https://wodolei.ru/catalog/vanny/otdelnostoyashchie/akrilovye/
За ним наблюдали, и это неприятно давило.
– Выглядишь что-то не очень, – сказал Клод. – Сейчас такой был вид, будто с завтраком надумал расстаться. А то давай найдем место, пристанем, передохнешь чуток.
– Исключено, – сказала Пат.
– Но если он…
Пат резко передернула плечами.
– Господи ты боже мой, мы же только начали. Я думала, он хоть попытается что-то сделать.
– Я и пытаюсь, – сказал Уэйд. – Я не…
– Ну дерьмо.
– Пат, прекрати.
– И не подумаю. Дерьмо и еще раз дерьмо. – Ее взгляд метался по поверхности озера. Отчетливо было слышно, как шумит ветер.
– Эй, милая парочка, – сказал Клод, – а повежливей нельзя? Рот на замок, глаза пошире. Хорошее правило, пока мы здесь.
– Но он даже не… Сидит носом клюет.
– Послушай, я…
– Хватит, – сказал Клод. – Достали уже.
Уэйд смотрел на воду. Ему пришло в голову, что сейчас можно заявить о своей невиновности. Вознегодовать. Произнести громкую, яростную речь. Объяснить, что он знать ничего не знает, что просто любит жену и хочет ее вернуть, вот и все.
Он свел ладони, стиснул их.
– Пат, послушай. О чем ты думаешь – твое дело. Но что бы это ни было, я сожалею.
– Чудненько.
– Это не признание вины.
– Ну еще бы, – сказала она.
Дважды они замечали другие поисковые лодки, беззвучно двигавшиеся поодаль. Потом, когда подошли к острову Магнуссона, низко над головой развернулся маленький красный гидросамолет; отчетливо были видны борода и соломенная шляпа летчика. Но большей частью вокруг было плоско и пусто. От острова Букет-Айленд поплыли на запад, к мысу Америкэн-Пойнт, потом час с лишним шли на средней скорости вдоль самого берега.
Ближе к полудню немного развиднелось. Все еще было ветрено, и зыбь не утихала, но на западе, у горизонта, озеро блеснуло под солнечными лучами. Пат сняла куртку и подалась вперед. На ней была желтая трикотажная баскетбольная майка, очень обтягивающая, и было видно, что тренинг с поднятием тяжестей не пропал даром. Впечатляющая особа, подумал Уэйд. В самой осанке, в позе есть что-то атакующее. Он сидел прямо, чувствуя у себя на животе мягкую двойную складку.
Нельзя больше пить, решил он. Ни капли.
В полдень они съели сандвичи, потом поплыли на север большей частью по открытой воде. Уэйд помалкивал. Все время было чувство, что за ним подсматривают; Пат порой как бы невзначай поворачивала голову, фокусируя взгляд на среднем расстоянии. Он старался не обращать внимания. Что поделаешь – главный подозреваемый. И не одна ведь Пат, все так думают. Арт Лаке, Винни Пирсон, газеты, партийные боссы, весь благовоспитанный штат Миннесота. И нечего на них обижаться. Он хотел исполнить невозможный фокус: взять и переродиться, сделать так, чтобы прошлое исчезло, а взамен возникло хорошее и новое. Умней следовало быть. Надо было изъять этот номер. Вообще похерить все сволочное представление. Жаль, подумал он. И ни одна ведь сука не подумала, чего это ему стоило. Целых двадцать лет. Улыбаться, заниматься любовью, завтракать, болтать о том о сем, отгонять кошмары, пытаться устроить себе маленькую респектабельную жизнь. Никогда не было дурных намерений. Обман – возможно, но цель-то сама была благая.
Никто не понимал. И не хотел никто понимать.
Лжец и шулер.
В чем весь риск. Приходилось жить внутри своих фокусов. Быть Кудесником. Сам не поверишь – провалишься. Вот он и верил двадцать лет.
Теперь-то всё, подумал он.
