На сайте https://Wodolei.ru
Отвечай, сапог дерьмовый, имеешь ты такое право?
— Никак нет, сэр!
— Так какого же тогда дьявола?..
Уэйт отлично помнил, чем кончались в подобных случаях попытки провинившегося просить прощения у сержанта. Магвайр сразу впадал в неописуемую ярость, буквально стервенел. Для него это было что красная тряпка для быка.
— Виноват, сэр, — только и нашелся он, что ответить. — Виноват…
Сжав что было сил челюсти, он стоял перед сержантом. Подбородок вперед, взгляд поверх головы начальника, только желваки на скулах как каменные. «Тебе нравятся железные парни, — думал он, — настоящие морские пехотинцы, которые не боятся боли, солдаты-автоматы без чувств и нервов. Что ж, вот перед тобой один из них. Получай и радуйся, делай с ним все, что хочешь! Пожалуйста! Он пищать не будет!»
— Ну, ладно, червячина! — Магвайр как будто остыл. — Черт с тобой. — Он вплотную приблизил лицо к поднятому вверх подбородку солдата; казалось, горящие недобрым огнем глаза сержанта вот-вот обожгут Уэйта. — Тошно глядеть на тебя. А еще тошнее слушать твой скулеж поганый! Аж кишки наизнанку выворачивает. У, мразь!
Размахнувшись, он снова ударил солдата сперва по одной щеке, потом тут же по второй. Секунду обождал и ударил снова, на этот раз сильнее. «Лучше разбитая морда, — стучало молотком в мозгу Уэйта, — чем то, что с Купером случилось. Только бы не остервенел. Не вошел бы в раж. Убьет ведь, мерзавец. Кто его остановит?»
У него пересохло во рту, к горлу подступила горечь, перехватило дыхание…
— Что, не нравится, скотина? А еще командир отделения! Дерьмо поганое! Будешь знать наперед, как фискалить да правды искать. Учись, червяк! Терпи, чтоб настоящим солдатом стать. И чтоб не думал, будто я луплю вашего брата только для собственного удовольствия. Будто у меня хобби такое. Думал, поди, так, мразь? Думал или нет?
— Никак нет, сэр, никогда не думал!
— Не думал, говоришь? — Нижняя губа у Магвайра отвисла в грязной ухмылке. — Вот это и плохо. Впредь зато знать будешь: прежде чем пасть разевать да пищать кому-то на ушко, сядь да хорошенько подумай. Семь раз отмерь. И главное про то, зачем это такое дерьмо, как ты и тебе подобные, посылают сюда, к нам на выучку. Может, допрешь своей черепушкой, что учебный центр морской пехоты это тебе не отель «Конрад Хилтон». Не пансион для благородных девиц и не богадельня. Да где уж тебе! Ты же, оказывается, не думаешь. Только пасть свою поганую разеваешь, где надо и не надо. А все потому, что слабак. Потому, что щенок желтобрюхий! Дерьмо в консервной банке. Вот ты кто. Ясно?
— Так точно, сэр!
— Потому и бегаешь к Мидберри у меня за спиной. Ждал, поди, что он тебе жилетку распахнет — иди, поплачь, родименький. А потом и выбраться отсюда поможет, смыться втихаря. Так что ли, мразь?
— Так точно, сэр!
— Это уж точно. Все-то вы, черви, на одну колодку. Вечно ищете, кто бы с вами цацкался, сопли утирал да штанишки мокрые менял. До чего ж вы мне противны, дерьмо поганое!
Магвайр перестал шагать по комнате, остановился снова перед Уэйтом, еще раз внимательно поглядел ему в лицо. Затем вернулся к столу, достал из ящика пачку сигарет. Закурив, уселся на край стола, но вдруг, резко швырнув сигарету в мусорное ведро, нагнулся и засучил брючину на левой ноге…
— Ну-ка, поди сюда, — приказал он солдату. — Да не бойся ты, трус несчастный, не двину я тебя. Нужен ты мне больно…
Уэйт приблизился, посмотрел на колено сержанта: широким ярко-розовым полукольцом его охватывал глубокий шрам. Там, где он врезался в тело, кожа как бы провисла, и казалось, что под ней нет ни кости, ни мышцы, просто пустота. Сержант опустил брючину, и Уэйт тут же снова вытянулся по стойке «смирно», уставившись немигающим взором поверх головы «эс-ина».
