https://wodolei.ru/catalog/unitazy/cvetnie/zelenye/
И мужчины были, и женщины, и дети.
– Дети какие были?
– Не знаю, дети как дети.
– Где вы обнаружили этих людей?
– Кого-то в хижинах, кого-то на рисовых полях – всюду брали.
– Для чего вы их согнали?
– Мы подозревали, что они вьетконговцы. Те, кого я видел, так по сю пору и остались вьетконговцами.
Пол Мидлоу, показания на военном трибунале
Я никого не убивал. Коров вот убил несколько.
Ричард Тинбилл
Любовь и Война – одно и то же; изворотливость и стратегические ходы дозволительны как в одном, так и в другом.
Мигель Сервантес «Дон Кихот»
Я нашла его отца в гараже Я заранее все знала. Правду говорю. Еще не вошла, а уже знала.
Элеонора КУэйд
[Отец] взял юного Гудини на представление гастролирующего фокусника доктора Линна. Один из его номеров назывался «Возрождение». Доктор Линн притворялся, что усыпляет человека хлороформом, а затем, связав его и положив в ящик, «расчленял» аккуратно накрытое черной тканью тело огромным мясницким ножом, «отрезая» руки, ноги, а под конец и голову. Части тела он бросал в тот же ящик, после чего задергивался занавес. Несколько мгновений спустя казненный вставал из ящика, целый и невредимый. Через много лет Гудини купил секрет этого номера… Существенно то, что уже в раннем возрасте этот номер, воплощающий тему смерти и воскресения, подействовал на Гудини сильнейшим образом; на протяжении всей жизни этот мотив постоянно присутствует в его выступлениях.
Дуг Хеннинг Гудини. «Легенда и волшебство»
Я говорила уже, какой он был скрытный. Никогда нельзя было узнать, о чем он думает. И это усилилось после того, как его отец повесился.
Элеонора К.Уэйд
Воспоминания [Вудро] Вильсона о своей юности ясно говорят о том, что он был подвержен болезненным переживаниям: считал себя глупым, безобразным, никчемным и недостойным любви… Может быть, именно в этом глубоком чувстве фундаментальной неполноценности, нуждавшемся в постоянных опровержениях, коренится его неутолимая жажда достижений, власти и людской признательности, его непобедимая тяга к совершенству. Ибо одним из путей, какими люди, страдающие низкой самооценкой, борются со своими тягостными ощущениями, является стремление к высоким достижениям и обретению власти.
Александр и Джульетта Джордж «Вудро Вильсон и полковник Хаус»
У нас как раз начался урок физкультуры. Я им велел отрабатывать броски по кольцу, прошло минут пять–десять, и тут приходит директриса. Зовет меня в сторонку, сообщает новость. Сама тут же наутек, трусиха такая. Я, правда, тоже не шибко был на высоте. Сказал Джону, чтобы принял быстренько душ, – дескать, мама пришла, ждет. Когда у мальчишки такая беда, просто сердце разрывается.
Лоуренс Элерс, учитель физкультуры
Другая родственница, Джесси Боунс, вспоминает типичный пример «поддразниваний» доктора Вильсона. Семья собралась на свадебный завтрак. Томми [Вудро] опоздал к столу. Отец извинился за сына и объяснил, что Томми был так взволнован, встав с постели и обнаружив у себя над верхней губой еще один волосок, что умывание и одевание заняло у него больше времени. «Я очень хорошо помню, как мальчик залился краской», – сказала миссис Брауэр.
Александр и Джульетта Джордж «Вудро Вильсон и полковник Хаус»
Его отец никогда не был физически агрессивным. Пол, когда трезвый, мог быть очень внимательным к ребенку исключительно нежным. Джон любил его как сумасшедший. Да и все любили. От моего мужа исходил какой-то Удивительный магнетизм – сияние какое-то, – взглянет на тебя своими синими-синими глазами, словно большим горячим солнцем озарит… Только вот когда он опять за бутылку, солнце как будто перегорало, что ли. Мне кажется, в глубине души он был очень грустный человек. Если бы только знать, о чем он так грустил. Я до сих пор не понимаю.