Еще один мудак, растерявший все карты, какие были в рукаве.
Когда пришвартовались у пристани в Энгл-Инлет, уже начинало темнеть. Берег производил мрачное впечатление. У мостков моталось больше дюжины лодок, борта беспрерывно ходили ходуном в надвигающихся сумерках. Чуть поодаль горел костер, вокруг него кучками стояли люди с темными лицами, курили и пили пиво. Даже на расстоянии Уэйд ясно слышал в их голосах минорные ноты. Изредка вздымался и тут же опадал смех, но и он казался частью всеобщего уныния. Это напомнило ему разговоры после боя. После гибели Вебера, или Райнхарта, или рядового Уэзерби. Та же меланхолия. Те же музыкальные подъемы и паузы.
Клод немного постоял в лодке, оценивая обстановку. В тускнеющем свете его лицо выглядело изможденным.
– Да уж, – пробормотал он. – Особого ликования не наблюдается.
– Я надежды не теряю…
– Конечно, хрен ли терять. Никто не теряет.
Старик подтянул брюки, подал Пат руку и помог ей сойти на берег. Уэйд немного поотстал. Его наполнила странная, пенная легкость. Воздушный животик, говорила в таких случаях Кэти. Возбуждение при выходе на публику. Он чувствовал, как поворачиваются головы, чувствовал позади себя цепенеющий воздух. Он двигался прямо вперед, к костру, стараясь найти верное сочетание мужественной выдержки и супружеского беспокойства. Прозвучало несколько ободряющих возгласов – темные бороды, глубоко посаженные глаза, – и, пока он шел, шепотки, казалось, сливались воедино и подгоняли его, как дуновения ветра.
Впереди, у самого костра, Арт Лакс и Винни Пирсон пожимали руку Пат. Уэйд остановился, не очень хорошо понимая, что ему делать.
Кто-то хлопнул его по плечу. Чья-то рука протянула банку пива.
– Завтра – значит завтра, – говорил ей Лакс, потом на секунду его голос заглушило тарахтенье большой двухмоторной лодки, причалившей к пристани. Лакс повернулся к Уэйду, кивнул ему:
– Пока что-то не везет. Но утром все опять как штык. Никого не отпускаю.
Моторы большой лодки умолкли. Фонарь на ней, мигнув, погас, и в сумерках воцарилось глубокое, плотное молчание.
Лакс шагнул к Уэйду. В отблесках костра глаза шерифа выглядели мягкими и заботливыми.
– Рад, что вы теперь с нами, сэр. Вид вполне бодрый.
Бодрячок наш , – захохотал Винни Пирсон. – Свеженький как огурчик. Три дня всего – и уже как стеклышко.
Шериф махнул на него рукой. Он поглядел на Уэйда так, словно ждал от него шутки.
– Что с него возьмешь, сэр. Мы вот как, пожалуй, поступим: мисс Гуд и я, мы уединимся где-нибудь, поболтаем. А вы, ребята, помозговали бы вместе, как вам перестать цапаться.
– Спасибо, я и так обойдусь, – сказал Уэйд.
– Совет просто.
– Уэйд попробовал улыбнуться, но не смог.
– Черт, – сказал он. – В чем дело, можете мне объяснить?
– Что-что?
– Все тут, похоже, думают… – Он заставил себя отвернуться. – В общем, с меня хватит. Вот так уже нахлебался.
– Бедняжка наш, – сказал Винни Пирсон.
– Особенно от этого типа.
– Верно, и я бы на вашем месте…
– От великого альбиносного сыщика.
Винни расправил плечи. Глаза у него были желтые – ровная, яркая желтизна.
– Я не альбинос, – сказал он. – Швед.
– Рад за вас.
– Факт.
Они стояли вполоборота друг к другу. Клод втиснулся между ними.
– Эй, охолоните-ка оба. Этого еще не хватало.
– Какой еще альбинос, хрена лысого… – хрипел Винни.