— Ты еще в школу ходил, цыпочка, когда я схлопотал себе эту штуку на Чхонсиньском водохранилище. Какой-то паршивец, чтоб ему провалиться, засадил мне прямо в колено. Думал, что мне крышка. А я все же выбрался. Да еще и на своих двоих. И знаешь, почему?
— Никак нет, сэр!
— Да потому, что знал: не выберусь сам, значит, наверняка там и сдохну. Вот так, сопляк, очень просто. На войне ведь все и всегда очень просто. Там всяким розовеньким задницам и дня не протянуть. Живо схлопочешь промеж глаз. Выживает только тот, кто сам о себе беспокоится и дело свое знает как следует. А все остальные в два счета копыта откидывают. Начни вон я тогда вопить: «Ах, меня ранило! Ах, помогите! Скорее возьмите винтовку, положите меня на носилки да отправьте в госпиталь. Ах! Ах!» Так что бы было? Да ничего. Ничего бы я не дождался, валялся бы в снегу, пока не подох как собака. Или вот стал бы гуков умолять: «Ребятки, полегче, ради бога! Не давите так страшно. Видите, у меня в коленке дыра вон какая!» Так, да?
— Никак нет, сэр!
— Вот то-то и оно, червячина. А ты хочешь, чтобы я тут жалел ваши поганые задницы. Верно ведь? Так вот я тебе скажу: мне ровным счетом наплевать, что ты или кто там еще обо мне думает. Мне главное — сделать из вас морских пехотинцев, настоящих вояк. Таких, чтобы Действительно могли драться. И если для этого потребуется не только одну твою, а все ваши семьдесят задниц утром и вечером драть в кровь, я и на секунду не задумаюсь. Да еще и по десятку дополнительных оплеух отвешу каждому. В промежутках между основными выдачами. Ясно тебе, сопляк?
— Так точно, сэр!
— Корпус морской пехоты — это тебе не пансион для розовеньких кошечек, всяких цыпочек и херувимчиков. Усекаешь?
— Так точно, сэр!
— А ежели какому червяку это вдруг не по вкусу или у кого там кишка тонка, так пусть на себя пеняет. Мы с этим дерьмом чикаться не будем. Пусть лучше сразу мотает на все четыре стороны, нежели дотянет до войны, а там и сам пропадет, и других ни за понюх табаку погубит. Ты знаешь, что я сделал с этой мразью Купером? Или с теми двумя — Дитаром и Клейном?
— Никак нет, сэр!
— Спас им жизнь, вот что, дубина. Вроде как бы выволок их полуживых из боя. Ей-богу! Такая уж наша работа: глядишь, какой-то червяк, мразь сопливая, ни к черту не годится. Дашь тогда ему пинка хорошего, чтобы он, как дерьмо в банке, вылетел с острова, вот и получается, что спасаешь ему жизнь. А не вышвырни я его, что получится? Не сегодня, так завтра этот слабак попадет в передрягу, наложит со страху в штаны; глянь, уже и без башки валяется. Да на него-то наплевать, получил, что заслужил, и черт с ним. Других ведь жалко. Настоящих парней, что из-за этой мрази на тот свет могут завалиться. Так-то вот! Улавливаешь смысл? Потому и требуем: прежде чем пасть раскрывать, тявкать где не следует, трижды подумай. Ясненько?
