На пастбищах водилось много скота, но воспоминания об однажды сыгранной роли разделывающего тушу мясника вызывали в нем отвращение, тем более что в жаркую погоду он не испытывал особой потребности в мясе. Иногда он видел совсем немногочисленные группки пасущихся овец. Когда путь его пролегал через болотистые низины, он порой чуть было не наезжал колесами пикапа на свиней, которым, видимо, доставляло громадное удовольствие разваливаться где-нибудь в тени на холодном и пустынном бетоне автострады. Тощие собаки по-прежнему бродили по заброшенным улицам городов. Он почти не видел кошек, но иногда слышал по вечерам их душераздирающие вопли и отсюда заключил, что кошки не отказались от удовольствия ночных забав. Объезжая стороной большие города, он упрямо продвигался в западном направлении. Индиана, Иллинойс, Йова — мимо кукурузных полей, через маленькие, вымершие городки, залитые солнцем и пустынные днем, погруженные в сумерки и пустынные вечером. И все время наблюдал, как в стремлении к реваншу наступает на следы, оставленные человеком, дикая природа. Пока еще хрупкий побег тополя на некогда ухоженной, а теперь заросшей травой и сорняками лужайке перед домом; конец оборванного телефонного провода, свисающий на полотно дороги; следы засохшей глины, где проходил хитрый енот, чтобы окунуть свою пищу в фонтан у здания суда, прямо под памятником солдатам Гражданской войны. Встречались и люди — теперь все чаще вдвоем или втроем. Разъединенные молекулы некогда единого целого начали находить друг друга. Как утопающий хватается за соломинку, так и они обычно держались за те крошечные пятнышки мира, с которыми связывала их прежняя, до разразившейся трагедии жизнь. Как и раньше, никто из них не выказывал желания поехать с ним, но иногда люди предлагали ему остаться. И никогда он не сожалел об отказе. Встреченные им люди находились в полном физическом здравии, но чем чаще он встречал их, тем все больше и больше утверждался в мысли, что духовно все они уже давно мертвецы. Он достаточно хорошо знал антропологию и мог вспомнить подобного рода примеры, хотя гораздо меньшего масштаба, уже имевшие место в истории развития человеческого общества. Достаточно уничтожить культурный слой, в котором жили люди, и чаще всего испытанное душевное потрясение будет иметь необратимые последствия. Лишите человека семьи, работы, друзей, церкви, развлечений, привычных забот, надежды — и он превратится в живого мертвеца. Вторая Смерть исправно продолжала свою работу. Однажды он видел женщину, чей разум померк. Остатки одежды говорили о недавнем высоком положении и достатке, а сейчас она с трудом могла заботиться о себе и вряд ли сможет пережить эту зиму. Некоторые из выживших рассказывали о тех, кто покончил жизнь самоубийством. Глядя на людей, он думал, что его сознание и сам он оказались в меньшей степени подвержены эмоциональным срывам, вызванным тяжестью одиночества. Иш относил это на счет неослабевающего интереса к ходу развития событий и особенностям своего характера. Он часто вспоминал о некогда записанных на листе бумаге качествах, которые давали ему право приспособиться к новой жизни. Порой, в машине или вечером у огня, в воображении его возникали эротические образы. Он думал об Анн с Риверсайд-райв — ухоженной изящной блондинке. Но она исключение. Обычно встреченные им женщины были неопрятны, иногда просто грязны, с тупыми, застывшими в духовном безразличии лицами. Порой их словно прорывало, и тогда они начинали беспричинно смеяться, и смех этот скорее походил на истерику. Некоторые были доступны, но всякий раз, стоило лишь представить, он чувствовал, как моментально пропадало всякое желание близости. Последствия нервного потрясения — так решил Иш. Не нужно торопить события, пройдет время, все уляжется, и он тоже изменится. Равнины Небраски пылали золотом несжатой пшеницы. Спелое зерно скоро начнет осыпаться, потеряют тугие колосья свой червленого золота блеск, сморщатся, потемнеют. Упавшие на землю зерна на будущий год сами, без помощи человека дадут всходы; но по краям полей уже набирает силу другая трава, и на невспаханных полях расти она будет быстрее. Иш знал, что трава эта скоро образует плотный дерн и вытеснит пшеницу. После нестерпимого зноя равнин, Эстес-парк встретил его долгожданной прохладой. Он жил здесь неделю. Целое лето никто не тревожил рыбу в здешних ручьях, и форель брала великолепно. Потом начались горы, а за ними снова заросшие полынью солончаковые пустыни. За пустыней, не сбавляя скорости, мчался он по Сороковому шоссе навстречу перевалу Доннер, и только за ним понял, что земля впереди окутана дымом лесных пожаров. «Какой сейчас месяц? — спросил он