– Зародыш, – сказал Уэйд
– Так, я терпел-терпел…
– Наш великий белый альбиносный зародыш.
Пальцы Винни дернулись, но так и не сжались в кулаки. Уэйду пришло на ум, что у них двоих есть некое общее интуитивное понимание природы человеческого животного. До каких пределов можно идти.
Он чувствовал себя раскрепощенным и опасным – то самое скользящее ощущение,
– Значит, так, я вам вот что скажу – проговорил Винни медленно. – Альбинос там или не альбинос, я невинных людей не расстреливал.
– Еще не все потеряно.
– А идите-ка в…
– И вы туда же.
Винни секунду помедлил, потом повернулся и пошел было прочь, но вдруг остановился, уже не освещаемый костром.
– Сыворотка против лжи, – прорычал он. – Вот что надо заказать, и в большом количестве! – И, хохотнув, отошел.
Уэйд слышал вокруг себя разные голоса. Оглядевшись, он увидел, что Лакс ведет Пат к стоящей поодаль деревянной скамейке. Клод опустил руку Уэйду на плечо.
– Ладно, плюнь ты на это. А про альбиноса ловко загнул.
– Ага. Ловко.
– Пошли присядем.
Они подвинулись ближе к огню. Клод стал знакомить его с людьми; ему кивнуло шесть или семь сумрачных лиц под козырьками кепок, а потом довольно долго Уэйд сидел, слушая разговор, который звучал, казалось, на чужом языке. На языке невероятно отвлеченном – сплошь приливы, направления ветров и течений в протоках. Сосредоточиться было невозможно. Отчасти из-за Винни, отчасти из-за этого скольжения. Раз или два его сносило завихрениями голосов, мотало туда-сюда. Другая вселенная, подумал он. Обыденная логика вывернута наизнанку; все существенное, на чем раньше строилась его повседневная жизнь, превратилось в нечто летучее, зыбкое, бесконечно изменчивое. Что реально? Что нереально? Кэти, к примеру, – никакой уверенности. Трудно представить себе, что вот прямо сейчас, в этот миг, она смотрит на то же самое звездное небо.
Он ничего толком не чувствовал. Глотнул пива и попытался взять себя в руки.
– Эти все ребята, – говорил ему Клод, – они же самые настоящие озерные волки. Профессионалы, каких мало. Они откуда угодно ее тебе вытащат.
Из темноты послышался подтверждающий гомон голосов.
На скамейке Лакс и Пат были погружены в свою беседу. Уэйд смотрел на них какое-то время, соображая: может, подойти к шерифу и попросить достать наручники. Выложить кой-какие секреты. Про чайник и про лодочный сарай. Сказать, что он ни в чем не уверен. Хоть раз в жизни объяснить все начистоту. Про отца. Про то, что с давних пор он справляется с жизнью исключительно с помощью зеркал, а теперь совершенно растерян, сбит с толку и понятия не имеет, как выпутаться. И это чистая правда. Он не понимает ни хрена. Не понимает, где находится, как сюда попал и куда двигаться дальше.
Клод тронул его руку; ему показалось прошло уже много времени. Они встали и направились в ту сторону, где Арт Лакс разговаривал в темноте с Пат. Винни Пирсон куда-то пропал.
Уэйд застегнул куртку.
– Под арест? – спросил он беззаботно.
Наутро они отправились снова, и так каждый день в течение двух недель. Озеро было огромное и пустое.
Восьмого октября полиция штата Миннесота отозвала свои три поисковых самолета. Четыре дня спустя пограничная служба вернулась к обычному режиму работы, и к семнадцатому октября из тех, кто вел поиск, остались только две-три частные лодки.
Погода большей частью держалась: сухие ясные дни, холодные ночи. Утром девятнадцатого октября был снег, через два дня слегка подморозило, но потом небо очистилось, с юга подул теплый ветер, и вновь ровно и ярко засияло осеннее солнце.
Размеренный ритм не давал Уэйду впадать в апатию.
