И очень часто за лукавым декларированием приоритетов «интересов государства» ловко маскировались личные политические интересы и выгоды прежде всего самого Ельцина и оберегающей его свиты.
Рушилась экономика, билось в конвульсиях сельское хозяйство, чахла культура, гигантская эпидемия коррупции и преступности поражала страну, разваливалась армия, но вместо полной мобилизации сил на спасение государства Россия почти десять лет только и наблюдала за тем, как президент ловко ставит «сдержки и противовесы», изгоняет бездарных или проворовавшихся министров и назначает других, перетряхивает свою кремлевскую команду, воюет с парламентом или борется за продление президентского мандата на новый срок и добивается победы за счет ее щедрой проплаты из кошельков олигархов, старательно и страстно облизывающих десницы «монарха» в надежде на то, что в знак благодарности и им достанется желанный жирный шмат недвижимости или кусок нефтяной трубы…
В конце концов, страну приучили к тому, что она денно и нощно вынуждена была наблюдать за стиркой грязного белья в кремлевском, правительственном и парламентском корытах.
Великое сонмище фактов российской политической жизни последнего десятилетия уходящего века убедительно свидетельствует о том, что ход отечественной истории Кремль часто поворачивал в русло, которое прежде всего было выгодно Ельцину, а не России. И жизнь армии в такой же мере часто подчинялась личным политическим интересам, пристрастиям и капризам Б.Н.
* * *
…Когда вечером 25 декабря 1991 года Шапошников приехал в Кремль к Горбачеву, тот на сей раз без каких-либо возражений расписался на документах, фиксирующих передачу «ядерного чемоданчика», — на тех самых, где с нелепой поспешностью поставил свою преждевременную подпись Б.Н. Они тут же были отправлены нарочными под усиленной охраной к Ельцину на Краснопресненскую набережную. Сам чемоданчик Шапошников должен был доставить Ельцину лишь после того, как президент подтвердит получение документов, завизированных Горбачевым.
Один из моих давних знакомых служил на Центральном командном пункте Генштаба и имел непосредствнное отношение к разработке системы управления стратегическим ядерным оружием. В тот день я спросил у него, кто вместо Верховного будет принимать решение, если, допустим, ядерная угроза случится в период, когда из-за странного бзика Ельцина на некоторое время потеряется контроль за главной ядерной кнопкой?
Ответ был предельно красноречивым:
— А хрен его знает!
К тому времени я уже знал, что в случае ядерной угрозы между президентом, министром обороны и начальником Генштаба должен мгновенно произойти сеанс так называемой конференц-связи, в ходе которого в течение нескольких минут все трое обязаны прийти к единому решению. Исключение из этой процедуры хотя бы одного из них допускалось лишь теоретически (хотя нашей разведке было известно, что в некоторых ядерных странах, например во Франции, продолжительное время существовала дублирующая тайная схема управления Стратегическими ядерными силами, исключавшая участие в ней нескольких обязательных лиц, кроме, разумеется, президента. Но когда это стало известно в правительстве, разгорелся бурный «семейный» скандал, шум которого французские власти быстро загасили).
В России же с конца 1991 года и доныне управление президентом Стратегическими ядерными силами, некоторые его важнейшие решения по их перенацеливанию, сокращению или реформированию принимались порой в форме лихих экспромтов. Некоторые из них Б.Н. делал с подачи своих «ядерных» советников, пытавшихся помочь президенту утолить его жажду «исторических прорывов» в международных отношениях с помощью сенсационных инициатив. Тут Ельцин намного превзошел даже Горбачева, который неоднократно набирал очки у Запада, оглушая его необычайно смелыми шагами СССР в сторону радикального сокращения ракетно-ядерных вооружений (даже тогда, когда Генеральный штаб по некоторым видам сокращаемого оружия был категорически против, а его преждевременное уничтожение считал преступным).
Как и Горбачев, Ельцин не раз стремился наращивать свой международный политический рейтинг с помощью авантюрно-популистских предложений. Мне до сих пор помнится, какой мировой фурор вызвало заявление Ельцина в начале 1992 года: «Наши ракеты больше не нацелены на США». Многие в Генштабе в тот день отнеслись к этому сенсационному заявлению президента точно так же, как сыновья стыдятся своего отца, когда он вдруг ляпнет прилюдно чепуху или очевидную неправду. Наш Верховный за реальный факт не раз выдавал то, что лишь в самых общих наметках существовало в планах.
