— Можно… это… провести соревнование. По… этому…
— По чему? — спросил Брошек.
— По собиранию грибов, — пролепетала Ика.
— Хе-хе-хе, — отозвался Влодек.
Брошек стукнул кулаком по столу.
— Попрошу без комментариев! No comments! Слово предоставляется Влодеку.
С лица Влодека немедленно сползла язвительная усмешка.
— Я считаю, — осторожно начал он, — что можно… — И осекся.
— Хе-хе-хе, — не замедлила отомстить ему Ика.
— Ика! — осадил ее Брошек.
Но тут Влодека осенило.
— Можно поиграть в бридж!
Ответом было неодобрительное молчание. Даже Пацулка соболезнующее покачал головой, и Влодек понял, что в этой компании глупо было вылезать с такой идеей. Но, поскольку оставаться в дураках не любил, поспешил обидеться.
— Извините, — сказал он. — Sorry. Совсем забыл, что бридж — развлечение для взрослых.
Но и этим не исправил положения. Все, как сговорившись, пропустили его замечание мимо ушей.
— А чем нас порадует Катажина, она же Альберт? — вопросил Брошек.
Катажина смутилась, покраснела, откинула со лба волосы.
— Мне кажется, — прошептала она, — можно организовать вокальный квинтет.
— Это с моим-то голосом? — ужаснулась Ика.
— Тогда давайте поставим спектакль, — сказала Катажина.
— Это не занятие для серьезных людей, — заявил Влодек.
— Ты так считаешь? — холодно спросил Брошек, отец которого пописывал пьесы.
— Или, — поспешила выдвинуть новое предложение Катажина, чтобы помешать развитию чреватой опасными последствиями дискуссии, — устроим охоту на косуль.
— Что?! — завопил Брошек.
— Фотоохоту, — торопливо пояснила Катажина.
Это было уже кое-что. Брошек неуверенно улыбнулся, Ика захлопала в ладоши, но Влодек — единственный, кто разбирался в фотографии, — быстро развеял мелькнувшую было надежду.
— В такую погоду? — задумался он и через минуту вынес свой приговор: — Ничего не выйдет!
— А если… — пробормотала Катажина, — если…
Это «если» она повторила еще раза три, по неизвестной причине покраснев вначале как роза, потом как георгин и напоследок как пион. Дело кончилось тем, что Ика стукнула ее по загривку.
— Да выдави ты хоть слово! — холодно потребовала она.
— А если нам поиграть… ну… например, в почтальона… — для разнообразия побледнев, закончила Катажина.
— Что-о-о? — Ика чуть не задохнулась. — А в «бутылочку» не хочешь?
— Н-не хочу… — беззвучно пролепетала покрасневшая на этот раз как мак Катажина.
Ика сочувственно покачала головой, перевела взгляд с Катажины на Влодека и обратно, после чего тяжело вздохнула.
— Говорят, даже Эйнштейну с его премудрыми мозгами случалось пару раз в жизни сморозить ужасную глупость, — сказала она и, чтобы переменить тему, добавила, обращаясь к Брошеку: — И ты ничего не придумал?
Брошек, собравшись с духом, уже готов был честно признаться, что, к сожалению, сколько ни обдумывал этот вопрос, ничего путного придумать не смог, как вдруг все — за исключением Пацулки — подскочили так, словно в крышу веранды ударила ослепительно яркая молния, сопровождаемая мощным ударом грома.
Однако то был не гром, а всего-навсего хриплый крик. Крик большой старой птицы.
— Пацулка! — хором воскликнули четыре разных голоса.
А дело было в том, что Пацулка, закончив свой труд, поставил на стол старого пеликана и, дабы подтвердить реальность его существования, издал двукратный хриплый вопль от имени деревянной птицы, и прозвучал этот вопль в точности так, будто вырвался из глотки настоящего голодного пеликана.
— В чем дело? — прогремел с неба, а вернее, из расположенного над крышей веранды окна грозный баритон.
Все, даже Пацулка, втянули головы в плечи, а пеликан, мгновенно заткнувшись, повалился на левый бок.
— Это пеликан, папа, — объяснила Ика.
— Кто-о-о?!
— То есть… Пацулка, — быстро добавила она.
— Отлично! — прокричал отец. — Пеликана зажарить и подать сегодня к обеду. Пацулку продолжать откармливать. Мы его съедим в воскресенье.
— Хорошо, папа, — смиренно сказала Ика.
— Ничего хорошего. И чтоб было тихо. — Сеанс связи закончился, и окно над верандой с треском захлопнулось.
Похоже было, Пацулке грозит самосуд. К нему одновременно протянулись три пары рук, явно не с добрыми намерениями. Однако он и ухом не повел, только растянул губы в мудрой и снисходительной улыбке. Собственно, с этой улыбки и началась долгая и на редкость дождливая неделя.
Брошек лучше других знал Пацулку. Поэтому он воскликнул:
— Стоп!
Три пары рук отдернулись.
— Погодите, — сказал Брошек. — Эта перекошенная морда кое-что означает. Уж я-то знаю.