По утрам Рут Расмуссен наполняла сумку-термос сандвичами и газированными напитками. Клод и Пат склонялись над атласом, делая в нем пометки красным карандашом, потом все трое спускались к лодке и целый день бороздили озеро, оставляя длинный серебристый след. Глушь подавляла своей массой. Тут, понял Уэйд, кто потерялся, тот просто подчинился закону. Вода в одном месте неотличима от воды в другом месте, Ничего в частности, всё вообще. Леса развертываются в новые леса, небеса наплывают друг на друга. Безлюдье множится, накладываясь само на себя. «Везде» равнозначно «нигде». Безупречная слитность, безукоризненное единство, плоские зеркальные воды, в которых видны точные копии других копий, гипнотическая повторность всего и вся, голубизна, бессмысленность, вечная неизменность. Сюда, понял Уэйд, попадают все исчезнувшие вещи. Оброненные монетки. Иголки, потерянные в стогах сена.
Поиски не имели смысла, он это знал, но он обретал странный покой, глядя в бесконечность вод и лесов. Она напоминала зеркальный ящик у него в голове, куда можно было скользнуть, чтобы пропасть на время.
– Нет – и точка, – сказал Клод.
– Так мы большую площадь охватим.
– Нет.
– Но я же не.. У меня карта будет.
– Можешь ей подтереться. Сказал – нет.
– Все-таки я мог бы.
– Мог бы.
– Чего ж тогда?
– Ничего, – вздохнул старик – Просто нет.
За ужином Уэйд заговорил о том же. Тут, дескать, не практические частности важны. Просто он должен это делать, и все.
Старик поднял на него глаза.
– Согласен, – сказал он. – Но ты и так это делаешь.
– Один, в смысле.
– Не тяни из меня жилы.
– Я не тяну.
– Все равно. Нет – значит нет.
Уэйд посмотрел сначала на Рут, которая качала головой, потом на Пат, которая передернула плечами – мол, нелепость очередная.
Если серьезно, что может такого случиться? – сказал он. – Компас будет, карта будет, какие проблемы? Рацию можно взять.
– Предположим, – буркнул Клод. – И что дальше?
– Искать буду.
– Вот-вот. Где жена, там и муж решил кончить.
– Я должен использовать любой шанс.
Пат метнула в него взгляд.
– Какое рыцарство, кто бы мог подумать. Я просто в восторге. И Кэти небось тоже была бы.
Я вовсе не собираюсь…
– Одинокий объездчик.
Клод смотрел на него через стол. Старик вынул верхний зубной протез, прополоскал в чашке с кофе, поставил на место.
– Какие бы ни были твои личные проблемы, ясность нам не помешает. Есть такое слово нет , и это значит – и думать не моги. Это значит – забудь.
– Вот это по его части, – сказала Пат. – Доблестный рыцарь-забывалыцик.
– Спокойно, – сказал Клод.
– Просто маленькое замечание.
– Я понимаю.
– Он храбрец у нас, куда там, – сказала Пат. – Н-но, галопом.
На следующее утро пошел снег, сменившийся сильным дождем, и в полдень Клод повернул назад, к коттеджу. Весь остальной день пережидали непогоду. Во второй половине дня опять заснежило, с резким косым ветром, и из окон коттеджа невозможно стало разглядеть ни причал, ни лодочный сарай, ни озеро за ними. Часа два они вяло играли в скрэббл, сидя перед камином. Около пяти Уэйд вышел наружу с широкой лопатой, стал медленно расчищать тропку от крыльца к дороге. Мысли его были большей частью о магии. Он с усилием отгребал мокрый тяжелый снег, а в уме разбирал механику последнего сногсшибательного фокуса. Образчик причинной транспортации. Вполне осуществимо. Как эти две чокнутые змеи в Розовом секторе.
