По ссылке сайт Водолей ру
Ежели девки не оплошают, можно будет неплохой навар получить.Адам навострил уши.— Говори. Я слушаю.Идея боцмана восхитила Брума. Претворение ее в жизнь сулило не только принести немалую прибыль, но и давало нашему капитану счастливую возможность покрасоваться перед публикой в новой роли. Будучи актером в душе, такого шанса он, конечно же, упустить не мог. Мне она тоже понравилась. Отыскать «Удачу» в континентальных водах Бартоломе будет значительно сложнее, и в любом случае, эта затея давала мне желанную отсрочку. Единственное, в чем я сомневалась, одобрит ли ее Минерва? 22 Замысел Пеллинга был прост, как все великое. Замаскировать наш бриг под обычное торговое судно и совершить каботажный Каботаж — морское судоходство вдоль побережья.
рейс вдоль побережья Новой Англии, заходя под видом купцов в каждый портовый город и распродавая скопившийся в трюмах товар североамериканским колонистам. Потом дойти до Нью-Йорка, поделить выручку и разбежаться. Для пущей убедительности Брум приказал изменить название корабля на новое: «Нептун», заодно и себе взял другое имя — Авраам. Не без сожаления он сбрил бороду и усы, убрал в сундук до лучших времен щегольские костюмы и облачился в более подобающее своему новому статусу платье из черного сукна — добротное, но невзрачное, в котором мог свободно разгуливать по самой людной улице, ничем не выделяясь из общей массы прохожих.Нам с Минервой предстояло сыграть уже привычную роль в своем настоящем облике. Вряд ли кто заподозрит пиратский корабль в мирном судне, с борта которого приветливо машут две хорошенькие девицы. Меня произвели в «племянницы» Авраама, а Минерва стала моей компаньонкой. В команде настолько привыкли видеть нас в мужской одежде, что наша принадлежность к слабому полу давно уже не вызывала никаких комментариев, а некоторые из новичков и вовсе не подозревали, что мы не мужчины. Поэтому наше появление на палубе в женском наряде было встречено взрывом хохота и градом сомнительных острот.— Живо всем заткнуться! — рявкнул со шканцев Адам. — Повторяю в последний раз, и если кто не вобьет в свою пустую голову, что одна из этих юных леди моя родная племянница, а вторая является дочерью и наследницей богатого плантатора с Барбадоса и направляется в Англию для продолжения образования, то я сделаю это за него! — потряс он своим внушительным кулаком. — Приказываю оказывать им должное почтение и не сквернословить! Услышу что-нибудь неподобающее, собственноручно обратно в глотку запихну, так и знайте!Как я и предполагала, Минерву пришлось долго уговаривать, прежде чем она дала согласие участвовать в затеянном представлении. По первоначальному замыслу Пеллинга, ей надлежало выступить в роли моей рабыни и служанки. Минерва наотрез отказалась. Я ее отлично понимала: одно дело рисковать жизнью в смертельной схватке, зная о том, что защищаешь свое право на свободу, и совсем другое — добровольно вернуться в рабство, пусть даже понарошку. В конечном счете Брум нашел компромиссное решение, вспомнив об одной из пассажирок в бытность его помощником капитана «Салли-Энн» — юной квартеронке Квартеронка, квартерон (исп. cvarteron от лат. guartus — четвертый) — в Америке человек, один из предков которого в третьем поколении был негром.