— Так точно, сэр, — ответил Уэйт и при этом, подумал, что ведь в чем-то этот зверюга и прав. Да и кто рассудит, на чьей стороне настоящая правда. Если же предположить, что Магвайр действительно лишь выполняет свой долг и старается не только для себя, но и для других, в том числе и для них, то выходит, что он делает большое, настоящее дело. И ему ли, зеленому рекруту, судить, кто прав, а кто нет. Он вот осуждает сержантов, а они лишь стараются принести пользу, действуют прежде всего в интересах таких, как он…
— И еще вот о чем подумай, червяк…
— Слушаю вас, сэр…
Удар в живот оказался совершенно неожиданным. От страшной боли Уэйт чуть не упал на колени. Он начал уже оседать вниз, но сильный удар в подбородок заставил выпрямиться, отбросил назад к стене. Не охнув, солдат медленно сполз на пол. Руки его непроизвольно схватились за живот, рот судорожно ловил воздух. Остатками воли он заставил себя, как учили на уроках дзю-до, согнутой в локте правой рукой закрыть голову. Но новых ударов почему-то не последовало.
— Ну и дерьмо! Где же твоя реакция, червячина? Да захоти я с тобой разделаться, ты бы уже дохляком тут валялся. Надо же защищаться. На занятиях по дзю-до был?
— Так точно, сэр, — еле смог выдавить из себя Уэйт.
— Немногому, видать, тебя там, ублюдка, научили…
— Так точно, сэр.
— Так какой же ты тогда морской пехотинец? Грош тебе цена.
— Так точно, сэр.
— Да и вообще, на что ты годишься, дерьмо поганое? Ну на что?
— Не могу знать, сэр. — Слова как бы вылетали сами по себе. В голове гудело, тошнота подступала к горлу. А ведь всего лишь несколько часов тому назад, сегодня утром, он еще был так уверен в себе. Сейчас от этой уверенности не осталось и следа. Не было даже сил подняться с пола, встать на ноги. «Может, действительно, — думал Уэйт, — я такой слабак, цыплячье дерьмо, как говорит Магвайр? Почему не пошел тогда сразу к Магвайру? Думал, что Мидберри помягче, почеловечнее, что ли? Магвайр, пожалуй, прав: искал легкого пути, более спокойного решения. Дома ведь тоже не раз так бывало — вечно старался уклониться от трудностей, все норовил обойти стороной. На острове это оказалось сложнее, здесь в сторону не отойдешь, не спрячешься. Тем более от сержанта Магвайра. Правда доставалась мне тяжелой ценой».
— Ну-ка подымайся!
Уэйт с трудом встал на ноги, попытался отвести глаза в сторону, чтобы ненароком не поглядеть Магвайру на руки. «Надо ни за что не показывать, что ты боишься, не выдавать себя. Иначе — конец», — лихорадочно твердил он себе.
— Так что же ты, червяк, завтра доложишь следователю?
— Ничего, сэр. Ни слова не скажу.
— Теперь ты уже уверен в этом?
— Так точно, сэр!
— Не передумаешь?
— Никак нет, сэр!
— А может, ты все же врешь, подонок?
— Никак нет, сэр. Я им ничего не скажу!
— А ты знаешь, что бывает с фискалами? С теми гадами, что вздумают скулить и пищать начальству на ушко?
— Никак нет, сэр, не знаю!
— Ну так знай же. Против этого подонка поднимется сразу весь взвод. Кому охота по милости одного паршивого фискала лишнюю неделю околачиваться на этом острове? А может быть, даже и не одну неделю. Вот ты и представь себе, каково будет житься этому фискалу в кубрике. Там, где его ненавидят как последнего предателя. Конечно, начальство может и пожалеть шкуру за то, что он натявкал на своего сержанта. Переведут его в другой взвод, а то даже и в другой батальон. Да что с того толку? У «эс-инов» везде есть друзья. Это же настоящий клан. Знаешь, у нас какая спайка? Горой друг за друга, будь уверен. Так что фискалу и там не жить. Всякое, знаешь, бывает — несчастный случай или еще что. Болтливому червяку всегда отольются сержантские слезы, это уж поверь моему опыту. Вон напротив нас взвод живет. Сержанта Кирнана. Недавно к нему в стадо перевели такого вот легавого. Так и недели, веришь, не прошло, как эта сука уже в лазарете лежала. Сотрясение мозга, говорят. В душевой, вишь, поскользнулся нечаянно и треснулся башкой о палубу. И все чисто-гладко, комар носа не подточит. Будь здоров, парнишка. Пять или даже шесть человек своими глазами видели, как он брякнулся. Хоть под присягой подтвердят, что никто его пальцем не тронул. Так что, червяк, подумай об этом. Усекаешь?
