Даже на кладбище для избранных...
- Никто не намерен переносить останки. Эксгумация должна быть произведена в целях судебно-медицинской экспертизы.
Альберди, казалось, потерял дар речи, наконец он произнес:
- Не понимаю... Экспертиза? Зачем?!
- Я объясню вам подробнее, в чем дело. Вы знакомы с завещанием Браго?
Он утвердительно кивнул.
- Составляя завещание, Хозе Браго, очевидно, действовал под влиянием глубокой обиды на свою бывшую супругу. И Марио оказался обойденным. Поэтому мы собираемся опротестовать завещание.
- К чему?! Через полтора года Марио достигнет совершеннолетия и будет вскрыт второй конверт. Я убежден, что Хозе не мог лишить своего сына наследства.
- Институт Барта имеет право по своему усмотрению распоряжаться суммами, которые в данное время поступают на его счет.
- Опять ее интересуют только деньги! - воскликнул священник. - Она ничуть не изменилась! А может, вы ее склонили к этому? Ведь вам, ее адвокату, это должно быть выгодно... Скажите откровенно!
Он смотрел на меня с нескрываемой неприязнью.
Разговор принимал нежелательный оборот, и я попытался как можно искреннее объяснить Альберди, как оказался втянутым в это дело и чего рассчитывает добиться моя клиентка.
Но мой собеседник так и не мог понять, чем вызвана эксгумация.
- У сеньоры де Лима есть подозрения, что Хозе Браго умер насильственной смертью. Быть может, удастся что-нибудь обнаружить...
- Спустя шесть лет?! Да и вообще - это предел непорядочности подозревать Боннара в убийстве. Что-что, но на это он не способен.
- Я того же мнения. Но в данном случае нам хотелось бы выяснить лишь одно: не применялись ли недозволенные методы лечения. Говоря откровенно, это тоже не представляется мне очень убедительным. Тяжба обещает быть весьма продолжительной, если только мы не отыщем явных доказательств. Честно говоря, я не любитель такого рода дел. Но я не в силах убедить сеньору де Лима...
Священник, казалось, не слышал моих слов.
- Это верх непорядочности, - повторил он, глядя в пол. - Я прекрасно знаю Боннара. Это исключено. Я не согласен с ним во многом, но это человек благородный!
- Существуют подозрения, что он экспериментировал на Браго... Вашей сестре кто-то говорил об этом.
Альберди поднял на меня глаза.
- Случайно, не... Лопец да Сильва?
- Не знаю. Это имя мне ни о чем не говорит. Кто это?
- Управляющий местной плантацией...
- Он заслуживает доверия?
- Спросите Долорес, - коротко и неприязненно засмеялся Альберди и, неожиданно сменяя тему, сказал: - Я не соглашусь на эксгумацию. Разве что судебные власти этого потребуют... или сам Боннар.
Он встал, давая мне понять, что считает разговор оконченным.
- Не лежит у меня сердце к этому делу, - пытался я еще как-то продолжить разговор. - Однако, думаю, мне следовало бы предварительно побеседовать с самим Боннаром. Хотя бы ради того, чтобы убедиться, что нет иной возможности избежать скандала.
- Не думайте, что этот разговор вам много даст. Боннар человек тяжелый...
- Скажу откровенно: быть может, я просто пытаюсь найти для себя аргументы, которые позволят мне... отказаться от этого дола. Как ближе проехать в институт?
- Я вам покажу... Идемте.
Мы вышли на крыльцо, а потом, обойдя домик, остановились у высокой кладбищенской ограды. Отсюда, сверху, был виден склон холма и открывался вид на долину.
- Доедете до главного шоссе. В четырех километрах к югу свернете влево. Видите длинный белый дом? - Альберди указал на светлое пятно в долине. Это и есть институт Барта. Только не советую спрашивать дорогу у местных жителей. Институт не пользуется у нас хорошей славой, особенно среди крестьян. Это люди бедные, в основном безграмотные. В последнее время тут ходят слухи, будто в институте... завелись приведения. Я пытался обращаться к рассудку этих людей, но результаты были весьма плачевными. Возможно, сплетни преследуют определенную цель... Откуда мне знать...
Мы пошли через сад к калитке. Альберди как-то сник. На мои попытки поддержать разговор отвечал односложно. Лишь когда я попрощался с ним и уже начал спускаться по лестнице, он крикнул мне вслед:
- А Долорес скажите, чтобы приезжала! Я не стану ее упрекать. Пусть приезжают втроем. Ведь после смерти Хозе обстоятельства изменились...
