— А разницы тут нет, — уверенно сказал Скотт. — Что львы, что соловьи, быки или антилопы — все равно…
— Это что джин, что виски — все равно, — сказал Хемингуэй. — Но погляди, что ты с ними делаешь. И, черт бы тебя взял, погляди, что они делают с тобой.
— Предоставляем слово доктору Эф Скотту Фицджеральду, сказал Скотт. — Доктор Фицджеральд утверждает, что лучше быть чувствительным алкоголиком, чем задубевшим здоровяком с непробойной шкурой. Вот в чем разница, Эрнест.
— Ох, ради бога перестаньте, — сказала Фиби, а Сара Мерфи добавила:
— Да, это уже какое-то ребячество.
И даже Бо сказала:
— Я охочусь с десяти лет, Скотт, но вряд ли меня можно назвать задубевшей.
Только Зельда не сказала ни слова. Она тихонько напевала «тим-та-та, тим-та» и плела венок из веток букового дерева, потом опустилась в траву на колени перед Хемингуэем, водрузила венок ему на голову и сказала:
Венок из роз для юных дней,
Мирт — для годов расцвета силы,
Фиалки — для могил друзей
И лавр — для Эрнста могилы.
Мне казалось, что Хемингуэй сейчас ее ударит, но он поднял бутылку шампанского, Из которой только что пил, и опрокинул ее над золотистой головой Зельды. Струйки потекли с волос на ее лицо.
Зельда вскочила на ноги.
— Какая гадость, Эрнест, оно же липкое!
— Это помазание, Зельда, — сказал Хемингуэй. — Ты помазана вином твоего безумия.
Зельда знала — Хемингуэй считает, что она не только ненормальна, но еще и дурно влияет на Скотта, позволяя ему пить, и мне стало жаль Зельду — на мгновение она показалась мне совершенно уничтоженной. Скотт упорно старался не замечать их дуэли. Но тут Зельда сказала слова, которые теперь, на расстоянии многих лет, кажутся столь грустно пророческими, что, вспоминая их, я восхищаюсь ее проницательностью и чутьем.
— Мы с тобой очень похожи, Эрнест, — спокойно сказала она, снимая с его головы венок. — Мы оба очень боимся смерти. Да, мы боимся смерти. Но я умру мужественно, я сгорю в огне, а ты пустишь себе пулю в лоб.
Зельда надела венок себе на голову и, сбросив туфли, стала танцевать в белых чулках, и я ручаюсь, что видел слезы в глазах Скотта, смотревшего на нее с восхищением.
Все остальные растерянно примолкли, все ощущали напряженность, мало что понимая в этой путанице, а я знал, что спор еще далеко не кончен. И весь остальной день будет логическим продолжением ссоры, с которой он начался, и отношения Скотта и Хемингуэя не станут лучше, а обострятся еще больше. Должно быть, Скотт много выпил — утром кальвадос и шампанское за ленчем, — но он не казался мне пьяным, хотя позже Хемингуэй объяснит происшедшее, обвиняя Скотта в том же, что всегда, и снова затеет прежний спор.
Хемингуэй заглянул в мой ягдташ, сосчитал трофеи и был приятно удивлен.
— Неплохо, мальчуган. Совсем неплохо, — сказал он и предложил мне обменяться партнерами.
— Ты пойдешь с Бо, а я, если хочешь, возьму Скотта, потому что с ним сейчас шутки плохи, он слишком опасен. Но мне не хотелось, чтобы Скотт и Хемингуэй с ружьями в руках оставались наедине, и я почувствовал, что должен оберегать Скотта. Я боялся, что дело может кончиться плохо.
— Если вы не возражаете, я останусь со Скоттом, — сказал я.
— Как тебе будет угодно. — Хемингуэй набил карманы патронами из стоявшего под деревом ящика. — Но ты с ним поосторожнее, мальчуган. Скотти способен на самые дикие выходки — куда хуже, чем убивать жаворонков и коноплянок.
— Ничего, я справлюсь, — сказал я.