— Так точно, сэр!
— За ночь-то не передумаешь? Не станешь завтра следователю в жилетку скулить?
— Никак нет, сэр! — Уэйт отлично понимал, куда клонит Магвайр, на что намекает. Он знал, что такой же разговор уже был у сержанта или непременно будет и с другими солдатами. — Никак нет, сэр, — повторил он снова. — Я уверен, что не забуду!
— Я тоже, парень, в этом уверен. — Выбросив руку, Магвайр вдруг захватил солдата крюком за шею, рванул на себя, швырнул на пол. — Запомнишь эту ночь, подонок! На всю жизнь запомнишь!
— Так точно, сэр!
— А ну-ка, двадцать пять отжиманий, червяк! Без отдыху!
Упираясь руками в пол, Уэйт начал делать упражнение, громко считая каждое отжимание. На шестнадцатом счете Магвайр наступил ему ногой на голову, прижал лицом к полу. Солдат лежал молча, боясь пошевелиться…
— Так что же ты завтра заявишь следователю?
— Сэр, — Уэйт с трудом, как мог, повернул лицо, чтобы ответить, — я ничего не скажу ему. Ничего, сэр.
— Уверен?
— Так точно, сэр!
Он почувствовал, что подошва башмака сержанта соскользнула с его головы, вздохнул с облегчением…
— Давай дальше, червяк.
При счете «двадцать пять» Уэйт остановился.
— Чего стал? Ну-ка, еще пять раз за морскую пехоту!
После этого Магвайр заставил его делать приседания, потом подскоки, приказал ползать «гусиным шагом» до двери и обратно, потом вдоль стен и снова до двери и назад.
Пот заливал солдату глаза, руки и ноги стали как свинцовые, тело отказывалось повиноваться. Болела даже кожа, ныло внизу живота, разламывало поясницу. Потеряв всякое представление о времени, из последних сил выбрасывал он, как заводной, то одну ногу, то другую, старался как можно прямее держать спину, не опускать руки, взятые взацеп за головой. Только непроизвольный хриплый стон раз за разом вырывался из пересохшего рта, да свистящее неровное дыхание выдавало, как ему было тяжко напрягать остатки сил и воли.
— А ну, кончай скулить! — прикрикнул Магвайр.
— Есть, сэр, — с трудом прохрипел Уэйт.
— Теперь понял, недоносок, что значит раскрывать хайло свое поганое?
— Так точно, сэр!
— Попробуй только забыть про это! Пожалеешь, черт бы меня побрал, что и на свет появился. Ясненько, червячина?
— Так точно, сэр. — В пaxy так рвало, что казалось, уже нет никаких сил терпеть боль. Хотелось упасть на пол, кататься и выть. Уэйт закусил губу. Нет! Никогда! Он никому и ничего не скажет! Ни за что на свете! Никогда! И этого урока не забудет. На всю жизнь.
— Встать! — рявкнул сержант.
Солдат медленно выпрямился, слегка покачиваясь, затем вытянулся перед сержантом. Услышал вдруг, как за дверью проскрипела половица — видно, проходил дневальный. На какое-то мгновение скрип затих, потом раздался снова, уже удаляясь…
— О'кей, — Магвайр ухмылялся. — П-шел вон, мразь! Марш на койку! И смотри у меня!
— Есть, сэр! — Выскакивая из сержантской, Уэйт видел, что Магвайр, стоя у окна, исподволь следит за ним, внимательно смотрит вслед. Осторожно пройдя по коридору, открыл дверь в кубрик, добрался до койки. Внизу спокойно похрапывал Адамчик. Сбросив тапочки и с трудом преодолевая боль, потихоньку забрался к себе, осторожно вытянулся. Боль в паху не проходила, раз за разом снова и снова вспыхивая где-то в глубине и прокатываясь по телу с такой силой, что он готов был завыть, как собака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Никак нет, сэр!
