Это словечко стало его фирменным знаком.)
И он еще более эффектно продемонстрировал следующий набросок. На шелковой подушке — пирамидка гниющих черепов, из одной глазницы выползает змея. И ни единой шоколадной конфеты.
— Слушай, Крис…
— Христофер. Или сокращенно Хрис.
— Хорошо. Так вот, Хрис. Планы поменялись. Теперь другое название и обложка. Обычные печатные буквы на однотонном фоне: «Тупак Суаре. Что мне открылось на горе». И все. Ни черепов. Ни змей. Ни шелковых простыней. Обычные печатные буквы и двухцветная обложка. Ясно? Не трать на это силы. Сколько времени тебе потребуется?
— Мирского или духовного?
— Времени. Реального времени. В котором люди живут.
— Пятнадцать минут.
— Вот и прекрасно. И ни минутой больше. На обложку это максимум. Ясно?
— Вроде бы.
— Хорошо. Потому что предстоит гораздо более важная книга. Новинка по кулинарии, о жареной свинине, и мне понадобится вся твоя творческая мощь.
Кристофер кивнул, провел рукой по своей бородке, словно по вульве возлюбленной:
— Свинина, значит? Можно догадаться, к чему это.
— Мистер де Вальв! — Это был Ирвин. Его лицо побледнело, а голос дрожал. — Извините. Не хотел вас беспокоить, но мне что-то нехорошо. У вас случайно нет булочки, или сэндвича, или еще чего-нибудь?
Тут глаза его закатились, колени подогнулись, и он рухнул навзничь.
В следующий понедельник рукопись Суаре без фанфар и предварительной рекламы отправили в печать. После работы Эдвин и Мэй решили за это выпить. У них было приподнятое настроение — немцы называют его Feierabend, «особое радостное состояние, наступающее в конце рабочего дня». Что-то вроде мягкой расслабленной эйфории. У этих немцев для всего найдется словечко.
— За Тупака Суаре, — произнес Эдвин, и они подняли стаканы. — До свиданья и скатертью дорожка!
— Точно! Точно! — воскликнула Мэй.
— Знаешь что? Если департамент по налогам и сборам вернет мне когда-нибудь миллионы, в первую очередь мы с тобой поедем отдыхать. Куда-нибудь далеко, где никто не читает книг и где всегда дует теплый ветер.
— Спасибо тебе, Эдвин, за чудесное предложение, которое ничем тебя не обязывает.
Он рассмеялся:
— Пожалуйста. Если дело доходит до воображаемых даров, я чрезвычайно щедрый. Мэй, выбирай любую несуществующую вещь.
— История всей моей жизни.
— Но знаешь что? Даже если мне вернут миллионы, я не стану дергать за хвостик мистера Мида.
— Правда?
— Ага. Я лучше окуну его в бензин и подожгу. Все дело в моем скрытом благородстве, которое тебя покоряет.
— Эдвин, пойдем прогуляемся, — предложила она.
— Прогуляемся? Куда?
— Куда угодно.
Эдвин и Мэй отправились бродить по сумеречному парку, а в это время в типографии громыхал печатный станок и книгу «Что мне открылось на горе» складывали в коробки.
Откуда им было знать — да и кто мог знать такое? — что они только что выпустили в мир Чуму.

ЧАСТЬ II
Конец света
(в нашем понимании)
Глава двадцать вторая
Конец света начался с небольшой заметки на третьей странице «Таймс-Геральд».
Этот факт выплыл на поверхность ближе к вечеру, поэтому многие газеты не стали им заниматься. В «Таймс-Геральд» его сочли незначительным событием, и заметку всунули куда-то между статьей и рекламой. В глаза она не бросалась. Заголовок сообщал: «Производители табака терпят непредвиденные убытки».
