Слушали его с легким интересом. Вот почему большую часть учебного времени он уделял чтению и письму, считая чтение ключом ко всем прочим наукам, а письмо — его неотделимой составной частью. Но только Джои по-настоящему пристрастился к чтению и намного опередил своих сверстников. Он понимал смысл слов и даже смысл прочитанных книг.Несмотря на постоянно преследующие горькие разочарования, Иш не терял надежды и всякий раз хватался за любую возможность вложить хоть какие-нибудь знания в непокорные детские головы. Порой они сами предоставляли ему такую возможность. В один из дней мальчики постарше ходили в более дальний, чем обычно, поход по окрестностям и на следующее утро принесли в класс растущие в тех краях орехи. Они раньше не видели таких орехов и потому, сгорая от любопытства, ждали, что им скажет школьный учитель. Иш решил расколоть несколько и попробовать дать предметный урок биологии. Он попытается использовать преимущества детского любопытства, создавая впечатление, что именно они стали инициаторами этого урока. И тогда он послал Уолта на двор принести два камня, чтобы ими расколоть твердую скорлупу. Уолт вернулся с двумя обломками кирпича. Совершенно очевидно — в его словаре понятия «камень» и «кирпич» не имели смысловых различий. Иш решил не занимать внимание аудитории объяснением столь незначительных тонкостей, так как путем проб и ошибок пришел к заключению, что попытка расколоть твердый орех кирпичом скорее закончится разбитым пальцем, чем расколотой скорлупой. Соображая, что бы такое приспособить более подходящее, он рассеянно окинул взглядом комнату, и тут совершенно случайно на глаза ему попался молоток. Как всегда, его старый приятель занимал свое обычное место на каминной полке.— Пойди подай мне молоток, Крис, — сказал он, обращаясь к маленькому, сидевшему ближе всех к камину мальчику. Обычно Крис бывал счастлив, если ему предоставлялась возможность во время урока немного размять ноги, вскочить со стула и совершить какое-нибудь активное, в отличие от умственного процесса, действие. Но сейчас происходило непонятное. Крис даже не шелохнулся, и только глаза его затравленно бегали по лицам сидящих рядом Уолта и Вестона. При этом вид Крис имел весьма жалкий, и смущение заметно перерастало в видимое беспокойство.— Встань и подай мне молоток, Крис! — повторил Иш с некоторым раздражением, резонно считая, что Крис, как обычно, витал в облаках и сейчас, услышав свое имя, просто не понимает, о чем его просят. Но тут произошло вовсе невероятное.— Я… я не хочу! — выкрикнул Крис. Мальчишке было уже восемь, и никто не считал его плаксой, но сейчас Иш видел, что тот по совершенно непонятным причинам готов вот-вот разрыдаться. И он оставил Криса в покое. Но ему был нужен молоток, а молоток продолжал стоять на каминной полке.— Так кто принесет мне молоток? — после некоторого замешательства снова спросил он. Вестон бросил короткий взгляд на Уолта, а две сестренки — Барбара и Бетти, — не сговариваясь, глянули друг на друга. Эти четверо в классе были самыми старшими, и все четверо продолжали смотреть по сторонам, но никто из них не двинулся с места. Естественно, что точно так же, украдкой поглядывая на товарищей, вели себя и младшие. И хотя Иш пребывал в полном недоумении, он не собирался предпринимать какие-то дисциплинарные меры и уже было приготовился подняться и самому взять молоток, как в гостиной стали происходить совсем уже странные и малопонятные события. С места встал Джои. Прошел через всю комнату и остановился у камина. Все дети не спуская глаз следили за каждым его движением. В комнате повисла гнетущая тишина. Джои стоял у камина. Вот он протянул руку и взял молоток. Сдавленно ойкнула самая маленькая девочка. В более ничем не нарушаемой тишине Джои вернулся к столу Иша, подал молоток, а потом медленно развернулся и пошел к своему месту. Застыв в немом оцепенении, дети смотрели на Джои. Джои сел, и в ту же секунду Иш взмахнул молотком, и твердая скорлупа ореха глухо треснула от сильного удара. И звук этот, глухой и гулкий, кажется, снял достигшее наивысшей точки напряжение. Только к полудню, когда гостиная опустела и дети с радостными воплями освобожденного духа разлетелись по своим делам, Иш снова вернулся к недавнему происшествию и с изумлением, смешанным с испугом, пришел к заключению, что не далее как всего лишь час назад он столкнулся с проявлением суеверия — суеверия в самом чистом виде. Вероятно, бессознательно, но все дети связывали молоток со странным и мистическим для них прошлым. Молоток использовался только в самый торжественный и официальный праздник их Племени; все остальное время он неподвижно, предоставленный