Г — потому что зовут его Гэбриель и живет он в Гнилой Лощине.
— Наш друг управляющий, будь я неладен! — сказал Дайс, поглядывая на Дамфи.
— Кажется, вы правы, но так ли уж он простодушен? — сказал Пилчер. — Ваше мнение, Дайс?
Мужчины захохотали. Дамы переглянулись, потом обратили вопрошающий взгляд на мисс Ринграунд. Отважная молодая особа ничуть не смутилась.
— Что вы имеете против моего великана?
— Решительно ничего, — ответил мистер Пил-тер, — если не считать, что ваш милый простодушный приятель только что провел самую сильную козырную игру, какую видывала Монтгомери-стрит.
— А ту, расскажите, — попросила мисс Рози.
— Рассказать? — спросил Пилчер у мистера Дамфи.
Дамфи коротко хохотнул.
— Валяйте!
Получив поддержку от Дамфи, мистер Пилчер показал себя завзятым рассказчиком.
— Итак, уважаемые леди и джентльмены, могу сообщить вам, что простодушный друг мисс Рози — не кто иной, как управляющий богатым серебряным прииском (главный владелец — мистер Дамфи) и — одновременно — акционер того же прииска. Он собрался за границу; ему понадобились наличные, он подрядился с мистером Дайсом о продаже ста акций по тысяче долларов за штуку и обязался представить акции к данному числу; срок наступил десять дней тому назад. И вот вместо обещанных акций мистер Дайс получает письмо, совершенно неделовое, бесхитростное и безграмотное — поразительнейший образчик притворства! — в котором Конрой заявляет, что, поскольку ему стало известно, что жила не столь богата, как это предполагалось ранее, он готов освободить Дайса от подписанного обязательства и не настаивает, чтобы тот брал у него акции. Дайс, который только что недурно заработал на этих самых акциях, спешит к маклеру, работающему с Дамфи, и находит у него две сотни выставленных на продажу акций того же прииска по цене тысяча двести долларов. Дайс чует крупную спекуляцию, сообщает Гэбриелю, что требует выполнения контракта, получает от него акции, оплачивает их, а затем покупает у маклера еще двести по тысяче двести долларов, рассчитывая играть на повышение. А повышения-то и нет! Нет и не будет! Эти двести акций тоже принадлежали Гэбриелю! Если не верите, Дамфи вам подтвердит. Вот вам и простодушие! Вот вам и бесхитростность! Он выручил на этом не менее ста тысяч!
Ни один из слушателей не смеялся так весело, как Артур Пуанзет. Сам не зная почему, он торжествовал, получив столь явное свидетельство пронырливости Гэбриеля. И когда миссис Сепульвида, тронув его за локоть, спросила, уж не тот ли это самый скваттер, который предъявил фальшивую дарственную на землю, Артур, нисколько не считая, что совершает низость, важно подтвердил, что так оно и есть.
— Теперь я начинаю верить этой ужасной истории, которую мне рассказала донна Долорес, — сказала миссис Сепульвида. — О том, как он женился на женщине, сперва выдававшей себя за его сестру, и так далее. Экий пройдоха!
— Письмо при мне, — сказал мистер Пилчер, вытаскивая из кармана сложенный лист почтовой бумаги. — Любопытнейший документ. Не угодно ли вам лично ознакомиться с произведением вашего друга? — спросил он, обращаясь к мисс Ринграунд.
Мисс Рози приняла вызов и развернула письмо; слушатели столпились вокруг; мистер Дамфи воспользовался случаем и облокотился весьма фамильярно на ручку ее кресла. Почерк выдавал непривычного к письменному делу человека; чернила были совсем бледными, словно автор, теряясь перед предстоящей ему трудной задачей, время от времени сосал свое перо. Если не считать этих каллиграфических деталей, письмо приводится в точности.
«Гнилая Ласчина, 10 — е августа.
Миластивый Гасударь, паскольку мы здесь узнали, что с жилой не все благапалучно ришил я вам напесать это песьмо, надеясь при том, что вы в добром здравии. Хачу сказать, что мы разачироваиы в жиле, думали, она богачи, вот я и решил напесать, что вы наверна думаити, что я хочу паслать вам 100 акций по тысичи долларов за штуку. Нет, я даже ни думаю. Вот пачиму решил я напесать, что нечесно было бы мне требовать эти деньги. Патаму освабаждаю вас, мистер Дайс, надеюсь вы не сердитись, что я ришил ни давать их савсем, раз дела так худы, ничесно будет и кантрак наш я парвал. Астаюсь с пачтением
Г.Конрой.
P.S. Хачу напомнить вам о моей систре, каторая прапала в 1849 году. Если нападети на ее след, а я уеду, не аткажити сабсчить мне по адрису Уэлс Фарно и К o
в Нью Йорке, за что благодарю зарани и расходы аплачу.
Г.К.»
— Говорите что угодно, а это написано от чистого сердца, — сказала мисс Рози с твердостью, которой не знали за ней ее друзья. — Честное, искреннее письмо! Бьюсь об заклад на любую сумму!
