И вы, я вижу, предпочитаете более длительный и трудный вариант?
— Нет ничего, что смогло бы заставить меня…
— Ну конечно же, нет! Я верю, что в вас существует мученическая жилка! Однако я полагаю, что угроза причинить страдания Лори или Мэдж… Да что там — даже судьба такой неблагодарной скотины, как Овидий — этого глупого создания, совершенно вам чужого — небезразлична для вас! Хотите, мы поставим небольшой эксперимент? Что вы скажете, например, если после того, как вы покинете мою каюту, — а вы, по всей видимости, собираетесь это сделать, — я займусь тем, что сожгу раскаленной кочергой одно из кожаных ушей этого урода Овидия?
— Вы не посмеете!
— Скажи ей, Овидий. Посмею ли я?
— Йес-сар… Йес-сар… — хриплым голосом поспешно подтвердил Овидий, и Анна поняла, что он нисколько в этом не сомневается. Она взглянула на негра с тревожным сочувствием. Раз или два она слышала, как он поет грустные меланхолические песни голосом глубоким и вибрирующим, словно церковный орган, и однажды видела, как он, ухватившись за поручни фальшборта, смотрел в пустынное безбрежье океана таким несчастным и потерянным взглядом, что она отказалась от прежнего намерения заговорить с ним и осторожно прошла на цыпочках мимо. Овидий, несомненно, был рабом большую часть своей жизни. Возможно, он был сыном раба, а может — туземцем или воином, захваченным в юности работорговцами. И теперь он стоит здесь, в потертой и рваной турецкой ливрее, напяленной на него в насмешку над его собственным достоинством. Это его ухо будет гореть и корчиться под раскаленным железом, но боль — и даже больше того, унижение! — будет ощущать также и она.
С белым, как алебастр, лицом Анна сделала шаг вперед:
— Как может человек — джентльмен! — находить удовлетворение в подобных поступках? — с горящими от ненависти глазами воскликнула она.
Заметив насмешку в глазах Боннета, она снова взяла себя в руки, вернув утраченный на мгновение контроль над своими действиями и чувствами.
— Если вы позволяете себе подобные гнусности, — более спокойным тоном продолжала Анна, — то ничего, кроме глубокой ненависти и отвращения к вам они вызвать не могут. Неужели вам не понять этого? Как может это доставлять вам удовольствие? И какая вам польза от такой бессмысленной и ненужной жестокости?
Боннет продолжал со спокойной насмешкой разглядывать возмущенную девушку:
— Боюсь, что вы не совсем понимаете, моя дорогая. За последнее время в Вест-Индии возникла новая мода — кстати, я был одним из первых, кто ее ввел — запрягать в экипажи джентльменов так называемых «пони-герлс»… — Улыбка на его лице расширилась. — Вы их увидите целое множество — отборных юных девиц, тщательно подобранных по мастям, телосложению и темпераменту. В воскресный день они целыми рядами стоят у коновязей возле церкви, а в базарные дни разъезжают по городу. Мы любим соперничать друг с другом ловкостью, быстротой и… хм… красотой наших «лошадок». Некоторые из модных дам на Барбадосе являются настоящими знатоками и ценителями этого спорта. У мадам Фэверли, например, парадный выезд состоит из двух дюжин! Моя «конюшня» значительно скромнее. У меня их было всего пять до последнего времени…
Крепко сцепив пальцы, Анна в ужасе глядела на него:
— И вы поступите так… со мной?
В горле у нее пересохло, и голос был едва слышен.
— А что — почему бы и нет? В сущности, вы выглядели бы весьма импозантно. Мне завидовал бы весь Барбадос!
Он поудобнее устроился в кресле, и Анна заметила у него за поясом пистолет, наполовину спрятанный в складках рубашки.
— Другие плантаторы не имеют ничего лучшего, чем темнокожих полукровок, — продолжал он. — Я же буду иметь удовольствие обладать единственной чистокровной гнедой кобылкой на всем острове!
