В этот раз мы обратили внимание на огромного старого самца с великолепными бивнями – он стоял в стороне от всех, по колено в воде, совершенно неподвижно. Мы окрестили его «Монументом». На второй и на третий день гигант находился на том же месте. Он даже не пытался пастись, хотя вокруг было много сочного молодого камыша.
Мне удалось разглядеть большое темное пятно на боку у слона – это оказалась нашлепка из влажных водорослей. Все стало ясно: слона ранили охотники – не исключено, что те самые встреченные мною вахехе, выступавшие под флагом неведомого «Мгоголло из деревни Макадаи». Теперь, укрывшись в своем болотистом царстве, старый властелин джунглей понемногу оправлялся от ран, прикладывая к ним холодный пластырь из тины. И отныне, скорее всего, плачевной будет участь новых охотников, которые попытаются добыть эти громадные бивни. Память у слонов лучше, чем у людей, и если старый гигант поправится, он станет очень опасным противником даже для европейца, вооруженного современной винтовкой.
Наконец мы не выдержали. Подобраться к животным на расстояние верного выстрела не составило бы труда – но что толку, если мы все равно не сможем воспользоваться своими трофеями! Потревоженные стада придут в движение, а наши возможности для отступления или иного маневра были бы крайне ограничены. Меня по-прежнему трясла лихорадка, а Хэмминг утверждал, что на болотах не осталось ни одного проклятого москита, который не полакомился кровью. В этих обстоятельствах мы решили возвращаться в «Тембовилль», к Джумбо.
Утром в день выступления в лагерь вихрем ворвался один из носильщиков по имени Асмани. «Слоны! Господин, слоны! Не на болотах, а здесь, в степи, совсем близко!» Схватив ружья, мы поспешили за ним, недоуменно переглядываясь – местность вокруг открытая, и было непонятно, почему все еще не видно обещанного стада. Асмани казался очень растерянным. Дойдя до небольшого деревца, он, запинаясь, объяснил, что «вот отсюда» увидел слонов «вон там», совсем недалеко, и даже подробно описал, сколько и каких животных было в стаде, как они стояли, куда двигались и так далее. Приблизившись на всякий случай к указанному месту, мы убедились в отсутствии хотя бы одного слоновьего следа. Асмани совсем сконфузился и пал духом. Видимо, парень видел мираж.
На обратном пути мы несколько раз встречали небольших бегемотов, лежавших по берегами ручьев в окрестностях «мбуги». Огорченные неудачной экспедицией, ни я, ни Хэмминг не обращали на них особого внимания – мяса было у нас достаточно. Лишь впоследствии я понял, что мы упустили возможность добыть представителя одного из редчайших видов – карликового бегемота.
Глава XIV
Вместе с Джумбо – в Дар-эс-Салам
Джумбо заметно подрос и стал уже настолько ручным, что я решился отправиться в долгий путь к побережью. Оставив в лагере Хемминга, мы выступили ранним утром 16 августа. Мне было грустно расставаться с нашим «Тембовиллем»; он уже превратился в целый городок, стал таким обжитым, уютным и привычным. Целая толпа местных жителей пришла проводить нас и попрощаться; я видел, что они огорчены предстоящим расставанием не меньше моего. Очень многие из них получили здесь медицинскую и иную помощь, а африканцы не забывают таких вещей. Конечно, бывало всякое, иной раз не обходилось без ссор и недоразумений, но никто не таил на нас зла, поскольку мы всегда старались быть справедливыми. И если, например, поступала жалоба на кого-то из наших людей, стащившего кувшин с пивом или несколько початков кукурузы, то мы не только возмещали ущерб, но и наказывали виновного. Так что в целом отношения не оставляли желать лучшего, и грусть из-за нашего отъезда была непритворной.
Джумбо, по-видимому, понял, что и ему предстоит дальний путь, и тоже решил проститься с родной страной. Неожиданно, без каких-либо зримых причин, он лег и принялся кататься и кувыркаться в песке. Пораженная толпа разразилась возгласами удивления и восторга. Я тоже никогда не видел ничего подобного.
Итак, мы отправились. Мне предстояло впервые (со времен римлян) доставить в Европу восточноафриканского слона, и я отчетливо представлял себе те бесчисленные трудности, что ждут нас в дороге.
Начало путешествия было многообещающим. На первой же стоянке выяснилось, что оба моих боя – Калулу и Мунони – сбежали. Теперь предстояло срочно искать повара. Кстати сказать, на примере Мунони хорошо проявились свойственные чернокожим – во всяком случае, людям из племени авемба – понятия о честности. Мунони был казначеем – в его обязанности входило хранение ключа от денежного ящика, где постоянно находилось около тысячи рупий. За день до того, как покинуть нас, он попросил задаток из своего жалованья, кажется, 12 рупий, и я, конечно, не отказал. Сбежав, Мунони прикарманил аванс, но все деньги в ящике, вплоть до последнего геллера, остались в целости, а ключ он вручил одному из слуг для передачи «господину». В общем, такие представления о денежных делах и собственных обязательствах можно назвать детскими; о подобных случаях мне не раз доводилось слышать и раньше.
