Голос Рипли нарочито спокойно произнес:— Не спеши. Будь крайне осторожен. Возможно, шлюзы выведены из строя. Помни: Чужой слева от тебя.— Понял.Капитан спрыгнул в тоннель и дважды выстрелил в обе стороны от себя. Языки пламени отразились от стен и погасли. Волна раскаленного воздуха ударила в лицо, опалив волосы. Даллас выронил огнемет и со стоном закрыл обожженное лицо руками.— Черт!— Что там у тебя? Отвечай!— Да ерунда. Немного не рассчитал мощность. Угодил под свое же угощение.— Даллас, уходи! — От крика голос Ламберт исказился до неузнаваемости. — Уходи немедленно! Он приближается к тебе! Ты слышишь?! Твою мать! — ее руки сами потянулись к зажимам люка над головой.— Быстрее, он в двух переходах от тебя! Это опасно! Остался всего один переход!Крышка люка отлетела, глухо ударившись об пол. Ухватившись за края шлюза, Даллас подтянулся на руках и забрался на верхний этаж. Он встал на колени, установил фонарь так, чтобы луч освещал участок нижней палубы прямо под люком, и приготовился к бою. Огнемет оттягивал руку.— Чужак остановился! Он прямо под тобой!Указательный палец лег прямо на спусковой крючок.Что-то теплое коснулось его плеча. Даллас вздрогнул, сердце бешено заколотилось, горло перехватил спазм. Внезапно он упал на правую руку, перекатился и, вывернув огнемет, нажал на спуск. Пламя с воем рвалось из форсунки, пожирая все пространство тоннеля до самого шлюза. В его узком дергающемся свете стоял силуэт человека! Человек горел, но ни крика, ни стона слышно не было. И вдруг, как гром среди ясного неба:— Хватит, чего зря горючку жечь? — как ни в чем не бывало спокойно проговорил человек.На мгновение Далласу показалось, что он уже где-то слышал этот голос. Но где? Когда? От неожиданности он опустил огнемет и прислушался, всматриваясь в бушевавшее пламя. Человеческое тело сидело перед ним на корточках. Фигура медленно гасла, наполняя тоннель смрадом сгоревшего мяса. Еще мгновение — и силуэт погас окончательно, исчез во мраке тоннеля. Даллас поднял фонарь и осветил то, что находилось совсем рядом с ним. Увиденное не укладывалось в его затуманенной удушливым дымом и духотой голове. Луч фонаря, как фокусник из волшебного ящика, вытащил из тьмы его самого. Второй Даллас сидел на полу и приветливо улыбался.«Галлюцинация, наверное», — мелькнуло в голове капитана.— Да нет, — снова прозвучал голос; казалось, он шел из наушников.— Что? — ошарашенно произнес оригинал. Тело перестало его слушаться, а руки и ноги парализовала судорога.Двойник привстал, подполз ближе к отверстию люка, заглянул в темноту провала и поморщился.— Плохо дело.Фонарь осветил задумчивое лицо, слегка опаленное огнем. Губы дрогнули:— Ты — это я.Капитан истерически расхохотался:— Я просто сошел с ума! Ребята, слышите, у меня галлюцинации. Наверное, это последствия удушья.Прикосновение к губам теплых пальцев привело его в себя. Другой Даллас протянул к нему руку.— Перестань! Ведешь себя хуже Ламберт!Это было как сон. Но — наяву. Смотреть на себя со стороны, слышать свой голос, да еще вдобавок и ощущать свое же прикосновение. Бред. Но стоп. Такого трехмерного бреда не бывает. Кроме того, почему-то сохранились все краски, все ощущения. Хотя черт его знает, как все это происходит! А если — не галлюцинация, не бред? Тогда это что? Вторая реальность? Петля времени?— Брось! Не выдумывай! — Казалось, что двойник чувствует себя как дома: он сел и опустил ноги в люк. — Что-что, а фантазия у нас что надо. Но успокойся, я так же реален, как ты. Надеюсь, ты в этом уже убедился.