— Мой брат убьет вас! — побледнев, сказала Анна.
— В самом деле? Тогда лучше не говорите ему ничего о нашем разговоре, дитя мое. Ведь если он необдуманно поддастся минутному эффекту, то, несомненно, закончит свое путешествие в кандалах. Капитан Баджер сейчас не в лучшем расположении духа, после того, как шторм нанес такие повреждения его кораблю. Он не потерпит никаких глупостей со стороны вербованных рабочих…
Анна вздрогнула, и Боннет с деланным изумлением приподнял брови:
— А-а, вы полагали, что капитан ничего не знает? Он все знает, моя дорогая! Я принял кое-какие меры предосторожности, поместив вербовочные акты в его сейф. Ваш и вашего брата. Через несколько дней, я думаю, мы пройдем мимо острова Антигуа и там, возможно, встретим одно из моих торговых судов. Если нет — я зафрахтую какой-нибудь корабль, чтобы переправить вас обоих на Барбадос.
— А что будет с Мэдж? — спросила Анна, вне себя от холодной ярости. — Она больна, она же не может двигаться?
— Кто? Мэдж? Не может двигаться? Тогда она останется здесь.
«Он сумасшедший! — в ужасе подумала Анна. — Явно безнадежно помешанный!..». Но сознание этого ничем не могло ей помочь.
Боннет зевнул и потянулся в кресле:
— Ну-с, а теперь вы можете идти…
Она была уже у двери.
— Да, прежде чем вы уйдете… Овидий, грязный черный негодяй! Поблагодари леди за ухо!
— Йес-сар, — сказал Овидий. — Благодарю вас, мэм!
Его коричневые умные глаза остановились на лице Анны, и молчаливое сочувствие в них испугало ее сильнее, чем все происходившее до сих пор. Со слезами бессилия, едва сдерживая рыдания, Анна бросилась к двери, выбежала в темный, узкий, залитый водой трюмный проход и остановилась. Какой смысл бежать? Куда? Они все были узниками на этом корабле, а шипящий океан вокруг представлял собой тюрьму еще более надежную…
Лори ожидал сестру в каюте. Взгляд, брошенный на ее обезумевшее лицо, рассказал ему все.
— Ничего не вышло, да?
— Ничего… — ответила Анна, в изнеможении опускаясь на узкую шаткую койку. — Что ты о нем думаешь, Лори? Он сумасшедший, правда?
— Я не знаю… Хотя нет, впрочем, не думаю… По-моему, это просто исключительно жестокий, злой и коварный мерзавец. Но чтобы он был сумасшедшим — нет, вряд ли!
— А какая нам в этом разница?
Лори успокаивающе улыбнулся:
— Разница небольшая, конечно. Что он тебе сказал?
Анна заколебалась. Всего лишь пару месяцев тому назад она, не задумываясь, высказала бы Лори все, что лежало у нее на сердце. Но не теперь. В эти дни она почему-то чувствовала себя старшей.
— Он наговорил целую кучу наглого вздора — в основном по поводу того, что всерьез собирается осуществить свои права по этим… вербовочным актам, — так, кажется, вы их называете?
— И какие же планы, — сдержанно спросил Лори, — он строит в отношении тебя, Ани?
Анна отвернулась, достала из кармана гребень и принялась приводить в порядок растрепавшуюся прическу, стараясь, чтобы Лори не заметил слез, блеснувших в ее глазах. Слезы теперь были бесполезны.
— Лори, он мне сообщил одну вещь: мы сейчас плывем к острову Антигуа, а не на Барбадос. Он сказал, что, возможно, встретит там один из своих кораблей или наймет какое-нибудь судно, чтобы переправить нас — меня и тебя — на свою барбадосскую плантацию. Лори, когда мы прибудем туда — на Антигуа — нам надо во что бы то ни стало попытаться сойти на берег!