Об окончании вывода полетных заданий российских межконтинентальных ракет, нацеленных на США, на так называемый нулевой режим министр обороны П. Грачев публично объявил лишь через… полтора года. В то время, когда российский президент радостно превозносил «выдающееся и беспрецедентное» решение Кремля, американский, Билл Клинтон, отнесся к этому очень сдержанно. Когда США объявили об аналогичном шаге, он сказал:
— Это всего лишь символический жест доброй воли с обеих сторон.
В сентябре 1996 года во время поездки в штаб-квартиру НАТО в Бельгии я спросил министра обороны США Уильяма Перри, что он думает о взаимном ракетном ненацеливании между нашими странами. Он хитро улыбнулся и ответил:
— Мы не знаем, куда в действительности нацелены русские ракеты. Так же, как вы точно не знаете, куда нацелены американские.
Но сильнее всего наш президент шокировал оппонентов, когда заявил во время встречи с главами некоторых государств НАТО, что с российских ракет, нацеленных на страны альянса, «снимаются боеголовки».
Тогда и в российском Генштабе у многих отвисли челюсти. Многим показалось, что они ослышались. В нашу пресс-службу в панике примчались офицеры Главного оперативного управления ГШ, курирующие Ракетные войска стратегического назначения, и стали лихорадочно прокручивать пленку с записью слов Верховного. В гробовой тишине дежурной комнаты раз за разом звучал торжественный голос Ельцина:
— Я СЕЙЧАС принял решение…
— Я СЕЙЧАС принял решение…
В российской прессе началась шумиха, журналисты допытывались у минобороновского руководства, консультировался ли с ним Верховный Главнокомандующий перед тем, как объявил о своем решении. Наши генералы ловко уходили от ответов. Чтобы хоть как-то пригасить скандал, пресс-служба МО сделала туманное заявление, из которого только и можно было понять, что снятие боеголовок — процесс длительный…
А мне вспоминалась такая же скандальная шумиха в российской и зарубежной прессе после того, как 25 января 1995 года норвежцы запустили свою метеоракету «Блэк Брандт-12» с полигона на острове Аннея. Ельцин прокомментировал это событие не без гордости. Цитирую: «Военным, безусловно, надо сказать спасибо… За высокую боеготовность… Мы ее (ракету. — В.Б.) поймали сразу и определили место ее падения — достаточно далеко от наших берегов».
Возникал логичный вопрос: почему президент решил вдруг оповестить страну и мир о банальной, в сущности, ситуации? Москва о запуске норвежской ракеты знала заранее (я своими глазами видел сообщение № 1348, поступившее из Осло в Москву еще недели за три до пуска), наши станции предупреждения о ракетном нападении ее мгновенно засекли и вели до момента падения.
Все было, как говорится, штатно. И тем не менее Верховный Главнокомандующий придал этому в общем-то ординарному событию выдающееся значение и, более того, был восхищен тем, как четко сработал министр обороны, оперативно вызвав президента на конференц-связь. Много знающая американская разведка этому событию дала более жесткую трактовку, отметив, в частности, что российский президент «лихорадочно хватался за „ядерный чемоданчик“.
На выручку раздувшего сенсацию и слишком вольно трактовавшего инцидент Верховного Главнокомандующего мгновенно бросился тогдашний начальник Генерального штаба генерал-полковник Михаил Колесников. Он успокаивал насторожившуюся российскую и международную общественность:
— Наблюдение за ракетой взяло на себя в автоматическом режиме оборудование наших станций раннего предупреждения о ракетном нападении. А технике совершенно безразлично, какая это ракета — военная или гражданская. Однако запуск ракеты с определенной территории — всегда серьезное событие…
Колесников подтвердил, что норвежское уведомление о запуске ракеты в нашем военном ведомстве было, правда, без упоминания точного времени старта. Но оно в таких документах обычно и не называется — часто случаются задержки. И потому указывается лишь день и с какого по какой час намечается пуск.
Вся эта шумиха с участием Ельцина вызывала саркастические улыбки на лицах генштабовских спецов и по другим причинам. Верховный ведь не хватается за «ядерный чемоданчик», когда запускают свои ракеты США, Китай, Франция, Северная Корея…
В то время шла война с Чечней. Наши войска терпели неудачи. Президент был недоволен военным руководством. Генералы и решили разыграть с Верховным весь этот спектакль, чтобы хоть как-то реабилитировать себя в его глазах и показать, что армия находится в высокой боеготовности…
Но случалось, что дело доходило и до гораздо более опасных президентских экспромтов. А были и такие, о которых до сих пор знают лишь десятка два людей в России.