и действительно наследнице крупного состояния, отправленной отцом к родственникам в Англию, чтобы получить светское образование и научиться хорошим манерам.— Ладно, бог с тобой, — махнул рукой Адам. -Не хочешь быть служанкой, будешь леди, такой же, как твоя подруга. А если и это не устраивает, ты будешь леди, а мисс Кингтон — твоей компаньонкой. Ты как, Нэнси, не обидишься? — подмигнул он мне.План Пеллинга сработал без сучка и задоринки; мы только диву давались, как легко все получилось. В нашем присутствии личность капитана Авраама, как теперь представлялся Брум, не вызывала никаких сомнений. Столь же безоговорочно принимались на веру его объяснения по поводу сопровождавших «Нептун» вооруженных шлюпов, выдаваемых за конвой, нанятый для защиты от пиратов. В результате мы получили возможность торговать своим товаром на совершенно законных основаниях и отдавать его не по бросовым ценам, как чаще всего случалось раньше, а за реальную стоимость.В Чарлстоне, ставшем исходным пунктом нашего предприятия, команда гуляла и пьянствовала в дешевых портовых кабаках и тавернах, мы же бывали приглашены на званые обеды и ужины в лучших домах. Иногда к нам присоединялся и доктор Грэхем, чьи манеры и образованность позволяли ему достаточно уверенно чувствовать себя в обществе. Принимавшие нас в Чарлстоне люди казались милыми и гостеприимными, но мне совсем не понравилось их отношение к Минерве. Обращались с ней с подчеркнутой вежливостью и предупредительностью, но старались держаться на расстоянии — как от ручной, но все-таки пантеры. Она тоже чувствовала их инстинктивное неприятие, и это ее сильно огорчало, а порой просто злило. Она замыкалась, уходила в себя и почти все время молчала, а если и вступала с кем-то в беседу, ее правильная речь и прекрасное произношение совсем сбивали с толку хозяев и гостей, которым и без того нелегко было свыкнуться с тем, что особа с небелым цветом кожи обладает безупречными манерами и умеет вести светскую беседу, как самая настоящая леди.Мы обе добровольно согласились принять участие в устроенном капитаном и боцманом спектакле и сознавали, сколь многое зависит от того, как мы справимся, но я чувствовала, что Минерву навязанная ей роль нисколько не радует и день ото дня тяготит все сильнее. Мне тоже было слегка не по себе. Я намного лучше Брума и доктора, не говоря уже о Минерве, разбиралась в тонкостях этикета и отчетливо понимала, по какому тонкому льду все мы ходим и как опасно рискуем. Адам же, окрыленный успехом, совсем разошелся и даже предложил мне отправиться на очередной прием в бальном платье и рубиновом гарнитуре. Я ответила решительным отказом. С некоторых пор я испытывала суеверный страх перед этими кроваво-красными камнями и содрогалась от малейшего их прикосновения к моей коже.Все рубины в ожерелье были одинаковые по размеру, цвету и огранке, за исключением центрального — крупного, как голубиное яйцо. В середине у него имелось небольшое затемнение, отдаленно напоминавшее тускло светящееся багровое око. Я никак не могла отделаться от мысли, что при помощи этого камня он сможет увидеть и меня, и все, что меня окружает, стоит мне только надеть ожерелье. Глупо, конечно, но я ничего не могла с собой поделать. Однако Брум продолжал настаивать и уговорил-таки надеть хотя бы сережки, которые не вызывали у меня столь отрицательных эмоций и едва ли могли послужить поводом заподозрить в нас воров или пиратов, которых здесь, по понятным причинам, не жаловали.Стоит вспомнить хотя бы неприглядную участь того же Эдуарда Тича, доставленного в Чарлстон болтающимся на бушприте корабля, или бывшего майора Стида Боннета, пирата-джентльмена, повешенного вместе со своей командой на городской площади. Горожане испытывают законную гордость за свой весомый вклад в очищение прибрежных вод от пиратов, но ничуть не меньше гордятся они и тем, что знаменитая пиратка Энн Бонни, о которой так часто вспоминал боцман Пеллинг, была уроженкой Каролины и их землячкой. Разумеется, нам не преминули поведать об этом в первом же доме, куда мы были приглашены, и мне пришлось закатывать глаза, охать, ахать, изображать попеременно то ужас, то изумление и выражать возмущение столь неестественным для женщины выбором. Думаю, было бы любопытно послушать, что скажут эти добропорядочные обыватели, узнай они всю правду обо мне.