Мы снова отправились на охоту, на этот раз в глубь леса, в густые заросли. Теперь мы шли ближе к длинной цепи невидимых загонщиков, которые где-то далеко впереди вспугивали и гнали куропаток в нашу сторону. Слева и справа уже слышались выстрелы, и первая куропатка вспорхнула почти из-под ног Скотта. Он вскинул свою двустволку, и я ждал двойного выстрела, потому что Скотти быстро научился стрелять из двух стволов почти одновременно.
— Давай! — крикнул я.
Но Скотт прицелился и тут же опустил ружье.
— Я больше не стреляю, Кит. Если б я ее сейчас подбил, это было бы хладнокровное убийство.
Он зашел по колено в мягкую сухую траву. Приятно пригревало солнце, стоял чудесный день, и в зеленовато-голубом небе Аквитании не было ни единого облачка. Над дикими цветами жужжали пчелы, и шелестели под солнцем высохшие травы.
— Возьми-ка, — Скотт протянул мне свою двустволку.
Я заколебался.
— Я больше не охочусь, — произнес он. — Я же тебе сказал.
Я понимал, что ружье ему не понадобится, но брать двустволку мне не хотелось. И я отказался. Я предпочитал свое ружье.
— Тогда иди впереди меня, — сказал Скотт. — А я буду тащиться сзади.
— Может, вы хотите сбежать отсюда? — спросил я.
— Чего ради? Я буду наслаждаться болотной грязью и всласть надышусь на гескленовском воздухе гескленовским танином. Восточный ветер будет овевать меня вонью его денег.
Скотт не внушал никаких опасений, и я радовался предстоящей охоте.
— Ну ладно, — сказал я и пошел вслед за Тома, который поторапливал нас сердитой жестикуляцией.
Целый час я был поглощен охотой — чем ближе мы подходили к невидимым загонщикам, тем чаще попадались куропатки, несмотря на стоявший в воздухе тошнотворный запах сыромятной кожи. Я почти ни разу не промахнулся, и Тома пришлось дважды опорожнять мою сумку в металлические ящики на колесах, которые потом должны были привезти загонщики.
Со всех сторон я слышал выстрелы. Скотт исчез из виду, но немного погодя я заметил, что он направляется в Ту сторону, где охотились Хемингуэй и Бо. Потом я на время забыл о нем, пока не увидел, что он довольно далеко углубился в участок Хемингуэя; я даже остановился на небольшом холмике, стараясь проследить, куда он идет.
— Почему мосье пошел туда? — спросил егерь. Он тоже стоял на холмике и, очевидно, встревожился за Скотта.
— Не знаю, — сказал я. — Но… — Я не сразу находил французские слова. — Ничего с ним не случится.
— Мосье де Гесклен велел нам ни в коем случае не менять места.
— Знаю. Но он больше не будет стрелять. Он не охотится.
— Это опасно, если другой американский мосье не знает, что он там.
— Да. Но он позади американского мосье.
— Даже если так, все равно опасно.
— А что вы можете предложить?
— Я должен пойти и разыскать его.
— Хорошо. Я, пожалуй, тоже пойду с вами.
— Нет. Вы, молодой мосье, идите все прямо и прямо, пока не увидите белый дом на холме. Это кожевенная фабрика. Тут конец. Но пока вы дойдете, я уже буду там. Я приведу другого мосье. Он недоволен. Мы все должны прийти вместе, иначе мосье де Гесклен спросит с меня. Так что, пожалуйста, не торопитесь. Пожалуйста, будьте осторожны. Пожалуйста, не теряйте меня из виду, мосье. Вы поняли?
— Отлично понял.
Егерь ушел медленным, тяжелым шагом, а я почему-то встревожился.
Пожалуй, никто кроме Скотта и Хемингуэя толком не знал, что произошло в тот день. Бо знала больше всех, а егерь Тома одному только де Гесклену рассказал о том, как, по его мнению, все это было. Скотт и Хемингуэй рассказали мне две совершенно разные истории;впрочем, эти истории чуть-чуть изменялись, когда Скотт и Хемингуэй начинали спорить. Я могу лишь соединить наиболее правдоподобные версии из всего, что я услышал, и добавить то, что я знаю о настроениях Скотта в тот день.