Элеонора КУэйд
Когда Линдон Джонсон учился в колледже, однокашники говорили не только о том, что он постоянно лжет, лжет по мелким и крупным поводам, лжет так часто, что слывет самым большим вралем на весь кампус, – они говорили также, что есть какая-то психологическая причина, побуждающая его к этому.
Роберт Кейро. «Годы Линдона Джонсона»
Да, амбиции у него были, и еще какие, но лично я это не считаю минусом. Нет амбиций, нет политики – простая истина. К тому же идеалы у Джона тоже имелись. Хороший демократ-прогрессист. Очень преданный делу. Бедным помогать, и так далее, и так далее, до опупения. Теперь, глядя назад, когда я уже знаю то, что знаю, я думаю, что он хотел этим загладить военные дела. Я так себе представляю: возвращается парень сам не свой, раздрызганный весь, потом женится на Кэти, и начинается у них эта великая любовь. Никогда не видел, чтобы два человека были так друг в друга по уши. И потихоньку он приходит в себя. Но про вьетнамское дерьмо никому ни слова – ни жене, ни мне, никому. Проходит время, и он уже не может ничего рассказать. В ловушку попал, понятно? Такая вот у меня версия. Не думаю, чтобы это с самого начала была намеренная ложь, просто он держал язык за зубами – а кто бы не держал на его месте? – и довольно скоро он себя убедил, что ничего и не было. Ведь он, не забывайте, был фокусник. Умел людей дурачить. Меня вот одурачил, поди ж ты… Такую мерзость в себе носить, это же запросто спятить можно… Короче, я думаю, ко всем этим его мечтаниям о том, как жизнь наладить, ко всем его амбициям и вашингтонским грезам с самого начала была подмешана ложь; а раз так, это не могло не кончиться колоссальным самообманом. Когда на уровне штата – это одно. Но он ведь шел в сенат Соединенных Штатов. Дерьмо должно было выйти наружу – так уж политика устроена. И, конечно, нас стерли в порошок, а ему что теперь остается – с самого начала начинать? Опять полный раздрызг. Этот пустой взгляд мертвеца, о котором я вам говорил.
Энтони Л. (Тони) Карбо
Я не знала, что делать. Это на похоронах его отца. Так кричал – унять было невозможно. Ужас просто.
Элеонора КУэйд
Христа прикончить!
Джон Уэйд
Я взял одноствольное ружье моего отца, которое он много раз обещал подарить мне, когда я вырасту. Вооружившись им, я двинулся наверх. На первой лестничной площадке мне встретилась мать. Она шла из комнаты, где лежало его тело… она была вся в слезах. «Ты куда?» – спросила она… «Я иду на небо!» – ответил я. «Что? Ты идешь на небо?» – «Да, и не останавливай меня». – «А что ты собираешься делать на небе, бедный мой малыш?» – «Я собираюсь убить Бога, который убил моего отца».
Александр Дюма. «Мои воспоминания»
Джон так с этим и не смирился. Я слышала, как он ночью разговаривал, целые беседы вел понарошку с отцом. Как и я, хотел объяснений – знать хотел почему, – но, похоже, в конце концов каждый из нас пришел к своему печальному ответу.
Элеонора КУэйд
Дети действительно часто испытывают гнев, потому что воспринимают смерть родителя как намеренный уход… Это вызывает отрицательные последствия в том случае, если неизжитое детское горе переносится в зрелый возраст.
Ричард Р. Эллис «Маленькие дети: бесправное горе»
Стыд… может быть понят как рана в человеческом «я». Он часто возникает в раннем возрасте как результат интернализации презрительного голоса, обычно родительского. Упреки, предостережения, издевки, насмешки, изоляция и другие формы пренебрежения или агрессии вносят в него свою лепту.
