– воскликнула она и бросилась в его настороженные объятия.
Она глубоко втягивала исходящий от него аромат. Ее рот был спрятан у основания шеи Джеймса, и она подумала, что никогда не забудет вкус его кожи, которая отдавала слегка и одеколоном, употребляемым после бритья, и горным воздухом, полным свежести весенних потоков, студеной прохлады покрытых снегом вершин. И все вместе – это он, только он.
Мелоди понятия не имела, откуда взялось в ней такое бесстыдство, откуда пришла к ней безоглядная отвага, и не знала, как осмелится завтра посмотреть на себя в зеркало. Единственное, что она ясно осознавала, – ощущение полной ненужности безумных выходок, потому что руки Джеймса сомкнулись вокруг нее в тесном объятии, и он прижал ее к себе с таким мрачным отчаянием, какое охватило Мелоди.
– О черт, – пробормотал он, дыша ей в волосы. – Это не совсем то, что делают леди, дорогая.
Джеймс прав, но ей это все равно, потому, что он может выговаривать ей сколько угодно, но никакие упреки не остановят велений его тела, уютно устроившегося рядом с ней. Пусть ее сексуальный опыт скромен, но она чувствовала, когда мужчина безуспешно борется с охватившим его вожделением.
– Сейчас я просто женщина, Джеймс, – чуть не всхлипывая, сказала она, гибко обвив его тело. – И мне нужен ты.
– Нет, – простонал Джеймс, но возбуждаемый ею, провел рукой вниз по спине до талии и теснее прижал Мелоди к себе.
В восторге от этого она запустила руки ему под пиджак и погладила его по бокам, оценив сдержанную силу его грудной клетки, сужение его тела в поясе, и, наконец, осмелилась жестом владелицы обнять его такие милые, такие мужские ягодицы.
– Перестань, – буркнул Джеймс, но без всякой убежденности; чувствовалось только, что в нем тлеет огонек, который угрожает взрывом. А в это время платье Мелоди, задралось выше бедер, и Джеймс нашел рукой прохладную полоску обнаженной кожи там, где кончался шелковый чулок.
– Джеймс, – взмолилась она, когда кончиками пальцев он провел по зубчатому краю ее трусиков. – О, прошу тебя, Джеймс…
И, отбросив всякие мысли о непристойности такого поведения на крыше респектабельного старинного отеля, Мелоди вновь прижалась к нему, завлекающе покачивая бедрами. Ее ничуть не трогало при этом, что она подвергала Джеймса мучениям выше предела человеческих сил.
Весь ее мир сузился до этих вырванных у судьбы мгновений, и она сделала бы что угодно, да, что угодно, чтобы растянуть их в вечность.
– Возьми меня, – молила она. Но на самом деле она просила, чтобы Джеймс дал ей ребенка, ибо, что бы он ни говорил там раньше, не бросит же он свое дитя, особенно после того, как сам пережил такое тяжелое детство?
Однако она совершила роковую ошибку. Джеймс вдруг почти оттолкнул ее, словно пришел в себя от ее слов, осознал, где он находится, почему и с кем.
– Нет, – сказал он как об окончательно решенном вопросе, и в его глазах Мелоди увидела, что теперь они действительно оказались у последней черты. – Боже мой, Мелоди, как, по-твоему, я смогу жить после этого?
Она всплеснула руками, и они опустились беспомощно вниз. Она испробовала все: призывала к разуму, убеждала, ссылаясь на логику. А когда ничего из этого не вышло, она прибегла к самому старому испытанному приему, чтобы поймать его.
Мелоди побуждала Джеймса насладиться ее телом, сама с непростительной разнузданностью возбуждала его, рассчитывая противопоставить уступчивость его плоти непоколебимой стойкости его разума, чтобы воспользоваться этим. Она поставила на карту все, что имела, и в конце концов проиграла, потому что, хотите верьте – хотите нет, Джеймс оказался настоящим джентльменом в глубине души. Она же – просто неудачливой соблазнительницей.
Как и следовало ожидать, весенний бал был у всех на языке, когда Мелоди приехала в Торговый ряд утром в понедельник.
– Ты выглядишь бледной, – приветствовал ее Эмиль. – Ты еще, верно, не пришла в себя, малышка, после танцев до утра?
– Бледной – это мягко сказано, – добавила Хлоя, вглядевшись в нее с близкого расстояния. – Она выглядит, как смертный грех. Что с тобой? Твой ухажер оставил тебя с носом?
Мелоди отперла замок своего магазинчика, потом сказала:
– Да.
Вопреки своему обыкновению Хлоя как будто смутилась.
– О, если так… Ну…
– Она будет держать язык за зубами, – сказал Роджер, – пока не разнюхает больше.
– Это неважно, – заявила Мелоди с безразличным видом, и она говорила правду. После субботней ночи в ее жизни начался период бедствий. Пролито море слез, но боль по-прежнему разрывает сердце. Хуже быть не может, что бы ни сказал или ни сделал кто-либо.