— Я хотел только одного, — сказал мне однажды Скотт, пребывавший в благодушном, доверительном настроении. — Показать Эрнесту, каково это, когда в тебя стреляют так, как он стрелял в куропаток. Мне думалось, парочка неожиданных выстрелов неизвестно откуда и пули, просвистевшие над головой, заставят его что-то понять. Но беда в том, что когда ты кого-то выслеживаешь, Кит, то тебя это так увлекает, так волнует и завораживает, что ты начинаешь охотиться всерьез. И ты не поверишь — под конец мне действительно хотелось всадить в него пулю.
Скотту повезло — на небольших холмиках было много невысоких изгородей и высоких кустов вереска, и ему было где укрыться, пока он искал место, откуда можно сделать первый выстрел так, чтобы пуля пролетела над головой Хемингуэя. Очевидно, он нашел такое место, потому что, как сказала мне Бо, Хемингуэй стоял под низкорослым дубом, поджидая грузную куропатку, которая побежала в кусты и должна была вот-вот появиться опять, Скотт вдруг выстрелил из обоих стволов сразу и на голову Хемингуэя с дерева посыпались листья и сучки.
— Кто это, дьявол его побери? — быстро обернувшись, крикнул Хемингуэй.
Из-за кустов не последовало ответа, но, по словам Бо, они слышали, как кто-то убегал, хотя им и в голову не пришло, что это может быть Скотт.
— Нет, ты видела? — крикнул Хемингуэй Бо, стряхивая листья с головы.
— Конечно.
— Черт его дери, он мне чуть голову не снес.
— Но кто это был?
— Не знаю, но если когда-нибудь узнаю, я убью этого идиота. Должно быть, кто-то из тех полоумных французов в зеленых охотничьих шляпах и с жемчужными булавками в галстуках.
Никто из них не заподозрил Скотта, и, поверив, что кто-то из французов по ошибке забрел на чужую территорию, Хемингуэй и Бо продолжали охоту. Но Хемингуэй то и дело злобно оглядывался через плечо, как будто полоумный француз был еще где-то здесь, поблизости.
— Во второй раз, — рассказывал мне Скотт, — я действовал очень умно. Я знал, что если я поперчу Эрнеста во второй раз, он все бросит и ринется туда, откуда был выстрел. Знаешь, Кит, я, между прочим, отличный солдат. Я вовсе не желал попадаться ему в руки. Надо было его перехитрить. Я забежал вперед и выбрал место, мимо которого наверняка пройдет Хемингуэй. Я влез на один из высоких буков, я чуть не сломал себе шею, но уселся на ветках и стал поджидать его. Настроение было у меня превосходное.
Скотт рассмеялся и даже притопнул ногой.
— Он прошел прямо подо мной, — продолжал Скотт. — Но я выждал, пока он пройдет ярдов двадцать, и пальнул по кустам сбоку от него. Бог ты мой, видел бы ты, как он подпрыгнул, и слышал бы, как он взревел!
— Могу себе представить, — сказал я.
— Нет, не можешь. Он взревел, как бык, и бросился в мою сторону. Он испугался до смерти. Он был в зверином страхе и в зверином поту и звал егеря бежать с ним в чащу.
— И тогда-то он выстрелил в вас?
— Нет. Нет. Он не мог меня найти. Он метался по лесу, кричал, и ругался, и угрожал. Он рыскал по кустам, стараясь меня разыскать, но ему и в голову не пришло взглянуть наверх. А я сидел на дереве и наслаждался — ведь только так и можно было проучить Эрнеста. Спорить с ним бесполезно. Ему надо доказывать на деле.
— Вряд ли он мог понять, что вы делаете, если он не знал, что это были вы, — заметил я.
Хемингуэй потом рассказывал мне, что не выстрелы его встревожили и даже не мысль, что кто-то хочет его напугать, — нет, он пришел в ярость от нелепости этой затеи и уже смутно догадывался, что это Скотти откалывает свои штуки.