Роберт Кейрен. «Стыд»
Я подошел к хижине, и оттуда выскочила женщина. Я выстрелил и ранил ее, тогда она опять побежала внутрь и вышла с ребенком и другими людьми… Там были мужчина, женщина, две девочки… Подошел один из второго взвода, забрал у меня автомат и сказал: «Всех подряд убивать!» Он их застрелил.
Рой Вуд, показания на военном трибунале
– Кто стрелял?
– Почти все. Иногда это выходило случайно. Мой приятель Кудесник, он просто…
– Кто-кто?
– Кудесник. Он случайно застрелил старика, так он мне сказал. Я думаю, рефлекс сработал.
– Кто такой Кудесник?
– Парень один. Не помню, как его по-настоящему звали.
– Может быть, постараетесь вспомнить?
– Попробую .
Ричард Тинбилл, показания на военном трибунале
Джон! Джон! О, Джон!
Джордж Армстронг Кастер
– Итак, что вы увидели в этом рву?
– В этом рву лежали люди.
– Можете сказать сколько?
– От тридцати пяти до пятидесяти.
– Что они делали?
– На вид все были мертвые.
Рональд Гржезик, показания на военном трибунале
Там все воняло, особенно этот ров. Повсюду мухи. Они светились в темноте. Это было как не знаю что – как потусторонний мир.
Ричард Тинбилл
21
О природе потустороннего
Убийство продолжалось четыре часа. Убивали основательно, систематически. Под утренним солнцем – сначала розовым, потом багровым – людей расстреливали, полосовали ножами, насиловали, кололи штыками, рвали на куски гранатами. Трупы лежали кучами. Часов в одиннадцать, когда в третьей роте объявили перекус, рядовой Ричард Тинбилл и Кудесник сели на насыпь, что шла вдоль рисового поля около деревни Тхуангиен. Открывая банку персикового компота, Тинбилл вдруг вскинул голову, прислушался.
– Звук-то, – сказал он. – Слышишь?
Кудесник кивнул. Правда, это был не один звук. Много тысяч звуков.
Помолчали. Потом Тинбилл сказал:
– Ну дела.
Чуть позже:
– А говорили, нет гражданских. Помнишь, говорили ведь. Что гражданских нет никого. – Он доел компот, бросил банку, развернул батончик шоколада. – Они, правда, все коммунисты.
– Может, и так.
– Скольких ты?
– Двоих, – сказал Кудесник.
Тинбилл облизал губы. Он был красивый парень, чистокровный индеец чиппева с быстрыми глазами и мягкими движениями. Несколько секунд он смотрел на свой шоколад.
– Звук-то, приятель.
– Пройдет.
– Хрен тебе, пройдет. Я-то хоть не убил никого.
– Хорошо. Это хорошо.
– Да, ну а… Как же так вышло-то?
– Солнце, – сказал Кудесник.
– Как-как?
– Ешь свой шоколад.
Тинбилл начал что-то еще говорить, потом осекся и прижал к ушам ладони.
– О господи. Все бы сейчас отдал за ушные затычки.
Результаты опросов сначала стали плохими, потом ужасными, потом невозможными, и катастрофа девятого сентября была вполне предсказуема. Около девяти вечера Тони Карбо выключил телевизор.
– Чего еще ждать? – сказал он.
Джон Уэйд подошел к телефону и позвонил Эду Дерки. Это легко было сделать. Никаких переживаний – разве что мимолетная прохладная тень эмоции. В какой-то момент, еще разговаривая, он кивнул Кэти и поднял большой палец,
Через десять минут они спустились на лифте в танцевальный зал отеля, и Джон произнес бодрую речь, поздравляя соперника с победой. Он знал, что его карьера кончена, и все же говорил о политике как о большом человеческом эксперименте. Он поблагодарил Кэти, Тони, всех остальных. Помахал собравшимся и взял Кэти за руку; они поцеловались, сошли с возвышения и поднялись в свой номер. Там разделись, выдернули телефон из розетки, погасили свет, легли в постель и стали вслушиваться в шум машин под окнами.
