Глава четвертая
— Давай постоим и посмотрим на звезды. Раньше я это очень любила, лишь в этом году изменила своим привычкам. Тебе принести что-нибудь выпить? Есть не хочешь? Горячее нам так и не подали!
— Так даже лучше, много есть вредно. Здесь такая тишина… Просто дух захватывает!
— Да. Вилла Тоески по ночам просто великолепна!
— В темноте тени кипарисов похожи на охраняющих нас стражников. Здесь все заботы уходят, кажутся далекими и неважными. А лунный свет… ты в лунном свете… Лаура, ты так красива сегодня…
— А мне все это видится по-другому.
— Touche. Я перегнул палку, ударился в романтику. Итак, про что наш фильм сегодня?
— Про небо. Небо — главный герой. А мы с тобой — маленькие букашки.
— Абсолютно бесполезные маленькие букашки встретились совершенно случайно.
— Малюсенькие незаметные точки на большом экране.
— Мне стало легче: я почувствовал себя таким ничтожным! В Милане подобную ночь даже представить себе невозможно, правда?
— Может, оно и к лучшему. Здесь, вдалеке от большого города, мы превращаемся в насекомых, которых в любой момент может съесть какой-нибудь жук или затащить в свою паутину паук.
— Его величество случай…
— Хватит, еще чуть-чуть — и мы начнем цитировать Леопарди, по части поэзии он убедительнее нас.
Почему ты боишься дать себе волю, Лаура? Показать себя чувствительной и хрупкой, пусть банальной, но настоящей? Если б ты знала, сколько ты теряешь, прячась при каждом удобном случае за иронию и сарказм!
— А я не знаю, дорогой мой Франче, я не знаю, сколько я теряю! Может, мы ни черта не знаем, потому что боимся узнать?
— Или потому, что уже слишком поздно что-то менять, пробовать жить проще, заглядывать вперед.
— Да просто чтобы понять.
— Тебе очень не хватает Стефано?
— Несколько лет назад я бы не смогла выглянуть в окно в такую ночь. Постепенно я научилась разговаривать с ним, я представляла себе, как он дремлет в кресле или смотрит с неподдельным восторгом идиотский фильм по телевизору.
— Как он любил идти против течения! Вечно сомневающийся Обломов в мире хронически деятельных людей, всегда и во всем уверенных.
— Точно, благородный молодой человек из прошлого века, который предпочитает проигрыш, потому что победа не бывает элегантной.
— И амбиции тоже, но свои амбиции он холил и лелеял. У него был талант, у твоего Стефано…
— Я знаю, у меня лежат сотни исписанных им страниц, они замечательны.
— Почему ты не разберешь их? Может, хватит на книгу?
— Я уже давно собираюсь это сделать, но не могу: слишком больно. Читаю абзац — и начинаю ощущать панический страх, не могу дышать: кажется, что он стоит рядом, и мы обсуждаем, вставить прилагательное или нет.
— Вы двое все время спорили о литературе, а я вам завидовал: счастливая, талантливая пара.
— А сколько бесценных советов он мне давал! Мне не хватает наших с ним разговоров в четыре часа ночи, споров о дневных происшествиях и о знакомых… Мы были редакторами нашего собственного журнала, который читали только мы одни.
— Идеальный, стопроцентно востребованный журнал.
— Так странно, я помню наши бесчисленные разговоры, но совсем не помню его тела, иногда я не могу вспомнить черт его лица, только уши: маленькие и смешные, как у ребенка.
— Почему у вас не было детей?
— Мы были молоды и уверены в том, что не хотим их, нам казалось банальным погрузиться в быт, превратиться в классическую семью. Красиво одеваться по воскресеньям и отправляться втроем в гости к бабушке и дедушке: в коляске ребенок с куклой, а мы несем бутылочки с детским питанием.
— Вы так это себе представляли?
— Именно. А мы так гордились друг другом, нам было так интересно вдвоем, нам казалось, что ребенок только разрушит нашу гармонию.
— Странно, бросалась в глаза ваша оригинальность, а не гордость. Ты знаешь, что вас называли иррациональной парой?
— Конечно. Кто бы мог подумать, что мы поладим: я — взбалмошная и общительная, и Стефано — обидчивый и замкнутый.
— Но вы так подходили друг другу…
— Да, и нам хватало друг друга, в глубине души мы были гораздо более похожи, чем казалось. Нам нравилась наша жизнь, мы сознательно ее выбрали и наслаждались ею.
— Счастливчики.
— Если бы Стефано был жив, может, мы бы в какой-то момент и перестали быть самодостаточными, и в нашей жизни тоже появились бы сиропы от кашля, памперсы и погремушки.
— Или, как многие тридцатилетние, вы бросились бы рожать детей, пока не стало слишком поздно.
— Родить накануне сорокалетия, чтобы продлить молодость, найти себе новое занятие, подзарядиться энергией…
— Или почувствовать настоящее счастье, Лаура. Моя дочь Констанца — мой цветочек в петлице, моя единственная победа, единственное, что нам удалось сделать достойного в нашем катастрофически неудачном браке.