3
Институт нейрокибернетики имени Самюэля Барта размещался в здании весьма необычной формы, издали напоминающем какого-то мезозойского ящера. Здание это было возведено лет двадцать назад из бетона, стекла и алюминия, кажется, по проекту самого Нимейера. Туристические справочники относили его к наиболее значительным архитектурным сооружениям нашей страны. Вначале здесь был небольшой первоклассный санаторий, модный даже за границей. Построен он был в коммерческих целях при весьма значительном участии одной фармацевтической фирмы, правление которой находилось и тысячах миль к северу от наших границ. Во времена левого правительства Дартеса санаторий был национализирован, а вскоре после этого сенсационные эксперименты над нейродином и научный авторитет Сэмюэля Барта способствовали тому, что он попал в ведение института нейрокибернетики.
С этого момента заведение начало постепенно менять свой характер, превращаясь из лечебного в научно-исследовательское, и наконец, в последние годы после основательной перестройки здания, прием пациентов был вообще прекращен. Окончательные изменения произошли уже после смерти Хозе Браго, когда во главе института встал профессор Боннар, биокибернетик с мировым именем, и были связаны с расширением области исследований.
Когда по узкой бетонированной дороге я подъехал к зданию института, оно показалось мне пустующим. Широкие ступени вели к закрытым стеклянным дверям. За прозрачной стеной был виден просторный холл, двери двух лифтов и лестница, ведущая вверх - на второй этаж и вниз - в подвальное помещение.
Я нажал кнопку звонка и ждал, боясь, что придется возвращаться ни с чем. Однако немного погодя послышался приглушенный шум, и двери открылись. Я вошел в холл. Навстречу мне из правого коридора шла молодая высокая девушка в белом халате. Услышав, что я хотел бы повидать профессора Боннара, она, видимо, решила, что перед ней ученый, так как стала допытываться, кто направил меня в институт. Я представился и сказал, что меня интересует дело Браго. Тогда она попросила подождать и по телефону сообщила профессору о моем приходе. Не знаю, был ли он действительно занят или просто не желал встречаться с адвокатом сеньоры де Лима, но явно пытался "сплавить" меня администратору и уступил лишь после моих долгих настояний.
Кабинет Боннара находился на втором этаже. Девушка впустила меня в небольшую приемную и ушла. Сквозь приоткрытую дверь я видел широкий заваленный бумагами стол и склоненную над ним голову Боннара. Я знал его по телевизионной дискуссии ученых различных специальностей, в которой как филолог принимала участие и Катарина. Уже тогда он произвел на меня не особенно приятное впечатление. Высокий, сутуловатый, с худым нервным лицом и совершенно лысым, покрытым многочисленными шрамами черепом, он скорее напоминая генерала в отставке, чем ученого. Язвительный, неприступный, больше склонный к иронии, чем к шутке, он принял меня очень сухо и официально. Правда, он встал из-за стола, однако явно пытался ограничить пределы беседы:
- Я не занимаюсь этим вопросом, - почти грубо сказал он мне. - Все пояснения дадут вам администратор и нотариус. Я считаю беспочвенными всякие притязания сеньоры де Лима и не вижу необходимости в каких-либо переговорах.
- Однако жив сын умершего, и он...
- А вы что, уполномочены Марио Браго?
- Я представитель сеньоры де Лима. Ее сын несовершеннолетний, а следовательно...
- А вы знаете мнение этого юноши? Вы приехали, посоветовавшись с ним?
- Это почти ребенок. Ему шестнадцать лет...
- Вы разговаривали с ним? - настаивал Боннар.
- Не разговаривал, но...
- Так я вам советую с этого начать. Вы только зря тратите свое и мое время. Всего хорошего.
Профессор сел.
- Простите, профессор, но в данный момент меня не интересуют ни завещание Хозе Браго, ни вопросы наследства, - не сдавался я. - Могу ли я быть с вами откровенным?
Боннар пожал плечами.
- Это уж ваше дело.
Я сделал вид, что принимаю его слова за чистую монету.
- Видите ли, профессор, есть некоторые, я бы сказал, сомнительные пункты, которые для общей пользы следовало бы выяснить.
- Значит, все же попытка сторговаться?
- Отнюдь нет. Я имею в виду не мою клиентку, а лишь самого себя. От того, как решатся эти сомнения, зависит, поведу ли я дело дальше. Я не люблю дел с криминальным привкусом, - докончил я медленно, внимательно глядя на ученого.
Мне показалось, что по лицу Боннара пробежала тень.
- Что вы под этим разумеете? - спросил он резко, несколько повышая голос.
- Существует подозрение, что Хозе Браго умер насильственной смертью...
Я уже начал жалеть, что зашел так далеко, но, к моему удивлению, Боннар только спросил:
- А что вы понимаете под словами "умер насильственной смертью"?
- Я имею в виду смерть, вызванную внешними причинами... Внешним воздействием... - начал я, медленно цедя слова, но Боннар не дал мне докончить.
- Итак, вы собираетесь обвинить нас в убийстве?
- Этого я не сказал. Я хотел лишь услышать от вас, что методы лечения, скажем некоторые из них, не могли ускорить смерть Хозе Браго.
