всю жизнь так ненавидела за благородство и красоту. И Монику Белуччи — новоиспеченную кинодиву, Венеру двадцать первого века — за красоту и совершенство тела надо отравить крысиным ядом. Их обеих надо отравить. И если представится такая возможность, Рита ее не упустит.
На вечеринке у Карло Рита Питалуга отвоевала себе место под солнцем, точнее, за столом: напротив нее сидел владелец одной известной газеты, седоватый и суховатый, нарочито вежливый и значительный. Он пытался скрыть брезгливость, но если бы она кинулась целовать ему руки, воспринял бы это как должное. Рядом с ней известный психоаналитик уплетал за обе щеки вкуснейшую пасту. Слишком легкая, а потому неинтересная добыча, типаж старичка-добрячка. Он несколько раз участвовал в шоу Маурицио Констанцо и, казалось, был страшно этим горд. Чуть поодаль сидел начинающий, но уже прославившийся писатель-открытие года, франтоватый и очень симпатичный молодой человек. В литературных кругах ему уже завидовали — и правильно делали. В тот вечер он пришел со своим издателем — бородатым и угрюмым, непрерывно нахваливавшим молодое дарование, которое пожирало все подряд, как изголодавшееся животное. Не обошлось без философа, бледной жены философа, костлявого как смерть телепродюсера и, разумеется, Ломбарди, щебечущей (или бранящейся?) с Бонино, как будто они уже обручены. Жена Карло рассказывала о каждом поданном блюде, , пытаясь утопить в бесчисленных гастрономических изысках горькую правду: ублюдок изменял ей у всех на глазах, словно она слепая или слабоумная.
Пока что было невыносимо скучно, но светская жизнь, известное дело, штука не самая веселая. Чтобы будущее было счастливым и радостным, в настоящем придется немного потерпеть.
Глава двенадцатая
— Когда я решила последовать твоему совету, у меня было помутнение рассудка! Он попросил принести ему зубочистку! Ты можешь себе такое представить?! Я чуть под стол не упала.
— Зато у нас с тобой есть новая тема для разговора: не обсуждать же вечно Андреа и мою больную спину.
— Ты, конечно, права, Андреа не лучший вариант, но у меня была, по крайней мере, веская причина все это терпеть. Вокруг одни придурки. Этот хотя бы симпатичный, но слишком груб, я не смогу. Если он такое вытворяет за ужином, представляешь, что ему может понадобиться в постели?
— Давай не будем о постели. Я должна четыре месяца провести в этом чертовом каркасе — неподвижно, как сушеная треска. Врачи говорят, что мне еще повезло!
Прости, но как ты можешь жаловаться? Ты свалилась с верхней ступеньки огромной лестницы, у тебя раскрошился позвонок возле крестца, ты могла бы остаться парализованной на всю жизнь! И что же? Твой пятилетний сын, один, без чьей-либо помощи, звонит в «Скорую помощь» и спасает тебе жизнь!
— Я родила гения! Мичи тоже себя хорошо вела: она оглянулась на меня и на мгновение даже перестала жевать свои крекеры.
— Так что тебе, конечно, не повезло, но бывает и хуже.
— Спасибо, что добавила «не повезло»! Знаешь, провести отпуск в миланской квартире — не очень-то заманчивая перспектива даже для такой лентяйки, как я.
— Но я же тебя не брошу! У меня куча дел, а Монте-Альто может и подождать недельку-другую.
— Я тебе сто раз повторяла: все нормально, я справлюсь сама, не нужно со мной нянчиться, тебе давно пора размять кости, но ты упрямей осла. Ладно, давай лучше вернемся к нашему красавчику. Лично я предпочитаю простачков, терпеть не могу интеллектуалов, они жадные, скупые, неверные и высокомерные.
— По большому счету, я согласна, но желудку не прикажешь: как он может спокойно переваривать пищу, когда напротив сидит парень и выковыривает из зубов остатки еды?
— Ну и забей на него! Не все же такие. Попробуй кого-нибудь еще. У тебя же полно поклонников!