Пацулка скромно потупился.
— Точно, — согласилась Ика. — Оно что-то придумало.
— Nonsens, — буркнул Влодек с оксфордским, по его мнению, произношением.
— Не дразните диких зверей, — поспешил предупредить сомневающихся Брошек. — Если он разозлится, из него даже вздоха не вытянешь. До самого воскресенья.
— А в воскресенье его съедят, — сурово напомнила Ика.
Брошек кивнул, закрыл глаза и как будто задремал. На минуту воцарилась тишина, только негромко всхлипывала водосточная труба.
— Интересно, — пробормотал Брошек, — какой шоколад мама сунула мне в чемодан — молочный или горький?
Веки Пацулки поднялись с необыкновенной быстротой. Брошек сделал вид, что ничего не заметил.
— Интересно, — прошептал он, — какую плитку он бы предпочел?
Веснушки у Пацулки на лбу вместе с бровями поползли кверху. Некоторое время он боролся с собой, но вопрос требовал однозначного ответа. И Пацулка совершил над собой очередное тяжкое усилие.
— Обе, — сказал он. И во избежание недоразумений повторил еще раз: — Обе!
Брошек, как, впрочем, и остальные, понял, что рыбка на крючке. Вздохнув, он встал, собираясь отправиться за шоколадом. Но Ика, неплохо разбиравшаяся в жизни, удержала его, схватив за рукав свитера.
— Всему свое время, — сказала она. — Баш на баш. Сперва мы продегустируем Пацулкину идею. Если она и впрямь окажется недурна, отдашь ему и молочный, и горький.
Пацулка внимательно оглядел присутствующих. После некоторого колебания он, вероятно, пришел к выводу, что окружен порядочными людьми, умеющими держать слово, и засопел в знак согласия. Потом взял со стола газету и, ткнув пальцем в одну из заметок, протянул газету Брошеку.
— «Циничные кражи», — прочитал Брошек заголовок. И сразу посерьезнел. Это звучало!
— Ну и что? Ну и что же? — одновременно спросили девочки.
Брошек откашлялся и прочел заметку целиком:
По сообщению воеводского управления милиции, на территории Подкарпатья участились циничные кражи произведений народного и сакрального искусства, ограбления кладбищ, заброшенных часовен и деревенских костелов. Скульптурные и живописные изображения святых, надгробья и другие работы старых мастеров, зачастую являющиеся подлинными шедеврами народного творчества, попадают в руки наглых и циничных грабителей. Уже ведется следствие, и в ближайшее время преступники, по всей вероятности, будут схвачены. Тем не менее мы обращаемся ко всем гражданам с призывом принять участие в охране вышеупомянутых сокровищ, опасность пропажи которых в разгар туристского сезона резко возрастает.
Закончив, Брошек с недоумением уставился на Пацулку.
— Да, он не титан мысли, — пробормотала Ика.
— Кто? — удивилась Катажина.
— Автор статьи. Откуда ему известно, что преступники такие уж циничные?
— Не мешай, — одернул ее Брошек. И сердито сказал, обращаясь к Пацулке: — Идея почитать вслух газету не стоит даже одной плитки шоколада.
— Эх! — обозлился Пацулка и постучал толстым пальцем по россыпи веснушек на лбу. Потом тем же пальцем указал на стоящую над обрывом черную деревянную часовню.
— Да ведь там ничего нет, — сказала Ика.
— Как знать, — прошептала Катажина.
Все задумались. Один только Влодек цинично усмехнулся — но и он почувствовал, что Пацулка наводит их на какой-то важный, хотя и странный след.
— Погодите, погодите, — первым нарушил молчание Брошек. — Я должен это обдумать. Хорошенько обдумать. Все до конца.
— Лучше начни с начала, — буркнул Влодек.
Брошек пропустил его замечание мимо ушей. Он напряженно смотрел прямо в черные сверкающие глаза Пацулки.
— Да, — наконец произнес он. — Там ничего нет. Но кто об этом знает? Скорее всего, никто. В том числе и циничные преступники.
— Гм, — подтвердил Пацулка.
— А если… — начал Брошек.
Тут, кажется, и Ика начала кое-что соображать. Неведомая сила сорвала ее со скамейки.
— А если, — затрещала она как пулемет, — а если, например, кто-нибудь объявит по радио, или по телевизору, или…
— В печати! — подхватила Катажина.
— …что там находятся потрясающие сокровища? Тогда циничные преступники, возможно, туда заявятся и… и, например, попадут в заранее приготовленную ловушку. В западню, которая может быть поставлена, например, кем?
— Например, нами, — неожиданно густым басом произнес Брошек.
Пацулка встал, подошел к Брошеку и протянул руку.
— Обе, — сказал он твердо.
— Иди за шоколадом, Брошек. Пацулка — великий человек, — с уважением произнесла Ика.
Брошек покорно вышел, вернулся, и через минуту на веранде послышалось веселое чавканье. Правда, поглядев на Влодека, Пацулка понял, что грядет выступление оппозиции. Но только пожал плечами — мнение Влодека его не очень-то интересовало. Пускай говорит, что хочет — великий человек свое дело сделал и может спокойно удалиться. Он подал идею, а они пускай ее подхватывают, развивают и уточняют.