Скоро все станет известно каждому, и с этим будет покончено. Сейчас вы все можете выражать мне свое соболезнование, думала Мелоди, и убеждать меня, как мне повезло, что я обнаружила его коварство, пока не стало слишком поздно, – что бы ни означало сие выражение. Потом можно будет позабыть о девятинедельном чуде и начать обычную жизнь.
Конечно, если не считать того, что уже никогда жизнь не будет такой, как была прежде. И все же, надо выдержать. Люди привыкли выживать, потерпев крушение всех надежд и пройдя через унижения.
Анна Чанковская прибежала с чашкой свежего кофе в руках.
– Вот, пожалуйста. – Она согревала симпатичной улыбкой. – Это вам.
– Надеюсь, ты ему устроила веселую жизнь, – заявила Хлоя.
– Ребенок не способен на это, – осуждающе прищелкнула языком Ариадна. – Она слишком мягкосердечная. Уж я бы заставила его пострадать. Он начал бы сожалеть, что вел себя так глупо, прежде чем я решила бы его простить.
– В субботу на балу мне показалось, что вы двое очень близки, – высказался Роджер. – Может, он еще одумается. Эмиль согласился с ним.
– Уверен, что Роджер правильно говорит. Вот увидишь, милая. Дня не пройдет, как он объявится здесь с букетами и извинениями.
– Он уехал из города, – сказала Мелоди не таясь. – Он не вернется сюда.
– Как отнесся к этой новости его отец? – вмешался в разговор Джастин.
Стыдно признаться: она так была поглощена своим несчастьем, что не подумала о чувствах Сета.
– Не знаю. После работы я загляну к старику и выясню.
– Логан объяснил, почему он решил уехать именно теперь? – поинтересовался Роджер.
Мелоди предполагала, что объяснения были даны, но в ее памяти все расплывалось. Она только помнила, что она, как последняя дура, просила и умоляла и что это могло тянуться бесконечно, если бы окончательный отказ Джеймса не заставил ее уязвленное самолюбие прийти на помощь, насколько это еще было возможно.
Мелоди убежала, удалилась в слезах, словно пустоголовая истеричная героиня третьесортного мелодраматического романа. Она не стала ждать лифта и помчалась вниз по пожарной лестнице. На одной из лестничных площадок она остановилась, опершись на холодные, как лед, чугунные перила, чтобы отдышаться и отереть слезы, в которых она буквально захлебывалась. Тем временем надо было оправить платье и попытаться привести себя в приличный вид. Ей казалось, что в легких у нее огонь.
– У меня болит голова. Отвези меня, пожалуйста, домой, – попросила она Роберта, который проявил себя слишком воспитанным, чтобы осудить женщину, демонстрирующую такое вопиющее отсутствие воображения, и одновременно слишком чувствительным и тактичным, чтобы заострять внимание на ее припухших красных глазах.
– Спасибо, – поблагодарила она, говоря в нос, когда они остановились у особняка Стоунхауз. – Извини, я не могу пригласить тебя на ночную чашку чая – Я бы и не посмел принять твое приглашение, – добродушно ответил Роберт, – даже если бы ты чувствовала себя достаточно хорошо.
Утром в воскресенье посыльный принес ей букет из дюжины красных роз с длинными стебельками. От Роберта. Да простит ей Бог, Мелоди разрыдалась снова, потому что они были не от Джеймса…
Теперь, отвечая на вопрос Роджера, она солгала.
– Нет, он не объяснил, почему ему надо было уехать.
Эмиль погладил ее по плечу.
– Возможно, это был непродуманный шаг? Какие-нибудь непредвиденные обстоятельства личного порядка?
– Не знаю. Я не спрашивала.
– Ну и глупо, – пропищала Хлоя. – Я бы заставила его выложить, что там стряслось столь чертовски важное, что он умчался в один миг. Может, его дожидаются где-нибудь жена и трое детей? Где он живет, кстати?
– Где придется, – сказал Роджер. – Я в субботу разговорился с его отцом, и тот сообщил мне об этом. Сей тип имеет постоянный адрес где-то на восточном побережье, но половину своего времени проводит на стройплощадке у стапелей, где по его проекту сооружают очередную гоночную яхту. В прошлом году он жил четыре месяца на островах в южной части Тихого океана и только что возвратился из шестинедельной поездки в район Карибского моря, узнав про несчастный случай с отцом. Мелоди, если это может служить утешением: при таком бродячем образе жизни весьма не похоже, чтобы где-нибудь притаилась в ожидании его миссис Логан.
– Мужчина, которому не сидится на месте, может завести несколько жен там и сям, – мрачно заметила Хлоя. – Если хочешь знать мое мнение, Мелоди, тебе повезло, что он ушел из твоей жизни.
– Мелоди не нуждается в твоем мнении, – возразила Ариадна. – Она хочет, чтобы красавчик вернулся назад, и я, конечно, понимаю почему. Он был… такой, что а-ах… – Ариадна жадно поцеловала кончики своих пальцев. – «Роскошный» – это слово приходит в голову прежде всего.