— Я думаю, нужно приостановить работы хотя бы на неделю. Чтобы забыть придурка, мне нужен человек достойный. А то придурок мне покажется не самым плохим, а от этого можно и в депрессию впасть.
— Ой, я тебя умоляю… Кстати, а он ведь тебе не позвонил. Может, решил сам отступить? Но если отступишь ты, я перестану с тобой здороваться. Слушай, чтобы все как следует обмозговать, необходимо устроить дружеский ужин. Приходи вечером ко мне! Я приму тебя как древняя римлянка, развалившись у триклиния. Вы с Лукой все приготовите, а потом помоете посуду. Ну и приглашение, черт возьми, даже стыдно.
— Отлично. Пока мы будем готовить ужин, я оглашу тебе список моих обожателей, ты сама убедишься, что там не из кого выбирать.
— У меня и списка-то никогда не было, ни раньше, ни тем более сейчас, когда я практически инвалид. Хотя, как говорится, все, что ни делается, все к лучшему: отдохну от разочарований и расставаний.
— Неисправимая оптимистка Гая.
— Может быть, дорогая моя, может быть… За годы одиночества я умудрилась превратить жизнь старой девы в настоящее искусство.
— Но я-то не художница, а просто журналюга, чувствуешь разницу?
— Разница невелика. Не будем отвлекаться: я хотела сказать, что с того момента, как мы начинаем дышать, вокруг нас вертятся ухажеры. И они, по большому счету, только мешают нам трезво оценивать ситуацию.
— И в итоге?
— И в итоге мы никогда не знаем, как на самом деле обстоят наши дела!
— Что ты несешь?!
— Ну-ка расскажи мне еще что-нибудь о нашем Мистере-зубочистке, мне нужно больше информации.
— Готова? Он был одет в джинсы с отворотами (из серии спортивный стиль) и куртку с кучей карманов и застежек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Кристина — Ирис
Подлинное ли это письмо? А может, это шутка Гайи? Или провокация остроумного бисексуала? Или клевета озлобленной женщины на свою подругу? Как бы там ни было, автор делает нам интересное предложение: решать проблемы путем ухода от реальности. Может, и впрямь послать все к черту, придумать себе параллельный сказочный мир, где все счастливы, мечты сбываются, никто не умирает от одиночества и неразделенной любви? В любом случае, это письмо опубликовать нельзя. «Женщины без границ» — серьезное издание, которое ищет практичные и экономичные решения. Глупо даже предлагать его редакторше, формально у Лауры полная свобода действий, но только потому, что она всегда действовала с осторожностью. Лучше ответить лично, для начала проверив, существует ли адрес, написанный на конверте, и если существует, то не находится ли дом Кристины — Ирис на какой-нибудь опасной окраине, в квартале транссексуалов и прочих неформалов. Ей брошен вызов, и она решила принять его (детский максимализм или обостренное чувство справедливости?). А для публикации она выберет другое письмо, совсем не похожее на первое, откровенное и вряд ли поддельное… Как ответить той, что написала о своей безнадежной любви и так напомнила Лауре себя?
Дорогая Лаура!
Он не любит меня и, возможно, никогда не любил. Эта история стара как мир и случается со всеми женщинами, даже самыми хитрыми. Прошло четыре года, все давно закончилось, но я все еще не могу забыть его. Каждое утро я просыпаюсь с болью в сердце. Я одеваюсь и спешу на работу, но в горле у меня комок, мне хочется отчаянно кричать, как кричат приговоренные к смерти. Я очень устала. Есть ли какое-нибудь противоядие от этого никому не нужного страдания? В женских журналах пишут, что боль от потери любимого длится в два раза меньше, чем отношения, то есть, если мы встречались два года, я должна была бы забыть его через год. Я праздную уже четвертую годовщину невыносимого страдания. Я разговариваю с ним, вижу его во сне, кричу на него. Каждый раз, когда звонит мобильный, мне кажется, что это он. Я вижу его на улицах, в кафе, возле моего дома. Кто-то участвовал в событиях шестьдесят восьмого, кто-то был на войне, а он сбросил свою микробомбу на мое сердце: скромный взрыв, но вечная память. Кто осмелится сказать, что это менее достойная боль? Кто устанавливает размер компенсаций? Сколько мне причитается за тысячу двести дней ожидания, что он вдруг появится, обнимет меня и расскажет о причине своего столь длительного отсутствия? Я смотрю на своего спящего мужа. Он, скорее всего, так и не понял, что со мной происходит, о чем я думаю все это время. Я очень люблю его.
