— В каком таком роде? — рассердился капрал. — Правила есть правила. Никаких «в этом роде»! И вообще, к чему вы меня склоняете? К нарушению закона?
Но на магистра не произвели впечатления разумные доводы капрала.
— Хорошо! — крикнул он. — Вас не волнует, что может пропасть необычайно ценное произведение искусства, которое, судя по всему, украл этот подонок! Вас не волнует, что будет нанесен огромный ущерб национальному достоянию! Нашему искусству! Нашим финансам! Хорошо, не занимайтесь этим! Я сам… — все больше распаляясь, кричал он, — я сам все сделаю! Даже если вы потом бросите меня в каземат, в темницу, я обыщу сарай! Ну, что вы на это скажете?
Капрал с грустью посмотрел на небо.
— Я скажу, что сейчас опять польет, — задумчиво произнес он.
А потом (совершенно неожиданно для всех) улыбнулся. И пожал плечами.
— Где же я для вас, гражданин, найду темницу? Хотя, — строго добавил он, — посадить в случае чего могу.
Но в магистре взыграл рыцарский дух Дон Кихота. Теперь уже никакие запреты, никакие угрозы не могли его остановить.
— Сажайте! — крикнул он.
И, подбежав к сараю, с такой силой ударил в дверь кулаком, что она застонала. И тут опять произошло нечто, чего ни один из свидетелей этой сцены (за исключением Пацулки) никак не ожидал. Дверь сарая распахнулась, и на пороге появился… Толстый. Уставившись, на ошеломленного магистра, он угрожающе шмыгнул носом.
— В чем дело? — спросил он. — Чего надо?
— Я… я… — заикаясь, пробормотал магистр.
— Вижу, что это вы. А если еще раз увижу, пеняйте на себя! — пригрозил Толстый.
Потом повернулся к смущенному — без видимых оснований — капралу Стасюреку.
— В чем дело, начальник? — взревел Толстый. — По какому праву какие-то психи вламываются в чужие дома и подозревают невинных людей в каких-то произведениях искусства? А?
— Ого! — прошептал Пацулка.
Толстый осекся и дико посмотрел на Пацулку, а тот нахально подмигнул ему левым глазом. Тогда Толстый вдруг закашлялся. Он кашлял так сильно, что из глаз у него ручьем полились слезы. Выглядело это очень смешно, и капрал явно почувствовал себя увереннее.
— Вам что, гражданин, демократия не нравится? — печально спросил он. Потом, внезапно оживившись, строго добавил:
— И не шумите, не пугайте детей. Будут потом заикаться и писать в штаны.
Толстый перестал кашлять.
— Вы, может, думаете, что у меня нет детей? — гораздо вежливее спросил он. — Есть у меня дети, и я прекрасно знаю, что нельзя их пугать. Но почему этот магистрат Потомок…
— Магистр! — рявкнул магистр.
— Ладно, магистр, — поморщился Толстый. — Почему он клеветает на безвинного человека?
— Клевещет, — вздохнул магистр.
— За мной никакой вины нету, — продолжал Толстый. — И подозревать себя я никому не позволю. А вы, начальник, если пожелаете… с ордером или без ордера… можете осмотреть мою хату. Сами увидите…
Тут следует упомянуть, что в эту минуту начался четвертый пятничный ливень. Дождик, который практически не чувствовался, в мгновение ока превратился в весьма ощутимый — холодный, сильный и противный — дождь. Тем не менее никто не обратил на него внимания. Катажина и Влодек успели присоединиться к Ике и Брошеку, и вся четверка, затаив дыхание, молча ждала дальнейшего развития событий. А магистр Потомок, услыхав предложение Толстого, превратился в изваяние — очень мокрую статую Дон Кихота.
Только Пацулка и капрал Стасюрек не растерялись. Пацулка с удовлетворением чихнул, вытер нос и поудобнее уселся на завалинке. А капрал Стасюрек подошел к Толстому.
— Ну, если вы настаиваете… — сказал они и исчез в сарае.
Магистр, еще не совсем оправившийся от изумления, направился было вслед за капралом, но Толстый преградил ему путь.
— Стоп! — сказал он. — Начальник сам управится. Начальник имеет право, а кроме него — никто. Я к себе больше никого пусть не желаю, — заявил он и скрестил на груди руки.
Дождь тем временем так разошелся, что капли, отскакивая от лысой макушки магистра Потомка, вздувались аккуратными пузырьками, за которыми Пацулка наблюдал с живым интересом исследователя.
Ливень, естественно, заглушал все звуки внутри сарая. Судя по неторопливому движению луча света от фонарика, капрал обыскивал сарай очень тщательно.
— Найдет? — шепнула Ика Брошеку.
— Тихо! — прошептал в ответ Брошек.
— Должен найти, — беззвучно заявил Влодек.
— Ой ли? — усомнилась Альберт.
А Пацулка улыбался. Правда — что необходимо подчеркнуть, — мысленно.
