Или ты не знал об этом? Да, да — плавают, как бревна, если только не выпустить из них воздух. Так что вот я и приплыл, Нед, чтобы повидаться с тобой и поцеловать тебя на сон грядущий!
Медленно и бесстрастно Тич опустил нож, погрузив его широкое лезвие в трепещущее горло своего врага.
Он постоял с минуту, глядя на труп убитого, затем зажег фитиль в масляном фонаре, висевшем в каюте, и подошел взглянуть на Анну. Не сказав ни слова, он вышел, затем вернулся с ведром забортной воды и методически облил Анну с ног до головы. Девушка ахнула и слегка пошевелилась, веки ее задрожали, но не раскрылись. Ее сухие губы в беспамятстве еле слышно прошептали:
— Лори…
Тич обернул больную в плотное одеяло, разжал ей ножом зубы и влил в рот из кружки изрядную порцию черного рома. Анна закашлялась, захлебнулась и выплюнула бы прочь обжигающую жидкость, если бы Тич грубо не промассировал ей горло большим пальцем. Он совершил все это без всяких эмоций, и когда спустя некоторое время обильная испарина выступила на теле Анны, и цвет ее лица изменился от восково-бледного до желтого, он сдернул с нее промокшее покрывало и заменил его сухим. После этого он вышел, оставив ее лежать на полу.
Глава 5
Когда Тич вернулся на Тортугу, он первым делом отыскал среди портовых кабаков и прочих веселых заведений пиратской столицы всех членов своей команды. Он возглавил их в быстром и внезапном налете на «Ночное Облачко», с которого снял восемь его кулеврин для перевооружения «Ройял Джеймса». Будучи достаточно предусмотрительным, чтобы захватить с собой голову покойного капитана Флая в качестве своеобразного свидетельства, что он имеет определенные права на подобные действия, Тич не встретил особо серьезной оппозиции.
Покончив с этим, Тич во главе своих людей торжественно вступил в Кайону, чтобы отпраздновать наконец успешное завершение своего фантастического рейда. Празднование продолжалось целых два дня, во время которых Тич пребывал на берегу, ни разу не удосужившись поинтересоваться состоянием здоровья Анны.
В Кайоне он узнал, что «Мщение» вообще не появлялся в водах Тортуги, хотя кое-кого из его команды видели здесь среди экипажей других буканьерских судов. Капитан Ричардс, опытный моряк и талантливый мореход, блестяще доказал, что он был непроходимо туп и беспомощен в роли пиратского вожака. Имея в своем распоряжении все Карибское море, полностью отданное на его милость, он на вооруженном до зубов грозном «Мщении» сумел взять всего лишь несколько жалких призов. На судне началось брожение, и даже раздавались голоса, требовавшие его смещения. Но боясь, что это может быть воспринято, как мятеж против Черной Бороды, — на что не решились бы даже самые отчаянные пираты, — многие предпочли просто при удобном случае сбежать с корабля и присоединяться к другим буканьерским компаниям. Последние сведения о «Мщении» сводились к тому, что он с неполной командой на борту был посажен на мель своим потерявшим лицо капитаном у Зазубренных Островов неподалеку от Флориды под предлогом кренгования — длительного процесса сцарапывания ракушек и морских водорослей с киля и подводной части корабля.
Тич воспринял эту новость безразлично. Он не был особенно удивлен. Его выбор не зря пал на капитана Ричардса, когда он решал, кому предоставить власть над разношерстной бандой своенравных пиратов на время своего отсутствия. Он знал, что Ричардс начисто лишен честолюбия, и что вряд ли в его голову придет вздорная мысль, будто он сможет командовать «Мщением» лучше, чем Тич. Не в большей степени также огорчила Тича значительная потеря людей команды. Чем меньше претендентов на дележ добычи, тем большая доля серебряных слитков останется для него самого!
За двое суток непрерывного дебоша Тич успел вдоволь насытиться всеми сомнительными удовольствиями, которые могла предоставить ему Кайона. Правда, выбор был не очень-то обширным, поскольку главный город и порт Тортуги, если не считать роскошного губернаторского дворца, представлял собой скопище грубых строений и хижин, покрытых пальмовыми листьями, населенных искателями приключений, трапперами, мулатами, карточными шулерами, кабацкими девками, матросами, оставшимися на берегу, и просто темными личностями без определенных занятий. Со всех сторон город окружала буйная зелень тропических джунглей, начинавшихся прямо у его стен. Воздав щедрую дань гостеприимству достойных жителей Кайоны, капитан Тич направил бушприт «Ройял Джеймса»в открытое море, имея на борту едва ли с дюжину человек команды. Курс лежал к восточному побережью Флориды на соединение с «Мщением», чтобы какой-нибудь предприимчивый буканьер не успел опередить его и не увел корабль у него из-под носа.
