Миронов на минуту оторвался от письма, задумался. Да, слова: «русские не знают… и не узнают», «будете вести себя хорошо…» — были ему знакомы. Еще бы! Ведь именно этими словами начиналась запись на клочке бумаги, обнаруженной за подкладкой куртки Ольги Корнильевой.Луганов перехватил его взгляд и кивнул головой: читай, читай дальше.Андрей вновь взялся за письмо.«Жорж, — писала Корнильева, — представь себе на минуту, ведь я ничего плохого не сделала, а меня загнали в западню, предложили стать предателем, изменником…Я, конечно, отказалась. Тогда они заявили, что все равно передадут меня в советскую зону и все обо мне сообщат советским органам безопасности, что я погублю тебя, твою семью, дядю, тетю… Ты понимаешь?Что было делать, какой мог быть выход? Промучившись ночь, я приняла решение: наутро я согласилась на их требование, подписала какое-то обязательство, получила адрес, по которому должна была явиться в Воронеже (мне было предложено ехать в Воронеж к дяде и тете), и через несколько дней оказалась в советской зоне.В Воронеж я, конечно, не поехала: я и не собиралась выполнять их гнусных заданий. Цель у меня была одна: вернуться на родину, где-нибудь затеряться и умереть, умереть на родной земле.Так бы оно и было, если бы я не выбрала Куйбышев, не встретила Садовского. Ах, Жорж, что это за человек, как много он сделал для меня! А я?Да что там говорить!.. Хорошо, наберись терпения, конец близок. О дальнейшем, кроме двух последних лет, писать не буду. Ты знаешь, как день за днем, шаг за шагом Валериан Сергеевич возвращал меня к жизни, как стал моим мужем, как мы жили… Не знаешь только, что все эти годы творилось в моей душе, с каким ужасом я глядела на каждого нового человека: не американцы ли его подослали? Но нет, судя по всему, они потеряли мой след. Только уверовав в это, я дала согласие стать женой Валериана Сергеевича. А тревога все-таки не проходила, хотя с каждым годом становилась все меньше.И вот, когда я уже думала, что все позади, свершилось непоправимое: мы поехали с Валерианом Сергеевичем в Сочи. Я тебе писала тогда. О, если бы я могла знать, чем кончится эта поездка!..Через несколько дней после приезда мы решили отправиться в дендрарий, и там… там я увидела того человека. Да, это был он, все еще цветущий, полный сил. Самое страшное, что и он заметил меня. Я попыталась ускользнуть — напрасно. Он меня выследил. Я умоляла Валериана Сергеевича бросить все, немедленно уехать, надеялась скрыться, бежать. Но объяснить мужу ничего не могла, не могла… А Валериан Сергеевич меня не понимал, мои просьбы принял за блажь, за каприз.Прошел день, и этот негодяй, воспользовавшись тем, что Валериан Сергеевич ушел из санатория, проник ко мне в палату, проник, как вор…Разговор был коротким: с первых слов мне стало ясно, что он знает все, знает о моем обязательстве американцам. «Вот что, голубушка, — сказал он, — или ты поедешь со мной и будешь делать все, что я потребую, или завтра же о твоих художествах станет известно властям. В твоих руках не только твоя судьба, но и судьба твоего братца, тетушки, твоего муженька. Выбора у тебя нет».Да, выбора не было, и вот я бросила мужа, стала «женой» инженер-подполковника Черняева. (В таком облике выступал теперь этот человек.)Первое время он не очень посвящал меня в свои дела, старался сломить, сломить окончательно. Этого, как ни пытался, он не добился. Да, у меня не хватило сил поднять против него открытую борьбу, но и помощницей в его подлых, преступных делах я не стала.Что я могу сказать? Сейчас все накалено до предела, каждую минуту я жду смерти и не боюсь ее. Смерть — для меня избавление. Но вы: ты и твоя семья, Валериан Сергеевич, что будет с вами? Если бы не боязнь этого, я давно заявила бы о нем куда следует или сама ушла из жизни. Но как мне быть, когда гибель грозит и вам?Жорж, дорогой, я измучилась, я так исстрадалась — сил нет. Что мне делать? Что делать? Вот уже скоро год, как я пишу тебе письмо за письмом и рву, рву…»Миронов опять остановился, провел рукой по лбу: да, вот он, ответ, вот откуда злосчастный кусочек бумаги…«…пишу тебе письмо за письмом и рву, рву, — вновь перечел Миронов. — Но это я отправлю — больше нельзя. Молю тебя — приезжай, ты найдешь выход. Если не сможешь, напиши, телеграфируй. Я придумаю что-нибудь, сама приеду к тебе. Только не пиши на домашний адрес, пиши до востребования, не то письмо может попасть в лапы этого зверя. Да, кстати, последние дни он стал что-то ласков, уговаривает меня съездить на курорт. Что-то еще надумал?Сегодня — пятнадцатое. Письмо ты получишь через три-четыре дня. Десять дней я буду ждать ответа. Значит, до двадцать седьмого — двадцать восьмого. Можешь не отвечать: я все пойму…Твоя Ольга».