Распродажа шла бойко, и товары пользовались неизменным спросом, где бы мы ни останавливались. Мы находили покупателей не только в городах, но и в деревнях и даже на плантациях, попадавшихся по пути следования «Нептуна». Плантаторы зачастую оказывались еще более радушными и хлебосольными, чем городские жители, так что и в сельской местности у нас отбою не было от приглашений на обеды, вечеринки и балы. Джентльменские манеры Брума, то бишь капитана Авраама, вкупе с нашей красотой и обаянием и здесь ни у кого не вызывали подозрений, что мы не те, за кого себя выдаем. И мы с легким сердцем и чистой совестью заламывали за свои иголки, нитки, ножницы и прочие товары максимальные цены.Неторопливо продвигаясь на север вдоль побережья, мы постепенно добрались до Балтимора, а затем и Нью-Йорка. Оба портовых города во многом напоминали мой родной Бристоль, но выгодно отличались от него отсутствием толчеи, узких, кривых улочек, тухлой вони из сточных канав и сразу бросавшейся в глаза новизной, проявлявшейся как в еще пахнущих смолой деревянных постройках, так и в кипучей энергии и предприимчивости их строителей и обитателей. Мне сразу подумалось, что бывшим пиратам будет не так уж трудно раствориться среди быстро растущего населения и начать новую жизнь, что называется, с чистого листа.В Нью-Йорк мы прибыли с пустыми трюмами. Брум с Пеллингом произвели полный расчет и объявили на сходке о формальном роспуске команды. Благодаря успешной реализации всего награбленного добра, на долю каждого пришлось значительно больше предусмотренной статьей устава суммы в тысячу фунтов. Получив деньги, почти все тут же разбежались кто куда, как крысы с тонущего корабля. Многие из тех, кому осточертело море, отправились вверх по Гудзону на север, где хватало необжитых земель, намереваясь осесть там и завести собственную ферму. Другие подались на Род-Айленд, в Бостон, Нью-Хейвен, Салем, Нантакет, Нью-Бедфорд и другие города на Восточном побережье, решив снова заняться морским промыслом, только уже не преступным, а честным: рыболовным, китобойным или каким-то другим. Кое-кто из них, правда, не собирался расставаться с Береговым братством и рассчитывал присоединиться к другой пиратской команде. Большинству же, как и следовало ожидать, не достало терпения и решимости выбраться хотя бы за пределы порта. Мы знали, что очень скоро они потянутся назад без гроша в кармане и попросятся обратно, прокутив и прогуляв в кабаках, проиграв нечистым на руку шулерам или оставив в загребущих лапах нью-йоркских шлюх, промышлявших своим ремеслом на Петтикоут-лэйн Petticoat lane — букв.: юбочная аллея.
, все свои заработанные потом и кровью деньги. 23 Брум снял у одной вдовы с Перл-стрит верхний этаж большого дома с островерхой крышей в голландском стиле. На переговоры по сделке продажи наших кораблей требовалось время, и мы все пока о6основались там. Пеллингу на суше не нравилось, и боцман постоянно ворчал. Он всегда начинал нервничать, подолгу задерживаясь в одном месте. Я очень устала и тоже вся издергалась. Хотя никаких известий о Бартоломе до нас не доходило и Адам категорически утверждал, что в Нью-Йорке нам нечего опасаться, я его уверенности не разделяла. Почему-то я не сомневалась, что бразилец рыщет где-то поблизости, и с ужасом представляла, как однажды его корабль поднимется по Гудзону и бросит якорь бок о бок с нами.Если я еще как-то сдерживалась в проявлении своих эмоций, то Минерва дошла до предела и готова была взбунтоваться в любой момент. Когда мы прогуливались по городу, ее коробили оценивающие взгляды встречных прохожих и их насмешливые замечания, отпускаемые нам вслед. Она говорила, что ощущает себя в такие моменты кем-то вроде ручной обезьяны на цепочке. Чернокожие попадались в Нью-Йорке на каждом шагу. Далеко не все они были рабами, но и к свободным неграм относились здесь лишь немногим лучше, чем в южных колониях. Их презирали, третировали, смотрели на них свысока и искренне полагали людьми второго сорта, а то и вовсе за людей не считали.— Все, с меня хватит! — заявила в один прекрасный день Минерва. — Ни дня тут больше не останусь! У меня достаточно денег, чтобы купить весь этот дом вместе с хозяйкой, но эта стерва обращается со мной, как с прислугой, хотя прекрасно знает, кто я такая. Ты как хочешь, а я возвращаюсь на корабль!