Кто знает, может, у него тоже есть другая женщина. Жизнь вдвоем — странный компромисс, союз проигравших, выплативших страсть в качестве контрибуции победителю, нежное братство побежденных, которые ищут друг у друга утешения и поддержки. Наверное, нужно примириться с реальностью, но во мраке, окружающем меня, я не вижу ориентиров, не знаю, на что мне опереться, чтобы выбраться наружу из-под навалившейся на меня боли. Зачем я пишу Вам? Яне знаю, но многие женщины обращаются к Вам за советом, за добрым словом или за укором. Другие же, наоборот, не хотят поверить в правду и придумывают нелепые объяснения постигшим их несчастьям, например, уверяют себя, что он ушел, потому что слишком сильно любил их. Нет, он не любил меня, иначе остался бы со мной, несмотря на все возможные последствия. Я не осмеливаюсь открыто врать себе, но также я не осмеливаюсь забыть его, горечь потери не уменьшается: его я хотела, его я любила, как никого в своей жизни, с ним я испытала такое душевное (и не только) потрясение… что теперь, после него, я не знаю, как дальше жить… Я безумна! Нет, я так не думаю, мне просто захотелось поделиться с Вами своим опытом и сказать, что часто, даже когда очень хочешь, не удается ни забыть, ни начать все сначала. Как и где мне найти силы и желания для новой любви?
Мара
И правда, где их найти? Нельзя же влюбляться всю жизнь как по команде. А вдруг такая сильная, безнадежная и в то же время полная надежд любовь бывает только раз в жизни? Тем не менее нельзя слишком долго засиживаться во мраке страдания, здесь можно переждать бурю, но когда-то нужно выходить из укрытия и начинать действовать. Лучше заряд здорового оптимизма, чем нонконформизм добродетели или показная солидарность. И потом, если кончается любовь, зачем переставать любить, хотя бы самих себя? Любовь — это теплое одеяло, в то время как цинизм обнажает нас перед лицом боли. Цинизм спасает только, когда все в порядке, но если все хорошо, какой смысл быть циником? Не лучше ли быть великодушным? Можно ли объяснить все это, не впадая в банальность? И не говорить Маре «цени то, что имеешь: мужа, работу»? Она попытается объяснить ей простыми, слегка ироничными словами, какой действенной может оказаться установка на счастье. Счастье — это тяжелая работа, как и все остальное, включая несчастье. Только смысл ее яснее, чем смысл других работ. В этом оно похоже на поход в спортзал, чтобы подтянуть задницу. Гимнастическая концепция существования? Не слишком ли это заумно? Но неужели она напишет сейчас что-нибудь в духе «клин клином вышибают»? Еще чего! Это значило бы просто потерять себя! Откуда только берутся такие типы, как Андреа, что полностью вышибают из женщин мозги?
Назревает серьезный кризис, который невозможно не замечать и замалчивать, иначе серьезно заболеешь и в итоге все равно вынуждена будешь признать банкротство души. Банкротство души? Согласна, это выражение пристало лишь салонному психологу из псевдоинтеллектуальной телепрограммы, но смысл понятен: гнев, если его не высказать, рано или поздно прорвется. Она действительно банкрот.
Лаура была человеком деятельным, сильной личностью. Она не хотела ни жить в долг, ни идти ко дну. Она обязательно выберется на берег, но сначала тщательно обследует все подводные камни — опасные ловушки, которые расставило ей подсознание.
