Да, еще одно замечание, касательно заключительного этапа.Выслушав замечание генерала, Скворецкий сказал: «Слушаюсь, передам Миронову», — попрощался и с тяжелым вздохом положил трубку. «Так я и знал, — подумал он про себя, — уверен был, что этим кончится».Когда Кирилл Петрович спустился вниз, к подъезду, Луганов и Миронов встретили его недоуменными взглядами. Андрей демонстративно посмотрел на свои часы и постучал пальцем по стеклу.— Долгонько одеваетесь, товарищ начальник, — сказал он иронически, — долгонько. Все небось дела, дела…— Да уж такие, брат ты мой, дела, — ответил Скворецкий, — что чуть все к черту не полетело.— Что такое, — встревожился Миронов, видя, что Кирилл Петрович не шутит, — что случилось?— А вот то и случилось. Отойдемте-ка в сторонку…Тихо, полушепотом, Скворецкий наскоро ознакомил Миронова и Луганова с сутью полученного из Польши сообщения и принятом решении.— Видите, — закончил он свой рассказ, — что получается. Идете вы на крупного зверя, тут глаз да глаз нужен. Операцию надо вести быстро, решительно, но соблюдая всяческие предосторожности. Всяческие… — Кирилл Петрович подчеркнул это слово.До дома полковника доехали молча. Кирилл Петрович вышел из машины первым и, велев шоферу ждать, пошел вперед, показывая Дорогу. Открыв дверь своим ключом, он пропустил Миронова и Луганова и, как только они разделись, провел их в кабинет. Савин, сидевший в уголке дивана и листавший какой-то толстый журнал, поднялся навстречу с радостной улыбкой. Однако, едва увидев Миронова, Савин вздрогнул, улыбка сбежала с его лица. Прищурив глаза, он шагнул вперед.— Товарищ полковник, — сказал он с внезапной хрипотцой. — Ведь это…— Знаю, — решительно оборвал его Скворецкий. — Ты хочешь сказать, что это тот самый человек, который был в «Дарьяле»?Савин молча кивнул.— Что ж, — продолжал Скворецкий, — ты не ошибся. В «Дарьяле» с Войцеховской был действительно он. Он был там потому… потому, что нужно было быть, и делал то, что нужно было делать. Между прочим, познакомься: майор Миронов, Андрей Иванович Миронов, сотрудник Комитета государственной безопасности. Из Москвы. Ты поступаешь в его подчинение.— Так как, Степан Сергеевич, вместе поработаем? — сказал Андрей, с открытой улыбкой протягивая Савину руку.Савин ответил коротким рукопожатием и, отступив в сторону, пристально посмотрел на Андрея. Затем перевел взгляд на Скворецкого.— Товарищ полковник, — нерешительно обратился он к Скворецкому, — разрешите вопрос?— Вопрос? Можно. Только давай покороче. Времени у нас в обрез.— Значит, если я правильно понял, товарищ майор интересовался Войцеховской еще до моего сообщения? Выходит… вы и без меня знали, что она шпионка?— Шпионка? — повторил Скворецкий. — Ну, это, брат, нет. Чего мы не знали, того не знали. Но кое о чем, конечно, догадывались. А ты как думал?..Вновь, в этот раз почти в полном составе (не было только Савельева), участники операции обсудили в деталях план предстоящих мероприятий. Были уточнены все подробности, согласованы действия. Заметив, что Миронов все чаще посматривает на часы, Скворецкий закончил разговор:— Ну, теперь, пожалуй, все. Вам с Василием Николаевичем пора, — сказал он, поднимаясь. — Берите мою машину и прямо на аэродром. Мы со старшим лейтенантом задержимся, выйдем чуть позже.— Старшим лейтенантом? — криво усмехнулся Савин. — Бывшим, вы хотели сказать, товарищ полковник.— Почему — бывшим? Ах да… — Скворецкий лукаво посмотрел на Степана. — Я и забыл сказать: сегодня пришла копия приказа командования Военно-Воздушных Сил. Как там, бишь, написано, дай бог память? Так, кажется: «Учитывая, что Савин Степан Сергеевич глубоко осознал совершенные им поступки, а также его искреннее раскаяние, приказ номер такой-то от такого-то числа о лишении Савина офицерского звания и увольнении из армии отменить. Восстановить Савина Степана Сергеевича в звании старшего лейтенанта. Предоставить старшему лейтенанту Савину двухнедельный отпуск, после чего приступить к исполнению служебных обязанностей…» Ну, отпуск, как понимаешь, для наших дел. Значит, выходит, и есть ты самый настоящий старший лейтенант, никакой не бывший…— Товарищ полковник, — прошептал Савин побелевшими губами. В глазах его стояли слезы. — Товарищ полковник… я… я… Вы…Он вытянулся в струнку, опустил руки по швам и звонким, срывающимся голосом произнес:— Служу Советскому Союзу! Глава 27 Миронов и Луганов успели в аэропорт вовремя, к самой посадке. Правда, шоферу пришлось для этого гнать всю дорогу на предельной скорости, не считаясь с правилами движения, но ему это было не впервой. Тем же вечером они были в Риге, сразу связались с командованием пограничников, Посвятив их в суть предстоящей операции, Миронов и Луганов выехали в Вентспилс, к старому рыбаку.