Однажды перед визитом в Англию Б.Н. в очередной раз вознамерился сделать исторический прорыв на «ракетно-ядерном фронте». Кремлевские и правительственные чиновники, минобороновские спецы ломали голову над тем, чтобы такое придумать для «первого», чтобы в очередной раз он предстал пред человечеством в облике несравненного миролюбца. И, ослепленные великой страстью верноподданичества, придумали…
Ельцин должен был ошарашить мир новой оглушительной сенсацией: в качестве демонстрации беспрецедентного доверия американцам Москва устами нашего президента намеревалась объявить о том, что она частично отключает… систему предупреждения о ракетном нападении.
Только жесткая позиция генерал-полковника Бориса Громова, бывшего в ту пору главным военным советником МИДа РФ, а также других трезвомыслящих и принципиальных политиков, помогла предотвратить аферу, которая с подачи Б.Н. могла лишить Россию еще одного оплота ее военной безопасности.
Но до этих событий еще надо было дожить. А тогда, в конце 1991, в кулуарных генштабовских беседах стали мелькать мыслишки наших спецов, что Б.Н., наверное, еще не отдает себе в полной мере отчета, какая опасная «игрушка» досталась ему как президенту…
* * *
…Машина маршала Шапошникова в сопровождении нескольких иномарок с пуленепробиваемыми стеклами и вооруженными офицерами Главного управления охраны (позже — Федеральной службы охраны. — В.Б.) мчалась из Кремля к Белому дому. В одной из них на заднем сиденье расположились два капитана 1 ранга в гражданском (они именуются группой операторов, имя которой совпадает с названием некогда популярных в Союзе папирос — «Казбек»). Между ними стоял тот самый «ядерный чемоданчик», который от множества похожих на него крутых кейсов внешне мало чем отличался (разве только тем, что рядом с ним часто был толстый кофр — пункт мобильной космической связи, из которого торчал край толстой антенны с шариком на конце).
За стеклами машины маршала копошилась вечерняя Москва, не подозревавшая, конечно, что стадо черных автомобилей с мигалками, прущее по нейтральной полосе Калининского проспекта, доставляет Ельцину самый грозный в мире атрибут политической и военной власти.
Позже в своем дневнике маршал Шапошников об этом событии напишет: «Так в тот вечер произошло еще одно, незаметное для многих, событие, которое позволило спокойно и ответственно обеспечить непрерывное управление Стратегическими ядерными силами».
Насчет спокойствия, ответственности и непрерывности Главком явно лукавил.
В тот вечер Ельцин окончательно получил от Горбачева все, что хотел получить.
Последняя точка в истории Союза была поставлена.
Президент с торжествующим любопытством рассматривал привезенный ему «чемоданчик» и слушал пояснения «ядерных» офицеров.
Этот «чемоданчик» превращал его в одного из самых сильных властителей планеты. И хотя из сложных объяснений технических спецов он понял лишь то, что в случае войны без его личного, хитроумно устроенного ядерного кода не взлетит ни одна межконтинентальная российская ракета, — это распирало его торжествующим сознанием собственного величия.
Теперь заветный «ядерный чемоданчик» был под его безраздельной властью, так же как и Россия. Владыка гордился этим, хотя лишь в самых общих чертах понимал, как управлять и гигантским государством, и небольшим кейсом. Главное — он был НАД всем этим. А в деталях разберутся подручные специалисты…
Впереди была неизведанная жизнь.
И не один раз в ней случалось так, что тяжело захворавший Ельцин попадал на больничную койку и напрочь отключался от выполнения президентских функций. Когда боль мутнила сознание и колюче ползала по замирающему сердцу, когда тонкой, как лезвие хирургического скальпеля, становилась грань между жизнью и смертью — даже тогда президент никому не передавал двух вещей — Власти и «ядерного чемоданчика».
Президент уже лежал на операционном столе, а его команда в Кремле яростно шушукалась о том, как быть с ядерным баулом. Кто-то украдчиво предложил отдать его на время Черномырдину, второму лицу в государстве. Но в ответ на это было многозначительно замечено, что в случае неблагоприятного развития ситуации премьер «может так прилипнуть к ядерной кнопке, что его тогда черта с два от нее отдерешь» (эта многозначительная фраза, приписываемая Коржакову, через несколько дней появилась в некоторых зарубежных газетах. В других вариантах она излагалась и так: «Кто владеет шифрами, разблокирующими ядерный арсенал, тот обладает и всей полнотой власти».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69