Наконец капрал Стасюрек появился на пороге сарая. Привычным движением поправил ремешок под подбородком и уверенно заявил магистру:
— Никаких искусств там нет. — Но потом, видно, пожалев старого человека, который при этих словах вдруг еще больше постарел, добавил уже гораздо мягче: — Попрошу вас в понедельник зайти в отделение. И не волнуйтесь, гражданин.
Сказав так, капрал взял велосипед под мышку, козырнул всей компании и загадочно произнес:
— Получится так получится.
Эта фраза решительно никакого смысла не имела. Капрал снова козырнул, кажется, на этот раз только Толстому, и, широко шагая, направился к мосту.
— Мое почтение, мое почтение, — кланялся капралу в спину Толстый.
Потом, задрав голову, посмотрел магистру в глаза.
— Ну что? — спросил он с издевкой. — Прокол? А?
Магистр низко опустил голову.
— Простите, — голосом совершенно раздавленного человека произнес он, — но эта скульптура очень много для меня значила. Простите.
Толстый пожал плечами, но ничего больше не сказал. И дверь за собой закрыл очень осторожно — отчаяние магистра тронуло даже его.
А магистр решил скрыть свое горе от чужих глаз. И, согнувшись в три погибели, стал протискиваться в палатку, что при его росте было делом нелегким.
Но тут проявил инициативу Пацулка. Дернув магистра за полу плаща, он протянул руку в направлении часовни.
Магистр не понял.
— В чем дело, дитя мое? — спросил он, вытирая мокрое (возможно, не только от дождя) лицо.
Но Пацулкина физиономия выражала явное нежелание что-либо объяснять. Он и так слишком много говорил в тот день. К счастью, в отличие от магистра, остальные его поняли.
— Ах, пан магистр! — воскликнула Ика. — Вы же собирались починить стену в часовне!
— Мы уже инструменты приготовили… — сказала Катажина.
— Давай быстрее, — шепнул Влодеку Брошек. — Только это может вернуть ему душевное равновесие.
— Sure, — пробормотал Влодек. И крикнул магистру: — Бегу за ящиком!
Магистр колебался. У него было очень тяжело на душе и не хотелось жить на свете. Но девочки просто-напросто взяли его в плен. Вцепившись одна в правый, другая в левый рукав, они потащили магистра к часовне. И он сдался. Он даже подумал, что, пожалуй, лучше заняться делом, чем в одиночестве предаваться отчаянию.
— Не удивляйтесь моему странному поведению, друзья, — сказал он, когда они вошли в часовню, и ребята принялись раскладывать на полу инструменты. (В ящике с инструментами — поскольку он принадлежал великому Альберту — можно было найти практически все, от примитивного молотка до инженерного циркуля и логарифмической линейки.) — Не удивляйтесь, — продолжал магистр, — дело в том, что украденная скульптура… ммм… принадлежала мне…
Все, конечно, принялись всячески выказывать удивление, издавать недоуменные восклицания и засыпали магистра вопросами. Один Пацулка, сберегая силы, сохранял невозмутимое спокойствие и дожевывал остатки бобов.
— Да, да, — пустился в объяснения магистр. — Вы удивлены, хотя на самом деле ничего удивительного тут нет. Я уже упоминал о циничных преступниках, которые охотятся за ценными произведениями искусства и грабят старые костелы, кладбища и часовни. Так вот: из газет я узнал, что в Черном Камне сделано интересное открытие, и приехал сюда охранять часовню, не надеясь на расторопность официальных лиц. Увы! — печально вздохнул он. — Злоумышленники меня опередили. Часовня была обворована до моего приезда.
— Как это? — удивились ребята. На этот раз искренне.
— А вот как, — с грустью сказал магистр. — Прибыв на место, я не обнаружил никаких бесценных творений — в часовне были всего лишь две ничего не стоящие фигурки неизвестного происхождения. Видимо, преступники подбросили их, чтобы замести следы.
Из угла, где сидел Пацулка, донеслось сердитое фырканье.
— Ты что-то сказал, дорогой? — со сладкой улыбочкой осведомилась Ика.
Пацулка ответил что-то невразумительное, но явно не слишком вежливое, однако магистр не обратил внимания на этот незначительный эпизод.
— И тогда я вспомнил, — продолжал он, — что преступники обычно возвращаются на место преступления — проверить, не упустили ли они чего. Так, по крайней мере, утверждают авторы детективных романов. И я решил убрать эти фигурки…
— Те самые, ничего не стоящие? — невинно спросила Ика, покосившись на Пацулку.
Магистр тоже поглядел в ту сторону и изумился.
— Что с этим ребенком? — спросил он.
А дело было в том, что Пацулка в ответ на Икину реплику высунул язык до самого подбородка; взгляд магистра застал его врасплох, и он не успел спрятать язык обратно. И застыл, глупо хлопая глазами.
— Пустяки, не обращайте внимания. Этот ребенок — страшный болтун, и у него часто устает язык. А это такая специальная гимнастика, — любезно объяснила Ика.
Разъяренный Пацулка спрятал язык и со стуком сдвинул челюсти.