Продумывая детали, Уэйд неожиданно проникся новым, угрюмым сочувствием к отцу. Вот, значит, как оно было. Ходишь, делаешь свои дела. Несешь эту ношу, замуровываешь себя в молчание, прячешь адскую правду от всех остальных и большую часть времени от себя тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Выглядишь что-то не очень, – сказал Клод. – Сейчас такой был вид, будто с завтраком надумал расстаться. А то давай найдем место, пристанем, передохнешь чуток.
– Исключено, – сказала Пат.
– Но если он…
Пат резко передернула плечами.
– Господи ты боже мой, мы же только начали. Я думала, он хоть попытается что-то сделать.
– Я и пытаюсь, – сказал Уэйд. – Я не…
– Ну дерьмо.
– Пат, прекрати.
– И не подумаю. Дерьмо и еще раз дерьмо. – Ее взгляд метался по поверхности озера. Отчетливо было слышно, как шумит ветер.
– Эй, милая парочка, – сказал Клод, – а повежливей нельзя? Рот на замок, глаза пошире. Хорошее правило, пока мы здесь.
– Но он даже не… Сидит носом клюет.
– Послушай, я…
– Хватит, – сказал Клод. – Достали уже.
Уэйд смотрел на воду. Ему пришло в голову, что сейчас можно заявить о своей невиновности. Вознегодовать. Произнести громкую, яростную речь. Объяснить, что он знать ничего не знает, что просто любит жену и хочет ее вернуть, вот и все.
Он свел ладони, стиснул их.
– Пат, послушай. О чем ты думаешь – твое дело. Но что бы это ни было, я сожалею.
– Чудненько.
– Это не признание вины.
– Ну еще бы, – сказала она.
Дважды они замечали другие поисковые лодки, беззвучно двигавшиеся поодаль. Потом, когда подошли к острову Магнуссона, низко над головой развернулся маленький красный гидросамолет; отчетливо были видны борода и соломенная шляпа летчика. Но большей частью вокруг было плоско и пусто. От острова Букет-Айленд поплыли на запад, к мысу Америкэн-Пойнт, потом час с лишним шли на средней скорости вдоль самого берега.
Ближе к полудню немного развиднелось. Все еще было ветрено, и зыбь не утихала, но на западе, у горизонта, озеро блеснуло под солнечными лучами. Пат сняла куртку и подалась вперед. На ней была желтая трикотажная баскетбольная майка, очень обтягивающая, и было видно, что тренинг с поднятием тяжестей не пропал даром. Впечатляющая особа, подумал Уэйд. В самой осанке, в позе есть что-то атакующее. Он сидел прямо, чувствуя у себя на животе мягкую двойную складку.
Нельзя больше пить, решил он. Ни капли.
В полдень они съели сандвичи, потом поплыли на север большей частью по открытой воде. Уэйд помалкивал. Все время было чувство, что за ним подсматривают; Пат порой как бы невзначай поворачивала голову, фокусируя взгляд на среднем расстоянии. Он старался не обращать внимания. Что поделаешь – главный подозреваемый. И не одна ведь Пат, все так думают. Арт Лаке, Винни Пирсон, газеты, партийные боссы, весь благовоспитанный штат Миннесота. И нечего на них обижаться. Он хотел исполнить невозможный фокус: взять и переродиться, сделать так, чтобы прошлое исчезло, а взамен возникло хорошее и новое. Умней следовало быть. Надо было изъять этот номер. Вообще похерить все сволочное представление. Жаль, подумал он. И ни одна ведь сука не подумала, чего это ему стоило. Целых двадцать лет. Улыбаться, заниматься любовью, завтракать, болтать о том о сем, отгонять кошмары, пытаться устроить себе маленькую респектабельную жизнь. Никогда не было дурных намерений. Обман – возможно, но цель-то сама была благая.
Никто не понимал. И не хотел никто понимать.
Лжец и шулер.
В чем весь риск. Приходилось жить внутри своих фокусов. Быть Кудесником. Сам не поверишь – провалишься. Вот он и верил двадцать лет.
Теперь-то всё, подумал он.
Еще один мудак, растерявший все карты, какие были в рукаве.