Глава одиннадцатая
Ура! Приглашение на ужин к Карло Бонино прибыло, как швейцарский поезд, — точно по расписанию. Достаточно было сказать Ломбарди, что она не упадет в глазах своего ненаглядного, если признается ему, что хочет от него любви образца восемнадцатого века, и похвалить душевные и профессиональные качества Маурицио Кело, с которым они так хорошо ладят. Его имя — известный знак качества. Еще одна из ее уловок — упомянуть в нужный момент фамилию своего мужа, уточнив, что это сын того самого Дучо Герардески, знаменитого архитектора, который проектировал музеи и города будущего, а им не подарил даже маленькой квартирки в центре. Они вынуждены жить в жалкой берлоге на окраине (пятьдесят квадратных метров, первый этаж, окна во двор), доставшейся ей по наследству от тетки Джузеппины, в которой она жила в студенческие годы, когда отец женился на своей лахудре. Ладно, черт с ним, лучше о нем не думать. О родителях Джакопо, впрочем, тоже. Два засушенных интеллектуала, но у матери душа все-таки есть. Классический случай: поседевшей женщине под пятьдесят пришлось уступить своего мужа двадцатилетней соплячке. Снобы тоже плачут. Ну и наплевать! Пусть плачут, о них всегда найдется кому позаботиться. Отпуск обещал быть сногсшибательным: до сих пор ни намека на Серени. Может, она отложила поездку на неделю из-за несчастья с подругой? Может, именно из-за Гаи, они ведь так близки? Ох уж эта женская дружба. Впрочем, все равно, главное, что мерзавкам в этом сезоне ничего не светит. Удача ей наконец улыбнулась — у нее будет больше времени, чтобы обработать Марию Розу и убедить ее, что дружба с Серени — это cheap and out, разве можно дружить с той, что носит только розовое и голубое, разгуливает по пляжу в мини-бикини и подбирает сумки под цвет туфель?! Просто смешно. Странно, что Карло не запретил Ломбарди водиться с Лаурой. Ах, ну конечно, она забыла про «Разбитые сердца» — Лаурину рубрику в одном известном журнале: этого вполне достаточно, чтобы тебя признали здесь за свою. Может, Рита и преувеличивает, но может же она хотя бы в мыслях размазать по стене ту, которую всю жизнь так ненавидела за благородство и красоту. И Монику Белуччи — новоиспеченную кинодиву, Венеру двадцать первого века — за красоту и совершенство тела надо отравить крысиным ядом. Их обеих надо отравить. И если представится такая возможность, Рита ее не упустит.
На вечеринке у Карло Рита Питалуга отвоевала себе место под солнцем, точнее, за столом: напротив нее сидел владелец одной известной газеты, седоватый и суховатый, нарочито вежливый и значительный. Он пытался скрыть брезгливость, но если бы она кинулась целовать ему руки, воспринял бы это как должное. Рядом с ней известный психоаналитик уплетал за обе щеки вкуснейшую пасту. Слишком легкая, а потому неинтересная добыча, типаж старичка-добрячка. Он несколько раз участвовал в шоу Маурицио Констанцо и, казалось, был страшно этим горд. Чуть поодаль сидел начинающий, но уже прославившийся писатель-открытие года, франтоватый и очень симпатичный молодой человек. В литературных кругах ему уже завидовали — и правильно делали. В тот вечер он пришел со своим издателем — бородатым и угрюмым, непрерывно нахваливавшим молодое дарование, которое пожирало все подряд, как изголодавшееся животное. Не обошлось без философа, бледной жены философа, костлявого как смерть телепродюсера и, разумеется, Ломбарди, щебечущей (или бранящейся?) с Бонино, как будто они уже обручены. Жена Карло рассказывала о каждом поданном блюде, , пытаясь утопить в бесчисленных гастрономических изысках горькую правду: ублюдок изменял ей у всех на глазах, словно она слепая или слабоумная.
Пока что было невыносимо скучно, но светская жизнь, известное дело, штука не самая веселая. Чтобы будущее было счастливым и радостным, в настоящем придется немного потерпеть.