— Так какого же тогда дьявола?..
Уэйт отлично помнил, чем кончались в подобных случаях попытки провинившегося просить прощения у сержанта. Магвайр сразу впадал в неописуемую ярость, буквально стервенел. Для него это было что красная тряпка для быка.
— Виноват, сэр, — только и нашелся он, что ответить. — Виноват…
Сжав что было сил челюсти, он стоял перед сержантом. Подбородок вперед, взгляд поверх головы начальника, только желваки на скулах как каменные. «Тебе нравятся железные парни, — думал он, — настоящие морские пехотинцы, которые не боятся боли, солдаты-автоматы без чувств и нервов. Что ж, вот перед тобой один из них. Получай и радуйся, делай с ним все, что хочешь! Пожалуйста! Он пищать не будет!»
— Ну, ладно, червячина! — Магвайр как будто остыл. — Черт с тобой. — Он вплотную приблизил лицо к поднятому вверх подбородку солдата; казалось, горящие недобрым огнем глаза сержанта вот-вот обожгут Уэйта. — Тошно глядеть на тебя. А еще тошнее слушать твой скулеж поганый! Аж кишки наизнанку выворачивает. У, мразь!
Размахнувшись, он снова ударил солдата сперва по одной щеке, потом тут же по второй. Секунду обождал и ударил снова, на этот раз сильнее. «Лучше разбитая морда, — стучало молотком в мозгу Уэйта, — чем то, что с Купером случилось. Только бы не остервенел. Не вошел бы в раж. Убьет ведь, мерзавец. Кто его остановит?»
У него пересохло во рту, к горлу подступила горечь, перехватило дыхание…
— Что, не нравится, скотина? А еще командир отделения! Дерьмо поганое! Будешь знать наперед, как фискалить да правды искать. Учись, червяк! Терпи, чтоб настоящим солдатом стать. И чтоб не думал, будто я луплю вашего брата только для собственного удовольствия. Будто у меня хобби такое. Думал, поди, так, мразь? Думал или нет?
— Никак нет, сэр, никогда не думал!
— Не думал, говоришь? — Нижняя губа у Магвайра отвисла в грязной ухмылке. — Вот это и плохо. Впредь зато знать будешь: прежде чем пасть разевать да пищать кому-то на ушко, сядь да хорошенько подумай. Семь раз отмерь. И главное про то, зачем это такое дерьмо, как ты и тебе подобные, посылают сюда, к нам на выучку. Может, допрешь своей черепушкой, что учебный центр морской пехоты это тебе не отель «Конрад Хилтон». Не пансион для благородных девиц и не богадельня. Да где уж тебе! Ты же, оказывается, не думаешь. Только пасть свою поганую разеваешь, где надо и не надо. А все потому, что слабак. Потому, что щенок желтобрюхий! Дерьмо в консервной банке. Вот ты кто. Ясно?
— Так точно, сэр!
— Потому и бегаешь к Мидберри у меня за спиной. Ждал, поди, что он тебе жилетку распахнет — иди, поплачь, родименький. А потом и выбраться отсюда поможет, смыться втихаря. Так что ли, мразь?
— Так точно, сэр!
— Это уж точно. Все-то вы, черви, на одну колодку. Вечно ищете, кто бы с вами цацкался, сопли утирал да штанишки мокрые менял. До чего ж вы мне противны, дерьмо поганое!
Магвайр перестал шагать по комнате, остановился снова перед Уэйтом, еще раз внимательно поглядел ему в лицо. Затем вернулся к столу, достал из ящика пачку сигарет. Закурив, уселся на край стола, но вдруг, резко швырнув сигарету в мусорное ведро, нагнулся и засучил брючину на левой ноге…
— Ну-ка, поди сюда, — приказал он солдату. — Да не бойся ты, трус несчастный, не двину я тебя. Нужен ты мне больно…
Уэйт приблизился, посмотрел на колено сержанта: широким ярко-розовым полукольцом его охватывал глубокий шрам. Там, где он врезался в тело, кожа как бы провисла, и казалось, что под ней нет ни кости, ни мышцы, просто пустота. Сержант опустил брючину, и Уэйт тут же снова вытянулся по стойке «смирно», уставившись немигающим взором поверх головы «эс-ина».