— Боже! — Даллас вытер рукавом взмокший лоб; оцепенение прошло и сменилось страхом, который метался в теле, не находя уголка для пристанища. — Но кто же ты тогда, если не галлюцинация? Он?!Копия согнулась пополам от приступа смеха. Потом он успокоился и протянул, скорчив огорченную мину:— Ну… Я был о тебе лучшего мнения!— Ламберт, Рипли, вы слышите меня?Наушники молчали. Даллас потрогал микрофон. Микрофона не было.— Черт бы все это побрал! — Он снова схватился за огнемет.— Подожди, я сейчас уйду, и ты продолжишь. А пока послушай: ведь ты шел сюда за смертью?— Если ты — это я, то какого дьявола ты задаешь эти вопросы? Сам знаешь: его надо убить!— Нет. Не обманывай себя — не получится! Тебе нужна совсем не смерть того, кто находится здесь внизу. Ты шел за своей смертью. Да? Думал ею оплатить жизнь всех остальных?— Ребята, где сейчас… Тьфу ты, забыл!— Ну-ну, перестань! Прекрати сейчас же эту истерику! Я — это ты. Мы — вместе, все хорошо. Ну сам подумай, надо же когда-то высказать хоть самому себе, что накипело, что камнем лежит на душе…— Ты знаешь, — вдруг совершенно спокойно заговорил капитан, это как в детской игре. Я — это ты, ты — это я. Кто из нас дурак?— Слава богу! Хоть одна здравая мысль! И кстати, я знаю разгадку. Я… Мы — дураки. В первый раз мы ими оказались, когда сели на эту треклятую планету. Так?— Так.— Второй — когда оставили эту мразь на корабле. Так?— Послушай, провокатор, я не мог допустить…— Не ори! Так! И сейчас мы снова, в третий раз, в полном дерьме. По уши! Друг мой, тебе не кажется, что на этот раз мы уже дураками так и останемся? Навсегда?— Ерунду несешь! Чего тебе надо? Уходи! Или…— Или доблестно спалишь себя и меня? Не стоит, — двойник тяжело вздохнул и закашлялся. — Дышать-то здесь как-то тяжело!— Проникся?— А еще тяжелее разговаривать с самим собой! С тобой! Видно, ничего не получится. Психологическая несовместимость, что ли? — Он встал на четвереньки и, ворча, пополз в глубину тоннеля.— С кем? С тобой? Совсем сбрендил?Двойник остановился, сел и продолжил разговор:— Мне ничего не нужно. Я просто хочу напомнить тебе слова Кейна там, в медотсеке. Ведь он был прав, черт возьми!— Я понял! Подожди, но зачем ты все-таки появился?— Не задавай дурацких вопросов, ладно? Я хотел поговорить с тобой, да видно…— Я сам знаю, что натворил много ошибок, и мне надо исправить их. Самому исправить. И я не нуждаюсь ни в помощниках, ни в исповедниках!— Конечно! Я понимаю. Уж кого-кого, а тебя я очень хорошо понимаю. Раз облажался — давай! Спасай весь экипаж, все человечество, спасай даже тех, кто уже погиб! Но вот проблема. Если ты погибнешь, кто будет заниматься всем этим вместо тебя? У нас мало времени, а твои подвиги — это безрассудство и истерика, недостойная капитана!— Я перебрал все решения! И это было лучшим.— Конечно, лучшим! Для тебя лучшим. Твоя смерть снимет с тебя всякую ответственность!— Почему?— Еще один дурацкий вопрос. Объяснить? Пожалуйста! Конечно, это больно, мучительно больно — видеть, как гибнут все они. Но капитан должен покидать корабль последним. А ты сбежал как последний трус, просто воспользовавшись своим служебным положением. Ты оставил корабль без командования. Кто заменит тебя? Ты подумал? Эш? Сомневаюсь. Он целиком занят этой тварью, готов ее из ложечки кормить любым из нас, лишь бы сохранить для своих исследований. Рипли? Она, конечно, девочка серьезная, но ты же сам всегда говорил, что на баб полагаться нельзя! А «мама»… Сам знаешь!Даллас опустил огнемет:— Что же ты можешь предложить?