«Мщение королевы Анны» был уже снова на плаву, когда Тич явился за ним на Зазубренные Острова. Но это уже больше не был тот великолепный боевой корабль, который знаменитый пират оставил на попечение Ричардса. Всякое подобие дисциплины на борту исчезло бесследно. Грозные некогда пушки были настолько запущены, что многие из них представляли большую опасность для самих капониров, чем для врага, стволы их вместо уксусного раствора промывались прямо забортной водой, из-за чего орудия покрылись пятнами окислов, а большинство запальных отверстий заросли ржавчиной. Из порохового погреба несло сыростью и отвратительным зловонием — вообще во всех помещениях стоял устойчивый запах разложения, гнили и мокрой плесени, которая в Карибском море быстро поражает любой корабль, если своевременно не заботиться о надлежащей вентиляции подпалубных помещений. Паруса были сложены кое-как, непросушенными и влажными от морской воды, и теперь их вряд ли стоило даже разворачивать. Тараканы вызывающе шевелили усами на внутренних переборках и хрустели под ногами на полу кают. Муравьи и термиты выели лысые проплешины на драгоценных коврах Тича. Пустые бочонки из-под рома и гниющие объедки усыпали палубу. Капитан Ричардс с остатками команды даже пальцем не шевельнули, чтобы исправить положение. Напротив, они, казалось, ожидали поощрения за усердие в разведении свинарника на корабле.
Как ни странно, Тич почти не проявил признаков гнева при виде разрушения своего флагманского корабля. Причина заключалась в том, что это обстоятельство помогло ему решить одну важную проблему.
После победы над королевским фрегатом «Скарборо» командование таким громоздким судном, как «Мщение», с командой, превышавшей две сотни человек, стало иметь больше отрицательных сторон, чем преимуществ. Огромная пестрая толпа полупьяных головорезов требовала постоянных усилий для поддержания надлежащего порядка и дисциплины на борту, богатых призов и неизменной удачи в сражениях. Непредвиденные обстоятельства помогли Тичу припрятать ценный груз серебряных слитков в таком месте, о котором кроме него знали только четыре человека. При «честном дележе» ему пришлось бы ограбить еще не менее сорока испанских галеонов, чтобы довести свою законную долю в добыче до тех размеров, какими он обладал теперь.
Таким образом, перед Тичем встала дилемма: либо оставить себе все сокровище, обманув своих прежних соратников и обведя их вокруг пальца прежде, чем те успеют опомниться, либо честно разделить добычу среди тех, кто доверил ему свою жизнь и судьбу, кто сражался рядом плечом к плечу и делил с ним все тяготы многотрудной и опасной жизни пирата. Это был выбор между алчностью и долгом, между властью и авторитетом с одной стороны и соблазном единоличного обладания несметными сокровищами с другой. Собственно говоря, это была проблема, которая рано или поздно возникала перед любым удачливым пиратским вожаком, и редко кто из них решал ее не в свою пользу. Тич тоже недолго терзался сомнениями: ведь кроме собственной выгоды никаких других достойных внимания аргументов для него просто не существовало.
— Что ж, парень, — сказал он капитану Ричардсу. — Ты сделал все, на что был способен. Переноси теперь свои пожитки на «Ройял. Джеймс»и принимай его под свою команду. А мы тем временем поищем парочку-другую подходящих призов, чтобы пообтереть немного плесень с команды, а то они у тебя все закисли, как сухари, вымокшие в трюмной водичке! Да, вот еще: там, во второй каюте, ты найдешь девицу — прикажи-ка перетащить ее сюда на борт!
…От этой красотки тоже следовало отделаться. Никто еще до сих пор, а тем более девчонка, не держал его в руках так, как держала она, зная точные координаты места, где он зарыл свои сокровища. До сих пор у нее еще был защитник — ее брат, единственный ученый врач и хирург, которого когда-либо имели пираты и которого вряд ли когда-либо будут иметь. Теперь никто больше не стоял у него на пути…
Тич потянулся к фляге с ромом. Он знал уже, как поступит с Анной Блайт. И, конечно, с Хендсом, Гиббонсом и Гринсидом тоже — если только сумеет до них добраться…
Прошло больше недели, прежде чем Анна нашла в себе достаточно сил, чтобы самостоятельно встать с постели. Хотя ее во время болезни перенесли со шлюпа на барк, Тич ни разу не заглянул к ней и не поинтересовался ее здоровьем. Том Гринсид, который по-своему привязался к ней благодаря совместно пережитым опасностям и приключениям, приносил ей похлебку и копченую говядину, матросские сухари, размоченные в подслащенной патокой воде, и овсяные лепешки, смазанные свиным жиром, причем все эти деликатесы он выманивал у Танти-повара якобы для себя.
