— А если нет? — спросила Слаттери.
— Тогда дела наши плохи, — ответила Кейт. — Но могу поспорить на что угодно — он принял. — Она взглянула на одну картину, потом на другую и тяжело вздохнула. — Черт возьми, ничего путного в голову не приходит. Застряла. Ладно, задавайте вопросы… может быть, это даст толчок мозгам.
— Хм… я вижу здесь вроде как две фигуры, — сказала Слаттери. — Но ничего не понимаю. Вот ты назвала их шедеврами, а для меня это просто мазня. В чем тут дело?
Кейт улыбнулась:
— Попробую объяснить. Понимаешь, художник де Кунинг хочет, чтобы ты почувствовала возникновение картины, как если бы наблюдала процесс ее написания.
— Да, теперь понимаю. — Слаттери кивнула. — Капли краски похожи на дождевые во время ливня, да? Их подхватывает вихрь?
— Верно, — подтвердила Кейт. — И в результате этого возникают фигуры, словно из подсознания художника. — Она заходила по комнате. — Что еще? Что? — Провела рукой по волосам. — Де Кунинг был представителем абстрактного экспрессионизма. Так же как Джексон Поллок и Франц Клайн. Это все художники, отображающие процесс творчества. Их интересовал именно сам момент создания картины. Она как бы являлась продолжением их тела. — Кейт остановилась. — Подождите минутку. Подождите, черт возьми, одну минутку! Так ведь это же моя диссертация — картина как продолжение физической сущности художника.
— Откуда он мог об этом знать? — спросил Браун.
— Это сказано на суперобложке моей книги, и не сомневайтесь — она у него есть. — Глаза Кейт расширились. — Господи, мне сейчас пришла в голову ужасная мысль. А не собирается ли он доказать мне прозрачность своей идеи тем, что проиллюстрирует это положение диссертации?
— Не понял, — сказал Браун.
— Картина является как бы продолжением тела художника. Так вот, он может использовать тело — не свое, а жертвы, — чтобы им написать картину. — Теперь Кейт видела это перед собой совершенно отчетливо, словно он стоял рядом и шептал на ухо. Как будто она могла читать его мысли.
— Как он это сделает? — спросила Слаттери.
Кейт пожала плечами:
— Не знаю.
— А с кем? — спросил Мид.
Кейт вернулась к репродукциям картин де Кунинга.
— Это должно быть указано здесь. — Она потянулась за лупой и еще раз внимательно изучила репродукции. — Вот посмотрите. Он сюда кое-что добавил. Точно так же, как на репродукции работы Кинхольца. Очень нечетко, но… — Кейт протянула лупу Миду. — Вот здесь. На левой картине он нарисовал маленькую бабочку и почтовую марку. Видите?
Мид кивнул.
— Что это значит?
— Не знаю, — ответила Кейт. — Помогайте, друзья.
— Насекомые? — предположила Слаттери.
— Почтальоны, — сказал Мид.
— Но какая между ними связь? — Кейт повернулась к нему. — Я знаю, Рэнди, что здесь не курят, но если я сейчас не выкурю сигарету, то обязательно взорвусь.
— Курите, — разрешил он.
Кейт прикурила, вдохнула дым. Задумалась.
— Так что же связывает бабочку и марку?
— Они обе маленькие, — сказал Мид.
— Не все, — возразил Браун. — Мой дядя собирает бабочек. В его коллекции есть две очень большие.
— Коллекционирует… — Кейт выдохнула дым в потолок. — Люди коллекционируют марки и бабочек. Черт возьми! Конечно же! В последний раз у него была галерейщица, она занималась продажей картин. А теперь будет коллекционер! Вернее, два коллекционера. Он завершает свою композицию. Художник, музейный работник, галерейщица, теперь коллекционеры.
— Но кто они? — спросил Мид, шумно втягивая в себя воздух, словно это могло помочь получить ответ. — Кто?
В комнату вошли двое полицейских с альбомами Виллема де Кунинга.
— В центре творится черт знает что, — сообщил один.
Кейт схватила альбом, второй сунула Брауну.
— Ищите картины, которые он прислал.
Они принялись быстро перелистывать страницы. Мид по мобильному отдал распоряжение дежурной бригаде подготовиться.
— Одну нашел, — сказал Браун.
— Я тоже.
Кейт положила раскрытый альбом рядом с тем, который просматривал Браун. Картина слева называлась «Визит», 1966 — 1967; справа: «Женщина», Саг-Харбор, 1964. Коллекция Натана и Би Сакс, Нью-Йорк. Мид повернулся к стоящему рядом полицейскому.
— Принесите телефонную книгу.
— Я их знаю! — воскликнула Кейт. — Они живут на Парк-авеню, где-то в районе Шестьдесят седьмой улицы.
Мид уже прижал к уху мобильный телефон, но она его остановила:
— Нет, подождите. У них есть квартира в Хэмптоне. Конечно же, Саг-Харбор. — Кейт посмотрела на коллег. — Он демонстрирует мне ясность своих намерений.