— Ты еще в школу ходил, цыпочка, когда я схлопотал себе эту штуку на Чхонсиньском водохранилище. Какой-то паршивец, чтоб ему провалиться, засадил мне прямо в колено. Думал, что мне крышка. А я все же выбрался. Да еще и на своих двоих. И знаешь, почему?
— Никак нет, сэр!
— Да потому, что знал: не выберусь сам, значит, наверняка там и сдохну. Вот так, сопляк, очень просто. На войне ведь все и всегда очень просто. Там всяким розовеньким задницам и дня не протянуть. Живо схлопочешь промеж глаз. Выживает только тот, кто сам о себе беспокоится и дело свое знает как следует. А все остальные в два счета копыта откидывают. Начни вон я тогда вопить: «Ах, меня ранило! Ах, помогите! Скорее возьмите винтовку, положите меня на носилки да отправьте в госпиталь. Ах! Ах!» Так что бы было? Да ничего. Ничего бы я не дождался, валялся бы в снегу, пока не подох как собака. Или вот стал бы гуков умолять: «Ребятки, полегче, ради бога! Не давите так страшно. Видите, у меня в коленке дыра вон какая!» Так, да?
— Никак нет, сэр!
— Вот то-то и оно, червячина. А ты хочешь, чтобы я тут жалел ваши поганые задницы. Верно ведь? Так вот я тебе скажу: мне ровным счетом наплевать, что ты или кто там еще обо мне думает. Мне главное — сделать из вас морских пехотинцев, настоящих вояк. Таких, чтобы Действительно могли драться. И если для этого потребуется не только одну твою, а все ваши семьдесят задниц утром и вечером драть в кровь, я и на секунду не задумаюсь. Да еще и по десятку дополнительных оплеух отвешу каждому. В промежутках между основными выдачами. Ясно тебе, сопляк?
— Так точно, сэр!
— Корпус морской пехоты — это тебе не пансион для розовеньких кошечек, всяких цыпочек и херувимчиков. Усекаешь?
— Так точно, сэр!
— А ежели какому червяку это вдруг не по вкусу или у кого там кишка тонка, так пусть на себя пеняет. Мы с этим дерьмом чикаться не будем. Пусть лучше сразу мотает на все четыре стороны, нежели дотянет до войны, а там и сам пропадет, и других ни за понюх табаку погубит. Ты знаешь, что я сделал с этой мразью Купером? Или с теми двумя — Дитаром и Клейном?
— Никак нет, сэр!
— Спас им жизнь, вот что, дубина. Вроде как бы выволок их полуживых из боя. Ей-богу! Такая уж наша работа: глядишь, какой-то червяк, мразь сопливая, ни к черту не годится. Дашь тогда ему пинка хорошего, чтобы он, как дерьмо в банке, вылетел с острова, вот и получается, что спасаешь ему жизнь. А не вышвырни я его, что получится? Не сегодня, так завтра этот слабак попадет в передрягу, наложит со страху в штаны; глянь, уже и без башки валяется. Да на него-то наплевать, получил, что заслужил, и черт с ним. Других ведь жалко. Настоящих парней, что из-за этой мрази на тот свет могут завалиться. Так-то вот! Улавливаешь смысл? Потому и требуем: прежде чем пасть раскрывать, тявкать где не следует, трижды подумай. Ясненько?