Поначалу Бо, присоединившаяся к Хемингуэю, отказывалась верить, что это был Скотт.
— Да кто ж это может быть, кроме нашего великого принстонского поэта? Кто тут еще настолько ненормален или настолько пьян, чтобы вот так баловаться с ружьем?
— Ну, я не думаю, что он так уж пьян, — сказала Бо.
— Значит, он сумасшедший, и надо его пристрелить, пока он кого-нибудь не убил.
— Но это же совершенно дурацкие выходки, — сказала Бо. — По-моему, лучше просто плюнуть на все это, Эрнест. Ради бога, не старайтесь ему отомстить.
Но Хемингуэй твердо решил дать Скотту урок стрельбы.
— Он думает, что стреляет в тире. Этот вундеркинд никогда не видел, что бывает, когда один человек выстрелит в живот другому. Он не знает, как выглядит человеческое тело, когда в него всаживают полфунта свинца.
— Но вы ведь не можете проиллюстрировать ему это, — нервно произнесла Бо.
— Чуточка мяса с его зада даст ему некоторое представление.
— О, что вы, Эрнест! Вы, конечно, не сделаете ничего подобного.
— Сделаю. Я говорю серьезно, Бо.
Теперь двое мужчин охотились друг за другом, и когда Скотт выстрелил в следующий раз, Хемингуэй был ярдах в пятидесяти позади Бо и пригнулся, чтобы пролезть сквозь дыру в изгороди. Выстрел был громкий, Хемингуэй на мгновение выпрямился, потом рухнул на землю. Бо говорила, что, когда она обернулась, Эрнест лежал на земле ничком.
— О, боже, — услышала она откуда-то крик Скотта. — Я попал в него!
Бо не верилось, что это так. Потом она увидела Скотта, выскочившего из сделанного им укрытия в виде маленького шалаша, ярдах в двадцати of них.
— Он жив? — крикнул он Бо. — Матерь божья, неужели я его убил?
— Дурак! — крикнула ему Бо и побежала к Хемингуэю.
— Но я целился далеко в сторону! Я не мог попасть в него, — заговорил Скотт. — Ради господа, Бо…
Скотт первый добежал до Хемингуэя, и когда он, еле переводя дух, нагнулся посмотреть, где рана, Хемингуэй прорычал что-то неразборчивое и вскочил на ноги, и, по словам Бо, Скотт так испугался, что лицо его побелело, зеленые глаза стали желтыми, как у кошки, и он едва удержался на ногах.
— Господи Иисусе, Эрнест, — проговорил он, еле переводя дух. — Ты перепугал меня до смерти, болван ты эдакий!
— Это еще не перепуг, — заорал побагровевший Хемингуэй. — Это еще легкая встряска. — И, подобрав с земли свою двустволку, он взял Бо за локоть и отвел ее в сторону, на маленькую полянку. — Если ты сдвинешься с места хоть на дюйм туда или сюда, — сказал Хемингуэй Скотту, — ты получишь весь заряд. Так что стой смирно, потому что стрелять я буду из обоих стволов.
— Ох, нет, Эрнест! — воскликнула Бо. — Нет!..
Но Хемингуэй ухватил Бо за пояс ее брюк.
— Стой здесь, — приказал он.
Скотт уже овладел собой. Он стоял прямо и спокойно.
— Давай, — сказал он. — Я верю в твою меткость. Ты промахнешься.
— Возможно…
— Ну, давай.
— Нет!.. — вскрикнула Бо.
— Помалкивай, Бо, — весело сказал Скотт. — Эрнест знает, что делает, и я тоже.
— Ты сумасшедший, — сказал Хемингуэй. — И к тому же пьян.
— А ты по крайней мере теперь знаешь, каково это, когда за тобой охотятся, запугивают и стреляют в тебя, — спокойно сказал Скотт.
— Я и так знаю, болван несчастный, каково это, когда за тобой охотятся, запугивают и стреляют в тебя. Что же ты хочешь доказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20