Никто не возразил, но мужчины обменялись взглядами, в которых можно было прочесть, что только рыцарская любезность вынуждает их слушать подобный сентиментальный вздор. Пуанзет был задумчив. Мистер Дамфи сперва ухмыльнулся, затем издал лающий смешок. Миссис Сепульвида пожала прелестными плечами и с видом сомнения взглянула на Артура. К ее вящему изумлению, молодой человек перегнулся через стол, взял в руки письмо, прочитал его, после чего заявил очень решительно:
— Вполне согласен, мисс Рози. Это написано от чистого сердца.
Характерно для непоследовательности Пуанзета, что сейчас он был не менее искренен, чем несколько минут назад, когда поддался влиянию большинства. С первого же взгляда на письмо он понял, что писал его не притворщик, и мгновенно припомнил бескорыстную натуру этого человека, его изумительную честность. То был Гэбриель Конрой, без всякого сомнения. Более того, беспримерная прямота автора письма, горячая братская любовь, ни на минуту не угасавшая в нем, вызвали у Артура живое воспоминание о Грейс. Он понял и то, что женитьба Гэбриеля на женщине, выдававшей себя ранее за его сестру, не является безусловным аргументом против него. И все же Артур, принявший только что личное участие в очернении Гэбриеля, не пожелал выступить в его защиту. Не ответив на безмолвный вопрос миссис Сепульвида, он отошел к окну и стал глядеть на море. Мистер Дамфи, усмотревший в словах Пуанзета одну лишь попытку понравиться мисс Рози, немедля вступил на его путь.
— Случай неясный, — сказал он, адресуясь к молодой женщине. — Быть может, вы и правы. Джо, передайте нам шампанского.
Дайс и Пилчер вопросительно поглядели на своего патрона; тот же многозначительно покосился на мистера Рейнора, который, раскрыв от изумления рот, следил за этой странной эволюцией общественного мнения.
— Простите, я, видимо, чего-то не понял, — сказал этот господин. — Если письмо, которое вы прочитали, не хитроумный трюк и действительно написано от души, тогда получается, что наши друзья, вот эти два джентльмена, потеряли сто тысяч долларов. Разве не так? Если автор письма располагает точными сведениями, значит, акции не стоят ни…
Дайс и Пилчер расхохотались, прервав его на полуслове.
— Именно так! Поделом Дайсу! — весело заявил Пилчер. — А поскольку я вложил в это дельце не меньше его, можете посмеяться и надо мной.
— Позвольте, — снова спросил озадаченный мистер Рейнор, — значит, вы допускаете, что все, что пишет этот человек, может действительно оказаться…
— Допускаю, — сухо откликнулся Пилчер.
— Допускаю, — холодно подтвердил Дайс.
— Допускаете оба?
— Допускаем.
Потрясенный путешественник оглядывал обоих своих собеседников, не пытаясь более скрыть изумления и восторга. Потом он обернулся к жене. Слышала ли она их беседу? Поняла ли она, что эти люди говорят о потере почти четверти миллиона долларов так спокойно и равнодушно, словно потеряли почтовую марку? Какое великолепное хладнокровие! Какая поразительная выдержка! Какая царственная уверенность в своем финансовом могуществе! Разве это не страна богов? Хотя путешественник сообщил все это своей супруге доверительным шепотом, — каждое слово дошло до слуха небожителей.
— Да, господа, — сказал Пилчер, — живем, как на войне. Сегодня твой черед; завтра — мой. А сожалеть о сделанных ошибках просто не имеем времени. Можете считать, что человек здесь рождается заново каждый день. Только успевай поворачиваться.
Но что же случилось?!
На первый взгляд, ничего серьезного — зазвенели оконные стекла, расплескалось вино в бокалах. Наверно, прокатила мимо карета или дети пробежали толпой по веранде? Но почему же, словно по команде, все поднялись на ноги? А ужасная бледность лиц? А страх в остановившемся взгляде? Эти вопросы задавали себе впопыхах мистер и миссис Рейнор. Они еще не осознали всей угрозы случившегося, но смутная тревога закралась в их души, когда они увидели ужас на лицах этих удивительных невозмутимых людей, еще за минуту до того полных дерзкой отваги, чуждых страхам простых смертных. Отчего же эти баловни жизни устремились вдруг к открытым окнам? А эта дама в холле? Она, кажется, лишилась чувств?
Артур, первым обретший дар речи, попытался деликатно ответить на невысказанные вопросы.
— Направление с востока на запад, — разъяснил он со спокойствием, которое самому ему показалось ненатуральным, и с улыбкой, в которой не было ни капли веселости. — По-моему, все. — Он обернулся к очень сильно побледневшей миссис Сепульвида. — Почему вы так испуганы? Вам-то это не в новинку! Я налью вам бокал вина.