До домика рыбака, где жил все эти дни Сергей, «входя в роль», Андрей и Василий Николаевич добрались только к ночи. Рыбак и Савельев собирались ложиться спать, но, завидев Миронова и Луганова, Сергей радостно кинулся им навстречу. По всему облику Савельева, по выражению его лица, по уверенным, порывистым движениям было видно, что неделя, проведенная на берегу моря, оказала на него чудотворное действие.— Ну что, Сергей, — одобрительно сказал Миронов, — входишь помаленьку в форму?— Почему это — вхожу? Почему помаленьку? — задиристо ответил Савельев. — Я в форме, Андрей Иванович, в отличной форме. Можете не сомневаться. Да что там — вы дядюшку Иманта спросите. Верно, дядя?— О, да, — значительно сказал старый рыбак, посасывая коротенькую прокуренную трубку, — мой племянник есть в отшень хороший форма, полный форма. Можно нет волноваться.Невзирая на протесты Миронова и Луганова, высказывавшихся, правда, не в очень категорической форме, дядюшка Имант и Сергей принялись тут же хлопотать возле печурки, чистить рыбу для ухи.— В чужой монастырь свой устав не совай! — внушительно сказал старый рыбак в ответ на просьбы Миронова не утруждать себя излишними хлопотами. — Отведаешь наш уха, тогда и говорить можно. А что час поздний — это тьфу! Мы ночь часто не спим, работаем. Такой наш рыбацкий дело.Пока закипала уха, Андрей успел сообщить рыбаку и Савельеву, что Войцеховская и Савин будут здесь к завтрашнему вечеру. За столом деловых разговоров не велось: не желая обидеть гостеприимного старика, гости похваливали уху (впрочем, она того и стоила), не касаясь цели своего приезда.Когда с ужином было покончено, Миронов открыл, как он выразился, «оперативное совещание». Посвятив старого Иманта и Савельева в план предстоящей операции, он подробно обсудил с ними, что надо было делать каждому. Когда все стало ясно, Андрей спросил, где он сможет укрыться, чтобы не попасться на глаза Войцеховской, когда та появится. Рыбак понял его с полуслова: он молча поднялся и жестом пригласил Миронова следовать за собой. Во дворе, вблизи дома, находился небольшой сарайчик, где хранилась рыбачья снасть. Туда старый Имант и привел Миронова. Осмотрев сарай, Андрей пришел к выводу, что лучшего места и не придумаешь. Теперь со спокойной совестью можно было и отдохнуть.…Войцеховская, она же Пщеглонская, и Савин вылетели из Крайска сутки спустя. На аэродром они прибыли порознь, порознь сели в самолет, порознь вышли в Рижском аэропорту, но у выхода из аэропорта Войцеховская кивнула Степану: теперь можно, подходи. Дальше они отправились уже вместе. Степан был возбужден, его начинало лихорадить: еще бы, в подобном деле он участвовал впервые. «Да, — усмехнулся он про себя, — это тебе не новую машину в воздух поднимать. В машине чувствуешь себя куда увереннее».Войцеховская же напротив: она настолько владела собой, что по ее внешнему виду заметить что-либо было трудно. Как и все последние дни, она обращалась к Степану в повелительном тоне, была холодна, спокойна, ни к чему не проявляла особого интереса.В Риге Войцеховская и Савин не задерживались: наскоро перекусив, они выехали в Вентспилс.Между тем в Крайске чекисты не дремали: как только полковнику Скворецкому стало известно, что самолет, на борту которого находились Войцеховская и Савин, поднялся в воздух и лег на курс, группа сотрудников Управления КГБ выехала на квартиру Войцеховской. Возглавил группу сам полковник. Особыми надеждами Скворецкий себя не тешил: он понимал, что такой опытный враг, как Пщеглонская, вряд ли оставит какие-либо следы. И все же у него теплилась надежда: а вдруг да что-нибудь, какая-нибудь мелочь, могущая сыграть свою роль в ходе расследования, обнаружится.Однако, судя по всему, ожиданиям его не суждено было сбыться. Пересмотрели все: одежду, книги, мебель (вещей в комнате было порядочно. Войцеховская почти ничего, кроме предметов первой необходимости, с собой не взяла), и ровно ничего заслуживающего внимания не обнаружили.Но тут взгляд Кирилла Петровича внезапно упал на саквояж: обычный, простенький саквояж, не очень новый, но еще целый, одиноко лежавший в углу вблизи тахты.Хотя этот саквояж уже осмотрели и, не обнаружив ничего интересного, отложили в сторону, у Скворецкого он почему-то возбудил тревогу. Почему? Полковник вдруг вспомнил: именно саквояж, а не чемодан получила тогда в камере хранения аэропорта Войцеховская. Тот самый саквояж, ключ и квитанция на получение которого находились в спичечной коробке, спрятанной в водосточной трубе. Так не лежит ли перед ним этот самый саквояж, от которого, не считая его уликой, Войцеховская не позаботилась избавиться? Да, вернее всего, так оно и есть. Он самый.