— Так точно, сэр, — ответил Уэйт и при этом, подумал, что ведь в чем-то этот зверюга и прав. Да и кто рассудит, на чьей стороне настоящая правда. Если же предположить, что Магвайр действительно лишь выполняет свой долг и старается не только для себя, но и для других, в том числе и для них, то выходит, что он делает большое, настоящее дело. И ему ли, зеленому рекруту, судить, кто прав, а кто нет. Он вот осуждает сержантов, а они лишь стараются принести пользу, действуют прежде всего в интересах таких, как он…
— И еще вот о чем подумай, червяк…
— Слушаю вас, сэр…
Удар в живот оказался совершенно неожиданным. От страшной боли Уэйт чуть не упал на колени. Он начал уже оседать вниз, но сильный удар в подбородок заставил выпрямиться, отбросил назад к стене. Не охнув, солдат медленно сполз на пол. Руки его непроизвольно схватились за живот, рот судорожно ловил воздух. Остатками воли он заставил себя, как учили на уроках дзю-до, согнутой в локте правой рукой закрыть голову. Но новых ударов почему-то не последовало.
— Ну и дерьмо! Где же твоя реакция, червячина? Да захоти я с тобой разделаться, ты бы уже дохляком тут валялся. Надо же защищаться. На занятиях по дзю-до был?
— Так точно, сэр, — еле смог выдавить из себя Уэйт.
— Немногому, видать, тебя там, ублюдка, научили…
— Так точно, сэр.
— Так какой же ты тогда морской пехотинец? Грош тебе цена.
— Так точно, сэр.
— Да и вообще, на что ты годишься, дерьмо поганое? Ну на что?
— Не могу знать, сэр. — Слова как бы вылетали сами по себе. В голове гудело, тошнота подступала к горлу. А ведь всего лишь несколько часов тому назад, сегодня утром, он еще был так уверен в себе. Сейчас от этой уверенности не осталось и следа. Не было даже сил подняться с пола, встать на ноги. «Может, действительно, — думал Уэйт, — я такой слабак, цыплячье дерьмо, как говорит Магвайр? Почему не пошел тогда сразу к Магвайру? Думал, что Мидберри помягче, почеловечнее, что ли? Магвайр, пожалуй, прав: искал легкого пути, более спокойного решения. Дома ведь тоже не раз так бывало — вечно старался уклониться от трудностей, все норовил обойти стороной. На острове это оказалось сложнее, здесь в сторону не отойдешь, не спрячешься. Тем более от сержанта Магвайра. Правда доставалась мне тяжелой ценой».
— Ну-ка подымайся!
Уэйт с трудом встал на ноги, попытался отвести глаза в сторону, чтобы ненароком не поглядеть Магвайру на руки. «Надо ни за что не показывать, что ты боишься, не выдавать себя. Иначе — конец», — лихорадочно твердил он себе.
— Так что же ты, червяк, завтра доложишь следователю?
— Ничего, сэр. Ни слова не скажу.
— Теперь ты уже уверен в этом?
— Так точно, сэр!
— Не передумаешь?
— Никак нет, сэр!
— А может, ты все же врешь, подонок?
— Никак нет, сэр. Я им ничего не скажу!
— А ты знаешь, что бывает с фискалами? С теми гадами, что вздумают скулить и пищать начальству на ушко?
— Никак нет, сэр, не знаю!
— Ну так знай же. Против этого подонка поднимется сразу весь взвод. Кому охота по милости одного паршивого фискала лишнюю неделю околачиваться на этом острове? А может быть, даже и не одну неделю. Вот ты и представь себе, каково будет житься этому фискалу в кубрике. Там, где его ненавидят как последнего предателя. Конечно, начальство может и пожалеть шкуру за то, что он натявкал на своего сержанта. Переведут его в другой взвод, а то даже и в другой батальон. Да что с того толку? У «эс-инов» везде есть друзья. Это же настоящий клан. Знаешь, у нас какая спайка? Горой друг за друга, будь уверен. Так что фискалу и там не жить. Всякое, знаешь, бывает — несчастный случай или еще что. Болтливому червяку всегда отольются сержантские слезы, это уж поверь моему опыту. Вон напротив нас взвод живет. Сержанта Кирнана. Недавно к нему в стадо перевели такого вот легавого. Так и недели, веришь, не прошло, как эта сука уже в лазарете лежала. Сотрясение мозга, говорят. В душевой, вишь, поскользнулся нечаянно и треснулся башкой о палубу. И все чисто-гладко, комар носа не подточит. Будь здоров, парнишка. Пять или даже шесть человек своими глазами видели, как он брякнулся. Хоть под присягой подтвердят, что никто его пальцем не тронул. Так что, червяк, подумай об этом. Усекаешь?