Через час опять оделись.
Джон сделал несколько звонков и на несколько звонков ответил, потом они заказали в номер поздний ужин. Около полуночи в дверь постучал Тони Карбо. Из-под мышки у него торчала бутылка; пухлое белое лицо было усеяно бусинами пота.
– На посошок, – сказал он.
Он сполоснул два бокала и сел на кровать рядом с Кэти.
– Она настоящий боец, – сказал он Джону. – Люблю твою жену. Нежно-нежно.
Кэти улыбнулась. Она выглядела счастливей некуда.
Тони наполнил бокалы, подал им, себе оставил бутылку. Лацканы его вельветового пиджака были измазаны чем-то желтым.
Ах ты господи, ну поглядите же на меня, – сказал он. – Самая настоящая свинья. – Глотнул из бутылки, утерся. – Мы тут потолковали с твоим приятелем Дерки. Берет меня к себе – хреновая работа, хреновая плата.
– Живенько подсуетился, – заметил Джон.
– Живенько – не мёртвенько.
– Сукин ты сын.
– Что поделаешь – работа. Я же рабочая свинка. – Он поднял глаза на Кэти и попытался улыбнуться, – Так или иначе, не затевай сейчас эту бодягу насчет предательства. Тысячу раз ведь спрашивал про скелеты в сундуках.
– Об этом, пожалуйста, не…
– Единственное, что тебе надо было сделать, – открыть рот и сказать . Я ведь мог это использовать в наших интересах. Другая была бы игра совсем. – Он хлопнул себя рукой по груди. – А деревни уничтожать нехорошо.
– Я сейчас тебя в окно, на хер, выкину.
– Выкинь попробуй. Этакую тушу.
Посидели молча. Кэти очень аккуратно поставила свой бокал, пошла в ванную, заперла за собой дверь.
– А, ладно, – сказал Тони.
Он поизучал свои ладони, крякнул, встал. Выглядел он неважно.
– Беда-то в чем. Я и твоя жена – прощай, мечта. Се ля политик. Жаль, жаль. Ты ей объясни, что так вот она, жизнь, устроена.
– А пошел ты…
–Ладно. Иду. – Поравнявшись с дверью ванной, он тихонько ее поцеловал и повернулся к Джону. – Она мне сердце разбила, понимаешь ты или нет? Она лапочка.
– Давай вали отсюда.
– Сей момент. Ремень дать?
– Нет.
– По старой дружбе. Ремешок.
– Мотай, а?
– Конечно, конечно. Раз-два. – Тони качнулся в сторону, удержался и плеснул еще виски Джону в бокал. – А ты как мертвец выглядишь.
– Спасибо.
– Ну, за мертвецов. Чтоб долго-долго жили.
Они выпили и посмотрели друг на друга. Из ванной послышался шум воды.
– Ой, дама пописала, – сказал Тони. – Так мне кажется. Я даже в этом уверен. Слушай, может, ты ей объяснишь, что человеку нужно работать. На собственном сале долго не протянешь.
– Мог бы подождать.
– Мог бы. А ты мог бы раскрыть рот насчет кой-каких мокрых дел. Сберег бы мне изрядное число калорий. В общем, сотни всяких «бы» со свистом проносились по ночному небу. Ну, по последней?
– Не хочу.
– А зря. Помогает. Мертвец, и тот запляшет.
– Не надо.
Тони приложил ухо к двери ванной. Прислушался, тяжко вздохнул.
Увы, увы, свои грешки у каждого имеются. Как же без них-то. Грязное белье и так далее, и так далее. Хочешь про мои послушать?
– Я хочу, чтобы ты убрался.
– Милая, милая Кэтлин. Тяжко в этом сознаваться, но ведь я по ночам лежал в постели, хлюпал своим жиром и вслух повторял ее имя. Печальный случай. Любовь, вишь ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Дети какие были?
