Он носил жилет с Юнион-Джеком и настоял на установке флага над своим агентством и над воротами своего дома; имел привычку наряжаться как Морис Шевалье и петь на главных представлениях своим пораженным клиентам, украшая свое выступление соломенной шляпой и тростью с серебряным навершием; требовал оснастить первый замок Луары телексами и факсами; и вызывал множество «интимных» ассоциаций, нежно называя Премьер-министра «Маргаритой с Лысой Горы». Олицетворение филистимлянского триумфализма, говорящий со среднеатлантическим акцентом Хэл заслужил славу творческой половины самого горячего агентства города, Партнеры Паулин и Лэнг. Подобно Билли Баттуте, он любил большие автомобили, которыми управляли большие шоферы. Поговаривали, что однажды, когда он гонял по высокоскоростной магистрали Корниш-лейн, дабы «разогреть» особо холодную семифутовую финскую модель, случилось небольшое дорожное происшествие: со стороны Паулина обошлось без повреждений, но, когда другой водитель в ярости выскочил из своей разбитой машины, он оказался даже выше, чем Хэл мог себе вообразить. Когда этот колосс навис над ним, Хэл опустил стекло и выдохнул со сладкой улыбкой: «Я настоятельно рекомендую Вам развернуться и проваливать подальше; потому что, сэр, если Вы не сделаете этого в течение ближайших пятнадцати секунд, я собираюсь убить Вас».
Другие рекламные гении были известны своими работами: Мэри Уэллс — своими розовыми самолетами Braniff, Дэвид Огилви — своими глазными повязками, Джерри делла Фемина своим «От тех замечательных ребят, что устроили вам Перл-Харбор». Паулин, чье агентство занималось дешевой и бодрой вульгарщиной, всяческими задницами и танцами-шманцами, был известен в мире бизнеса этим (вероятно, недостоверным) «я собираюсь убить Вас»: оборотом речи, доказавшим, таким образом, что парень действительно был гением. Чамча давно подозревал, что Хэл сам сочинил о себе эту историю, с ее безупречными для всего мира компонентами — скандинавской снежной королевой, двумя головорезами, дорогими автомобилями, Паулин в роли Блофельда, и ни одного 007 на сцене, — и распространил ее, сознавая, что это полезно для бизнеса.
Ленч был способом отблагодарить Чамчу за участие в недавней шумно-хитовой кампании за диетическое питание Slimbix. Саладин был голосом бойкой мультяшной капельки: Привет! Я — Глория, печальная калория . Четыре курса и множество шампанского в качестве презента, чтобы убедить народ в необходимости голодания. Как бедной калории заработать себе на жизнь? Благодаря Slimbix’у я осталась без работы. Чамча не знал, чего ожидать от Паулина. Его успех, во всяком случае, был неприукрашенным.
— Ты преуспел, — поздравил его Хэл, — для персоны с подкрашенными убеждениями. — И продолжил, не сводя глаз с лица Чамчи: — Позволь сообщить тебе некоторые факты. За последние три месяца мы убрали постер арахисового масла, поскольку он смотрелся бы лучше без черного ребенка на заднем плане. Мы перезаписали джингл строительного общества, потому что Главный решил, что голос у певца был как у черного, несмотря даже на то, что тот был бел, как свежая простынь, и даже несмотря на то, что годом раньше мы использовали таки черного парня, не пострадавшего, к счастью для него, от душевных эксцессов. Нам сообщили из главной авиалинии, что нам нельзя использовать для их рекламы никаких черномазых, даже тех, которые на самом деле являются служащими авиалинии. Черный актер пришел ко мне на прослушивание, и у него на груди был значок Расового равенства, черная рука, пожимающая белую. Я сказал ему: не думай, что ты получишь особую поддержку от меня, приятель. Врубаешься? Врубаешься, о чем я тут с тобой толкую?
Это чертово прослушивание, подумал Саладин.
— Я никогда не ощущал своей расовой принадлежности, — ответил он.
Именно благодаря этому, когда Хэл Паулин основал свою продюсерскую компанию, Чамча попал в его «Список»; и именно поэтому, в конце концов, Максимильян Чужак смог пройти свой путь.
Когда Шоу Чужаков стало камнем преткновения для черных радикалов, они дали Чамче прозвище. Из-за того, что он учился в частной школе и находился в дружеских отношениях с ненавистным Паулином, он стал известен как «Коричневый Дядя Том Браун».
Очевидно, политическое давление на шоу усилилось в отсутствие Чамчи, руховодимое неким доктором Ухуру Симбой.
— Доктор чего, не смешите мои тапочки, — глубокоглотствовал Паулин в телефонную трубку. Наши ах-исследователи не придумали пока ничего.
Массовые пикеты смущающе просачивались в Право Ответа .
— Парень похож на гребаный танк.