После публикации «Что мне открылось на горе» прошло несколько месяцев, и хотя прямой связи между этими событиями — книгой Тупака Суаре и убытками табачных компаний — не было, Эдвин похолодел. Он прочитал заметку, стоя в обычной вечерней давке часа пик, в бесконечной карусели своей жизни. Сложив газету несколько раз, он пробегал глазами очередную бессмысленную статью… о чем? О защите окружающей среды? Экономике? Увеличении числа дезертиров в американской армии? Эдвин уже начал забывать прочитанное, когда наткнулся на заметку в нижнем левом углу.
Пресс-служба Института табакокурения подтвердила слухи о неожиданно резком снижении продаж сигарет на прошлой неделе. «Это лишь временная аномалия, которая исправится сама собой, — заявила миссис Грей, представительница института, во вторник вечером. — Беспокоиться не о чем». Она ссылалась на данные, согласно которым продажи сигарет всего за неделю упали на сорок два пункта по индексу Маршалла. Производители спиртных напитков сообщают о подобном снижении уровня продаж, тем самым подтверждая предположения о серьезных изменениях уровня потребления в этих отраслях. По мнению миссис Грей, «это неверно. Рано говорить об изменении конъюнктуры рынка. Нет причин для беспокойства. Это лишь разовый сдвиг. Мы уверены, что на следующей неделе продажи вернутся на прежний уровень или даже значительно вырастут. Это простая помеха. Незачем бить тревогу».
Обычная, банальная, ничем не примечательная новость. Но когда Эдвин добрался до конца, голова его резко откинулась назад, словно от сильного удара.
Мы не смогли связаться с президентом табачного производителя «Филип Моррис», чтобы он прокомментировал слухи о своей неожиданной отставке. По словам осведомленных источников, единственное сообщение — записка на двери его кабинета: «Ушел на рыбалку». Президент компании «Филип Моррис» не был страстным рыболовом, поэтому продолжают появляться слухи о его местонахождении.
— Господи, — произнес Эдвин. — Началось.
Он давно ждал предзнаменований грядущего конца света. Ждал неделями, с того самого дня, как Мэй мимоходом сообщила:
— Звонили от «Барнс-энд-Ноубл». Относительно книги Суаре.
— Уггмк! — Эдвин в это время жевал пончик. — Ну их к черту! — крикнул он, как только сумел проглотить (и пончик, и новость). — Так быстро мы возврата не примем. Мы отгрузили ее только неделю назад. В договоре написано…
— Речь не о возврате, — сказала Мэй. — А о заказе. Им нужны новые.
— Что, уже? — поразился Эдвин. — Они и так взяли восемьсот штук.
— А теперь им нужно еще тридцать пять тысяч. Придется допечатывать, у нас осталось всего около двухсот на складе.
— Это опечатка. Они факсом прислали? Наверное, речь идет о трех с половиной.
Мэй наклонилась, голос ее стал очень спокойным и крайне серьезным:
— Я позвонила и три раза переспросила цифру. Им нужно тридцать пять тысяч. В очереди на книгу двенадцать тысяч покупателей. Говорят, чтобы мы готовились к новым заказам. Эдвин, что-то происходит.
Отправили новую партию, а через две недели пришел факс: «Срочно: пятьдесят тысяч экземпляров книги „Что мне открылось на горе“. Суаре, Тупак. ISBN 176661313. Срочный заказ. Скорее!»
К концу недели книга заняла первое место среди региональных бестселлеров, на следующей — попала в национальный список. И тут все в «Сутенире» заговорили о ней. Крики «Победа!» и «"Рэндом Хаус" отдыхает!» разносились эхом по коридорам. Эдвина называли гением, мистер Мид подумывал о его повышении, даже Найджелу пришлось нехотя его похвалить.
— Мы такого и не ждали, — сказал он.
— А что я тебе говорил? Сто тысяч экземпляров. Она принесет нам кучу денег.
В том же месяце тираж достиг ста тысяч, а спрос все увеличивался. Книга возглавила список бестселлеров «Таймc» и сохраняла лидерство неделю за неделей. И тут-то Эдвин забеспокоился.