— Так точно, сэр!
— За ночь-то не передумаешь? Не станешь завтра следователю в жилетку скулить?
— Никак нет, сэр! — Уэйт отлично понимал, куда клонит Магвайр, на что намекает. Он знал, что такой же разговор уже был у сержанта или непременно будет и с другими солдатами. — Никак нет, сэр, — повторил он снова. — Я уверен, что не забуду!
— Я тоже, парень, в этом уверен. — Выбросив руку, Магвайр вдруг захватил солдата крюком за шею, рванул на себя, швырнул на пол. — Запомнишь эту ночь, подонок! На всю жизнь запомнишь!
— Так точно, сэр!
— А ну-ка, двадцать пять отжиманий, червяк! Без отдыху!
Упираясь руками в пол, Уэйт начал делать упражнение, громко считая каждое отжимание. На шестнадцатом счете Магвайр наступил ему ногой на голову, прижал лицом к полу. Солдат лежал молча, боясь пошевелиться…
— Так что же ты завтра заявишь следователю?
— Сэр, — Уэйт с трудом, как мог, повернул лицо, чтобы ответить, — я ничего не скажу ему. Ничего, сэр.
— Уверен?
— Так точно, сэр!
Он почувствовал, что подошва башмака сержанта соскользнула с его головы, вздохнул с облегчением…
— Давай дальше, червяк.
При счете «двадцать пять» Уэйт остановился.
— Чего стал? Ну-ка, еще пять раз за морскую пехоту!
После этого Магвайр заставил его делать приседания, потом подскоки, приказал ползать «гусиным шагом» до двери и обратно, потом вдоль стен и снова до двери и назад.
Пот заливал солдату глаза, руки и ноги стали как свинцовые, тело отказывалось повиноваться. Болела даже кожа, ныло внизу живота, разламывало поясницу. Потеряв всякое представление о времени, из последних сил выбрасывал он, как заводной, то одну ногу, то другую, старался как можно прямее держать спину, не опускать руки, взятые взацеп за головой. Только непроизвольный хриплый стон раз за разом вырывался из пересохшего рта, да свистящее неровное дыхание выдавало, как ему было тяжко напрягать остатки сил и воли.
— А ну, кончай скулить! — прикрикнул Магвайр.
— Есть, сэр, — с трудом прохрипел Уэйт.
— Теперь понял, недоносок, что значит раскрывать хайло свое поганое?
— Так точно, сэр!
— Попробуй только забыть про это! Пожалеешь, черт бы меня побрал, что и на свет появился. Ясненько, червячина?
— Так точно, сэр. — В пaxy так рвало, что казалось, уже нет никаких сил терпеть боль. Хотелось упасть на пол, кататься и выть. Уэйт закусил губу. Нет! Никогда! Он никому и ничего не скажет! Ни за что на свете! Никогда! И этого урока не забудет. На всю жизнь.
— Встать! — рявкнул сержант.
Солдат медленно выпрямился, слегка покачиваясь, затем вытянулся перед сержантом. Услышал вдруг, как за дверью проскрипела половица — видно, проходил дневальный. На какое-то мгновение скрип затих, потом раздался снова, уже удаляясь…
— О'кей, — Магвайр ухмылялся. — П-шел вон, мразь! Марш на койку! И смотри у меня!
— Есть, сэр! — Выскакивая из сержантской, Уэйт видел, что Магвайр, стоя у окна, исподволь следит за ним, внимательно смотрит вслед. Осторожно пройдя по коридору, открыл дверь в кубрик, добрался до койки. Внизу спокойно похрапывал Адамчик. Сбросив тапочки и с трудом преодолевая боль, потихоньку забрался к себе, осторожно вытянулся. Боль в паху не проходила, раз за разом снова и снова вспыхивая где-то в глубине и прокатываясь по телу с такой силой, что он готов был завыть, как собака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48