И они принялись за работу. Слаттери занялась группой быстрого реагирования. Мид отправил машины к квартире Саксов на Парк-авеню, просто для страховки, потом позвонил в Управление полиции округа Суффолк, сообщил, что необходимо как можно скорее отправить наряд к дому Саксов в Саг-Харборе.
— Я должен позвонить Тейпелл. Она сообщит в ФБР.
Кейт задумчиво рассматривала репродукции картин де Кунинга. Как сказала Слаттери? «Похоже на кровавую бойню». Остается надеяться, что полицейские доберутся туда вовремя и предотвратят эту бойню.
Би Сакс была недовольна. Во-первых, тем, что ее муж, Натан, не смог пойти с ней в мастерскую этой художницы из Ист-Хэмптона, а во-вторых, ее возрастом. Художница, которая разворачивала перед ней большую абстрактную гравюру, была старовата. Не то чтобы очень, но молодой ее никак не назовешь. Так, лет сорок с чем-то. Пока еще никому не известная, и в довершение ко всему женщина. Три недостатка. Неужели она думает, что коллекционеры такого уровня, как Би и Натан Сакс, могут заинтересоваться ее работами?
Би изобразила напряженную улыбку. Расправила короткую теннисную юбку и скрестила ноги, которые, по мнению многих близких друзей, были не хуже, чем у любой тридцатилетней. Совсем неплохо для женщины, утверждающей, что ей шестьдесят пять, хотя на самом деле на следующей неделе стукнет семьдесят три.
Художница говорила что-то о форме и функциональности, но Би ее не слушала. Она мысленно ругала разными словами свою подругу Бэбс, организовавшую этот визит. Они с Натаном собирали художественную коллекцию уже много лет. Начали с второсортных импрессионистов, которых потом продали. Конечно, когда даже такие второсортные поднялись в цене. Продали на аукционе и получили довольное неплохие деньги. Позднее познакомились с очень смекалистым галерейщиком, который надоумил их покупать абстрактных экспрессионистов — Франца Клайна, Виллема де Кунинга, Роберта Мазеруэлла. Это было в конце шестидесятых, когда цены на такого рода живопись были сравнительно невысоки, потому что все помешались на поп-арте.
Картины абстрактных экспрессионистов теперь висят в их доме в Саг-Харборе, вместе с работами Уорхола и Лихтенстайна. Естественно, им пришлось купить несколько работ и этих поп-идолов.
Да, они с Натаном были очень грамотными коллекционерами. Достаточно взглянуть на картины, которыми увешаны стены в их двухэтажной квартире на Парк-авеню. Самые моднейшие художники, появившиеся в последние пять лет, и среди них нет ни одного неизвестного имени. Это очевидно.
Би пыталась придумать, что бы такое сказать, как бы уйти, не обидев художницу. Ей хотелось поскорее вернуться к Натану, который сидел дома простуженный, но художница продолжала демонстрировать одну картину за другой.
— А вот эта вдохновила меня на большое количество других работ, — сказала она.
О Боже.
— Вы выставлялись в Нью-Йорке? — спросила Би просто из вежливости.
Художница отрицательно покачала головой:
— Пока не решилась. Мой астролог считает, что я не готова.
Би чуть улыбнулась:
— Но известность в Нью-Йорке могла бы помочь вам продавать картины.
Последнее замечание художницу, кажется, встревожило. Би все надоело настолько, что она была готова закричать. Неужели эта пожилая дама, никому не известная художница, не понимает намеков? Каждый раз, когда Би собиралась встать, та вытаскивала на свет очередную скучную абстракцию. Абстракцию? Полноте. А где острота? Где уровень? Где то, что может привлечь внимание гостей на званых ужинах, которые Би устраивала раз в неделю?
Художница начала заваривать чай. Какое-то ужасное пойло из оптового магазина. Би вздохнула, понимая, что скоро ей отсюда выбраться не удастся. А дома бедный Натан ждет, когда она привезет ему найкуил и капли в нос, которые обещала купить на обратном пути.
39
Черт побери! Кто ожидал, что этот маленький высохший человечек окажется таким тяжелым? Он берет старика под мышки и водит по стене вперед-назад, вверх-вниз. Хорошо, что догадался надеть удобный комбинезон, иначе бы вообще могло ничего не выйти. Натан Сакс стонет. Видимо, возвращается сознание.
— Помолчи, мальчик Нати. Ты сейчас помогаешь мне войти в историю. Представляешь, в историю!
Белая стена вся забрызгана и исполосована кровью. Закругления, завихрения, среди которых угадывается едва различимый контур, человеческая фигура.
— Вот видишь, Нати, у нас уже получается. Так что держись. — Он тяжело дышит, с трудом удерживая старика. — Еще немного. Вот здесь, пожалуй, надо добавить.
Он напрягается, поднимает Натана Сакса выше, чтобы с его помощью прокрасить оставшуюся на стене белую область.
— Вот так. А теперь еще там. Сейчас, Нати, нам нужно сосредоточиться, чтобы все было совершенно ясно.