Чамча рассматривал эту пару, Паулина и Симбу, в качестве антитез друг для друга. Судя по всему, протесты возымели действие: Паулин «деполитизировал» шоу, уволив Чамчу и поставив огромного белокурого Тевтона с рельефной мускулатурой и коротким ежиком, созданными с помощью косметического протезирования и компьютерной графики. Оцифрованный латексно-силиконовый Шварценеггер, синтетическая, гротескная версия Рутгера Хауэра из Бегущего по лезвию бритвы . Евреев убрали тоже: вместо Мими обновленное шоу обзавелось какой-то смазливой куколкой.
— Я направил послание доктору Симбе: прикопай свое гребаное дэ эф. Ответа я так и не получил. Ему придется работать еще упорнее, чем сейчас, если он собирается занять эту маленькую страну. Я люблю эту гребаную страну, — объявил Хэл Паулин. — Именно поэтому я собираюсь продавать ее всему чертову миру, Японии, Америке, гребаной Аргентине. Я собираюсь продавать все это говно. Это — то, ради чего я продал всю свою гребаную жизнь: гребаная нация. Флаг .
Чамча не слышал сказанного. Когда последовало продолжение, он, плача, уже погружался в прошлое. Он оказался в Белой Башне, где некогда набивал живот греческой кухней. Дата эта вернулась к Чамче: сразу после Фолклендской войны. У людей появилась тенденция присягать клятвами лояльности к тем дням, напевая в автобусах «Pomp and Circumstance». Так что, когда Паулин, на своем огромном воздушном шаре Арманьяка, добрался до «Я скажу Вам, за что я люблю эту страну», Чамча, сам профолклендски настроенный, решил, что знает то, что последует затем. Но Паулин начал описывать исследовательскую программу Британской космической компании, своего клиента, только что революционизировавшего конструкцию систем управления ракетами, изучая способ полета обыкновенной домашней мухи.
— Коррекция курса в полете, — театрально шепнул он. — Традиционно маршрут полета определяется так: немного отрегулируйте угол, опустите контакт левее или правее надира. Ученые, изучив высокоскоростную запись полета скромной мухи, однако, обнаружили, что небольшие нарушения происходят всегда, но всегда производятся поправки на верный угол . — Он продемонстрировал это протянутой рукой, ладонь изогнута, пальцы вместе. — Бзз! Бзз! Ублюдки взлетают практически вертикально вверх, вниз или вбок. Гораздо точнее. Гораздо более эффективное топливо. Попытайся сделать это с двигателем, зависящим от хвостоносового воздушного потока, и что произойдет? Эта штуковина не сможет дышать, остановится, упадет с неба, прямо на землю твоих гребаных союзников. Дурная карма. Врубайся. Врубайся, о чем я тут толкую. Так вот, эти парни, они изобретают двигатель с тройным воздушным потоком: от носа к хвосту, плюс от вершины к основанию, плюс из стороны в сторону. И — бинго: ракета, которая летит, подобно чертовой мухе, и может поразить с трех миль пятидесятипенсовую монету, движущуюся со скоростью сто миль в час. Вот что я люблю в этой стране: ее гений. Самые великие изобретатели в мире. Это красиво: прав я — или я прав?
Он был смертельно серьезен.
Чамча ответил:
— Ты прав.
«Ты проклятый прав-я-прав», — подтвердил он.
Последний раз они встречались прямо перед тем, как Чамча отбыл в Бомбей: воскресный ленч под развевающимся на крыше особняка флагом. Палисандровая панель, терраса с каменными урнами, вид на лесистые холмы внизу. Паулин, жалующийся на новый проект, который стал бы соринкой в глазу. Завтрак был звеняще предсказуем: rosbif, boudin Yorkshire, choux de bruxelles . Бэби, жена-нимфетка, не присоединилась к ним, но ела горячий ржаной пастрами, играя в пул в соседней комнате. Слуги, грозовая Бургундия, море арманьяка, сигары. Рай самосотворенного человека, подумал Чамча, сознавая просочившуюся в мысли зависть.
После завтрака — сюрприз. Паулин привел его в комнату, где стояли два весьма легких и изысканных клавикорда. «Я делаю их, — признался хозяин. — Чтобы расслабиться. Бэби хочет, чтобы я сделал ей гребаную гитару». Талант Хэла Паулина как краснодеревщика был бесспорен и как-то конфликтовал с остальными его человеческими свойствами. «Мой отец был торговцем», — объяснил он Чамче, и Саладин понял, что ему предоставили привилегию взглянуть на ту единственную часть, которая осталась от оригинальной самости Паулина — от Гарольда, возникшего из истории и крови, а не из своего собственного лихорадочного ума.
Когда они покинули тайную клавикордовую палату, привычный Хэл Паулин тут же появился снова. Наклонясь к балюстраде своей террасы, он поведал:
— Что самое удивительное в ней — так это масштабы, которыми она пытается заниматься.
— В ней? В Бэби? — сконфузился Чамча.
— Я говорю о сам-знаешь-ком, — услужливо объяснил Паулин. — Маргарита с Лысой Горы. Сучка Мэгги.
— О!