Она стояла у окна, пристально разглядывая Гудзон, суда на реке и наш последний шлюп, пришвартованный к пирсу в нескольких сотнях метров от дома. Второй шлюп и «Удача» уже перешли в руки других хозяев, а этот мы решили на всякий случай попридержать.— А что я скажу Бруму? — растерялась я.— Придумай что-нибудь, — безразлично пожала плечами Минерва. — Он мне больше не указ, а от своего решения я не отступлюсь, можешь так ему и передать!Она обернулась и подарила меня ослепительной улыбкой, в одно мгновение преобразившей мою надутую и мрачную подругу в прежнюю веселую, задорную и неистощимую на выдумки проказницу, какой я ее давненько не видела.— Я помогу тебе собраться и одеться, — предложила я, но Минерва небрежно отмахнулась.— Не суетись. Неужели ты думаешь, что я потащусь на стоянку в этом? — Она брезгливо приподняла двумя пальчиками подол своего шелкового платья. — На борту полно тряпья на любой вкус. А если понадобятся побрякушки, одолжу у Винсента.Старший помощник Кросби обосновался на шлюпе с дюжиной корсаров из распущенной команды, выразивших желание остаться с капитаном и разделить успех или неудачу затеянного им нового предприятия, в чем бы оно ни заключалось. Уж не потому ли так оживилась Минерва и решилась не только бросить вызов Бруму, но и снова сменить женский наряд на мужское платье? Я присела на кровать, и мне вдруг сделалось ужасно тоскливо и одиноко. Мы столько месяцев были неразлучны, а теперь она меня покидает…— Я тоже хочу с тобой, — протянула я жалобным голосом.— У тебя ничего не выйдет, — покачала головой Минерва, почему-то выделив ударением слово «тебя». — Брум точно не отпустит, а удрать тайком тоже не получится — хозяйка безотлучно торчит у окна, которое выходит прямо на пирс, и наверняка тебя опознает.— А тебя, выходит, не опознает, если я правильно поняла? — невольно заинтригованная ее непривычным апломбом, уточнила я, ощутив болезненный укол по самолюбию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
рейс вдоль побережья Новой Англии, заходя под видом купцов в каждый портовый город и распродавая скопившийся в трюмах товар североамериканским колонистам. Потом дойти до Нью-Йорка, поделить выручку и разбежаться. Для пущей убедительности Брум приказал изменить название корабля на новое: «Нептун», заодно и себе взял другое имя — Авраам. Не без сожаления он сбрил бороду и усы, убрал в сундук до лучших времен щегольские костюмы и облачился в более подобающее своему новому статусу платье из черного сукна — добротное, но невзрачное, в котором мог свободно разгуливать по самой людной улице, ничем не выделяясь из общей массы прохожих.Нам с Минервой предстояло сыграть уже привычную роль в своем настоящем облике. Вряд ли кто заподозрит пиратский корабль в мирном судне, с борта которого приветливо машут две хорошенькие девицы. Меня произвели в «племянницы» Авраама, а Минерва стала моей компаньонкой. В команде настолько привыкли видеть нас в мужской одежде, что наша принадлежность к слабому полу давно уже не вызывала никаких комментариев, а некоторые из новичков и вовсе не подозревали, что мы не мужчины. Поэтому наше появление на палубе в женском наряде было встречено взрывом хохота и градом сомнительных острот.— Живо всем заткнуться! — рявкнул со шканцев Адам. — Повторяю в последний раз, и если кто не вобьет в свою пустую голову, что одна из этих юных леди моя родная племянница, а вторая является дочерью и наследницей богатого плантатора с Барбадоса и направляется в Англию для продолжения образования, то я сделаю это за него! — потряс он своим внушительным кулаком. — Приказываю оказывать им должное почтение и не сквернословить! Услышу что-нибудь неподобающее, собственноручно обратно в глотку запихну, так и знайте!Как я и предполагала, Минерву пришлось долго уговаривать, прежде чем она дала согласие участвовать в затеянном представлении. По первоначальному замыслу Пеллинга, ей надлежало выступить в роли моей рабыни и служанки. Минерва наотрез отказалась. Я ее отлично понимала: одно дело рисковать жизнью в смертельной схватке, зная о том, что защищаешь свое право на свободу, и совсем другое — добровольно вернуться в рабство, пусть даже понарошку. В конечном счете Брум нашел компромиссное решение, вспомнив об одной из пассажирок в бытность его помощником капитана «Салли-Энн» — юной квартеронке Квартеронка, квартерон (исп. cvarteron от лат. guartus — четвертый) — в Америке человек, один из предков которого в третьем поколении был негром.