— Мне это не нравится, — тихо сказал он Мэй, когда они сидели в темном углу бара О'Коннора. — Очень не нравится.
— О чем ты? Расслабься, Эдвин. Эта твоя книжка — нежданный бестселлер, как «Мосты округа Мэдисон». Радуйся, пока дают, ведь это не навсегда, и ты снова вернешься к станку. А пока ты — гордость мистера Мида. Он уже поставил себе в заслугу, будто научил тебя всему, что ты умеешь. Осенью у тебя, может, появится собственный кабинет. Только подумай — никаких каморок, не надо стукаться головой о притолоку. К тому же утрешь нос Найджелу. «Что мне открылось на горе» — лучший бестселлер за всю историю издательства, поверь мне, в ближайшее время ничего подобного не будет.
— А как же твои сексуальные скандалы?
— Ты имеешь в виду женщину, которая и с вице-президентом, и со спикером?.. Оказалось, и с Элвисом тоже. В летающей тарелке.
— Ого… И что теперь, выбрасываем ее из каталога?
— Да нет. Просто из раздела биографий ее переместили в «Параллельную жизнь». Но продажи будут ниже, политические скандалы идут гораздо лучше НЛО. Пойми главное, Эдвин, — твоя книжка прекрасно продается, тебе причитаются всяческие льготы и прочие радости жизни. Ты теперь звезда «Сутенира». Наслаждайся, пока можно, ведь это все закончится. Неизбежно.
— А если нет? — возразил Эдвин. В голосе его уже слышались панические нотки. — А если она только набирает обороты? Этакий кролик «Энерджайзер» из ада?
Мэй откинулась на спинку стула, оглядела Эдвина, поджала губы и медленно произнесла:
— Мы ведь говорим о книге, верно? О книге по самосовершенствованию. Задача этой книги — помочь людям изменить свою жизнь. Вот о чем мы говорим. Просто о книге.
— Да? — прошептал Эдвин. — Ты уверена, что просто?
— Когда у тебя такие большие выпученные глаза, я и сама начинаю волноваться. Ты слишком много работаешь, вот что. Как там книга о жареной свинине? Отведал ли рекомендуемые блюда? Мне запомнился один рецепт — «жареные шкурки, вымоченные в низкокалорийном соусе». По-моему, настоящее надувательство.
— А вдруг это не просто книжка, Мэй? Вдруг это Книга? Та, которой все ждали? Избавление от проблем, слабостей, внутренних противоречий. Вдруг, а? Вдруг Тупак Суаре вывел универсальную формулу? В каждой книге есть зерно истины, но никто не видит его по-настоящему. Даже приблизительно. То есть у нас потому столько этих дурацких книг по самосовершенствованию, что ни одна не работает! Если появится эффективная книжка, я останусь без работы, к чертям собачьим!
— Эдвин, сбавь тон. Что ты кричишь-то? Давай-ка иди домой. Отдохни, или, может…
— Не могу, — его глаза блестели, — только не домой. Жена хочет меня убить.
— Жена? Убить?
— Да. С помощью секса. Это просто невыносимо — каждую ночь одно и то же. Одинаковая чудо-техника, одинаковые потрясающие оргазмы. Секс убьет меня, Мэй! Смейся, смейся… Но это правда. Она хочет убить меня. Я еще жив только благодаря ее месячным. А она все талдычит: «Прочти книгу, Эдвин. Прочти книгу. Ведь это ты ее редактировал. Прочти раздел о Ли Боке. Когда оба партнера используют одну точку, выходит лучше». Это просто какой-то культ. Точно в секту сайентологов вступила или типа того. И каждую ночь, каждую проклятую ночь. Я словно увяз. Увяз в чем-то… ну не знаю. В чем-то ужасном. Я даже не могу сосредоточиться. Заметила, как я отощал?