Глава двенадцатая
— Когда я решила последовать твоему совету, у меня было помутнение рассудка! Он попросил принести ему зубочистку! Ты можешь себе такое представить?! Я чуть под стол не упала.
— Зато у нас с тобой есть новая тема для разговора: не обсуждать же вечно Андреа и мою больную спину.
— Ты, конечно, права, Андреа не лучший вариант, но у меня была, по крайней мере, веская причина все это терпеть. Вокруг одни придурки. Этот хотя бы симпатичный, но слишком груб, я не смогу. Если он такое вытворяет за ужином, представляешь, что ему может понадобиться в постели?
— Давай не будем о постели. Я должна четыре месяца провести в этом чертовом каркасе — неподвижно, как сушеная треска. Врачи говорят, что мне еще повезло!
Прости, но как ты можешь жаловаться? Ты свалилась с верхней ступеньки огромной лестницы, у тебя раскрошился позвонок возле крестца, ты могла бы остаться парализованной на всю жизнь! И что же? Твой пятилетний сын, один, без чьей-либо помощи, звонит в «Скорую помощь» и спасает тебе жизнь!
— Я родила гения! Мичи тоже себя хорошо вела: она оглянулась на меня и на мгновение даже перестала жевать свои крекеры.
— Так что тебе, конечно, не повезло, но бывает и хуже.
— Спасибо, что добавила «не повезло»! Знаешь, провести отпуск в миланской квартире — не очень-то заманчивая перспектива даже для такой лентяйки, как я.
— Но я же тебя не брошу! У меня куча дел, а Монте-Альто может и подождать недельку-другую.
— Я тебе сто раз повторяла: все нормально, я справлюсь сама, не нужно со мной нянчиться, тебе давно пора размять кости, но ты упрямей осла. Ладно, давай лучше вернемся к нашему красавчику. Лично я предпочитаю простачков, терпеть не могу интеллектуалов, они жадные, скупые, неверные и высокомерные.
— По большому счету, я согласна, но желудку не прикажешь: как он может спокойно переваривать пищу, когда напротив сидит парень и выковыривает из зубов остатки еды?
— Ну и забей на него! Не все же такие. Попробуй кого-нибудь еще. У тебя же полно поклонников!
— Я думаю, нужно приостановить работы хотя бы на неделю. Чтобы забыть придурка, мне нужен человек достойный. А то придурок мне покажется не самым плохим, а от этого можно и в депрессию впасть.
— Ой, я тебя умоляю… Кстати, а он ведь тебе не позвонил. Может, решил сам отступить? Но если отступишь ты, я перестану с тобой здороваться. Слушай, чтобы все как следует обмозговать, необходимо устроить дружеский ужин. Приходи вечером ко мне! Я приму тебя как древняя римлянка, развалившись у триклиния. Вы с Лукой все приготовите, а потом помоете посуду. Ну и приглашение, черт возьми, даже стыдно.
— Отлично. Пока мы будем готовить ужин, я оглашу тебе список моих обожателей, ты сама убедишься, что там не из кого выбирать.
— У меня и списка-то никогда не было, ни раньше, ни тем более сейчас, когда я практически инвалид. Хотя, как говорится, все, что ни делается, все к лучшему: отдохну от разочарований и расставаний.
— Неисправимая оптимистка Гая.
— Может быть, дорогая моя, может быть… За годы одиночества я умудрилась превратить жизнь старой девы в настоящее искусство.
— Но я-то не художница, а просто журналюга, чувствуешь разницу?
— Разница невелика. Не будем отвлекаться: я хотела сказать, что с того момента, как мы начинаем дышать, вокруг нас вертятся ухажеры. И они, по большому счету, только мешают нам трезво оценивать ситуацию.
— И в итоге?
— И в итоге мы никогда не знаем, как на самом деле обстоят наши дела!
— Что ты несешь?!
— Ну-ка расскажи мне еще что-нибудь о нашем Мистере-зубочистке, мне нужно больше информации.
— Готова? Он был одет в джинсы с отворотами (из серии спортивный стиль) и куртку с кучей карманов и застежек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18