https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Я подумала, что это самая большая глупость, которую я слышала от человека с высшим образованием, но сказала только: «Мммм. Ну, если ты так считаешь».
Действительно, не просто объяснить юристу, что он городит чепуху, – и уж совсем невозможно, когда у тебя самой всего лишь незаконченное искусствоведческое образование.
В то время как Филипп прихорашивался в ванной, перед тем как отправиться за субботними покупками, я еще немного посомневалась над его словами, осмотрела тошнотворных тварей над головой и отправилась на поиски.
Я нашла, что искала, как раз тогда, когда Филипп варил капуччино в своей новой кофеварке от Павони: орешки в кухонном шкафу превратились в омерзительный шевелящийся комок. Вопреки Филипповой теории оказалось, что личинкам здесь вполне вольготно.
Но вместо благодарности за то, что я спасла его квартиру от нашествия личинок, – я не замедлила объявить, что гнездо зла ликвидировано с помощью бытовой химии, – господин доктор юриспруденции фон Бюлов испытал легкое… как бы это сказать: брезгливое раздражение.
Не потому что у него завелись в доме личинки, а потому что он не прав. И весь уикенд его настроение было испорчено. А когда в субботу вечером один червяк, к сожалению, незамеченный мною, упал с потолка прямо ему в тарелку с равиоли и трюфелями, я подумала, что конец наших с ним отношений не за горами.
«Тебе это кажется еще и смешным – или как?» – прошипел он.
К сожалению, мне было смешно.
Вечер закончился тем, что я взяла под мышку собаку, мобильник и зубную щетку и в слезах провела ночь на диване у Бурги, моего парикмахера и друга.
«Мужчины воспринимают критику как оскорбление величества, – сказал Бурги и заботливо погладил меня по затылку. – Дай ему почувствовать, что он бог. И у тебя не будет с ним больше проблем».
Бурги вообще-то зовут Бургхард Гинстер, он очень гомосексуален и очень состоятелен. Наряду с Удо Вальцем, он самый востребованный парикмахер столицы. И раз Бенте Йохансон ходит к Удо, я решила ходить к Бурги. Не могу представить себе более кошмарной ситуации: вот я, почти неузнаваемая из-за бигуди, сижу под сушилкой и вдруг слышу радостный вопль: «Кукленок! What a lovely surprise! Никогда бы и не подумала, что ты столько тратишь на прическу».
У Бурги я чувствую себя уверенно. Это безумно шикарно – иметь в Берлине своего парикмахера.
Я знакома с Бурги почти так же долго, как с Филиппом. И честно говоря – каждая женщина, которая нашла своего парикмахера, меня поймет, – я бы затруднилась сказать, кто из двоих мужчин играет более важную роль в моей жизни.
Бурги мой настоящий друг. Он все воспринимает так же драматично, как я. Он как девушка во всем, что касается чувств, но ум и страстные влечения у него совершенно мужские. Весьма поучительно.
Конечно же, и к большому сожалению, Бурги большой поклонник Филиппа. Почему-то многие люди – большие поклонники Филиппа. Многие робеют от его надменности, видимо обусловленной генетически. Наверное, они считают, что каждый, кто плохо с ними обходится, достойнее их, вот они и бьются за то, чтобы заслужить его благосклонность. Женщины любят в нем это пренебрежительное выражение глаз: вы-все-меня-не-интересуете. Автоматически считают его желанным, а каждое его высказывание принимают за проявление интеллекта, просто потому что не совсем его понимают.
Мужчины уважают его за то, что он много зарабатывает. А гомосексуалисты тащатся от Филиппа, потому что его волосы так красиво падают ему на лоб и он совершенно не умеет танцевать. Они считают это признаком мужественности. Мне тоже, честно сказать, это нравится.
Мужчины, умеющие танцевать, не несут в себе вызова. Как и мужчины, которые склонны показывать свои чувства, помнят мамин день рождения и хорошо поют. Такие мне жутко не нравятся. Таких не перевоспитаешь, их не нужно переделывать, их нельзя обругать, их нельзя презирать, пытаясь вернуть самоуважение. Я бы очень, очень скучала с мужчиной, который был бы в точности таким, каким должен быть по моим представлениям.
Бурги и мне нравится одинаковый тип мужчин. Я часто приношу ему фотографии: Филипп в расстегнутой рубашке, прислонившись к пальме, – это он в Калифорнии; Филипп в шортах, у воды, – в Коста Смеральда; Филипп в костюме-тройке от Бриони у своего письменного стола, положив покровительственно руку на плечо Томаса Готтшалька.
Бурги коллекционирует красивых мужчин. И за каждое фото я получаю массаж головы бесплатно. Ммммм.
Филипп, конечно, понятия не имеет, что мой парикмахер так его почитает. Знай он об этом, его самомнение, возможно, стало бы еще выше, – но это как раз то, чего я очень желала бы избежать.
6:35
Мне это только так кажется, или действительно у мужчин гораздо меньше проблем, чем у женщин? Я думаю, не будь женщин, у мужчин проблем не было бы вообще.