И великий человек встал, засунул пеликана в карман и ушел.
Влодек цинично рассмеялся.
— Хе-хе-хе! Дети! Дети позволили щенку себя обдурить. Младенец провел сопляков на мякине.
— Ика, — поинтересовался Брошек, — кто это там тявкает?
— Не знаю, — рассеянно ответила Ика. — Мне кажется, кто-то мяукает.
Влодек встал и оглядел остальных с высоты своих 174 сантиметров. Он был взбешен. Так взбешен, что даже смеяться больше не мог, и губы у него побелели. Катажина с замиранием сердца подумала: «Как он красив!» А Влодек смотрел на всех с глубокой убежденностью в собственной правоте.
— Я думал, — сказал он, — что буду проводить каникулы в обществе интеллигентных людей. Простите, я ошибся, sorry. Никто здесь не тявкает и не мяукает. Просто некто пришел в ужас от уровня умственного развития своих приятелей. Когда опомнитесь, не сочтите за труд сообщить об этом нижеподписавшемуся. Быть может, он позволит себя умолить и вернется. Хотите знать, кто вы? Silly kids!
— Oh, darling, — пролепетала Катажина. — Как ты можешь?
— Глупые сопляки! — с яростью подтвердил Влодек.
— Ты так думаешь? — спокойно поинтересовался Брошек.
— Да, я так думаю!
Влодек повернулся и хотел было уйти, но Ика встала у него на пути.
— Минуточку, — сказала она. — Во-первых: если уж ты не можешь обойтись без английских слов, позаботься о своем произношении. У меня хоть и нет слуха, но уши уже болят. И во-вторых: мало просто есть — нужно уметь выбирать здоровую пищу, мало просто жить — нужно уметь жить с людьми, мало просто думать — нужно научиться думать разумно.
— Для кого предназначена сия речь? — спросил Влодек.
— Для тебя, you ass! — с безупречным произношением пояснила Ика. — По твоему мнению, идея, которая всем показалась колоссальной, — полная чепуха. А по нашему мнению, эта чепуха гениальна. Давай проверим. Устроим суд. Ты будешь обвинителем, мы с Брошеком — защитниками, а уважаемый всеми Альберт нас рассудит. Правда, она на твоей персоне чуток сдвинулась, но, надеюсь, способности мыслить еще не утратила.
Катажина надула губы.
— В этом обществе не я одна сдвинулась, — сказала она. — Могу назвать по крайней мере еще двоих.
Брошек поперхнулся, а Ика закашлялась. Но Катажина была незлопамятна и больше к этой теме не возвращалась.
— Тем не менее я готова вас рассудить, — добавила она тоном заправского судьи.
— Это может быть любопытно, — пробормотал Влодек. А поскольку он осознал, что несдержанность не очень-то вяжется со сложившимися у него представлениями о неизменном хладнокровии истинных джентльменов, то, прежде чем приступить к развенчанию Пацулкиной идеи, поклонился присутствующим и сказал: — Прошу меня извинить за мое недавнее поведение.
И при этом улыбнулся так чарующе, как умел только он один.
«Как у него это получается?» — невольно подумала судья Альберт.
Пацулка тем временем заглянул в кладовку: у него появилось ощущение, будто он о чем-то забыл. В кладовке его осенило, что забыл он про второй завтрак, а поскольку — вопреки видимости — судьба чужих желудков была ему далеко не безразлична, он отрезал от буханки аппетитного деревенского хлеба сеть толстых ломтей. Намазав их маслом и положив сверху по куску сыра, он отнес два бутерброда Икиным родителям (отец, утонувший в своих бумагах, пробормотал: «Да, да… сейчас иду, дорогая», — а мать, погруженная в чтение толстой книги, сказала: «Спасибо, доченька!»), а пять оставшихся притащил на веранду. Чтобы не перепутать, на каком из бутербродов самый толстый слой масла и самый большой кусок сыра, он украсил его несколькими кусочками своего шоколада, а именно: двумя квадратиками молочного и тремя — горького.
Когда Пацулка появился на пороге веранды, Влодек как раз заканчивал вступительную речь. Его молодой бас впечатляюще вибрировал и звенел не хуже колокола.
— …и потому, Высокий Суд, — вибрировал и звенел Влодек, — я считаю, что это ребячество, то есть мура, то есть дикая чепуха. Предложенная нашим коллегой неосуществима, и сейчас я вам это докажу. Первое. Каким образом вы намерены объявить по радио или в печати о том, что в нашей часовенке хранятся сокровища, которые могли бы привлечь циничных преступников? Второе. Я не вижу технических возможностей устроить в указанной часовне мало-мальски эффективную ловушку для вышеупомянутых преступников. Третье. Я не вижу физических возможностей для поимки вышеназванных преступников в том случае, если они будут, например, вооружены. Или если сюда нагрянет целая банда. Ко всему прочему никому не известна, — с торжеством заключил он, — степень упомянутого в печати цинизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31