самому себе, стоял на камине. И, по правде говоря, в руки его брал только Иш, и больше никто. Теперь он вспомнил, с какой неохотой пошел за молотком Боб и как быстро, словно желая поскорее отделаться, передал его отцу. Неудивительно, что молоток стал для детей воплощением какой-то могучей, способной стать опасной для них, достаточно лишь одного неосторожного прикосновения, силы. Иш мог представить, как это все происходило: сначала игра, но шли годы, и постепенно все стало восприниматься действительно всерьез. А что касается Джои — вот еще один пример его места «над толпой». Возможно, что и Джои не рассматривает этот молоток как самый обычный, ничем не примечательный инструмент, каких много. Возможно, что он тоже находится во власти суеверий, но суеверия эти более высшего порядка, чем просто страх. Понимая, что у него очень много общего с отцом, а умение читать — тому подтверждение, Джои, как наследник Великого Жреца, Благословенное Дитя, имеет право дотронуться до святой реликвии, способной поразить своей злой силой любого другого, не входящего в круг избранных. Возможно — и это похоже на Джои, — он сам помогал создать эту пирамиду суеверий, чтобы на ней выстроить фундамент своей значительности. Нет, совсем не трудно будет победить эти суеверия — именно такой мыслью закончил Иш свои размышления. Но к вечеру его опять начали одолевать сомнения. Причиной стали играющие на дорожке перед домом маленькие дети. Игра заключалась в том, что, перепрыгивая с одной каменной плитки на другую, они звонкими голосами выкрикивали старый детский стишок:Кто на трещину ногой — Голова с плеч долой!В Старые Времена Иш часто слышал эту рифмованную детскую ерунду. Тогда она не значила для него ничего — просто маленькая детская ерунда. Вырастая, дети очень скоро понимают, что такие и подобные вещи есть просто глупости, которых могут бояться разве совсем маленькие. Но сейчас кто их научит и объяснит, что такое детские суеверия? Ведь они живут в обществе, которое не имеет традиций и, более того, не имеет тенденции накапливать традиции, используя книги как их неисчерпаемый источник. Он сидел в кресле и слушал, как, играя, дети на все голоса распевали свой страшный стишок. И пока, причудливо переливаясь в лучах солнца, поднимался к потолку дым его сигареты, Иш одно за другим вспоминал раздражающие проявления суеверий. Эзра носит в кармане серебряный пенни, и дети, без сомнения, смотрят на этот пенни с таким же суеверным испугом, как и на молоток. Молли стучит по дереву, и Иш с раздражением вспоминает, как видел детей, повторяющих этот глупый стук по дереву. Смогут ли они, когда вырастут, понять что это просто ничего не значащие маленькие привычки, позволяющие взрослым чувствовать себя спокойнее, и не больше? С неохотой, но все же Иш стал склоняться к мысли, что детские суеверия есть серьезная, заслуживающая внимания проблема. В Старые Времена предрассудки и суеверия одной семьи или небольшой группы семей могли оказывать на детей очень большое влияние, но с возрастом, когда круг общения расширяется, эти семейные традиции постепенно теряют свое значение и приходят в равновесие с общепринятыми верованиями и традициями общества. Кроме всего прочего, существовало огромное, правильнее будет сказать, ошеломляющее пс своей многочисленности разноцветье культур и традиций — традиции христианства, западных и восточноевропейских цивилизаций, англо-американская культура. Можно по-разному подходить к оценке этого явления, но никто не станет отрицать, что влияние культур и традиций во благо или во вред человеку было настолько огромным, что поглощало любую личность без остатка и никто был не вправе считать себя свободным от этого влияния. Но их маленькая община утратила большую часть традиций. Кое-что потеряно по вполне объективным причинам, так как семеро переживших катастрофу (Иви, конечно, не в счет), вполне естественно, не могли сохранить и передать все характерные для воспитавшего их общества традиции. Много утрачено из-за того, что в общине произошел разрыв в преемственности поколений и не было старших детей, способных передать традиции детского мира своим маленьким братишкам и сестренкам, — ведь первых родившихся после катастрофы детей учили играть их папы и мамы. Вот почему их дети — это мягкий, податливый воск, из которого можно лепить все, что угодно. За этим скрывались огромные возможности, ответственность и опасность. Большая опасность — от одной этой мысли он зябко поежился, — если их маленькое сообщество попадет под влияние злой силы демагога. Но при этом — Иш криво усмехнулся — в их податливой и мягкой, как воск, компании все дети, за одним