Когда пришвартовались у пристани в Энгл-Инлет, уже начинало темнеть. Берег производил мрачное впечатление. У мостков моталось больше дюжины лодок, борта беспрерывно ходили ходуном в надвигающихся сумерках. Чуть поодаль горел костер, вокруг него кучками стояли люди с темными лицами, курили и пили пиво. Даже на расстоянии Уэйд ясно слышал в их голосах минорные ноты. Изредка вздымался и тут же опадал смех, но и он казался частью всеобщего уныния. Это напомнило ему разговоры после боя. После гибели Вебера, или Райнхарта, или рядового Уэзерби. Та же меланхолия. Те же музыкальные подъемы и паузы.
Клод немного постоял в лодке, оценивая обстановку. В тускнеющем свете его лицо выглядело изможденным.
– Да уж, – пробормотал он. – Особого ликования не наблюдается.
– Я надежды не теряю…
– Конечно, хрен ли терять. Никто не теряет.
Старик подтянул брюки, подал Пат руку и помог ей сойти на берег. Уэйд немного поотстал. Его наполнила странная, пенная легкость. Воздушный животик, говорила в таких случаях Кэти. Возбуждение при выходе на публику. Он чувствовал, как поворачиваются головы, чувствовал позади себя цепенеющий воздух. Он двигался прямо вперед, к костру, стараясь найти верное сочетание мужественной выдержки и супружеского беспокойства. Прозвучало несколько ободряющих возгласов – темные бороды, глубоко посаженные глаза, – и, пока он шел, шепотки, казалось, сливались воедино и подгоняли его, как дуновения ветра.
Впереди, у самого костра, Арт Лакс и Винни Пирсон пожимали руку Пат. Уэйд остановился, не очень хорошо понимая, что ему делать.
Кто-то хлопнул его по плечу. Чья-то рука протянула банку пива.
– Завтра – значит завтра, – говорил ей Лакс, потом на секунду его голос заглушило тарахтенье большой двухмоторной лодки, причалившей к пристани. Лакс повернулся к Уэйду, кивнул ему:
– Пока что-то не везет. Но утром все опять как штык. Никого не отпускаю.
Моторы большой лодки умолкли. Фонарь на ней, мигнув, погас, и в сумерках воцарилось глубокое, плотное молчание.
Лакс шагнул к Уэйду. В отблесках костра глаза шерифа выглядели мягкими и заботливыми.
– Рад, что вы теперь с нами, сэр. Вид вполне бодрый.
Бодрячок наш , – захохотал Винни Пирсон. – Свеженький как огурчик. Три дня всего – и уже как стеклышко.
Шериф махнул на него рукой. Он поглядел на Уэйда так, словно ждал от него шутки.
– Что с него возьмешь, сэр. Мы вот как, пожалуй, поступим: мисс Гуд и я, мы уединимся где-нибудь, поболтаем. А вы, ребята, помозговали бы вместе, как вам перестать цапаться.
– Спасибо, я и так обойдусь, – сказал Уэйд.
– Совет просто.
– Уэйд попробовал улыбнуться, но не смог.
– Черт, – сказал он. – В чем дело, можете мне объяснить?
– Что-что?
– Все тут, похоже, думают… – Он заставил себя отвернуться. – В общем, с меня хватит. Вот так уже нахлебался.
– Бедняжка наш, – сказал Винни Пирсон.
– Особенно от этого типа.
– Верно, и я бы на вашем месте…
– От великого альбиносного сыщика.
Винни расправил плечи. Глаза у него были желтые – ровная, яркая желтизна.
– Я не альбинос, – сказал он. – Швед.
– Рад за вас.
– Факт.
Они стояли вполоборота друг к другу. Клод втиснулся между ними.
– Эй, охолоните-ка оба. Этого еще не хватало.
– Какой еще альбинос, хрена лысого… – хрипел Винни.
– Зародыш, – сказал Уэйд
– Так, я терпел-терпел…
– Наш великий белый альбиносный зародыш.