– Не знаю, дети как дети.
– Где вы обнаружили этих людей?
– Кого-то в хижинах, кого-то на рисовых полях – всюду брали.
– Для чего вы их согнали?
– Мы подозревали, что они вьетконговцы. Те, кого я видел, так по сю пору и остались вьетконговцами.
Пол Мидлоу, показания на военном трибунале
Я никого не убивал. Коров вот убил несколько.
Ричард Тинбилл
Любовь и Война – одно и то же; изворотливость и стратегические ходы дозволительны как в одном, так и в другом.
Мигель Сервантес «Дон Кихот»
Я нашла его отца в гараже Я заранее все знала. Правду говорю. Еще не вошла, а уже знала.
Элеонора КУэйд
[Отец] взял юного Гудини на представление гастролирующего фокусника доктора Линна. Один из его номеров назывался «Возрождение». Доктор Линн притворялся, что усыпляет человека хлороформом, а затем, связав его и положив в ящик, «расчленял» аккуратно накрытое черной тканью тело огромным мясницким ножом, «отрезая» руки, ноги, а под конец и голову. Части тела он бросал в тот же ящик, после чего задергивался занавес. Несколько мгновений спустя казненный вставал из ящика, целый и невредимый. Через много лет Гудини купил секрет этого номера… Существенно то, что уже в раннем возрасте этот номер, воплощающий тему смерти и воскресения, подействовал на Гудини сильнейшим образом; на протяжении всей жизни этот мотив постоянно присутствует в его выступлениях.
Дуг Хеннинг Гудини. «Легенда и волшебство»
Я говорила уже, какой он был скрытный. Никогда нельзя было узнать, о чем он думает. И это усилилось после того, как его отец повесился.
Элеонора К.Уэйд
Воспоминания [Вудро] Вильсона о своей юности ясно говорят о том, что он был подвержен болезненным переживаниям: считал себя глупым, безобразным, никчемным и недостойным любви… Может быть, именно в этом глубоком чувстве фундаментальной неполноценности, нуждавшемся в постоянных опровержениях, коренится его неутолимая жажда достижений, власти и людской признательности, его непобедимая тяга к совершенству. Ибо одним из путей, какими люди, страдающие низкой самооценкой, борются со своими тягостными ощущениями, является стремление к высоким достижениям и обретению власти.
Александр и Джульетта Джордж «Вудро Вильсон и полковник Хаус»
У нас как раз начался урок физкультуры. Я им велел отрабатывать броски по кольцу, прошло минут пять–десять, и тут приходит директриса. Зовет меня в сторонку, сообщает новость. Сама тут же наутек, трусиха такая. Я, правда, тоже не шибко был на высоте. Сказал Джону, чтобы принял быстренько душ, – дескать, мама пришла, ждет. Когда у мальчишки такая беда, просто сердце разрывается.
Лоуренс Элерс, учитель физкультуры
Другая родственница, Джесси Боунс, вспоминает типичный пример «поддразниваний» доктора Вильсона. Семья собралась на свадебный завтрак. Томми [Вудро] опоздал к столу. Отец извинился за сына и объяснил, что Томми был так взволнован, встав с постели и обнаружив у себя над верхней губой еще один волосок, что умывание и одевание заняло у него больше времени. «Я очень хорошо помню, как мальчик залился краской», – сказала миссис Брауэр.
Александр и Джульетта Джордж «Вудро Вильсон и полковник Хаус»
Его отец никогда не был физически агрессивным. Пол, когда трезвый, мог быть очень внимательным к ребенку исключительно нежным. Джон любил его как сумасшедший. Да и все любили. От моего мужа исходил какой-то Удивительный магнетизм – сияние какое-то, – взглянет на тебя своими синими-синими глазами, словно большим горячим солнцем озарит… Только вот когда он опять за бутылку, солнце как будто перегорало, что ли. Мне кажется, в глубине души он был очень грустный человек. Если бы только знать, о чем он так грустил. Я до сих пор не понимаю.