Я еду по спящему Берлину и фантазирую, как бы я была мужчиной. Может, я и смогла бы.
Вот десять причин, чтобы быть мужчиной:
1. Можно наконец не брить ноги и перестать пользоваться средствами, от которых лишь зуд и гнойные прыщики.
2. Можно посредине ссоры встать, побегать часок, вернуться, приведя себя в порядок, и весело спросить: «Ну как, сокровище мое, ты уже успокоилась?»
3. Можно посредине ссоры закатиться в любой бар, дать первой попавшейся женщине высказать мне, насколько я глуп, чтобы уж точно понять, что виновного надо искать не во мне.
4. Не нужно перед каждым гала-представлением терзаться сомнениями – что же надеть, и не нужно переставать есть за три дня до этого.
5. Можно до глубокой ночи играть в бильярд со своим лучшим другом и не сказать ему, что сегодня потеряла работу.
6. Всегда можно считать, что ты прав.
7. Всегда можно считать, что ты не толст.
8. Можно думать, что женщины вообще существа неразумные и в основе своей непонятные.
9. Можно решать проблемы, вместо того чтобы о них говорить.
10. Можно не распространяться о своих печалях, а просто пойти и выпить пару кружек пива.
И сегодня я ни с кем не стану обсуждать мое горе. Я опробую этот своеобразный способ решения проблем. Я не стану вот прямо сейчас названивать подругам, выслушивать различные мнения, чтобы затем, при случае, составить свое. Я буду действовать спокойно и рассудительно, сдерживать и одергивать себя, попытаюсь обрести равновесие в дальней автомобильной поездке, приведу мысли в порядок, отвлекусь, сделаю передышку, хорошо бы для укрепления моего эго переспать с каким-нибудь крепким дальнобойщиком.
Мужчины всегда с кем-нибудь спят, когда им плохо. Мужчина может стать Папой римским или президентом США или владельцем заводов Даймлер-Крайслер.
Молодые люди должны сделать хоть что-то полезное.
Но я ведь тоже смогу.
Я lonely Rider.
Молчаливая.
On the road.
Сама решу свои проблемы. Не буду никому звонить…
6:36
«Кхттааээтаа?»
«Ибо, я знаю, что страшно рано, но это срочно».
«Шшшшттоо?»
«Пожалуйста, проснись! Алло! Ибо!»
«Мммгммтыневсвоемуме!»
«Это действительно важно. Важно, потому что… я… только что… рассталась с Филиппом».
Сон для Ибо – это святое, но я знаю, она может быстро проснуться. Смотрит перед собой, садится на кровати, волосы взлохмачены, остатки макияжа на лице и на подушке, на ногах шерстяные носки. Ибо мерзнет, как я, и круглый год спит в носках, а с сентября по май еще и в шерстяном белье.
Да, на мою подругу Ибо можно положиться.
Я слышу, как она говорит: «Куколка, опять? Перезвони мне через четыре часа. Я проснусь, а вы снова будете вместе».
Отбой.
Эй?
«Ибо?»
Отбой?
Я озадаченно смотрю на мобильник. Села батарейка? Разрядился? Сломался? Или что? Ничего подобного.
Мне надо ехать дальше, чтобы собраться с силами. Я бросаю взгляд на Марпл, которая лежит на соседнем сиденье и, как всегда, меланхолично взирает на меня.
Из глаз льются слезы, судьба так часто сурова ко мне и несправедлива.
«Марпл, – шепчу я трагически, – сейчас мы предоставлены сами себе».
Что во мне хорошо, так это то, что хотя я и склонна к излишнему мелодраматизму, но в каждое мгновенье отдаю себе отчет в происходящем, в чем, конечно же, никогда не признаюсь. Я сознательно, со знанием дела, изображаю из себя этакую жертву. И терпеть не могу, когда пытаются испортить мой невинный спектакль. Когда я, вздыхая, пакую вещи, или закрываю лицо трясущимися руками, или с итальянским темпераментом сбрасываю со стола пару-тройку чашек, Филипп запросто может сказать что-нибудь типа:
«Теперь сделай глубокий вдох».
Или: «Ты волнуешься partout».
Или: «Прекрати это шоу».
Это почти то же самое, как если бы в театре во время финальной сцены «Ромео и Джульетты» кто-нибудь встал и крикнул артистам:
«Эй, люди, теперь подравняйтесь!»
Меня раздражает, когда мои утрированные чувства не воспринимаются всерьез. В конце концов, я же стараюсь. Такое дарование с неба не падает.
Хорошо, немного таланта досталось мне по наследству. От матери. От нее же я унаследовала небольшой рост, пышные бедра, карие глаза и любовь к жирной пище.
Моя мама действительно очень эмоциональна. Вот недавно она распилила супружеское ложе, потому что решила, что муж недостаточно ее понимает. Можно только добавить, что отец мой – огромной души человек. Спокойный, рассудительный, настоящий вестфалец. Лотар Штурм, надежный, как скала. Но, когда мать его вконец достает, он просто садится на велосипед и едет покататься на пару часов.
«Ольга, – говорит он, когда она снова ругается и угрожает разводом, – я пойду прогуляюсь. Ты сможешь прекрасно ругаться со мной и без меня».