себя. — Август? Нет, скорее начало сентября. Самый плохой месяц — месяц, когда начинаются пожары». И тогда он подумал, что некому будет бороться с огнем, когда молнии сухих гроз начнут поджигать леса. В ущелье Юба Иш попал в самое пекло. Низкие языки пламени стелились по обе стороны дороги, но шоссе было широким, и, не чувствуя особенного жара, он все же решил прорваться вперед. Все шло хорошо, пока за одним из поворотов он чуть было не въехал в упавшее на шоссе, горевшее тугим, высоким пламенем дерево. И тогда вернулся к человеку забытый страх — страх, который, казалось навсегда, сбросил он той памятной ночью в тишине и мраке пустыни. Страх одиночества и неспособности в одиночестве противостоять и победить опасность. Ничего не оставалось, как попытаться развернуть машину. Он рванул назад, потом снова вперед, и тогда, протестуя против беспорядочных, вызванных страхом и волнением суетливых рывков, заглох мотор. Человек все же взял себя в руки и, когда мотор ожил, задним ходом выехал из огня. В относительной безопасности уверенность снова вернулась к нему. Он доехал до пересечения с «Калифорнией-20» и решился на новую попытку. Здесь огонь тоже подбирался к обочине, но не был так силен. Ехал Иш медленно, аккуратно объезжая горевшие на бетоне сучья и ветви деревьев, и сумел все-таки выбраться из огня. А по-настоящему испугался, когда дорога вывела его на гребень горы и увидел он, что горит везде, что вся земля под его ногами объята пламенем. А ведь он счастливчик — ему снова повезло. После дневных волнений он решил провести ночь в покое и прохладе гор, но, боясь оказаться отрезанным огнем, двинулся дальше и развернул спальный мешок лишь внизу, в парке раскинувшегося у подножия гор маленького городка. Темнота ночи накрыла его. Это расстроило и огорчило, ведь он так надеялся, что в Калифорнии обязательно увидит свет уличных фонарей. Наверное, зря надеялся, потому что бушующие лесные пожары если не повсеместно, то на больших территориях разрушат линии электропередач. Так он лежал без сна, в духоте, беспокойстве, продолжая ощущать впитавшийся горький запах дыма, и думал о том, что оказался в ловушке, что отрезан от остального мира этими горами и пожарами. И если лишенный пищи огонь догорит и погаснет, то заваленные упавшими деревьями и оползнями с лишенных растительности склонов дороги через Сьерры станут непроходимыми. Но наступило утро, и, как часто бывало, ощутил человек прилив новых сил. Если он в ловушке, то согласен иметь ловушкой всю Калифорнию, и если Сьерры станут непроходимыми, то дорога через пустыню на многие годы останется открытой. Он был готов тронуться в путь, когда Принцесса, в очередной раз доказав порочность своей натуры, издала короткий вопль и исчезла по следу мифического зайца. Злясь, он ждал ее задать трепку, но подлая собака исчезла надолго, и тогда он изменил планы и полуголый провалялся в тенистой прохладе деревьев. Выехали они уже после полудне. В сумерках остановил Иш машину на гребне холма и, как в прошлый раз, в волнении смотрел на раскинувшиеся внизу города. И огромная радость смешивалась с волнением, потому что залиты светом были те города. А он так давно не видел горящей электрической лампочки, что уже забыл, где в последний раз видел этот свет. Все тепловые электростанции прекратили вырабатывать электроэнергию почти вслед за катастрофой, но и небольшие гидроэлектростанции просуществовали недолго. И теперь к радости, делая ее еще сильнее, примешивалось чувство гордости за свои родные места — ведь это могли быть последние электрические огни во всем мире. На какое-то мгновение ему захотелось думать, что все виденное есть дурной сон, каприз горячечного воображения; а теперь он возвращается к нормальной жизни в наполненный людьми мир городов. Пустынное, насколько хватало глаз, шоссе избавило от иллюзий. И тогда он стал смотреть на города трезвым, оценивающим взглядом. И увидел, что еще больше черных пятен появилось там, где аварии нарушили единую систему энергоснабжения. Исчезли огни над мостом Золотые Ворота, или он просто не видел их из-за стелющегося над заливом дыма пожаров. Иш свернул на Сан-Лупо-драйв, и то, что увидел он в мерцающем свете уличных фонарей, оставалось таким же покойным и добропорядочным, как и прежде. «Сан-Лупо-драйв отныне и во веки веков!» — мысленно воскликнул он и с внезапной ясностью понял, что он, оказывается, такой же, как все, и тоже привязан к крошечному пятнышку этой земли, и уехал отсюда лишь для того, чтобы, как почтовый голубь, снова вернуться под крышу родного дома. Он открыл входную дверь, включил свет и в надежде увидеть перемены настороженно замер. Ничего… Он знал, что будет именно