Миссис Сепульвида поблагодарила его с нервным смешком. Мистер Пилчер дрожащей рукой предложил бокал шампанского миссис Рейнор, которая ощутила вдруг легкую дурноту. Мистер Дамфи, который, к общему и к своему удивлению, почему-то оказался у выходной двери, подошел снова к столу и сел рядом с мисс Рози. Молодая женщина вернулась к своей обычной бесшабашной веселости.
— Это вам ниспослано в наказание за то, что вы осмелились клеветать на благороднейшего в мире человека, — заявила она, грозя пальчиком финансисту. Мистер Ролингстон, снова сидевший на своем месте во главе стола, рассмеялся.
— Но что же это было такое? — в ужасе вопросил мистер Рейнор, когда ему удалось наконец перекричать развеселившихся пуще прежнего соседей.
— Землетрясение, — спокойно ответил Пуанзет.
4. МИСТЕР ДАМФИ ПОЛУЧАЕТ ВЕСТИ ИЗ ДОМУ
— Да, землетрясение! — весело подтвердил мистер Ролингстон, обращаясь к гостям. — Теперь вам уже грех будет жаловаться, что мы чего-то вам не показали. Не вздумайте тревожиться, сударыня, — обратился он к миссис Рейнор, которая стала выказывать признаки беспокойства, — землетрясения никому еще здесь не причинили вреда.
— У вас от молнии за одно грозовое лето больше жертв, чем у нас от землетрясений за все два столетия, — сказал мистер Дамфи.
— Сильнее того, что вы сейчас видели, вообще не бывает, — добавил мистер Пилчер, давая понять, что здесь, на Тихоокеанском побережье, они знают, как держать стихии в узде.
— Даже минуты не прошло, и все снова спокойно, — сказал мистер Дамфи. — Черт возьми! Это еще что?
Все снова повскакали со своих мест, бледные, трепещущие. На сей раз и мистер Рейнор с супругой не отстали от прочих. Но оказалось, что грохот был вызван отъехавшим экипажем.
— Выйдем на веранду, — сказал мистер Дамфи, предлагая руку миссис Рейнор и делая вид, что он так стремительно вскочил со стула именно с этой целью.
Они прошли вперед. Остальные поспешили за ними. Миссис Сепульвида, чуть помедлив, чтобы остаться наедине с Артуром, шепнула ему:
— Увезите меня поскорее!
— Вы действительно боитесь? — спросил Артур.
— Море так близко! — ответила она, поглядывая с легким содроганием на океанскую ширь. — Не задавайте лишних вопросов, — капризно добавила она. — Разве не видите, эти приезжие с Востока напуганы до полусмерти и прислушиваются к каждому слову.
Миссис Сепульвида не пришлось долго ждать. Несмотря на заверения Пилчера, Дайса и Дамфи, что землетрясения не только не вредны для человека, но даже производят на организм определенное оздоровляющее действие, веранды быстро опустели и даже самые ярые защитники землетрясений были под конец довольны, оказавшись в экипаже и на пути домой. Через час быстрой езды все снова пришли в отличное настроение, а мистер и миссис Рейнор вернулись к своим нескончаемым излияниям восторга.
Миссис Сепульвида и мистер Пуанзет следовали позади всех в открытом кабриолете. Когда они уже проехали значительную часть пути, Артур спросил свою спутницу, почему ее так встревожила близость моря.
— Старые люди рассказывают, — ответила донна Мария, — что однажды весь Сосновый мыс — надеюсь, вы еще помните Сосновый мыс, мистер Пуанзет? — был затоплен огромной волной, поднявшейся после землетрясения. Скажите мне лучше, верите вы тому, что пишет этот Конрой?
— Конечно, — не задумываясь, ответил Артур.
— Значит, действительно… может случиться… что бумаги этого акционерного общества… обесценятся?
— Вполне вероятно.
— А если я признаюсь вам, что имела глупость вложить в них немалые деньги, что вы скажете тогда? То же, что говорили вчера, или нет?
— Что я скажу? — повторил Артур, перекидывая вожжи в левую руку, чтобы высвободить правую (бог его знает, для чего ему это понадобилось). — Скажу, что убежден еще более, что вам нужен человек, который заботился бы о вас.
Поскольку сцену, последовавшую за этой остроумной репликой Артура, трудно согласовать с тем ответом, который миссис Сепульвида дала несколькими главами выше на вопрос донны Долорес, то я и не стану ее описывать. Лишь скромно замечу, что кабриолет сильно отстал от кареты и с опозданием прибыл к внушительному особняку мистера Дамфи на Ринкон-Хилле, где гостей ожидал отлично сервированный ужин. Мистер Дамфи был так весел, что даже превозмог свое старое недоверие к Артуру и робость перед ним, а равно и недавнее ревнивое чувство; он заговорил с ним доверительно и приветливо, чем немало удивил и позабавил этого самонадеянного джентльмена, который в этот вечер, по неким, только ему известным причинам, вел себя еще спесивее обычного. Артур знал наверняка или, во всяком случае, считал, что знает наверняка, что мисс Ринграунд нисколько не интересуется ни мистером Дамфи, ни его капиталами и кокетничает с ним с единственной целью доставить огорчение своим соперницам;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63