— Ничего. Я — это ты. То есть, и думаю так же, как и ты. А значит…— Ты прав. Значит, нужно возвращаться. Это было не самое удобное решение проблемы.— Но тогда нужен будет другой способ, чтобы уничтожить эту тварь.— Найдем. В конце концов, можно просто поочередно разгерметизировать все отсеки, и если эта тварь дышит, то она просто задохнется. Перепад давления тоже может ее убить, просто разорвать на части. Может быть это и есть выход?— Вот видишь! А ты говоришь, что нет лучших решений. Они есть; нужно только хорошенько подумать, и все сразу станет ясным. Действуй! Когда ты вернешься, Сьюзен будет рада увидеть тебя живым и здоровым.— Сьюзен!.. Господи, я совсем забыл о ней!— Ведь она всегда приезжает встречать тебя. Каждый раз.— Проклятье. Как я мог забыть?— Сам удивляюсь.— Послушай, ведь она должна была, наверное, уже родить.— Да. Наверное, приедет вместе с сыном. Мы вместе дали ему имя еще до полета.— Да, Артур.— А венчание я хотел устроить сразу после возвращения. В отпуске для этого как раз хватит времени. Я уверен, что в нашем батальоне помнят об этом и уже готовят подарки.— Боже, — Даллас обнял голову руками. — Самого важного не помню. Голова не соображает.— Не удивительно. Скоро уже пятый год, как мы носимся по космосу. И ты, брат, зациклился на обязанностях капитана и забыл о совсем других обязанностях.— Забыл.— Вот видишь.— Но я прежде всего солдат, и мне нравится моя работа.— Ты МНЕ это будешь говорить! Сколько времени и нервов требовалось, чтобы попасть на эту службу.— Да. Отец был категорически против, а для матери, наверное, не было большей трагедии в жизни.— Еще бы. Тебя ждала великолепная юридическая карьера. Ведь у тебя были и способности, и возможности стать неплохим адвокатом в Чикаго.— Но мне не нужно было дело отца. Мне не нравится эта работа.— Помню. Папа был вне себя от бешенства. Я, наверное, зря сказал ему, что перевожусь из университета в военную академию именно в тот момент, когда он замахивался клюшкой, чтобы ударить по мячу.— Он тогда проиграл три тысячи своему компаньону.— И сломал о мою спину четыре свои лучшие клюшки.— О! Это было незабываемо! Мать лечила меня, наверное, месяц втайне от отца. Он даже слышать обо мне ничего не хотел. Его, конечно, можно понять. Все-таки единственный сын, продолжатель рода и дела. Он возлагал на меня слишком большие надежды. Но черт побери, он сам учил меня так жить!— А-а-а, ты об этом. «Если быть, то быть лучшим». Да, тогда это было важно. А то, другое, было так же неважно, как и сегодня.— Я понял, о чем ты. Когда я вернулся из первого полета, то застал его уже совершенно седым. А ведь прошло всего две недели. Но тогда это было неважно. Он сам бы перестал меня уважать, если бы я обратил на это внимание.— Знаю. Тем более, что это мне очень понравилось. Новые друзья, новая легкая жизнь, легкие деньги, риск. Им, в конце концов, тоже было приятно осознавать, что их мальчик вырос.— Короче, они успокоились.— Внешне… да. Помнишь, мать очень быстро стала стареть. Начались какие-то странные, неизвестно откуда взявшиеся болезни. После второго полета я нашел дома двух стариков. Отец, правда, еще работал, но я видел, что это дается ему с большим трудом.— Да. У его дела больше не было продолжателя, и оно стало ненужным. В общем, они смирились.— Да, единственное, что их по-настоящему обрадовало и утешило, так это то, что я встречался с Сьюзен. И что у меня были в отношении нее очень серьезные намерения.— Еще бы! Папа давно вел дела с ее отцом. Кажется, они даже были друзьями.