Они желают мне добра, думала Мелоди, но именно сейчас пусть бы все провалилось на дно морское. А как быть с Джеймсом? Чем скорее она изгонит его образ из своей души и решит влюбиться в кого-нибудь подходящего, вроде Роберта, тем лучше…
Хотели того или нет Сет и Джеймс, но оба они начинали выказывать первые признаки растущей симпатии. Они продолжали расходиться во мнениях почти по каждому поводу, но их споры утратили былую остроту и превратились скорее в привычное развлечение, чем в серьезное столкновение взглядов. Но даже учитывая это, Мелоди не могла предположить что придет в ужас, обнаружив, как сказался отъезд Джеймса на его отце.
Она застала Сета сидящим в одиночестве у остывшего камина со следами высохших слез на щеках. Ей стало стыдно за то, что она, как эгоистка, забыла о человеке, который, в сущности, потерял единственного сына как раз в тот момент, когда они начали узнавать друг друга, и не имел больше никого, к кому мог бы обратиться в поисках семейного тепла.
– Сдается, ты уже знаешь, – буркнул Сет, и его изможденное лицо сморщилось. – Мой мальчик уехал, и только Богу известно, когда вернется назад. Я, наверное, не доживу до того-дня. Сдается, меня заколотят в ящик, прежде чем он объявится снова в нашем городе.
Подавленная, Мелоди опустилась на колени рядом со стариком и взяла его холодные руки в свои.
– Он не будет тянуть так долго, – убеждала она Сета, и ей хотелось, чтобы ее слова стали правдой.
– Ты знаешь, когда перед этим последним приездом он еще бывал здесь с визитом? Четыре года назад, будь оно все проклято! А между двумя приездами ничего, кроме пары открыток да письма с чеком на Рождество. Как будто деньги возмещают его отсутствие!
Сет предпринимал отважную попытку преодолеть свое горе, расправляя старые обиды.
– Вы его отец. Сет. Он вас не забудет.
– Мне его недостает, – пролепетал Сет, сунув руку в карман за носовым платком, – но вся глупость в том, что я никогда не думал, что у меня есть такое чувство. Думал, эта боль меня уже миновала.
– У вас есть ваши друзья, – пыталась успокоить его Мелоди.
Он взглянул на нее со своим прежним лукавством.
– У тебя тоже есть свои друзья, но от этого ты не перестаешь тосковать по нему, не так ли? Ты работаешь, у тебя активная жизнь, и все-таки ты чертовски огорчена.
– Уже скоро. Сет, вы будете так заняты общественным центром, что у вас не будет времени тосковать по кому-то. Дни полетят друг за другом.
– Эх, Мелоди, дни – это не проблема, девочка, – проворчал он, устраивая свою ногу поудобнее. – Нет, уважаемая, это не днем тяжело, а ночью, когда сон не идет и ничто не отвлекает тебя от всего, что делал не так и никогда не удосужился исправить. Хуже всею ночью.
Мелоди кивнула. Она предпочла бы, правда, не согласиться. Днем ей удавалось кое-как за делами приглушать боль, но ночи были невыносимы.
– Я знаю. Ночью особенно одиноко.
– Мне не просто одиноко, Мелоди. Я сам по себе, и ты знаешь, что я тебе скажу? – Сет попытался засмеяться, но голос его сорвался и умолк еще до того, как раздался смех. – Я даже не чувствовал своего одиночества, пока не приехал мой мальчик и не устроил меня здесь. А теперь это! крошечный домишко так пуст, что трещит, разваливаясь. Может, надо было согласиться, чтобы он купил мне приличную новую квартиру, как он задумал. Может, тогда бы я перестал искать глазами ею лицо и прислушиваться, не раздастся ли его голос, выговаривающий мне за то, что я живу не так, как, он считает, я должен был бы жить.
– Но здесь никогда не было его дома. Сет, – мягко сказала она. – В этом и состояла загвоздка с самого начала. – Ничто в этом городе не напоминало ему о доме.
Сет вздохнул, заговорил, медленно произнося слова:
– Я думал, он сможет почувствовать, как ты ему нужна, и переменится. Я видел, как он смотрел на тебя иногда, и это не то, что бывает, если человеку просто хочется почесаться, когда чешется, – прости за выражение, не совсем подходящее, чтобы его употреблять в присутствии такой леди, как ты. Но, черт побери все на свете, Мелоди, я сделал что мог, чтобы свести вас двоих, девочка, и после субботней ночи я считал, что у меня получается.
Мелоди помнила, что сама не раз испытывала такое же чувство. Так было, когда Джеймс впервые поцеловал ее и когда они занимались любовью. И каждый раз казалось, что это начало чего-то чудесного и прочного. И каждый раз она узнавала фактически, что это начало конца.
– Боюсь, все было кончено задолго до той субботней ночи.
Сет смотрел обнадеженный.
– Но ты согласна, что между вами что-то было?
– Это была безответная любовь – лишь с одной стороны, а такое никогда не срабатывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23