— Она — радикал что надо. Вот что она хочет — и она, еб твою мать, правда думает, что может этого достичь : ей нужно в буквальном смысле сотворить заново весь проклятый новый средний класс для этой страны. Избавьтесь от старых неясных некомпетентных мошенников из гребаного Суррея и Хэмпшира и введите новых. Людей без поддержки, без истории. Голодных людей. Люди, которые действительно хотят — и которые знают, что с нею, — они могут чертовски хорошо достигать . Никто никогда не пробовал заменить целый гребаный класс прежде, и вот ведь что удивительно — она сможет сделать это, если только прежде они не достигнут сами. Старый класс. Мертвые люди. Врубайся, о чем я толкую.
— Я тоже так думаю, — солгал Чамча.
— И это не только бизнесмены, — влажно промолвил Паулин. — Интеллектуалы тоже. Со всей своей пидорской компашкой. Вместе с голодными парнями и их неправильным образованием. Новые профессора, новые живописцы, жребий. Это — проклятая революция. Новизна, входящая в эту страну, доверху набитую гребаными старыми трупами . Это уже становится заметно. Уже становится.
Бэби вышла им навстречу, буравя их взглядом.
— Время вышло, Чамча, — скомандовал ее муж. — В воскресенье в полдень мы ложимся в постельку и смотрим порнушку на видео. Это — целый новый мир, Саладин. Все присоединятся к нему когда-нибудь.
Без компромиссов. Ты там или ты мертв. Это не был путь Чамчи; ни его, ни той самой Англии, которую он боготворил и стремился покорить. Он должен был понять прямо здесь: его предупредили, он был честно предупрежден.
И теперь — изящный поворот.
— Не грузись, — бормотал Паулин ему на ухо. — Оглянись вокруг, а? Право, замечательно.
— Хэл, — заставил себя возразить Чамча, — у меня есть контракт.
Как козел на заклание. Голос в телефонной трубке стал откровенно удивленным.
— Не глупи, — произнес он. — Конечно, он у тебя есть. Прочти эту маленькую распечатку. Заставь адвоката прочесть эту маленькую распечатку. Призови меня к суду. Делай то, что собираешься делать. Это ничто для меня. Разве ты не понял? Ты — история.
Короткие гудки.
* * *
Покинутый одной чуждой Англией, разочаровавшийся в другой, господин Саладин Чамча в большом унынии получил известия о своем прежнем компаньоне, наслаждавшемся, суда по всему, гораздо более удачливой судьбой. Вопль домовладелицы — «Tini b?nch? ach?n! » — предупредил его, что что-то случилось. Хинд проплывала по коридорам УНЗ Шаандаар, раскачиваясь, оборачиваясь, потрясая экземпляром импортного индийского фэнзина Cin?-Blitz . Распахнулись двери; временные жители высовывались из номеров, выглядя озадаченными и встревоженными. Мишала Суфьян выскочила из своей комнаты, демонстрируя обитальцам соблазнительную площадочку живота между шортиками и лифчиком. Из офиса, расположенного возле холла, появился Ханиф Джонсон в несоразмерно топорщащимся костюме-тройке, был сражен наповал обнаженным животом и закрыл лицо ладонями.
— Боже милостивый, — взмолился он.
Мишала проигнорировала его и завопила вслед за матерью:
— Что случилось? Кто жив?
— Какое бесстыдство, — вскричала Хинд на весь проход, — скрой свою наготу.
— Отъебись, — чуть слышно буркнула Мишала, обратив свой мятежный взор к Ханифу Джонсону. — Как там насчет мишленовских складочек, выглядывающего у нее самой между сари и чоли, хотела бы я знать?
В полутьме дальнего конца коридора можно было заметить Хинд, которая размахивала Cin?-Blitz пред очами своих арендаторов, твердя «он жив». Со всем усердием тех греков, что после исчезновения политика Ламбракиса расписали всю страну белыми буквами Z. Zi: он жив .
— Кто? — снова потребовала ответа Мишала.
— Джибрил , — донесся крик временно проживающих детей. — Фаришта b?nch? ach?n .
Хинд, исчезая внизу, не видела, как ее старшая дочь вернулась в комнату, — оставив дверь приоткрытый; — и как за ней последовал (лишь только убедился, что горизонт чист) знаменитый адвокат Ханиф Джонсон, в костюме и ботинках, — тот, что обслуживал этот офис, чтобы держаться ближе к корням; тот, что преуспевал также в разумной квартирной политике; тот, что был тесно связан с местной Партией Труда и обвинялся на партийном заседании в коварном захвате места при перевыборах.
Когда же случился восемнадцатый день рождения Мишалы Суфьян? — До него, однако, еще несколько недель. И где ее сестра, ее соседка по комнате, ее подружка, тень, эхо и отражение? Где была будущая дуэнья? Она была: вне.
Но продолжим:
Новости от Cin?-Blitz заключались в том, что новая, расположенная в Лондоне кинокомпания, возглавляемая феноменально-лайковым магнатом Билли Баттутой, чей интерес к киноискусству был хорошо известен, вступила в ассоциацию с почтенным независимым индийским продюсером господином С.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84