так, но все же надеялся. И странно, но когда умерла надежда, не ощущал какой-то особенной горечи или боли, а лишь усталость и пустоту. «Увядший желтый лист, — повторил он строчку из какой-то театральной пьесы, так и не вспомнив, из какой именно. — Но настанет день…» Принцесса с неожиданным проворством метнулась на кухню, поскользнулась на гладком линолеуме, ноги ее разъехались, и, издав комичный, растерянный вопль, с трудом сохранила равновесие. Мысленно поблагодарив собаку, в который раз помогшую снять нервное напряжение, он пошел следом. А Принцесса уже деловито обнюхивала плинтуса, но Иш так и не понял, что взволновало собаку. «Ладно, — думал он, возвращаясь в гостиную. — Странно, отчего я стал таким бесчувственным, но если уж такое произошло, хотя бы спасибо, что рядом никого нет, что я один и не перед кем притворяться. Наверное, это часть того, что уже пережито, или что еще предстоит пережить». Записка продолжала лежать на том же самом месте — чистая и незапыленная, будто оставленная еще вчера. Он взял ее, скомкал в кулаке, бросил в камин, чиркнул спичкой. Целое мгновение не решался, а потом поднес спичку ближе, язычок пламени робко лизнул уголок бумаги, еще секунда, и бумажный комок вспыхнул весь разом. Таков конец!И не будет в поколении этом ни отца, ни матери, жены, и ребенка, и друга. Но будет, как в легенде о том, как создали боги людей из камня и создали людей из зубов дракона; и все люди не знали друг друга, и незнакомыми были их лица, и не видел человек в человеке близкого себе.Утро следующего дня он решил посвятить обустройству своей будущей жизни. То, что пища не проблема, он знал, и первое, что сделал, доехал до ближайшего торгового центра и ходил по улицам, лениво заглядывая в витрины магазинов. Везде на славу поработали крысы и мыши, оставив после себя прогрызенные коробки, смешанную в беспорядке и разбросанную по полу еду. Перед одной витриной, при виде разноцветья фруктов и овощей — свежих и восхитительных, какими могут быть только свежие фрукты и овощи, он застыл в немом изумлении. Не веря глазам своим, смотрел Иш сквозь покрытое толстым слоем пыли стекло. А потом, сначала с раздражением, а потом с восхищением перед искусством неизвестного мастера, понял, что всей яркости и силе впечатления обязан бумажным апельсинам, яблокам, помидорам, авокадо, которыми в былые дни хозяин украшал витрину магазина. Через недолгое время он набрел на продуктовый магазин, наверное специально защищенный от грызунов и на первый взгляд сохранивший былой порядок. Аккуратно выставив оконную раму, Иш забрался внутрь. Хлеб оказался полностью несъедобен, и даже в плотно запечатанных коробках с крекерами вел сытную жизнь жук-долгоносик. Но сухофрукты и все, что хранилось в жестяных и стеклянных банках, было таким же замечательным, как и прежде. Укладывая оливки, он услышал шум включившегося компрессора холодильника. Из любопытства открыл его и с удивлением обнаружил прекрасно сохранившееся масло. Обрадованный столь приятной находкой, тщательно обследовал морозильные камеры и нашел мясо, замороженные овощи, мороженое и даже компоненты для приготовления зеленого салата. Унося добычу, плотно закрыл окно, в надежде что хоть один магазин избежит участи быть разграбленным крысами. Дома, снова возвращаясь к размышлениям о будущем, лишний раз укрепился в мысли, что поддерживать жизнь на примитивном потребительском уровне не составит особенного труда. Еда, одежда — пожалуйста, магазины ломятся от всего, только не ленись — и ты сыт, обут и одет! Вода с прежней силой вырывается из водопроводных кранов. Газа нет, и если бы он жил в краю необыкновенно лютых морозов, можно было позаботиться о запасе какого-нибудь топлива. А сейчас пищу он прекрасно готовит на бензиновой плитке, и если зимой не будет хватать тепла камина, достанет еще этих бензиновых плиток и получит столько тепла, сколько пожелает. В итоге своих размышлений Иш ощутил такой приступ самодовольства, что даже немного испугался, не превращается ли он в однажды встреченного полусумасшедшего старого скрягу?В те дни, когда в воздухе витала смерть; в те дни, когда цивилизация неверной походкой двигалась к своему концу, — в те дни люди, управляющие потоками воды, взглянули в глаза друг другу и сказали: «Если настигнет нас болезнь и умрем мы, у тех, кто переживет нас, должна быть вода». И вспомнили о плане, когда боялись войны и падающих на детей их бомб. И тогда открыли они задвижки, отодвинули затворы, и вода побежала свободно от огромных горных дамб, по туннелям, чтобы наконец попасть в резервуары и, повинуясь законам земного тяготения, в дома человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60