— Странно, — пробормотал магистр. И, подбирая нужные инструменты, закончил свой рассказ: — Итак, я снял фигурки с постаментов и взамен поставил самую ценную скульптуру из своей коллекции — я еще во время первой мировой войны спас ее от пожара и с тех пор практически никогда с нею не расставался. Вместе с остальной коллекцией я ее завещал краковскому Национальному музею. Вам следует знать, что она принадлежит к числу уникальнейших музейных экспонатов Европы. Она вышла из мастерской самого Вита Ствоша и в пересчете на деньги стоит как минимум сто тысяч злотых.
Тут всеобщее изумление достигло наивысшей точки, и, вероятно, поэтому никто не произнес ни слова. Кроме Пацулки — он был так потрясен, что заговорил.
— Рискованно! — сказал Пацулка.
— Да, — согласился магистр, и голос у него опять подозрительно задрожал. — Риск был и вправду велик. И не в деньгах тут дело… Но я не сомневался, что смогу уберечь свое сокровище. Я приготовил для преступников западню…
— Выслеживаете преступников? Может, вы сыщик? — почти весело спросила Ика.
— Нет, нет! Ничего подобного, — вздохнул магистр. — Я всего лишь ученый и собиратель произведений народного искусства. Но в нашем районе месяц назад был ограблен музей религиозной скульптуры. А я — куратор этого музея. И тогда я себе поклялся, что отыщу грабителей. Потому и приехал сюда, приготовил ловушку и…
У магистра опять оборвался голос. Он только махнул рукой и уже хотел было приняться за работу, как вдруг в голове у него мелькнула какая-то смутная догадка.
— Погодите! — сказал он. — Погодите! Ведь тогда… именно тогда, когда был ограблен наш музей, я видел неподалеку человека, который мне недавно встретился. Совсем недавно… уже здесь… в Черном Камне!
— Уж не Толстый ли это случайно? — тихо спросила Альберт.
Магистр так и подскочил.
— Да! — крикнул он. — Он самый! Кажется, он! Только выглядел он не так… ну конечно, совсем по-другому… И тем не менее это был он! Что делать? — спросил магистр у самого себя. — Что делать? Что теперь делать? — обратился он к ребятам.
Четыре головы на мгновение сблизились. Магистр этого не заметил, но Ика, Брошек, Альберт и Влодек успели молниеносно обменяться несколькими фразами. Затем Брошек шепотом спросил о чем-то Пацулку. А Пацулка (почему-то иронически усмехнувшись) кивнул. Иначе говоря, согласился с планом друзей.
Ика подошла к магистру и взяла его под руку.
— Пан магистр, — твердо сказала она. — Только без паники. Толстый еще не удрал и, похоже, не собирается удирать. Капрал Стасюрек проверил у него документы и, стало быть, знает его фамилию и адрес. Беда в том, что мы не уверены в самом капрале Стасюреке.
— Что?! — Магистр был поражен. — Как это может быть?
— Все может быть, — сурово изрекла Альберт.
— Ну, — подтвердил Пацулка.
— Из этого следует, — сказал Брошек, — что первым делом надо все хорошенько обдумать. И только потом сообщать местным властям.
— Мне, например, кажется, — сказала Ика, — что я сегодня видела, как капрал Стасюрек в Соколице разговаривал с Толстым.
— Не может быть, — прошептал магистр.
— Все может быть, — безжалостно напомнила Альберт.
— Нет! — горячо возразил магистр Потомок. — Чтобы представитель закона… Не могу поверить!
— Мне тоже, честно говоря, не хочется верить, — сказала Ика, — что представитель закона вступил в сговор с преступником. Или позволил себя подкупить. Но в детективных романах такое сплошь и рядом случается… Именно поэтому необходимо установить, не столкнулись ли мы с подобным случаем. Тем более, что, как мы решили, все может быть.
Магистр был совершенно ошарашен; в его мозгу вспыхивали страшные подозрения, а душу раздирали противоречивые чувства, и он сам не заметил, как полностью доверился «своим юным друзьям».
— Как же быть? — растерянно повторял он. — Как же теперь быть?
Брошек снисходительно улыбнулся.
— Во-первых, пан магистр, — сказал он, — вы еще кое-что собирались сделать.
— Всякую работу надо доводить до конца, — наставительно сказала Альберт.
— It’s very important. Isn’t it? — добавил Влодек.
— Верно, верно, — без особого энтузиазма согласился магистр.
Но, видно, в нем все-таки затеплилась надежда на благополучный исход. Он оживился, глаза засверкали, уныло сгорбленная спина распрямилась.
— Итак, мои юные друзья, за дело! — почти весело сказал он и принялся за работу.
«Юные друзья», чтобы не мешать магистру, отступили к двери. И, конечно, замолчали. Будто языки проглотили.
В часовне воцарилась тишина, пронизанная нетерпеливым ожиданием.
Магистр работал быстро, ловко и аккуратно. Он напоминал чувствительного зубного врача, который, причиняя боль пациенту, страдает ничуть не меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31