Прочитав последние строки письма, Андрей скрипнул зубами и так сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев. Он порывисто встал, шагнул к Корнильеву и протянул ему руку:— Простите, Георгий Николаевич, что так неласково вас встретил, но кто мог знать, мог подумать?.. А Ольга Николаевна… Ах, Ольга Николаевна! Вот глупость, какая глупость! До чего же ее запугали, запутали! Ну, что ей было сказать вам раньше, сказать правду Валериану Сергеевичу, прийти, наконец, к нам. Я понимаю — раньше… Но после пятьдесят третьего года? Неужели она так-таки ничего и не поняла? Нет, не поняла, и вот расплата… Оставим это, однако, что теперь судить? Перейдем к делу. Как, Георгий Николаевич, можете ли вы что-нибудь сказать об этом человеке? Кто он? Из письма можно понять, что он мог быть вам известен?— Ума не приложу, — развел руками Корнильев. — За эти сутки я десятки и сотни раз перебирал всех наших общих с Ольгой знакомых — а таких не так уж много — и ни до чего не мог додуматься. Среди тех, кого я знал, человека, способного на такое… на такие… Нет, не было.Миронов задумался:— А что, Георгий Николаевич, — внезапно сказал он, — если мы вам покажем этого… Черняева?Корнильев вздрогнул.— Если надо… — сказал он сдержанно. — Если вы считаете нужным… Я готов…— Сделаем так, — решил Миронов. — Видите, здесь, в стене, нечто вроде ниши; там висит мое пальто. Ниша задернута портьерой. Я вызову так называемого Черняева на допрос, ненадолго, а вы поместитесь тут, в нише. Она просторная. Из-за портьеры вы сможете рассмотреть этого человека, он же вас видеть не будет. Согласны?Корнильев пожал плечами:— Как вам будет угодно. Я целиком и полностью полагаюсь на вас. Вам виднее.Миронов распорядился доставить на допрос арестованного Черняева, а сам с Лугановым принялся устраивать Корнильева в его импровизированном укрытии. Дело оказалось не хитрым, и все приготовления были закончены до появления псевдо-Черняева. Наконец в дверь постучали. Миронов задернул портьеру, и в комнату ввели арестованного.— Так-с, гражданин… — Миронов сделал длительную паузу, — Черняев. Давненько мы с вами не виделись. Ну что ж, возобновим знакомство?— Гав, — неуверенно произнес Черняев, исподлобья поглядывая на Миронова. — Гав!Миронов брезгливо поморщился:— Довольно, хватит. Никакая вы не собака и никакой не сумасшедший: вот акт экспертизы. Давайте-ка разговаривать по-человечески.Тот, кто выдавал себя за Черняева, глядя все так же исподлобья, настороженно молчал.— Что, — с издевкой спросил Миронов, — поскольку от собачьего лая приходится отказаться, решили опять играть в молчанку? Не ново! Было уже, гражданин Черняев, было. Придумали бы что-нибудь поновее! В последний раз спрашиваю: вы намерены давать показания?— Мне не о чем говорить, — глухо сказал Черняев.— Ого, — улыбнулся Миронов. — Смотрите, он, оказывается, не разучился разговаривать. Тем лучше. Потрудитесь объяснить, зачем, с какой целью вы затеяли эту дурацкую собачью комедию? На что рассчитывали?— Но, гражданин следователь, никакой комедии я не устраивал. Я действительно был болен…Продолжать допрос Андрей не собирался. Сейчас это не имело смысла. Корнильев уже наверняка рассмотрел арестованного, а это было главным.— Вот что, гражданин… Черняев, — спокойно сказал Миронов. — Так дело не пойдет. Терять с вами время попусту я не намерен. Посидите еще в камере и подумайте, да получше. Вам сейчас есть над чем подумать. Через день-другой я вас вызову, тогда и начнем серьезный разговор. Учтите, мы знаем о вас куда больше, чем вы полагаете…Как только Черняева вывели из кабинета, Миронов встал, подошел к нише и отдернул портьеру. Корнильев сидел сгорбившись, охватив голову руками. На его побледневшем, изменившемся лице застыла гримаса отвращения. Тихо, сдавленным голосом он произнес:— Да, я его знаю. Это — Марковский. Серж Марковский…
* * *
Прошло полтора месяца, следствие было закончено. Правда, Миронову, его помощникам, а также Луганову с Савельевым, которые по просьбе Андрея были до окончания следствия оставлены в Москве, пришлось основательно потрудиться: шли бесконечные допросы, очные ставки, экспертизы и снова очные ставки. Арестованные вели себя так, словно бежали наперегонки: каждый торопился выложить, что знал (впрочем, побольше — о других, поменьше — о себе), боялся отстать от своих вчерашних сообщников. Один безжалостно топил другого, спешил изобличить его на очной ставке.Не отставал от остальных и Марковский. Поняв, что он опознан, он кинулся вдогонку за теми же, кто уже давал показания, стремясь обширностью и «чистосердечностью» своих «признаний» опередить других.