— Но Сьюзен была крепким орешком. Она ничего не хотела слышать о замужестве. К тому времени у нее тоже было свое дело, и я только и слышал: «Моя работа, работа, работа…»— Боже правый, как я ревновал ее к этой проклятой работе!— И сейчас ревную. Надеюсь, что Артур не даст маме заниматься ею.— Да… — улыбка сошла с лица двойника. — А мы сидим в этой дыре и ждем смерти.— Что? — Прежнее состояние тревоги вернулось к Далласу. Нужно уходить отсюда!— Пора. Эта тварь может в любую минуту сожрать нас, как уже сожрала Бретта.— Нет! — взревел Даллас. — Эта мерзость не дождется такого ужина. Уходим, мать ее!— Действуй, брат, — прозвучал голос двойника угасающим эхом откуда-то из-за спины.Капитан подобрал фонарь и пополз к люку. Что-то липкое и вонючее промелькнуло перед самым лицом. Он отпрянул в сторону, выставляя вперед огнемет и нажимая на спуск. Пламя ухнуло, освещая следующий отрезок перехода. Духота и смрад снова навалились на Далласа, перед глазами опять заплясали разноцветные круги. Еще шаг — и рука поползла по какой-то липкой желеподобной слизи. Фонарь выскочил из рук и, ударившись о трубу, торчащую из стены, погас. Лишь коптящий факел огнемета тускло освещал пространство, искажая формы. Чье-то присутствие отчетливо ощущалось всем телом.— Послушай, друг, тебе не кажется, что мы здесь не одни? — спросил Даллас.Но в ответ неожиданно раздался голос Ламберт:— Что у тебя там? Не молчи!Капитан схватился руками за голову. Наушники были на месте, микрофон тоже. Только сейчас он услышал привычный шелест эфира. Словно, ничего и не было.— Чертовщина какая-то, — прохрипел он. — Ребята, кажется, я все понял! Дерьмо! Это все — огромное вонючее дерьмо!Даллас нажал на спусковой крючок.… Рипли и Ламберт сидели у дисплея. На черном поле, расчлененном клетками, отчетливо мерцали две точки. Красная — Далласа, белая — чужака.— Даллас, что там? Он прямо над тобой! Отвечай!— У меня все в порядке.Рипли со все возрастающей тревогой всматривалась в экран. Что-то в картине беспокоило ее, что-то было не так. Наконец она спросила:— Ламберт, как ты определяешь, где тут верх, а где низ?— Что? — Большие глаза подруги непонимающе посмотрели на нее. — Это зависит от полярности подключения… А вообще…— Черт! Даллас, у нас проблема! Ты слышишь? — Рипли, как безумная, орала в микрофон.— Я не понял! Ребята, в чем дело? Чужака здесь нет!— Боже! — заверещала Ламберт. — Даллас, уходи оттуда немедленно! Он идет за тобой! Слышишь, уходи!— Куда? Где он? — Даллас застыл в переходе между двумя уровнями и размахивал огнеметом, пытаясь факелом пробить темноту.Взгляд Ламберт перебегал то на Рипли, то на экран. Расстояние между капитаном и монстром неумолимо сокращалось.— Даллас! Уходи куда-нибудь!Белая точка исчезла и через мгновение появилась в одном квадрате с красной.— О боже, беги! Он рядом с тобой!— Что у тебя там, Даллас, отвечай! — Рипли кусала губы и сжимала кулаки: сознание собственного бессилия было невыносимо.— Вот дерьмо! — ревел в динамиках голос капитана.Непонятный грохот и рев вдруг заполнили эфир. Красная точка слилась с белой, образуя размытое пятно, которое вдруг исчезло вовсе.— Нет! Нет! Даллас! — Ламберт сорвала микрофон и закрыла лицо руками.Рипли тоже сняла наушники с микрофоном и тихонько положила их на стол рядом с уже бесполезным дисплеем.— Этого не должно было случиться, — всхлипывала Ламберт, пытаясь закурить, но руки не слушались, и сигарета постоянно оказывалась развернутой фильтром к зажигалке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21