А когда возвращается, то, как правило, находит маму умиротворенной, а кое-что из посуды – разбитым.
Меня не удивляет, что в такую рань Ибо не разобралась в серьезности момента. Откуда ей знать, что на этот раз обратного хода нет? Могла ли она догадаться, что это расставание окончательно, хотя и последние три тоже были последними? Наверняка она считает, что буря скоро уляжется и лучше еще поспать. Не стоит злиться на ее реакцию. Когда позже я спокойно все расскажу Ибо, ей станет стыдно, она будет просить прощения, что бросила меня одну в тяжелый час. И ее раскаяние послужит мне утешением.
Кроме того, здесь я вспоминаю, что как раз собиралась побыть наедине со своей болью.
Я проезжаю мимо отеля «Адлон». Сюда мы с Филиппом приглашены на кинопрезентацию. В связи с этим я установила, что слишком толста, а Рассел Кроу не намного выше меня. Пришлось сбросить пять кило, чтобы протиснуться в этот мир гламура и заслонить их всех завтра вечером моей маленькой тенью.
Прекрасно.
Три месяца дисциплины.
Бег с измерителем пульса по утрам.
Салат без масла вечером.
В промежутке – много овощей и никакого шоколада.
И к чему? Все напрасно.
Завтра в 20.15 все взоры будут прикованы к Берлину. Но меня не увидит никто.
Присуждение премии Бэмби – как гласило приглашение, «самой значимой немецкой награды, которая присуждается звездам кино и телевидения», – состоится без меня.
6:50
Я еду мимо Пренцлауер Берг в направлении автобана.
Никто едет в никуда.
Где-то в центре Берлина, в одном очень известном бутике под названием «Красивая жизнь», висит узкое пурпурно-красное вечернее платье с вырезом на спине до попы. Ткань с золотым отливом потрясающе подходит к моим каштановым волосам, темным глазам и золотым босоножкам, которые лежат в багажнике. Понятное дело, платье моей мечты пришлось слегка подкоротить. С моим ростом я к этому привыкла. Но и у бедер нужно было убрать пару сантиметров – такого со мной еще не случалось.
«Ты можешь забрать его в субботу после обеда, – сказала продавщица. И игриво добавила: – Cherie, все равно, куда бы ты в нем ни пошла, везде будешь самой красивой».
Утром еще я хотела выглядеть красивой как никогда. Я хотела парить над красной ковровой дорожкой. Хотела, чтобы Филипп мной гордился. Хотела, чтобы Борис Беккер приставал ко мне в чулане, чтобы Клаудиа Шиффер, увидев меня, со стыдом убралась в свою гардеробную, чтобы Джордж Клуни просил у устроителей мой телефон, а Бенте Йохансон, глупая овца, отправилась бы в Бельгию, чтобы бегать там по утрам по Арденнам с Маргаретой Шрайне-маркес.
Надо признать, Филипп никогда не давал мне почувствовать, что он меня стесняется. Если на приемах мне и бывало неловко, то виновата в этом всегда была я сама.
Филипп всегда говорит: «Люди любят тебя, потому что ты единственный нормальный человек на таких сборищах».
Мне кажется, это недостаточно серьезный повод, чтобы быть любимой.
Воскресенье.
День присуждения Бэмби.
И мой 32-й день рождения.
Воскресенье должно было стать днем моего торжества и выхода в свет в качестве дивы. Вместо этого раненная в самое сердце Амелия куколка Штурм покидает этот мир звезд, и никто не узнает, какая она замечательная.
6:59
Выезд на автобан. Небольшие огороды справа и слева. Солнечный воскресный день. Тихий ветерок веет мне в лицо, нежно треплет мне волосы, как когда-то делал отец, желая на свой неуклюжий манер показать, как сильно он меня любит.
Радио Берлина играет «Just the two of us» Билла Уайтера:
Darling, when the morning comes
And I see the morning sun
I want to be the one with you
Just the two of us
We can make it if we try
Just the two of us
you and I
Вспоминаю Тома Бишпинга, который бросил меня, когда мне было семнадцать. Я не думала, что переживу этот удар судьбы. Часами я слушала эту песню, потому что это была наша песня, потому что было особенно больно слушать эту песню и потому что когда в семнадцать лет страдаешь от любви, то всегда делаешь именно то, что причиняет особую боль.
Good things might come to those who wait
Not to those who wait too late
We got to go for all we know.
Вот мне почти тридцать два. Но мое сердце все еще не покрылось мозолями.
То make those rainbows in my mind
when I think of you some time.
Мне все еще очень больно.
Как в первый раз.
Летнее утро в кабриолете.
Любовь опять позади.
Куда ехать, не знаю.
7:00

We look for love, no time for tears…
А что делает Амелия куколка Штурм?
Она плачет.
7:02
Можно сказать, что Филипп и я открыли друг другу новые миры. Для него, которого всю жизнь обслуживали – сначала мама, потом первая жена, потом секретарша, – было интересно познакомиться с тем, как это делает профессионал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22


А-П

П-Я