Элеонора КУэйд
Когда Линдон Джонсон учился в колледже, однокашники говорили не только о том, что он постоянно лжет, лжет по мелким и крупным поводам, лжет так часто, что слывет самым большим вралем на весь кампус, – они говорили также, что есть какая-то психологическая причина, побуждающая его к этому.
Роберт Кейро. «Годы Линдона Джонсона»
Да, амбиции у него были, и еще какие, но лично я это не считаю минусом. Нет амбиций, нет политики – простая истина. К тому же идеалы у Джона тоже имелись. Хороший демократ-прогрессист. Очень преданный делу. Бедным помогать, и так далее, и так далее, до опупения. Теперь, глядя назад, когда я уже знаю то, что знаю, я думаю, что он хотел этим загладить военные дела. Я так себе представляю: возвращается парень сам не свой, раздрызганный весь, потом женится на Кэти, и начинается у них эта великая любовь. Никогда не видел, чтобы два человека были так друг в друга по уши. И потихоньку он приходит в себя. Но про вьетнамское дерьмо никому ни слова – ни жене, ни мне, никому. Проходит время, и он уже не может ничего рассказать. В ловушку попал, понятно? Такая вот у меня версия. Не думаю, чтобы это с самого начала была намеренная ложь, просто он держал язык за зубами – а кто бы не держал на его месте? – и довольно скоро он себя убедил, что ничего и не было. Ведь он, не забывайте, был фокусник. Умел людей дурачить. Меня вот одурачил, поди ж ты… Такую мерзость в себе носить, это же запросто спятить можно… Короче, я думаю, ко всем этим его мечтаниям о том, как жизнь наладить, ко всем его амбициям и вашингтонским грезам с самого начала была подмешана ложь; а раз так, это не могло не кончиться колоссальным самообманом. Когда на уровне штата – это одно. Но он ведь шел в сенат Соединенных Штатов. Дерьмо должно было выйти наружу – так уж политика устроена. И, конечно, нас стерли в порошок, а ему что теперь остается – с самого начала начинать? Опять полный раздрызг. Этот пустой взгляд мертвеца, о котором я вам говорил.
Энтони Л. (Тони) Карбо
Я не знала, что делать. Это на похоронах его отца. Так кричал – унять было невозможно. Ужас просто.
Элеонора КУэйд
Христа прикончить!
Джон Уэйд
Я взял одноствольное ружье моего отца, которое он много раз обещал подарить мне, когда я вырасту. Вооружившись им, я двинулся наверх. На первой лестничной площадке мне встретилась мать. Она шла из комнаты, где лежало его тело… она была вся в слезах. «Ты куда?» – спросила она… «Я иду на небо!» – ответил я. «Что? Ты идешь на небо?» – «Да, и не останавливай меня». – «А что ты собираешься делать на небе, бедный мой малыш?» – «Я собираюсь убить Бога, который убил моего отца».
Александр Дюма. «Мои воспоминания»
Джон так с этим и не смирился. Я слышала, как он ночью разговаривал, целые беседы вел понарошку с отцом. Как и я, хотел объяснений – знать хотел почему, – но, похоже, в конце концов каждый из нас пришел к своему печальному ответу.
Элеонора КУэйд
Дети действительно часто испытывают гнев, потому что воспринимают смерть родителя как намеренный уход… Это вызывает отрицательные последствия в том случае, если неизжитое детское горе переносится в зрелый возраст.
Ричард Р. Эллис «Маленькие дети: бесправное горе»
Стыд… может быть понят как рана в человеческом «я». Он часто возникает в раннем возрасте как результат интернализации презрительного голоса, обычно родительского. Упреки, предостережения, издевки, насмешки, изоляция и другие формы пренебрежения или агрессии вносят в него свою лепту.