- Как вам известно, Браго умер от раковой опухоли в мозгу, причем опухоли весьма злокачественной. Что касается методов лечения, то мы не можем предъявить к себе никаких претензий. Мы сделали все, что было в наших силах, для спасения Браго. В материалах, касающихся наследства, вы найдете полную документацию на этот счет. Обратитесь в суд с просьбой допустить вас к этим бумагам.
- Видите ли, по мнению моей клиентки, существуют обоснованные подозрения, что Браго был объектом экспериментов.
- Значит, шантаж? Не ожидал, сеньор адвокат!
- Вы неверно меня поняли. Я хотел лишь услышать из ваших уст ответ на мой вопрос. Это не шантаж, а скорее выражение доверия.
- А могли ли вы ожидать от меня чего-либо иного, кроме отрицания? И можете ли вы на этом основании сделать какие-либо выводы? А если говорить о неудавшейся попытке шантажа, то у меня достаточно чиста совесть, чтобы просить вас покинуть мой кабинет.
- Но, профессор!
Однако Боннар уже нажал кнопку.
В дверях появилась знакомая девушка.
- Проводите сеньора к выходу и, пожалуйста... спустите его с лестницы, - докончил он с ехидной вежливостью.
Разумеется, девушка далека была от намерения выполнить приказ патрона буквально, тем не менее я с облегчением вздохнул, лишь усевшись за руль. Я курю редко, но на этот раз принялся нервно искать сигареты. Я был зол на себя и Долорес де Лима. А чувство униженности усугублялось сознанием того, что в глазах Боннара я, действительно, мог выглядеть шантажистом.
Неужели профессор именно так понял мое упоминание о возможности экспериментов? В этом я не был уверен. Но меняло ли это хоть в какой-то степени ситуацию? Я подумал, что, пожалуй, брошу дело о наследстве Браго.
С другой стороны, обида на Боннара вызывала желание обнаружить хоть какие-нибудь факты, говорящие против института, это принесло бы мне величайшее удовлетворение. Сеньора де Лима, конечно, высосала из пальца обвинение в убийстве Браго, однако в таком научном центре, как институт Барта, испытание новых лечебных средств было в порядке вещей, особенно когда там еще существовало госпитальное отделение. А такие испытания можно квалифицировать как эксперименты.
Закурив сигарету, я нажал стартер.
Собственно, и конкретного ответа на свой вопрос я не получил. Профессор Боннар не опроверг предположения об эксперименте, он лишь сказал, что я не должен был рассчитывать на что-либо другое, кроме отрицания. И сослался на свою... чистую совесть. Получилось ли так случайно или это было преднамеренной уверткой? Если последнее, то они действительно проводили эксперименты на Хозе Браго. Впрочем, это могло делаться с его согласия. Но тогда есть основание усомниться в правомочности завещания.
Для атаки на Боннара я, разумеется, еще был слишком слабо вооружен. Рассчитывать только на результаты эксгумации было бы наивно: я был убежден, что экспертиза вряд ли принесет что-либо конкретное. Прежде всего следовало добраться до человека, информировавшего сеньору де Лима, изучить документы о ходе болезни Браго, а также познакомиться с проблемами, над которыми работал институт Барта, и применяемыми им методами исследований. Лучше всего найти какого-нибудь известного специалиста, не особенно благоволящего к Боннару, и проконсультироваться у него. У Боннара наверняка есть враги.
Остался открытым вопрос о Марио Браго. Почему профессор настаивал на моей беседе с мальчиком? Независимо от того, что за этим скрывалось, более близкое знакомство с сыном сеньоры де Лима не могло помешать.
Когда, выехав на шоссе, я увеличил скорость до ста двадцати километров, то был уже совершенно спокоен.
4
Сеньоры Долорес де Лима дома не оказалось. Дверь открыл сам хозяин полный, плотный мужчина с седыми висками и выпуклыми глазами, близоруко глядящими из-за стекол очков.
- Мы уже не рассчитывали увидеть вас сегодня. В канцелярии, сказали, что вы уехали... Прощу. Прошу. Это хорошо, очень хорошо, что вы пришли, он не скрывал удовлетворения, провожая меня в кабинет.
- Я был в Пунто де Виста.
- О, прекрасно, - обрадовался хозяин. - Мы не могли вас дождаться.
- Есть новости? - спросил я, садясь.
- Мне кажется, да, - в голосе де Лима чувствовалось некоторое сомнение. - Может быть, выпьем? Коньяк или виски? Советую коньяк.
- Благодарю. Я редко пью.
Однако хозяин уже открыл бар и потянулся за бутылкой.
- Одна рюмка не помешает.
- Вы сказали, что можете сообщить мне какую-то новость? - начал я, стремясь как можно скорее перейти к сути дела.
- Да, да. Именно поэтому жена пыталась сегодня утром связаться с вами, - говорил де Лима, наливая коньяк в рюмки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19