В тот день, когда я впервые вошла в свою гостиную, я была безмерно счастлива. Все было просто чудесно, все было хорошо!.. В квартире не было ничего дешевого и доморощенного. На полу лежали отличные ковры из дома на Уимпл-стрит. В гостиной стоял мой письменный стол, а на диване и креслах лежали ситцевые покрывала очень свежего розового и кремового цвета. Китс дала мне зеленые шторы, под цвет ковра. Еще у меня были тонкие тюлевые шторы кремового цвета, красиво обрамлявшие окно.Когда я перевезу сюда книги и развешу по стенам мои любимые картины, здесь будет совсем по-домашнему. Теперь у меня появилась даже собственная пишущая машинка. У Дикса их было три, и Китс подарила мне одну из них, ту, на которой я обычно печатала. Кроме того, она настояла, чтобы я взяла радиоприемник, который обычно стоял в изголовье кровати. У ее сестры Агнессы был радиоприемник, и ей ни в коем случае не хотелось оставить меня без такой нужной вещи. Можно ли представить себе более щедрого дарителя, чем эта добрая душа?В первую ночь, когда я спала у себя дома, я подумала, что жизнь дает мне больше, чем я заслужила.Но, порвав старые связи, попрощавшись с Китс и уединившись в своем новом жилище, я поняла, как мне будет здесь одиноко. Я опять стала думать о Ричарде, мне страстно хотелось, чтобы дверь открылась и он вошел в мою маленькую гостиную и снова обнял меня.Но я отгоняла эти мысли, чтобы не омрачать радости, ведь у меня был свой дом и я скоро найду другое место, буду работать и постараюсь забыть его.По всей видимости, моя литературная карьера закончилась. Те рассказы, которые я послала знакомой Ричарда, были возвращены мне вместе с письмом из издательства, в котором говорилось, что я выбрала не совсем подходящую тему. И я поняла, что никогда не смогу писать «дешевое чтиво» и зарабатывать деньги таким способом, поэтому мне необходимо искать работу. Наследства надолго не хватит, и, что бы со мной ни случилось, я решила сохранить свое собственное гнездышко, о котором я столько мечтала.Кроме того, я мечтала скопить денег на хороший проигрыватель и пластинки – и знала, что это будет нелегко; еще мне хотелось иметь телефон, хотя иногда я говорила себе, что прекрасно могу обойтись и без него, иначе у меня может появиться соблазн поднять трубку и набрать номер Ричарда. Я все еще так скучала по его голосу, и мне очень хотелось узнать, как он живет.Через два или три дня после переезда на площадь Маркхем я получила письмо от доктора Кейн-Мартина, который интересовался, не желаю ли я работать у него. Я немного знала Кейн-Мартина, так как он был другом и коллегой Дикса: когда-то они работали в одной больнице. Это был довольно высокий, красивый, седовласый джентльмен – специалист по сердечным болезням. В очень доброжелательной форме он сообщал, что его секретарша выходит замуж и увольняется и, если меня это устроит, я могу занять ее место. Он сообщил часы работы (с десяти утра до половины пятого), предупредил, что иногда придется задерживаться, но назвал и дни отдыха.Я тут же поехала к доктору Кейн-Мартину на Харли-стрит, где он жил. Это было в четверг. Он принял меня как старую знакомую и сказал, что рекомендательных писем мне брать не нужно.Я вернулась на площадь Маркхем, договорившись с доктором Кейн-Мартином, что приступлю к работе в следующий понедельник.В тот вечер, когда я шла по улице, стояла теплая погода, я бы сказала, слишком теплая. Я чувствовала усталость и была в каком-то подавленном состоянии. Что угнетало меня? Ведь у меня уже был свой дом и новая хорошая работа?! Разве я не была удачливее многих девушек в Лондоне? Мне представлялась тем не менее бесконечная вереница однообразных дней впереди, без каких-либо надежд на яркую, интересную жизнь. Мне казалось, что ничего хорошего в будущем меня не ожидало.