— Они поймают нас за пару часов, Ани. Эти плантаторы… У них должна быть крепкая круговая порука: ведь их всего большая горсточка, а остальные — рабы… Нет, это безнадежно!
— Я же не собираюсь бежать! Я хочу сойти на берег а обратиться за помощью к властям. Рассказать им, кто мы такие… Об отце…
— Но они нас попросту вздернут — неужели ты этого не понимаешь? Или отправят обратно в Эдинбург, чтобы нас повесили там. Ты этого хочешь?
Анна молча кивнула.
— Ах, проклятый негодяй! Значит, он сказал тебе что-нибудь гнусное, да? Я убью его — и пусть меня потом вешают, сколько угодно! По крайней мере, приятно будет сознавать, что умираешь не зря! — Лори схватился за голову. — У меня череп раскалывается от боли…
— А что будет со мной, если ты убьешь его? Ты дашь себя повесить и позволишь им продать меня с торгов, как… как… — Анна хотела сказать: «как лошадь», но ее пересохшее горло не в силах было произнести это слово. Наступило долгое молчание. Лори с болезненной гримасой раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками.
— Я не знаю… — наконец, проговорил он.
— Этот остров Антигуа… — задумчиво сказала Анна. — Туда заходят корабли. Если нам как-нибудь удастся сойти на берег, мы, может быть, сумеем пробраться на борт одного из них. Спрячемся… Потом, когда корабль выйдет в открытое море, они, возможно, даже обрадуются тому, что у них на борту оказался судовой врач…
— А ты, Ани? Тебе они тоже обрадуются? Девушка в море, среди грубых матросов…
— Матросы всего лишь люди, Лори. Позволь мне сказать тебе кое-что. Когда я пришла к нему — к Боннету — знаешь, что он сделал? Он грозился сжечь ухо у Овидия, если… если я не буду послушной. Как ты думаешь, что будет, если мы оба окажемся у него в руках? Вот что я скажу тебе, Лори: я скорее предпочту очутиться посреди океана на любом корабле, среди самых отъявленных подонков, каких только можно себе вообразить, — чем стать тем, кого он собирается из меня сделать!
— Боже мой… — в ужасе прошептал Лори.
— Одно только меня тревожит: что будет с бедняжкой Мэдж? Что с нею станет? Что нам делать с ней?
— Мэдж? — эхом отозвался Лори, настолько захваченный водоворотом мыслей, что не сразу сообразил, о ком идет речь. — Ах, Мэдж!.. — он заколебался. — Что ж; она, бедняжка… Во всяком случае, у нее дорога ясна, Ани. Путь ее предрешен. Я не решался сказать тебе об этом раньше, но теперь это уже не имеет значения…
— Что это значит, Лори?
— Мэдж умирает, Ани…
— Но… из-за морской болезни? Разве от этого умирают?
Когда-то, целую вечность тому назад — в начале истекающего часа — известие о том, что Мэдж умирает, было бы воспринято Анной, как сообщение о конце света. А теперь это был всего лишь унылый шепот, едва различимый за грохотом свалившихся на них несчастий.
— Я думаю… — проговорила Анна после долгой паузы, — … мне следует пойти к ней?
— Да, — сказал Лори. — Мне кажется, тебе следует пойти к ней…
Майор Боннет, удовлетворенно мурлыча себе под нос и наслаждаясь теплом от печки, отхлебнул глоток коньяку и передал бутылку капитану Баджеру:
— Я послал за вами, Баджер, потому что хочу, чтобы вы сделали для меня одну мелочь.
— Да, майор, сэр? — Дэн Баджер отмерил себе щедрую дозу коньяку. — Все, что вам будет угодно, майор! Вам следует только намекнуть — вы ведь знаете меня, сэр!
— Спасибо. Во-первых, скоро ли, по-вашему, мы прибудем на Антигуа?