и действительно наследнице крупного состояния, отправленной отцом к родственникам в Англию, чтобы получить светское образование и научиться хорошим манерам.— Ладно, бог с тобой, — махнул рукой Адам. -Не хочешь быть служанкой, будешь леди, такой же, как твоя подруга. А если и это не устраивает, ты будешь леди, а мисс Кингтон — твоей компаньонкой. Ты как, Нэнси, не обидишься? — подмигнул он мне.План Пеллинга сработал без сучка и задоринки; мы только диву давались, как легко все получилось. В нашем присутствии личность капитана Авраама, как теперь представлялся Брум, не вызывала никаких сомнений. Столь же безоговорочно принимались на веру его объяснения по поводу сопровождавших «Нептун» вооруженных шлюпов, выдаваемых за конвой, нанятый для защиты от пиратов. В результате мы получили возможность торговать своим товаром на совершенно законных основаниях и отдавать его не по бросовым ценам, как чаще всего случалось раньше, а за реальную стоимость.В Чарлстоне, ставшем исходным пунктом нашего предприятия, команда гуляла и пьянствовала в дешевых портовых кабаках и тавернах, мы же бывали приглашены на званые обеды и ужины в лучших домах. Иногда к нам присоединялся и доктор Грэхем, чьи манеры и образованность позволяли ему достаточно уверенно чувствовать себя в обществе. Принимавшие нас в Чарлстоне люди казались милыми и гостеприимными, но мне совсем не понравилось их отношение к Минерве. Обращались с ней с подчеркнутой вежливостью и предупредительностью, но старались держаться на расстоянии — как от ручной, но все-таки пантеры. Она тоже чувствовала их инстинктивное неприятие, и это ее сильно огорчало, а порой просто злило. Она замыкалась, уходила в себя и почти все время молчала, а если и вступала с кем-то в беседу, ее правильная речь и прекрасное произношение совсем сбивали с толку хозяев и гостей, которым и без того нелегко было свыкнуться с тем, что особа с небелым цветом кожи обладает безупречными манерами и умеет вести светскую беседу, как самая настоящая леди.Мы обе добровольно согласились принять участие в устроенном капитаном и боцманом спектакле и сознавали, сколь многое зависит от того, как мы справимся, но я чувствовала, что Минерву навязанная ей роль нисколько не радует и день ото дня тяготит все сильнее. Мне тоже было слегка не по себе. Я намного лучше Брума и доктора, не говоря уже о Минерве, разбиралась в тонкостях этикета и отчетливо понимала, по какому тонкому льду все мы ходим и как опасно рискуем. Адам же, окрыленный успехом, совсем разошелся и даже предложил мне отправиться на очередной прием в бальном платье и рубиновом гарнитуре. Я ответила решительным отказом. С некоторых пор я испытывала суеверный страх перед этими кроваво-красными камнями и содрогалась от малейшего их прикосновения к моей коже.Все рубины в ожерелье были одинаковые по размеру, цвету и огранке, за исключением центрального — крупного, как голубиное яйцо. В середине у него имелось небольшое затемнение, отдаленно напоминавшее тускло светящееся багровое око. Я никак не могла отделаться от мысли, что при помощи этого камня он сможет увидеть и меня, и все, что меня окружает, стоит мне только надеть ожерелье. Глупо, конечно, но я ничего не могла с собой поделать. Однако Брум продолжал настаивать и уговорил-таки надеть хотя бы сережки, которые не вызывали у меня столь отрицательных эмоций и едва ли могли послужить поводом заподозрить в нас воров или пиратов, которых здесь, по понятным причинам, не жаловали.