— Она, между прочим, самая умная из вас троих. Как дела с Клаудией?
— А как ты думаешь? Каждый раз, когда созваниваемся, ругаемся, повод каждый раз новый, она изобретает их со скоростью света: низкие алименты, отсутствие у меня чувства ответственности, недостаточный интерес к занятиям Констанцы, я не общаюсь с ее учителями, дарю бесполезные подарки. Она хочет, чтобы я был с дочерью, когда это удобно ей! А на все лето отправляет ее к родителям на море, и я почти совсем с ней не вижусь.
— Почему, по-твоему, она ведет себя так? Она несчастлива? Как ее личная жизнь?
— Какая там личная жизнь! Кто захочет встречаться с больной на всю голову истеричкой за сорок?
— Будь с ней поласковей, вы же любили друг друга когда-то.
— Наш брак — природный катаклизм. Никакими дамбами и плотинами его было не спасти. Мы начали жить вместе, хотя ни она, ни я не были до конца уверены в том, что это правильно. Даже Амброзии удивился. Почти сразу же родилась Констанца, и я подумал: это судьба, пора мне создать настоящую семью…
— А ты уверен, что сделал все, что мог?
— Уверен. Клянусь, я изо всех сил пытался спасти нас! Господи, почему мне удаются самые невероятные предприятия, а здесь я потерпел полное фиаско?
— Ну, здесь ты упал не ниже других.
— Чего нам не хватает? Почему у нас не получается?
— Потому что мы не верим в успех, это типичная ошибка интеллектуалов и им подобных, у нас слишком много знаний, мы не можем слепо верить в удачу, в свои силы…
— Но я не интеллектуал.
— Я сказала: интеллектуалов и им подобных.
— Милая моя Лаура, ты будешь моим спасательным кругом, когда мой корабль попадет в экзистенциальный шторм.
— Мой попадет туда первым. Я живу в своем идеальном мирке, отгородившись ото всех и вся. Сначала я думала, что такая жизнь досталась мне в наследство от чересчур бурной и мятежной молодости, а сейчас понимаю, что это классический образ жизни старой девы.
— Ну, на классическую старую деву ты не тянешь…
— Послушай, несмотря на то что со мной случилось, я рада, что у меня нет детей, что после меня все закончится. Я свободна как воздух, по большому счету, мне не страшны удары судьбы. Аминь.
— Звучит не слишком весело, но убедительно.
— Моя юношеская храбрость и решимость теперь мне кажутся идеализмом.
— Понимаю, ты привыкла рассчитывать только на свои силы, двигаться вперед, не оглядываясь на других и не прислушиваясь к чужому мнению. Но ты знаешь, без Констанцы мне было бы гораздо хуже.
— Так и вижу вас вместе: идеальная пара — отец и дочь. Ты просто чудо!
— Да, но ты меня не хочешь.
— Предать дружбу — совершить святотатство.
— Ты умеешь поставить меня на место! Давай лучше вернемся к нашему разговору.
— У меня такое чувство, что мне только кажется, что я свободно дышу. Я никогда не боялась ошибаться, но…
— Чего ты боишься?
Сейчас? Хочешь, прочту тебе лекцию о тотальной неуверенности? Я боюсь всего: растратить свою жизнь, превратиться в сухую и сморщенную старуху, чье лицо напоминает лимон, упавший с джипа, мчащегося сквозь пустыню. Представляешь, состарившаяся красавица! Такой никто не захочет прийти на помощь, выслушать в трудную минуту.
— Ты никогда не состаришься, Лаура.
— Не подхалимничай!
— Хорошо! Ты влюблялась после Стефано? Можешь не отвечать.
— Почему нет? Сегодня вечер откровений, я начинаю благодарить Питалугу… Так приятно довериться тебе.
— Иногда так хочется рассказать всю правду, включая неудачи и разочарования.
— И вместе заглянуть в самую суть взрослой жизни, что ждет нас впереди.
— Ты заметила, что сегодня ночью мы ведем на редкость оптимистичные беседы?
— Если хорошенько подумать, нет лучшего способа признаться друг другу в том, что молодость закончилась.
— Точно! Дамы и господа, будьте осторожны на поворотах, молодость покидает нас.
— Может, в этом весь прикол? Мы просто должны научиться жить заново: мы стали большими и должны научиться жить как большие.
— Ты мне не ответила…
— Да, конечно, я влюблялась.
— В этот раз, по-видимому, не слишком счастливо?
— Бинго!
— Может, в Милане такая атмосфера? Или в редакции завелся вирус несчастной любви?
— Не говори ерунды! Несчастливую любовь можно встретить в любой точке планеты: в затерянной в горах деревушке или на Сицилии…
— Когда это случилось?