«Впрочем, — тут же подумал Скворецкий, — если это и тот самый саквояж, так что это даст?» Ведь тогда, в аэропорту, Луганов внимательно его осмотрел и ровно ничего не обнаружил. Хотя… Хотя столь ли уж тщателен был осмотр? Ни время, ни обстоятельства не позволяли провести его со всем тщанием. С другой стороны, если что в саквояже и было, так теперь наверное это давно изъято».Скворецкий взял саквояж и принялся внимательно его исследовать. Так и есть: саквояж пуст и ни снаружи, ни внутри ровно ничего примечательного. Хотя… Минутку… А это еще что такое? Почему тут, в уголке, отпорота подкладка? Да, да, именно отпорота, а не оторвана. Что она отпорота, и отпорота аккуратно, не сгоряча, определить было не трудно, однако обратить на это внимание мог только тот, кто, как Скворецкий, знал историю саквояжа. Оперативные работники, участвовавшие в обыске, всего хода расследования не знали и знать не могли, а сам по себе саквояж им ничего не говорил, поэтому они и не могли придать значения той мелочи, что подкладка саквояжа чуть отпорота. Но Скворецкий знал о саквояже. Медленно, осторожно он прощупал его дно снаружи и изнутри, особенно тщательно обследовав пространство под отпоротой подкладкой — пусто! Ничего постороннего там не было. Не было… Да, сейчас не было, но ведь в свое время могло и быть. Разве не могло лежать под подкладкой несколько аккуратно сложенных листков бумаги, которые, не отпоров подкладки, нельзя было обнаружить. Это было вполне возможно. Тем более возможно, если предположить, что это были не листки бумаги, а кадры микропленки.Конечно, при тех условиях, в которых проводил осмотр Луганов, он был просто не в состоянии отыскать такое «послание», если даже оно и было.Скворецкий, распорядившись заканчивать обыск, покинул квартиру Войцеховской. Саквояж он захватил с собой. Часа полтора спустя в кабинет начальника Управления КГБ робко вошла Ольга Зеленко, приглашенная сюда по распоряжению Скворецкого. Кирилл Петрович, извинившись за беспокойство, показал ей на саквояж, стоявший на столике, придвинутом к его рабочему столу.— Как, раньше такую штуковину вам видывать не доводилось? — спросил он.— Право, не знаю, — неуверенно сказала Зеленко. — Помнится, такой саквояж был у Капитона Илларионовича — это Черняев, знаете? — но я не уверена. Нет, не уверена. Может, и не совсем такой, просто похожий…Вскоре после ухода Зеленко появилась Левкович.— Господи твоя воля! — всплеснула она руками, едва увидев саквояж. — И что это такое делается? Сперва на вокзале оказался чемодан Ольги Николаевны, а теперь вот здесь, у вас, этот самый, как его… Сак, что ли? Ну, одним словом, вещь Капитона Илларионовича.— Вы хотите сказать, — уточнил Скворецкий, — что этот саквояж принадлежит Черняеву? Вы не ошибаетесь?— Да нет, товарищ начальник, какая может быть ошибка? Его саквояж, Капитона Илларионовича, это уж точно.Отпустив Левкович, Кирилл Петрович задумался. Он попытался мысленно восстановить весь ход событий. Да, думал Скворецкий, так, вероятнее всего, оно и было: получив очередную порцию нужных его хозяевам сведений, псевдо-Черняев (а до него, возможно, Корнильева) вывешивал на доске объявлений соответствующий текст, служивший сигналом, составлял донесение, микрофильмировал его, кадры пленки прятал под подкладку саквояжа и сдавал саквояж в камеру хранения. Ключ от саквояжа и квитанция на его получение укладывались в спичечную коробку и помещались в водосточную трубу на пустыре. Войцеховская, обнаружив на доске объявлений условный текст, забирала квитанцию и получала саквояж. Затем кадры микропленки перекочевывали на спичечную коробку и с Семеновым отправлялись в Москву, Б. Ничего не скажешь, сделано ловко! Хоть и довольно сложно, путано, но ловко. Тут, допустим, ухватишься за одно звено — скажем, за того же Семенова или даже саму Войцеховскую, — ан ничего, кроме этого звена, нет. Ни конца, ни начала — цепь оборвалась. Надо проследить всю нить от Корнильевой и Черняева до Б., чтобы полностью размотать клубок. А нить, хоть она и прочная, но тонкая, ой какая тонкая!«И все же проследили, — с торжеством подумал Скворецкий. — Проследили!» Но тут же он вновь задумался: «Да, проследили. Так ли? Путь от Черняева к Войцеховской будто бы ясен, а дальше? Дальше кое-каких звеньев не хватает. Нет главного — как установить, что к Б. попадали именно донесения Черняева, а не кого-либо другого? Ведь никаких доказательств нет. А это важнейшее звено во всей цепи. Если, допустим, Б. материалов Черняева или Корнильевой не получал, тогда и все остальное вызывает сомнение… Но нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47