Стоит вспомнить хотя бы неприглядную участь того же Эдуарда Тича, доставленного в Чарлстон болтающимся на бушприте корабля, или бывшего майора Стида Боннета, пирата-джентльмена, повешенного вместе со своей командой на городской площади. Горожане испытывают законную гордость за свой весомый вклад в очищение прибрежных вод от пиратов, но ничуть не меньше гордятся они и тем, что знаменитая пиратка Энн Бонни, о которой так часто вспоминал боцман Пеллинг, была уроженкой Каролины и их землячкой. Разумеется, нам не преминули поведать об этом в первом же доме, куда мы были приглашены, и мне пришлось закатывать глаза, охать, ахать, изображать попеременно то ужас, то изумление и выражать возмущение столь неестественным для женщины выбором. Думаю, было бы любопытно послушать, что скажут эти добропорядочные обыватели, узнай они всю правду обо мне.Распродажа шла бойко, и товары пользовались неизменным спросом, где бы мы ни останавливались. Мы находили покупателей не только в городах, но и в деревнях и даже на плантациях, попадавшихся по пути следования «Нептуна». Плантаторы зачастую оказывались еще более радушными и хлебосольными, чем городские жители, так что и в сельской местности у нас отбою не было от приглашений на обеды, вечеринки и балы. Джентльменские манеры Брума, то бишь капитана Авраама, вкупе с нашей красотой и обаянием и здесь ни у кого не вызывали подозрений, что мы не те, за кого себя выдаем. И мы с легким сердцем и чистой совестью заламывали за свои иголки, нитки, ножницы и прочие товары максимальные цены.Неторопливо продвигаясь на север вдоль побережья, мы постепенно добрались до Балтимора, а затем и Нью-Йорка. Оба портовых города во многом напоминали мой родной Бристоль, но выгодно отличались от него отсутствием толчеи, узких, кривых улочек, тухлой вони из сточных канав и сразу бросавшейся в глаза новизной, проявлявшейся как в еще пахнущих смолой деревянных постройках, так и в кипучей энергии и предприимчивости их строителей и обитателей. Мне сразу подумалось, что бывшим пиратам будет не так уж трудно раствориться среди быстро растущего населения и начать новую жизнь, что называется, с чистого листа.В Нью-Йорк мы прибыли с пустыми трюмами. Брум с Пеллингом произвели полный расчет и объявили на сходке о формальном роспуске команды. Благодаря успешной реализации всего награбленного добра, на долю каждого пришлось значительно больше предусмотренной статьей устава суммы в тысячу фунтов. Получив деньги, почти все тут же разбежались кто куда, как крысы с тонущего корабля. Многие из тех, кому осточертело море, отправились вверх по Гудзону на север, где хватало необжитых земель, намереваясь осесть там и завести собственную ферму. Другие подались на Род-Айленд, в Бостон, Нью-Хейвен, Салем, Нантакет, Нью-Бедфорд и другие города на Восточном побережье, решив снова заняться морским промыслом, только уже не преступным, а честным: рыболовным, китобойным или каким-то другим. Кое-кто из них, правда, не собирался расставаться с Береговым братством и рассчитывал присоединиться к другой пиратской команде. Большинству же, как и следовало ожидать, не достало терпения и решимости выбраться хотя бы за пределы порта. Мы знали, что очень скоро они потянутся назад без гроша в кармане и попросятся обратно, прокутив и прогуляв в кабаках, проиграв нечистым на руку шулерам или оставив в загребущих лапах нью-йоркских шлюх, промышлявших своим ремеслом на Петтикоут-лэйн Petticoat lane — букв.: юбочная аллея.