Оправившись настолько, чтобы суметь без посторонней помощи выйти на палубу, Анна увидела, что «Мщение», глубоко зарываясь в волны, медленно переваливается на тяжелой зыби под холодным хмурым небом. Нескончаемое лето синего Карибского моря и удушливый зной тропиков казались здесь, в прохладных широтах севернее тридцатого градуса, чем-то нереальным и призрачным, как волшебный сон. Связки соленой выпотрошенной камбалы вялились на вантах. Несколько пиратов у бульварка отвернулись от наблюдения за далеким, едва различимым побережьем Америки и с молчаливым любопытством уставились на Анну. Большинство из них видели ее только мельком, еще на Антигуа. Но те, кто плавал с Анной на «Ройял Джеймсе», так упорно распространяли фантастические слухи о ее умении обращаться во шпагой и пистолетом, что, в конце концов, сами поверили в эти небылицы так же твердо, как и их слушатели в матросском кубрике и портовых кабаках. Анна, сама того не подозревая, уже превратилась среди них в живую легенду.
Дул легкий бриз, но воздух был прохладным, и Анна с наслаждением ощущала, как он освежает ее щеки и лоб. Берег Америки казался угрюмой и безжизненной пустошью с темной полоской соснового леса на горизонте. Ни дымка, ни строения, ни живого существа, ни клочка вспаханной земли, — ничто не оживляло этого унылого безлюдья.
Анна оставалась на палубе больше часа, надеясь увидеться с Тичем, но его нигде не было видно. Озябнув, она удрученно сошла вниз. Постепенно она начала понимать, что Тич попросту избегает ее. Мать она потеряла давно, отец был казнен, Мэдж умерла, Лори убит… Корабль стал для нее плавучей тюрьмой: ни одного близкого человека, ни одного участливого лица или ободряющей улыбки. Даже то благосклонное покровительство, которое Тич когда-то оказывал ей, теперь исчезло бесследно… И все же Тич был для нее всем, что у нее оставалось — единственной надеждой на поддержку и защиту, единственной живой душой, от которой она могла ожидать хоть каплю доброты и участья. Надеждой, основанной на том, что ей удастся затронуть в его душе какие-нибудь струнки жалости и сочувствия… Это была слабая и обреченная на крушение надежда, почти потонувшая в страхе, что вместо того он просто швырнет ее своим матросам на потеху. Пока Анна болела, Тич отобрал у нее оба серебряных пистолета и осыпанный драгоценными камнями клинок, которые когда-то подарил…
Анна посмотрела в зеркало и ужаснулась тому, что увидела. Щеки ее ввалились и потеряли прежнюю живую окраску, губы были болезненно бледными. Никакие ухищрения косметики не в состоянии были исправить тот ущерб, который болезнь нанесла ее некогда свежему и цветущему лицу. Анна провела много времени перед зеркалом, устало расчесывая свои длинные волосы, стараясь вернуть им здоровый блеск, и тщетно натирая щеки рассолом, чтобы придать им румянец. Затем она выпила немного бренди с водой — смешную дозу по сравнению с той, что совсем недавно не оказывала на нее сколько-нибудь заметного эффекта, — но даже и этот ничтожный глоток заставил все в ее голове поплыть кругом. Анна в отчаянии бросилась в постель и разрыдалась, не в силах совладать с собой, хотя и понимала, что это нанесет еще больший ущерб ее внешности.
Освежающий сон избавил наконец измученную девушку от ее печальных дум, и, проснувшись, Анна почувствовала себя бодрее. Она решила во что бы то ни стало повидаться с Тичем и поговорить с ним начистоту, ибо это было лучше, чем неопределенное тревожное ожидание.
Черная Борода в одиночестве трудолюбиво потел над записями в корабельном журнале. Он с безразличным видом покосился на Анну, когда та вошла к нему в каюту.
— А-а! — проворчал он. — Никак, уже выздоровела?
— Да, благодарю вас… — Анна пыталась улыбнуться, но что-то во взгляде пиратского вожака наполнило ее сердце холодком, и слова получились тусклыми и невыразительными.
— Где мы сейчас плывем? — спросила Анна о первом, что пришло ей на ум, лишь бы нарушить воцарившееся тягостное молчание.
— Побережье Северной Каролины, — буркнул Тич и снова вернулся к своей титанической борьбе с пером и чернилами.
Анна нервным движением поправила волосы, ощутив ладонью их ломкость, безжизненность и сухость.
— Вы на меня сердитесь, капитан? — наивно спросила она.
Тич передернул плечами, что в равной степени могло означать как отрицание, так и утверждение. Анна заметила, что он опять начал отращивать бороду. Она решилась на последнюю попытку в тщетной надежде вернуть себе его расположение:
— Чем я перед вами провинилась?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41