На должность повара вызвался один парень из каравана; звали его Эндерама. Оказалось, что сей кулинар способен готовить одно-единственное блюдо – кашу. Но выбирать не приходилось, так как у меня не оставалось ни времени, ни сил на стряпню.
Джумбо шел бодро, сохранял хорошее настроение и отличный аппетит. Неудобство заключалось в том, что он неважно переносил жару, и в часы полуденного зноя еле плелся, замедляя таким образом движение всего каравана. Пришлось так планировать наш маршрут, чтобы длинные переходы по открытой местности происходили вечером или даже ночью. Когда мы проходили мимо селений, слоненок неизменно привлекал всеобщее внимание и быстро завоевывал сердца. В результате ему со всех сторон несли разные лакомства. Как-то раз я недоглядел, и он так объелся молодой фасолью, что этого не выдержал даже слоновий желудок. Поначалу, не зная причины, я перепугался, решив, что слоненок опасно заболел, но вскоре все пришло в норму, и Джумбо опять весело косился по сторонам, высматривая, не собирается ли кто-нибудь его угостить.
Нам предстояла переправа через Руаху, и я беспокоился, не зная, захочет ли он переходить реку вброд, и как побудить его это сделать. Трудности и впрямь возникли, но прямо противоположного свойства. Слоненок с восторгом бросился в воду и шел рядом с людьми, бесстрашно погружаясь все глубже и глубже; на середине реки из воды торчал только кончик хобота, но это его нисколько не обескуражило. А вот выходить на берег маленький негодяй категорически отказался. Он самозабвенно возился и играл в воде, плавал, пускал фонтаны, а когда его попробовали силой вытащить на берег, поднял истошный визг – совершенно как избалованный ребенок, который не хочет идти домой. От воплей он наглотался воды и чуть не захлебнулся, так что пришлось оставить его в покое. Я отправил караван вперед, а сам с Лонгомой остался на берегу и с ружьем в руках нес вахту, охраняя толстокожего пловца от крокодилов – для них слоненок – лакомый кусочек. Наконец Лонгома выманил его на берег кукурузным початком, и мы пустились догонять караван.
На следующий день выяснилось, что наш малыш стер себе ноги. Требовалось срочно принимать какие-то меры, и решено было обуть слоненка. Подобрав четыре прочных мешка подходящего размера, я проложил каждый из них шестью слоями коленкора. Мешки надели на все четыре ноги Джумбо и закрепили, обвязав веревками. В этой обнове он щеголял несколько дней, пока не зажили раны.
Местность, по которой мы теперь двигались, не радовала взгляд. Здесь не было ни зверей, ни птиц. Кругом расстилалась высохшая, плоская, серовато-желтая равнина, лишь кое-где торчали кусты колючего кустарника. Но все же мы шли к морю, а далеко за ним лежит моя родина. Я все чаще думал о Германии, и вот однажды мне показалось, что разыгравшаяся фантазия начинает выкидывать со мной скверные шутки: впереди, за высокими акациями, я увидел колокольню и маленькую часовню. Но это был не мираж: мы подошли к миссии Мадибира. Рискуя здоровьем и жизнью, ценой непрерывных лишений и тяжкого труда, миссионеры хранили заветы христианства в этой бесплодной стране. Ни зной, ни лихорадка не лишили их энергии и доброжелательности. Они приняли нас очень хорошо и особое внимание уделили Джумбо; а на следующий день взглянуть на него пришли сестры из расположенной неподалеку женской миссии.
Передохнув у гостеприимных отцов, мы двинулись дальше. Теперь дорога шла круто в гору, и очень скоро снова стала заметной перемена климата – тропическая жара сменилась прохладой, а по вечерам, когда усиливался ветер, все мы зябли. Джумбо очень страдал от холода, но выражалось это своеобразно: у него опять расстроился желудок.
На первой же стоянке Лонгома сообщил мне неприятную новость: один из носильщиков, отставший от каравана, был захвачен и ограблен людьми из племени вассангу. Груз его состоял из нескольких антилопьих рогов и двух маленьких слоновьих бивней; именно последние привлекли внимание грабителей. Носильщик был изранен и избит до полусмерти; оказав ему необходимую первую помощь, мы двинулись дальше. Пострадавшего я оставил в селении Лутего, поручив заботам местных жителей; они обещали переправить его к Хеммингу, когда он поправится. Обо всем происшедшем я сообщил в форте Иринга и впоследствии узнал, что нападавший – он был один – уличен и задержан полицейскими-аскари. Он подвергся строгому наказанию.