— М-м… Шторм прошел стороной, но погода мне все же не нравится… Буря может снова навалиться на нас. Но если нам повезет, и если наши временные мачты выдержат, то, может быть — дней через шесть, сэр…
— Хм-м… Шесть дней, говорите? Видите ли, Баджер, дело в том, что девчонке все известно.
Баджер хитро осклабился:
— И я не удивлюсь, если ей не особенно понравилась ваша идея — а, сэр?
— Откровенно говоря, Баджер, мне бы хотелось избежать скандалов. Во всяком случае, на данном этапе, когда игра почти сыграна. Я не хочу, чтобы она покончила с собой, и наоборот — не хочу, чтобы она или ее братец пытались покончить со мной. Есть ли у вас здесь какое-нибудь подходящее местечко, куда можно было бы поместить их обоих?
Баджер осторожно поставил на стол пустой стакан:
— Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, сэр. Вы знаете, какая у нас команда. Им в голову лезет всякая чушь о парне после того, как он так ловко отхватил ногу у мистера Мэрки. Не то, чтобы у них был какой-нибудь резон питать любовь к мистеру Мэрки, — нет: но вы знаете, как бывает среди моряков, майор. Для них подчас попросту не существует никаких резонов.
— Плевать мне на команду, Баджер! Меня нисколько не интересует, что они думают! И что думаете вы тоже, кстати!
Баджер воспринял слова майора с дружелюбной улыбкой и с надеждой протянул к нему свой пустой стакан.
— Мне только требуется от вас, Баджер, чтобы вы поместили их обоих куда-нибудь в надежное место, где они не могли бы причинить вреда ни мне, ни себе. Это-то уже вполне резонно, кажется?
— Что ж, майор, это резонно. Я попытаюсь… благодарю вас, майор, ваше здоровье, сэр! — я попытаюсь поговорить с доктором Блайтом и втолковать ему, что если он будет вести себя тихо и мирно до тех пор, пока мы доплетемся до Антигуа, то я посмотрю, нельзя ли будет помочь ему и его сестре улизнуть с борта на берег. Таким образом, братец будет вести себя достаточно спокойно в течение ближайших дней, считая меня на своей стороне и думая, будто у него имеется кое-что припрятанное в рукаве. И это вполне резонно — не так ли, сэр? К тому же я слышал, что мистера Мэрки еще немного беспокоит нога, и ему не помешает находиться пару лишних дней под присмотром врача. А накануне прибытия в Антигуа я заманю их обоих в канатный ящик и запру там до тех пор, пока вы не сделаете необходимых приготовлений для доставки их на берег по вашему усмотрению. Там им, конечно, будет не очень удобно, но зато уютно, и — заметьте! — мы будем гарантированы от любых неожиданностей.
— Канатный ящик! Идиот, да они там повесятся!
Капитан Баджер снисходительно усмехнулся:
— Для этого им придется здорово изловчиться, майор, поскольку канатный ящик высотой всего в четыре фунта. Мне приходилось слыхивать о всяких странных и удивительных историях на море, но никогда я не слыхал, чтобы кто-нибудь повесился в канатном ящике!
Боннет удовлетворенно принял к сведению эти заверения:
— Черт побери, Баджер — вы настоящая проклятая хитрая лиса! Но только смотрите, не вздумайте затеять со мной двойную игру, мой дорогой капитан, иначе я выпушу из вас кишки!
— Я? — с выражением оскорбленной невинности выпучил глаза капитан Баджер. — Да разве стал бы я думать о том, чтобы провести вас, майор, когда вы собираетесь, так сказать, компенсировать все расходы по этому делу? О, нет, майор — вы можете положиться на честного Дэна Баджера, сэр! Отличный коньяк, между прочим — если вы позволите мне заметить это…
Они обменялись улыбками и через минуту оба принялись хохотать…
В эту ночь умерла Мэдж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41