Кровь, которая минуту назад била струей из обрубков на месте запястий старика, теперь едва течет. Он водит стариком вперед-назад, вперед-назад. На полу образовалась лужа крови. Парусиновые туфли Натана на толстой каучуковой подошве волокутся по ней, намокают, образуют пузыри кровавой пены.
— Неплохо, неплохо, — произносит он и, споткнувшись об одну из ампутированных кистей Натана, пинком отбрасывает ее в сторону. — Настоящая живопись телом. Телом!
Он отходит полюбоваться работой, не выпуская Натана Сакса из рук. Затем роняет его в малиновую лужу. Старик принимает позу эмбриона, крепко прижав к телу окровавленные обрубки, конвульсивно передергивается и замирает.
Где же она? Он смотрит на часы. Время поджимает. Нужно работать быстро. Он смотрит на противоположную стену. Она еще белая. Он снял картину, на месте которой с помощью Би Сакс создаст гораздо лучшую. Шедевр.
Черт бы ее побрал. Неужели эта женщина испортит такой превосходный план? Ведь задуман дуэт. Он подбирает с пола кисть Натана Сакса, погружает указательный палец в кровь и в правом нижнем углу стены печатными буквами выводит свои инициалы: Ж. С. Смотрит. Задумывается. Ему не нравится. Тыльной стороной кисти он стирает буквы, затем снова погружает палец Натана в свежую кровь и пишет: дК.
Да, вот так. Рассматривает отрезанную конечность Натана. Интересно. Вроде как пролонгация его собственной руки. В стиле абстрактного экспрессионизма. Надо бы додуматься до этого раньше, а не таскать тело старика туда-сюда. Но он хотел выразить себя по возможности яснее. Буквально. А тут тело есть тело, никакого обмана. На этот раз Кейт разочарована не будет. Он чувствует ее, словно она здесь, в этой комнате, наблюдает за его работой. Что бы она сказала?
«Слишком много красного»? Возможно.
Он осматривает комнату в поисках чего-нибудь полезного и находит это в камине. Несколько кусков обгоревшего дерева — импровизированные угольные карандаши. Делает несколько мазков кровью, а после намечает контуры женской фигуры, не конкретизируя. Рисует две круглых груди. Твердый угольный карандаш плохо пишет по еще не просохшей крови.
Он отходит на несколько шагов. Смотрит. Подносит кисть Натана Сакса к носу и чешет. Надо же, картина получилась даже лучше, чем он ожидал. На нее произведет впечатление. Решив взять кисть старика с собой, сует ее в карман комбинезона.
Смотрит на часы. Решает, стоит ли ждать жену Натана еще пару минут. Нет, пожалуй, не стоит. Если Кейт по картинкам все вычислила правильно, то они здесь скоро появятся.
Портативную электрическую пилу, которая валяется рядом с телом Сакса, он оставляет. Она ему не нужна. Тем более что никаких отпечатков там нет. За дверью он снимает с обуви полиэтиленовые пакеты, сбрасывает комбинезон, складывает все в легкий спортивный рюкзачок, который оставил на задней веранде дома Саксов.
Через минуту он пробегает мимо плавательного бассейна, взбирается на забор и исчезает за деревьями. Вдалеке воют сирены, но он уже садится в машину.
Би Сакс дрожала мелкой дрожью. Кейт укутала ее худые плечи свитером. Мид стоял рядом, разговаривал с шефом полицейского управления Саг-Харбора и тремя местными детективами. Они прибыли к дому в тот момент, когда Би Сакс вставляла ключ в замок.
Кейт, Браун, Слаттери и Мид добирались сюда по скоростному шоссе Лонг-Айленда больше двух часов. Мид ехал со скоростью девяносто миль в час, не выключая сирену, отчего у Кейт жутко разболелась голова.
Би Сакс опрашивали пять или шесть раз. Она поведала трясущимися губами, что примерно в полдень пошла в теннисный клуб. Сразу после игры позвонила Натану узнать, как он себя чувствует. Муж сказал, что собирается вздремнуть, поскольку ему стало немного хуже, и просил ее сходить в мастерскую одной. Би пообещала на обратном пути купить лекарства. Потом она поехала в Ист-Хэмптон в мастерскую художницы. А по дороге домой заехала в аптеку в Саг-Харборе.
Детективы округа Суффолк задавали свои обычные вопросы: имелись ли у них враги, были ли у кого-нибудь мотивы для мести и так далее, но группа Мида знала, что это напрасный труд, Живописец смерти выбрал эту супружескую пару исключительно ради удобства. Они для его замысла подходили по всем параметрам. К тому же и дом их стоял на отшибе.
— По крайней мере нам удалось спасти жену, — заметил Мид после того, как Би Сакс дали успокоительное и отправили в больницу. Затем неожиданно похвалил Кейт: — Хорошая работа.
Она в ответ едва кивнула.
— Сигнализация по-прежнему включена, — сказал один из детективов округа Суффолк. — Натан Сакс сам впустил преступника в дом.
— Значит, он его знал, — произнес Браун. — Или этот тип не вызвал у него подозрений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50