Как выяснилось, Марковский был связан с германской разведкой еще с тридцатых годов. Тогда, под видом тайного общества, он и пытался сколотить из воронежских подростков молодежную антисоветскую группу, только провалился. Бежав после провала в фашистскую Германию, он пришелся ко двору. Его взяли на работу в гестапо. Там он быстро делал карьеру, складывавшуюся особенно успешно после вероломного нападения фашистов на Советский Союз, во время Великой Отечественной войны, В это время Марковский специализировался на «работе» по советским военнопленным: он выискивал подпольные организации среди пленных в гитлеровских лагерях, осуществлял чудовищные провокации, был виновником гибели сотен и сотен людей.Именно в это время он и встретил в одном из лагерей Ольгу Корнильеву. В голове Марковского зародился дьявольский план: он решил скомпрометировать Ольгу Николаевну, спровоцировать ее, создать такие условия, которые вынудили бы Корнильеву стать агентом гестапо. Лишенный сам хотя бы намека на такие чувства, как честь, патриотизм, долг перед Родиной, он не сомневался в успехе, не мог предположить, что двадцатидвухлетняя девушка найдет внутренние силы противостоять его гнусным комбинациям, не сломается, не станет предателем.Однако гестаповцам не суждено было воплотить в жизнь свои намерения, и не только из-за сопротивления Ольги: война кончилась, фашистский рейх рухнул. Но тут в игру вступила американская разведка, обнаружившая Ольгу Корнильеву в одном из лагерей для перемещенных лиц. Автор всей этой гнусной интриги Марковский был в это время уже далеко. Года за полтора до поражения Германии в судьбе Марковского произошел очередной поворот: крупный чин гестапо, допрашивая командира партизанского соединения Капитона Илларионовича Черняева, попавшего в плен, заметил портретное сходство между этим партизаном и своим подчиненным — Марковским. Судьба Марковского была решена: прошла неделя, и Марковский, перевоплотившийся в Черняева, уничтоженного в застенках гестапо, очутился в районе действия советских партизан с серьезным, но не опасным для жизни ранением.Потом — доставка на Большую землю, госпиталь, возвращение в строй, мирные годы.Знание строительного дела, сообразительность, изворотливость и недюжинное владение искусством перевоплощения помогли Марковскому около полутора десятков лет разыгрывать роль Черняева. Марковский кружил по отдаленным от центра стройкам, не задерживаясь нигде больше, чем на год, на два, тщательно избегая мест, где можно было бы столкнуться с теми, кто близко знал подлинного Черняева.Все эти годы Марковский вел разведывательную работу, ради которой и стал Черняевым; только работал он теперь не на немцев, а на других хозяев. Ничего удивительного, необычного в этом не было: еще в начале сороковых годов, бывая по делам гестапо в Швейцарии, предусмотрительный Марковский установил связи с американской разведкой, стал двойником. Естественно, что после краха фашистской Германии этот прожженный шпион не остался без хозяев, не у дел.Встреча в Сочи с Корнильевой была для Марковского полной неожиданностью, произошла случайно, но он сумел использовать эту случайность. Однако терроризовав Ольгу, вынудив ее бросить Садовского и уехать с ним, окончательно сломить ее он не смог. Около двух лет истязал Марковский Корнильеву, но ничего не добился. Тогда, убедившись в бесплодности своих усилий, он ее уничтожил.Вся отвратительная картина преступлений Марковского, как и его сообщников, шаг за шагом раскрылась в ходе следствия. И вот теперь клубок был размотан, размотан до конца. Следствие закончилось.…Придя в это утро на работу, майор Миронов по давней привычке развернул свежий номер «Правды». В глаза бросилось краткое сообщение на последней полосе: «В Комитете государственной безопасности при Совете Министров СССР». Андрей прочел: «Органами государственной безопасности раскрыта и обезврежена группа агентов иностранных разведок, проводившая шпионскую работу на территории Советского Союза и совершавшая убийства советских граждан. Как установлено, участники группы были связаны с иностранным подданным Ричардом Б., наезжавшим периодически в Советский Союз в качестве туриста, которого снабжали шпионскими сведениями и от которого получали деньги. Предварительное следствие по делу участников группы закончено и передано в суд».«Как просто, — усмехнулся про себя Андрей, — „раскрыта“, „обезврежена“! Всего несколько строк… А что стоит за этими строками, какое нечеловеческое напряжение, какой труд?! Впрочем, что это я расфилософствовался, как сказал бы Кирилл Петрович?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47