— Через четыре года после смерти Стефано. Я тогда думала только о работе, потому что решила, что надо встряхнуться, начать новую жизнь, делать карьеру. Я превратилась в лошадь, что все время носится галопом, потому что боится умереть, остановившись. Моей целью было возродиться и, увлекшись делом, как можно меньше страдать. Энергетическое безумие. Я даже начала бегать по утрам, чтобы избавиться от злости и вырабатывать эндорфины тысячами.
— Может, это и не самое поэтическое средство, но ты встала на ноги, а это уже немало… Когда ты с ним познакомилась?
— Три года назад. Я взяла у него интервью, он начал ухаживать за мной, через какое-то время закрутился роман. Он довольно известный коммерсант, только не спрашивай его имени…
— Женат?
— А ты сомневался?
— А где он сейчас?
— А как ты думаешь? С женой на море, но мне уже все равно.
— Я тебя умоляю, не строй из себя каменную. Тебе не идет.
— Да нет, я не строю, я бросила его в конце весны, потому что он не любил меня. Честно говоря, я ему больше не нужна была.
— Он что, больной?
— Да нет, обычный мужчина. Два с половиной года страсти, и ничего не осталось.
— Как это может быть?
— Это моя вина, я требовала слишком многого, и он решил, что меня не существует. А в постели со мной была его тень или его помощник.
— Может, он тебя любит, но гордость не позволяет ему сделать первый шаг? Мы, мужчины, странные существа…
— Не говори ерунды! Когда любишь кого-то, не можешь без него жить.
— Верно. Пытаешься убедить себя в том, что тебе все равно, но сердце так просто не уговоришь…
— Такие вещи нельзя объяснить рационально, так же как невозможно заставить кого-то полюбить тебя. Если он не звонит тебе даже по ошибке целый месяц после разрыва, это значит, что он прекрасно существует без тебя.
— А ты как живешь без него?
— Плохо, просто ужасно, но я не собираюсь задерживаться в этом состоянии… Восстану из пепла! Я, как всегда, непобедима, мой милый Франче…
Лаура с трудом сдержала слезы. Вдруг она почувствовала смущение и стыд. Как это она во всем призналась? Непоправимый ущерб ее репутации сильной женщины, которая никогда не жалуется на жизнь и не плачется в жилетку.
Франческо не мог противиться охватившей его нежности: он обнял Лауру и прижал к себе. Он поцеловал ее, и его поцелуй имел вкус фруктового сиропа, девичьих снов, маминой ласки.
Это был поцелуй, который не искал и не мог искать другого. Он не испортил этот волшебный момент намеком на постель, на секс. Сейчас они как брат и сестра: взялись за руки и по-человечески утешали друг друга. Не разыгрывая обычную примитивную комедию из фальшивых обещаний, которым никто не верит и не собирается выполнять.
Глава пятая
— Что ты молчал, как придурок? Не мог вмешаться?
— А что я должен был сказать?
— «Маленькая разница во взглядах» ты точно не должен был говорить! Эта сука, эта тварь, эта сволочь… так со мной поступить… опустить у всех на глазах, в публичном месте!
— Это она устроила скандал, а не ты… Успокойся…
Джакопо внимательно посмотрел на жену. Она плакала уже полчаса без остановки: лицо густо покраснело и покрылось пятнами, глаза вылезли из орбит, нос стал похож на свеклу, она всхлипывала и икала. Когда Лаура бросила ей правду в лицо, с Ритой чуть не приключился эпилептический припадок. Некрасивая от природы, в истерике она превращалась просто в чудовище. А он все равно любил свою жену, даже если Рита не могла поверить в это. Он любил эту неуклюжую женщину, у которой был талант никому не нравиться: ни его родителям, ни выносить чужую красоту… Кто знает, сколько ей, дурнушке, пришлось выстрадать? Может, ее чрезмерные амбиции спровоцированы недостатком красоты, и таким образом она просто хочет получить компенсацию за моральный ущерб? Да и ребенка им все никак не удается зачать, может, потому, что Джакопо и сам его не хочет, ему не нравится идея полноценной семьи — кажется слишком утопичной. Рита вела себя как сорвавшаяся с цепи старая дева, что мечтает превратиться в беременную каракатицу. Джакопо не хотел ребенка, потому что сомневался, что сможет стать хорошим отцом. Как можно воспитывать сына, когда тебя самого никто не любил, не понимал и не баловал?
И все же он должен остановить этот приступ отчаяния. Джакопо интуитивно припарковался в полной темноте деревенской ночи и, как подобает любящему мужу, глубоко вздохнул, провел рукой по волосам жены и сказал то, что должен был сказать: «Сегодня я сделаю тебе ребенка, обещаю».
Глава шестая
— Ну, ты даешь! Послать ее к черту у всех на глазах! Я горжусь тобой!
— Да уж, я себя в обиду не дала, ты бы слышала, что я несла! Я высказала ей все!
— Она от злости не лопнула? В школе, когда она с кем-нибудь ссорилась, то надувалась, как индюк.
— Честно говоря, сцена была не из приятных. Она с трудом сдерживалась. В какой-то момент я испугалась, что она бросится на меня с кулаками или задохнется от ярости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18