исключением, сколько он ни старался, не обладали истинным стремлением к знаниям и книге. Это могло означать, что более могущественная сила — вся окружающая среда — противодействует его благим начинаниям. Но что если снова вернуться к проблеме суеверий… Возможно, их появлением община обязана отсутствию в их среде — так уж получилось — истинно верующих. Вероятнее всего поэтому в головах детей образовался некий духовный вакуум, который был моментально заполнен верой в сверхъестественное. Не в этом ли кроется подсознательное стремление объяснить таинственные законы жизни… А ведь много лет назад они проводили совместные церковные службы, а потом прекратили, посчитав лишенными элементарного здравого смысла. Выходит, что отказ от религии стал серьезной ошибкой, допущенной общиной. Вот когда Иш по-настоящему понял, что лишил себя возможности стать создателем религии целого народа. Дети принимают на веру все, что бы он ни сказал. Проявив настойчивость, повторяя одно и то же бесконечное число раз, он, безусловно, может сделать так, что они поверят в абсолютную истинность любых религиозных догм. Он может убедить их, что Господь Бог сотворил мир за шесть дней и нашел его прекрасным. Они поверят. Он может рассказать им индейскую легенду о том, что мир создан стараниями Мудрого Койота. Они поверят. А что он может рассказать им, сохранив собственные убеждения? Полдюжины космогонических теорий создания мира, которые еще помнит со студенческой скамьи? Возможно, они поверят и этому, хотя премудрости космогонии по силе воздействия будут явно проигрывать истории и Бога, и Мудрого Койота. Что бы он ни сказал, что бы ни выбрал, всему можно придать форму и содержание вполне сносной веры. И снова, как много лет назад, Иш испытал отвращение к самой идее, ибо дорожил чистотой собственного скептицизма. «Лучше ничего не знать о Боге, — вспомнил он свое давнее увлечение Библией, — чем думать недостойное Его». Иш прикурил еще одну сигарету и снова откинулся на спинку кресла… Эта проблема духовного вакуума! Она беспокоила его. Если не заполнить пустоту чем-то положительным, его потомки в третьем или четвертом поколении станут предаваться обрядам первобытного колдовства, трепетать перед злыми духами и проводить эксперименты ритуального каннибализма. Они начнут исповедовать ву-ду, шаманизм, табу… Последнее заставило его испытать острый приступ вины. Дело в том, что в Племени уже существовали верования, по силе своей приближающиеся к силе воздействия табу, и безусловно, без всякого злого умысла но именно он заложил первые основы их существования. Иви, например. Он, и Эм, и Эзра решили это давно. Они не хотели, чтобы полоумные дети от Иви стали обузой для всей общины, и поэтому предпринимали все возможное, чтобы по крайней мере для мальчиков сделать ее неприкасаемой. Светловолосая Иви с огромными голубыми глазами была, наверное, самой красивой среди них. Но Иш был уверен, что никто из мальчиков не рассматривает Иви как предмет сексуального влечения. Вряд ли мальчики думали или боялись, что с ними произойдет нечто плохое, просто изначально была исключена возможность возникновения даже иллюзорной мысли о каких-то связях с Иви. Запрет стал сильнее закона. Только такой запрет мог быть отнесен к разряду табу. И еще одна проблема, созвучная с первой, — проблема супружеской верности. Изначально страшась раскола их маленького сообщества из-за ревности, старшие не столько учили супружеской верности, сколько на собственном примере показывали, что иного просто не может быть. Молодых женили так рано, как это было возможно. Двоеженство Эзры воспринималось как реалия, не требующая объяснений. И хотя Иш не был склонен рассматривать сохранение супружеской верности как явление, полностью соответствующее определению запрета, но все же если рассматривать заключенные браки с точки зрения их предопределенности судьбой, а не желанием молодых, то это понятие по смыслу оказывалось весьма близким к табу. Первое нарушение запрета — а оно обязательно будет — безусловно приведет к потрясению с Непредсказуемыми последствиями. Третьим возможным примером табу — хотя и меньшего масштаба — явилось превращение Университетской библиотеки в неприкосновенную святыню. Это случилось, когда старшие мальчики были еще малышами. Однажды Иш водил их в дальний поход, в результате чего они оказались на территории Университетского городка. И пока он сам безмятежно дремал в тени деревьев, двоим удалось отодрать доску, которой после первого посещения библиотеки Иш прилежно забил окно, залезть внутрь, добраться до книг, а потом увлеченно расшвырять их по полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60