Теперь наш путь лежал по стране вахехе – одного из самых грозных племен Центральной Африки, наводившего такой же страх на соседей, как в тысяче миль южнее, в Родезии – матабеле. Усмирение воинственных наклонностей вахехе доставило немало трудностей германской администрации в Восточной Африке и не раз приводило в прошлом к вооруженным столкновениям.
История племени насчитывает, по-видимому, много веков. Вахехе создали любопытную и очень своеобразную культуру; впрочем, расцвет ее давно миновал. Тем читателям, которые захотят подробнее ознакомиться с описанием племени, его традиций, нравов и обычаев, я могу порекомендовать превосходную книгу капитана Нигманна «Вахехе», сам же ограничусь изложением непосредственных впечатлений.
Вахехе – высокие, очень стройные, хорошо сложенные люди. Их лица не обезображены татуировкой и нередко отличаются, даже на взгляд европейца, тонкостью и благородством черт. Их поселки построены по схеме «тембе», и жизнь в них течет – теперь, с прекращением межплеменных войн – спокойно и размеренно. Как и зулусы, вахехе – скотоводческое племя, и земледелие им незнакомо (лишь вокруг форта я увидел поля и огороды – как первый и главный признак цивилизации). Основной продукт питания с древнейших времен – молоко. Коровы – главное богатство племени, режут их лишь в исключительных случаях, и поэтому говядина – редкое лакомство для вахехе. Обычно источником мяса служат собаки, специально откормленные на убой.
У меня нет оснований утверждать, что вахехе свойственно особое дружелюбие к чужеземцам, странствующим по их земле. Вместе с тем должен сказать, что люди этого племени отличаются большой мстительностью, причем в качестве оружия нередко используют яд. Один мой знакомый, проживший среди вахехе много лет, уверял меня, что был бы давно отравлен, если бы не придерживался спасительного правила: когда в каком-нибудь селении ему предлагали, скажем, горшок молока, он принимал дар лишь после того, как человек, принесший молоко, сделает первый глоток. Кстати, у зулусов обычай «первого глотка» при подношении гостю молока или помбе всегда считался выражением вежливости и доброжелательства.
Страна вахехе – плато на высоте около 1500 м над уровнем моря; с севера и с юга его окаймляют горные цепи, достигающие 2500 м высоты. Здешние места словно самой природой предназначены для фермерства. Остается лишь пожелать, чтобы на эти пастбища поскорее завезли европейские породы мясного и молочного скота. Но еще важнее, чтобы сюда приехали умелые и трудолюбивые люди. Климат этих мест, в отличие от большинства районов Восточной Африки, очень здоровый и напоминает южноевропейский; уроженцы северных стран без труда привыкают к нему. Думаю, что даже красота белых женщин не поблекнет под лучами здешнего солнца. Основная задача, которую следовало бы решить администрации, чтобы привлечь новых поселенцев – создание сети дорог.
В селении Лукали мы встретились с полицейским из Иринги; капитан Нигманн отправил его нам навстречу в качестве проводника и помощника.
Вечером мы раскинули лагерь возле руин прежней, старой Иринги – столицы государства вахехе. Здесь стоит обелиск – памятник европейцам, павшим при штурме древних укреплений 30 октября 1894 г. Этим штурмом закончилась история одной из крупнейших восточноафриканских империй.
На следующее утро мы подошли к нынешней Иринге. Прибытие нашего каравана превратилось в триумфальное шествие, т.к. множество людей из ближних и дальних селений сбежалось посмотреть на слона, идущего за европейцем. Я чувствовал себя довольно неловко, а Джумбо, напротив, был очень доволен всеобщим вниманием: он поводил ушами, размахивал хоботом и даже попытался трубить, чем вызвал бурю ликования.
Форт Иринга – самый красивый и внушительный из виденных мною в Германской Африке; его стены отразили в 90-е годы немало яростных атак чернокожих воинов. Теперь вокруг него вырос целый городок со смешанным населением – помимо коренных жителей, здесь много индийцев и арабов.
Джумбо опять стер ноги во время двух последних переходов, поэтому я решил задержаться в Иринге на несколько дней, чтобы слоненок отдохнул и поправился; да и люди мои вполне заслужили передышку. А сам я получил возможность побродить по городу и, предаваясь dolce far niente, наблюдать жизнь.
На узких немощеных улицах – множество дукханов, то есть лавок; перед каждой разложены предметы немудреной роскоши, столь дорогие сердцу африканца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35