— Отощал? Ты всегда таким был.
— В самом деле? А что ты скажешь на это? — Он придвинулся ближе и зашептал: — У меня теперь постоянная эрекция. У меня и сейчас эрекция.
Мэй тоже понизила голос:
— Что ты мне предлагаешь с этим сделать? Эдвин невольно рассмеялся и ответил шепотом:
— Делай что хочешь, только его не трогай.
— Хорошо, не буду. Обещаю. — И продолжила обычным голосом: — Что я вижу! Ты улыбаешься? Наконец-то это снова ты, Эдвин де Вальв, мой старый знакомый, которого я терпеть не могу. Давай что-нибудь закажем. Есть хочется. Сельдерей и вода без газа не очень-то питательны.
— А что, если это та самая Книга? Что тогда?
— Господи, Эдвин. Опять ты начинаешь…
— А что, если Тупак Суаре сорвал банк? Что, если все числа, все части, все слова соединены в нужном порядке, в нужное время? Словно тысяча обезьян писала тысячу лет. А Тупак Суаре просто нажал на правильные клавиши?
— Эдвин, тысяча обезьян не писала ее тысячу лет. Тысяча обезьян будет писать ее вечность. Теоретически иногда будут случайно появляться «Гамлет» или «Унесенные ветром».
— Или «Что мне открылось на горе».
— Ты полагаешь, эту книгу написали мартышки?
— Конечно, нет. Просто чисто теоретически, если некто написал книгу, где все правильно…
— Эдвин, мартышкам еще долго над ней корпеть. Бесконечно долго.
— Вот именно! Но бесконечность включает в себя все числа. У любого события, которое произойдет — цитирую — «в одно из мгновений бесконечности», одинаковая вероятность случиться через две секунды или через миллион лет. Шансы равны. С математической точки зрения, у мартышки одинаковые шансы собрать «Гамлета» с первой попытки, равно как и с тысячной. Почему? Потому что у бесконечности нет границ, все события равновероятны. Тупаку Суаре удача могла улыбнуться и сейчас, и через миллиарды лет.
— Откуда ты все это знаешь? Я думала, ты не в ладах с математикой.
— Я и не в ладах. Просто вчера вечером смотрел «Звездные врата». Но физика там все равно достоверна. А его имя? Прочитай «Тупак» задом наперед. Что получится? Понимаешь, Мэй? Понимаешь?
— Нет, Эдвин. Не понимаю. Я понимаю только, что ты много работаешь, мало спишь и смотришь плохую фантастику.
— Ну хорошо, а как же теория хаоса? Ты знаешь, что трепет крыльев бабочки в Китае может вызвать тайфун… ну не знаю… где-то очень далеко. А гибель общества может стать результатом как незначительного события, так и серьезного переворота. Скажем, публикации на первый взгляд обычной книги. Бабочка взмахнет крыльями, и в другой части света пронесется тайфун. Теперь понимаешь?
— Знаешь, мне кажется, — философски сказала Мэй, — что надо прикончить эту проклятую бабочку. Сколько же можно вызывать тайфуны, кораблекрушения и землетрясения за сотни тысяч километров? Хочешь решить проблемы мирового порядка, вначале отыщи и раздави эту бабочку. При чем тут Эль-Ниньо? Все дело в проклятой бабочке.
— Мэй, я не шучу. Мы не знаем, какие разрушительные силы, какие серьезные события может вызвать самый обычный и незначительный поступок.
— И почему обязательно бабочка? Можно ведь придумать новую метафору. Отчего бы навозному жуку из Абердина не вызвать внезапное обострение артрита у новозеландских овцеводов? По-моему, образ «бабочки с трепещущими крыльями» давно устарел. Может, ныне арканзасская комнатная муха топит нефтяные танкеры в Мадридском море? Или…
— И чего я тут распинаюсь… — Терпение Эдвина подошло к концу. — Серьезно, Мэй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35