Роберт Кейрен. «Стыд»
Я подошел к хижине, и оттуда выскочила женщина. Я выстрелил и ранил ее, тогда она опять побежала внутрь и вышла с ребенком и другими людьми… Там были мужчина, женщина, две девочки… Подошел один из второго взвода, забрал у меня автомат и сказал: «Всех подряд убивать!» Он их застрелил.
Рой Вуд, показания на военном трибунале
– Кто стрелял?
– Почти все. Иногда это выходило случайно. Мой приятель Кудесник, он просто…
– Кто-кто?
– Кудесник. Он случайно застрелил старика, так он мне сказал. Я думаю, рефлекс сработал.
– Кто такой Кудесник?
– Парень один. Не помню, как его по-настоящему звали.
– Может быть, постараетесь вспомнить?
– Попробую .
Ричард Тинбилл, показания на военном трибунале
Джон! Джон! О, Джон!
Джордж Армстронг Кастер
– Итак, что вы увидели в этом рву?
– В этом рву лежали люди.
– Можете сказать сколько?
– От тридцати пяти до пятидесяти.
– Что они делали?
– На вид все были мертвые.
Рональд Гржезик, показания на военном трибунале
Там все воняло, особенно этот ров. Повсюду мухи. Они светились в темноте. Это было как не знаю что – как потусторонний мир.
Ричард Тинбилл
21
О природе потустороннего
Убийство продолжалось четыре часа. Убивали основательно, систематически. Под утренним солнцем – сначала розовым, потом багровым – людей расстреливали, полосовали ножами, насиловали, кололи штыками, рвали на куски гранатами. Трупы лежали кучами. Часов в одиннадцать, когда в третьей роте объявили перекус, рядовой Ричард Тинбилл и Кудесник сели на насыпь, что шла вдоль рисового поля около деревни Тхуангиен. Открывая банку персикового компота, Тинбилл вдруг вскинул голову, прислушался.
– Звук-то, – сказал он. – Слышишь?
Кудесник кивнул. Правда, это был не один звук. Много тысяч звуков.
Помолчали. Потом Тинбилл сказал:
– Ну дела.
Чуть позже:
– А говорили, нет гражданских. Помнишь, говорили ведь. Что гражданских нет никого. – Он доел компот, бросил банку, развернул батончик шоколада. – Они, правда, все коммунисты.
– Может, и так.
– Скольких ты?
– Двоих, – сказал Кудесник.
Тинбилл облизал губы. Он был красивый парень, чистокровный индеец чиппева с быстрыми глазами и мягкими движениями. Несколько секунд он смотрел на свой шоколад.
– Звук-то, приятель.
– Пройдет.
– Хрен тебе, пройдет. Я-то хоть не убил никого.
– Хорошо. Это хорошо.
– Да, ну а… Как же так вышло-то?
– Солнце, – сказал Кудесник.
– Как-как?
– Ешь свой шоколад.
Тинбилл начал что-то еще говорить, потом осекся и прижал к ушам ладони.
– О господи. Все бы сейчас отдал за ушные затычки.
Результаты опросов сначала стали плохими, потом ужасными, потом невозможными, и катастрофа девятого сентября была вполне предсказуема. Около девяти вечера Тони Карбо выключил телевизор.
– Чего еще ждать? – сказал он.
Джон Уэйд подошел к телефону и позвонил Эду Дерки. Это легко было сделать. Никаких переживаний – разве что мимолетная прохладная тень эмоции. В какой-то момент, еще разговаривая, он кивнул Кэти и поднял большой палец,
Через десять минут они спустились на лифте в танцевальный зал отеля, и Джон произнес бодрую речь, поздравляя соперника с победой. Он знал, что его карьера кончена, и все же говорил о политике как о большом человеческом эксперименте. Он поблагодарил Кэти, Тони, всех остальных. Помахал собравшимся и взял Кэти за руку; они поцеловались, сошли с возвышения и поднялись в свой номер. Там разделись, выдернули телефон из розетки, погасили свет, легли в постель и стали вслушиваться в шум машин под окнами.