Пальцы Винни дернулись, но так и не сжались в кулаки. Уэйду пришло на ум, что у них двоих есть некое общее интуитивное понимание природы человеческого животного. До каких пределов можно идти.
Он чувствовал себя раскрепощенным и опасным – то самое скользящее ощущение,
– Значит, так, я вам вот что скажу – проговорил Винни медленно. – Альбинос там или не альбинос, я невинных людей не расстреливал.
– Еще не все потеряно.
– А идите-ка в…
– И вы туда же.
Винни секунду помедлил, потом повернулся и пошел было прочь, но вдруг остановился, уже не освещаемый костром.
– Сыворотка против лжи, – прорычал он. – Вот что надо заказать, и в большом количестве! – И, хохотнув, отошел.
Уэйд слышал вокруг себя разные голоса. Оглядевшись, он увидел, что Лакс ведет Пат к стоящей поодаль деревянной скамейке. Клод опустил руку Уэйду на плечо.
– Ладно, плюнь ты на это. А про альбиноса ловко загнул.
– Ага. Ловко.
– Пошли присядем.
Они подвинулись ближе к огню. Клод стал знакомить его с людьми; ему кивнуло шесть или семь сумрачных лиц под козырьками кепок, а потом довольно долго Уэйд сидел, слушая разговор, который звучал, казалось, на чужом языке. На языке невероятно отвлеченном – сплошь приливы, направления ветров и течений в протоках. Сосредоточиться было невозможно. Отчасти из-за Винни, отчасти из-за этого скольжения. Раз или два его сносило завихрениями голосов, мотало туда-сюда. Другая вселенная, подумал он. Обыденная логика вывернута наизнанку; все существенное, на чем раньше строилась его повседневная жизнь, превратилось в нечто летучее, зыбкое, бесконечно изменчивое. Что реально? Что нереально? Кэти, к примеру, – никакой уверенности. Трудно представить себе, что вот прямо сейчас, в этот миг, она смотрит на то же самое звездное небо.
Он ничего толком не чувствовал. Глотнул пива и попытался взять себя в руки.
– Эти все ребята, – говорил ему Клод, – они же самые настоящие озерные волки. Профессионалы, каких мало. Они откуда угодно ее тебе вытащат.
Из темноты послышался подтверждающий гомон голосов.
На скамейке Лакс и Пат были погружены в свою беседу. Уэйд смотрел на них какое-то время, соображая: может, подойти к шерифу и попросить достать наручники. Выложить кой-какие секреты. Про чайник и про лодочный сарай. Сказать, что он ни в чем не уверен. Хоть раз в жизни объяснить все начистоту. Про отца. Про то, что с давних пор он справляется с жизнью исключительно с помощью зеркал, а теперь совершенно растерян, сбит с толку и понятия не имеет, как выпутаться. И это чистая правда. Он не понимает ни хрена. Не понимает, где находится, как сюда попал и куда двигаться дальше.
Клод тронул его руку; ему показалось прошло уже много времени. Они встали и направились в ту сторону, где Арт Лакс разговаривал в темноте с Пат. Винни Пирсон куда-то пропал.
Уэйд застегнул куртку.
– Под арест? – спросил он беззаботно.
Наутро они отправились снова, и так каждый день в течение двух недель. Озеро было огромное и пустое.
Восьмого октября полиция штата Миннесота отозвала свои три поисковых самолета. Четыре дня спустя пограничная служба вернулась к обычному режиму работы, и к семнадцатому октября из тех, кто вел поиск, остались только две-три частные лодки.
Погода большей частью держалась: сухие ясные дни, холодные ночи. Утром девятнадцатого октября был снег, через два дня слегка подморозило, но потом небо очистилось, с юга подул теплый ветер, и вновь ровно и ярко засияло осеннее солнце.
Размеренный ритм не давал Уэйду впадать в апатию.