, все свои заработанные потом и кровью деньги. 23 Брум снял у одной вдовы с Перл-стрит верхний этаж большого дома с островерхой крышей в голландском стиле. На переговоры по сделке продажи наших кораблей требовалось время, и мы все пока о6основались там. Пеллингу на суше не нравилось, и боцман постоянно ворчал. Он всегда начинал нервничать, подолгу задерживаясь в одном месте. Я очень устала и тоже вся издергалась. Хотя никаких известий о Бартоломе до нас не доходило и Адам категорически утверждал, что в Нью-Йорке нам нечего опасаться, я его уверенности не разделяла. Почему-то я не сомневалась, что бразилец рыщет где-то поблизости, и с ужасом представляла, как однажды его корабль поднимется по Гудзону и бросит якорь бок о бок с нами.Если я еще как-то сдерживалась в проявлении своих эмоций, то Минерва дошла до предела и готова была взбунтоваться в любой момент. Когда мы прогуливались по городу, ее коробили оценивающие взгляды встречных прохожих и их насмешливые замечания, отпускаемые нам вслед. Она говорила, что ощущает себя в такие моменты кем-то вроде ручной обезьяны на цепочке. Чернокожие попадались в Нью-Йорке на каждом шагу. Далеко не все они были рабами, но и к свободным неграм относились здесь лишь немногим лучше, чем в южных колониях. Их презирали, третировали, смотрели на них свысока и искренне полагали людьми второго сорта, а то и вовсе за людей не считали.— Все, с меня хватит! — заявила в один прекрасный день Минерва. — Ни дня тут больше не останусь! У меня достаточно денег, чтобы купить весь этот дом вместе с хозяйкой, но эта стерва обращается со мной, как с прислугой, хотя прекрасно знает, кто я такая. Ты как хочешь, а я возвращаюсь на корабль!Она стояла у окна, пристально разглядывая Гудзон, суда на реке и наш последний шлюп, пришвартованный к пирсу в нескольких сотнях метров от дома. Второй шлюп и «Удача» уже перешли в руки других хозяев, а этот мы решили на всякий случай попридержать.— А что я скажу Бруму? — растерялась я.— Придумай что-нибудь, — безразлично пожала плечами Минерва. — Он мне больше не указ, а от своего решения я не отступлюсь, можешь так ему и передать!Она обернулась и подарила меня ослепительной улыбкой, в одно мгновение преобразившей мою надутую и мрачную подругу в прежнюю веселую, задорную и неистощимую на выдумки проказницу, какой я ее давненько не видела.— Я помогу тебе собраться и одеться, — предложила я, но Минерва небрежно отмахнулась.— Не суетись. Неужели ты думаешь, что я потащусь на стоянку в этом? — Она брезгливо приподняла двумя пальчиками подол своего шелкового платья. — На борту полно тряпья на любой вкус. А если понадобятся побрякушки, одолжу у Винсента.Старший помощник Кросби обосновался на шлюпе с дюжиной корсаров из распущенной команды, выразивших желание остаться с капитаном и разделить успех или неудачу затеянного им нового предприятия, в чем бы оно ни заключалось. Уж не потому ли так оживилась Минерва и решилась не только бросить вызов Бруму, но и снова сменить женский наряд на мужское платье? Я присела на кровать, и мне вдруг сделалось ужасно тоскливо и одиноко. Мы столько месяцев были неразлучны, а теперь она меня покидает…— Я тоже хочу с тобой, — протянула я жалобным голосом.— У тебя ничего не выйдет, — покачала головой Минерва, почему-то выделив ударением слово «тебя». — Брум точно не отпустит, а удрать тайком тоже не получится — хозяйка безотлучно торчит у окна, которое выходит прямо на пирс, и наверняка тебя опознает.— А тебя, выходит, не опознает, если я правильно поняла? — невольно заинтригованная ее непривычным апломбом, уточнила я, ощутив болезненный укол по самолюбию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50