Через час опять оделись.
Джон сделал несколько звонков и на несколько звонков ответил, потом они заказали в номер поздний ужин. Около полуночи в дверь постучал Тони Карбо. Из-под мышки у него торчала бутылка; пухлое белое лицо было усеяно бусинами пота.
– На посошок, – сказал он.
Он сполоснул два бокала и сел на кровать рядом с Кэти.
– Она настоящий боец, – сказал он Джону. – Люблю твою жену. Нежно-нежно.
Кэти улыбнулась. Она выглядела счастливей некуда.
Тони наполнил бокалы, подал им, себе оставил бутылку. Лацканы его вельветового пиджака были измазаны чем-то желтым.
Ах ты господи, ну поглядите же на меня, – сказал он. – Самая настоящая свинья. – Глотнул из бутылки, утерся. – Мы тут потолковали с твоим приятелем Дерки. Берет меня к себе – хреновая работа, хреновая плата.
– Живенько подсуетился, – заметил Джон.
– Живенько – не мёртвенько.
– Сукин ты сын.
– Что поделаешь – работа. Я же рабочая свинка. – Он поднял глаза на Кэти и попытался улыбнуться, – Так или иначе, не затевай сейчас эту бодягу насчет предательства. Тысячу раз ведь спрашивал про скелеты в сундуках.
– Об этом, пожалуйста, не…
– Единственное, что тебе надо было сделать, – открыть рот и сказать . Я ведь мог это использовать в наших интересах. Другая была бы игра совсем. – Он хлопнул себя рукой по груди. – А деревни уничтожать нехорошо.
– Я сейчас тебя в окно, на хер, выкину.
– Выкинь попробуй. Этакую тушу.
Посидели молча. Кэти очень аккуратно поставила свой бокал, пошла в ванную, заперла за собой дверь.
– А, ладно, – сказал Тони.
Он поизучал свои ладони, крякнул, встал. Выглядел он неважно.
– Беда-то в чем. Я и твоя жена – прощай, мечта. Се ля политик. Жаль, жаль. Ты ей объясни, что так вот она, жизнь, устроена.
– А пошел ты…
–Ладно. Иду. – Поравнявшись с дверью ванной, он тихонько ее поцеловал и повернулся к Джону. – Она мне сердце разбила, понимаешь ты или нет? Она лапочка.
– Давай вали отсюда.
– Сей момент. Ремень дать?
– Нет.
– По старой дружбе. Ремешок.
– Мотай, а?
– Конечно, конечно. Раз-два. – Тони качнулся в сторону, удержался и плеснул еще виски Джону в бокал. – А ты как мертвец выглядишь.
– Спасибо.
– Ну, за мертвецов. Чтоб долго-долго жили.
Они выпили и посмотрели друг на друга. Из ванной послышался шум воды.
– Ой, дама пописала, – сказал Тони. – Так мне кажется. Я даже в этом уверен. Слушай, может, ты ей объяснишь, что человеку нужно работать. На собственном сале долго не протянешь.
– Мог бы подождать.
– Мог бы. А ты мог бы раскрыть рот насчет кой-каких мокрых дел. Сберег бы мне изрядное число калорий. В общем, сотни всяких «бы» со свистом проносились по ночному небу. Ну, по последней?
– Не хочу.
– А зря. Помогает. Мертвец, и тот запляшет.
– Не надо.
Тони приложил ухо к двери ванной. Прислушался, тяжко вздохнул.
Увы, увы, свои грешки у каждого имеются. Как же без них-то. Грязное белье и так далее, и так далее. Хочешь про мои послушать?
– Я хочу, чтобы ты убрался.
– Милая, милая Кэтлин. Тяжко в этом сознаваться, но ведь я по ночам лежал в постели, хлюпал своим жиром и вслух повторял ее имя. Печальный случай. Любовь, вишь ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30