По утрам Рут Расмуссен наполняла сумку-термос сандвичами и газированными напитками. Клод и Пат склонялись над атласом, делая в нем пометки красным карандашом, потом все трое спускались к лодке и целый день бороздили озеро, оставляя длинный серебристый след. Глушь подавляла своей массой. Тут, понял Уэйд, кто потерялся, тот просто подчинился закону. Вода в одном месте неотличима от воды в другом месте, Ничего в частности, всё вообще. Леса развертываются в новые леса, небеса наплывают друг на друга. Безлюдье множится, накладываясь само на себя. «Везде» равнозначно «нигде». Безупречная слитность, безукоризненное единство, плоские зеркальные воды, в которых видны точные копии других копий, гипнотическая повторность всего и вся, голубизна, бессмысленность, вечная неизменность. Сюда, понял Уэйд, попадают все исчезнувшие вещи. Оброненные монетки. Иголки, потерянные в стогах сена.
Поиски не имели смысла, он это знал, но он обретал странный покой, глядя в бесконечность вод и лесов. Она напоминала зеркальный ящик у него в голове, куда можно было скользнуть, чтобы пропасть на время.
– Нет – и точка, – сказал Клод.
– Так мы большую площадь охватим.
– Нет.
– Но я же не.. У меня карта будет.
– Можешь ей подтереться. Сказал – нет.
– Все-таки я мог бы.
– Мог бы.
– Чего ж тогда?
– Ничего, – вздохнул старик – Просто нет.
За ужином Уэйд заговорил о том же. Тут, дескать, не практические частности важны. Просто он должен это делать, и все.
Старик поднял на него глаза.
– Согласен, – сказал он. – Но ты и так это делаешь.
– Один, в смысле.
– Не тяни из меня жилы.
– Я не тяну.
– Все равно. Нет – значит нет.
Уэйд посмотрел сначала на Рут, которая качала головой, потом на Пат, которая передернула плечами – мол, нелепость очередная.
Если серьезно, что может такого случиться? – сказал он. – Компас будет, карта будет, какие проблемы? Рацию можно взять.
– Предположим, – буркнул Клод. – И что дальше?
– Искать буду.
– Вот-вот. Где жена, там и муж решил кончить.
– Я должен использовать любой шанс.
Пат метнула в него взгляд.
– Какое рыцарство, кто бы мог подумать. Я просто в восторге. И Кэти небось тоже была бы.
Я вовсе не собираюсь…
– Одинокий объездчик.
Клод смотрел на него через стол. Старик вынул верхний зубной протез, прополоскал в чашке с кофе, поставил на место.
– Какие бы ни были твои личные проблемы, ясность нам не помешает. Есть такое слово нет , и это значит – и думать не моги. Это значит – забудь.
– Вот это по его части, – сказала Пат. – Доблестный рыцарь-забывалыцик.
– Спокойно, – сказал Клод.
– Просто маленькое замечание.
– Я понимаю.
– Он храбрец у нас, куда там, – сказала Пат. – Н-но, галопом.
На следующее утро пошел снег, сменившийся сильным дождем, и в полдень Клод повернул назад, к коттеджу. Весь остальной день пережидали непогоду. Во второй половине дня опять заснежило, с резким косым ветром, и из окон коттеджа невозможно стало разглядеть ни причал, ни лодочный сарай, ни озеро за ними. Часа два они вяло играли в скрэббл, сидя перед камином. Около пяти Уэйд вышел наружу с широкой лопатой, стал медленно расчищать тропку от крыльца к дороге. Мысли его были большей частью о магии. Он с усилием отгребал мокрый тяжелый снег, а в уме разбирал механику последнего сногсшибательного фокуса. Образчик причинной транспортации. Вполне осуществимо. Как эти две чокнутые змеи в Розовом секторе.
Продумывая детали, Уэйд неожиданно проникся новым, угрюмым сочувствием к отцу. Вот, значит, как оно было. Ходишь, делаешь свои дела. Несешь эту ношу, замуровываешь себя в молчание, прячешь адскую правду от всех остальных и большую часть времени от себя тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30