«Наверное, это все потому, что я люблю Ричарда и ни в моем сердце, ни в моей жизни не осталось места для другого мужчины», – думала я.И вдруг мое сердце громко стукнуло, всего один раз… и почти перестало биться. Я замерла перед своим домом на площади Маркхем. Кровь прилила к голове. На ступеньках своего дома я увидела знакомую элегантную фигуру с портфелем в руках и газетой под мышкой. Ричард был таким, каким я видела его много раз, когда он заезжал за мной с работы.На мгновение я потеряла способность двигаться и даже говорить. Онемев от радости и удивления, я стояла не двигаясь и смотрела ему в спину. Он нажимал кнопку звонка, под которой была прикреплена табличка с моим именем: «Мисс Р. Браун».Затем, как будто почувствовав мое присутствие, он оглянулся и воскликнул:– А, Розелинда!Я словно в забытьи пошла ему навстречу, инстинктивно протянув к нему руки. Он взял меня за руки, и мы замерли на мгновенье, глядя друг другу в глаза. Площадь Маркхем, пыльные деревья, нагретые солнцем тротуары, шум и суета на Кингз-роуд – все перестало существовать для нас. Мы были одни и не замечали ничего и никого. Он не изменился. Господи! Благодарю тебя за это! В следующую секунду он назвал меня тем именем, которое так ему нравилось: Роза-Линда.– Дорогая маленькая Роза-Линда!Так мы и стояли, глядя друг на друга и смеясь как два дурачка.– Как же ты узнал мой адрес? – спросила я.– Очень просто. Я позвонил на Уимпл-стрит.– А, ну конечно, – сообразила я.– У тебя теперь своя квартира? – Да.– Я рад за тебя.– Спасибо. А почему мы тут стоим? Заходи, Ричард, пожалуйста, заходи!– Я зайду только на минутку.«На минутку, – подумала я, поднимаясь по узкой, довольно тускло освещенной лестнице. – А я не видела его столько длинных, унылых недель!»Я с гордостью повернула ключ и, глядя через плечо на Ричарда, с волнением в голосе сказала:– Как замечательно, правда? Это – моя квартира! Вон… видишь, мое имя на табличке.– Это очень хорошо, – сказал он.Мы прошли через маленький холл, где он оставил шляпу и портфель, и вошли в гостиную. Гостиная была прибрана, на маленьком столике стояли цветы, и солнце проглядывало сквозь новые шторы, поэтому комната выглядела по-летнему весело.Ричард огляделся по сторонам. Я увидела, что ему хотелось получше рассмотреть комнату. Дольше всего он смотрел на портрет Бетховена. А я, онемев от счастья, стояла и смотрела на него. Я заметила, что он сильно загорел, должно быть, проводил много времени на солнце. «И все же, – подумала я, – выглядит он неважно». Черты его обострились, скулы сильно выпирали, на лице появились новые морщины.– Прелестно!– Я так рада, что тебе нравится, Ричард!– Роза-Линда, у тебя прекрасный вкус, – сказал он.– Мне помогала миссис Диксон-Родд. – И я поведала ему обо всем, что сделала для меня эта добрая душа.Повернувшись, он внимательно посмотрел на меня.– Роза-Линда, – сказал он, – знаешь ли ты, что я решил больше никогда не встречаться с тобой?– Да, – ответила я.– Я так решил, – подняв брови, повторил он и сжал губы. – Хотя могу признаться, что я очень скучал без тебя, гораздо сильнее, чем мог представить себе.Мое сердце забилось от радости, когда я услышала это признание, и у меня вырвалось:– О Ричард, я тоже скучала!.. Это было ужасно!.. Просто ужасно!Он покачал головой. Очевидно, что-то его сдерживало.– Я знал… я чувствовал это! Я чувствую, что между нами существует какая-то странная связь. Но, помня все то, о чем мы говорили в тот вечер, я решил не встречаться с тобой. Я был за границей и только недавно вернулся. Мне надо было съездить по делам в Барселону, а вскоре после этого моя жена решила поехать в Биарриц со своей подругой Айрин Акройд и ее мужем. Она попросила меня сопровождать ее, и я провел там целую неделю. Берта, конечно же, вернулась в школу. И только когда я возвращался из Биаррица домой, мне в руки попал старый номер «Таймс», и я увидел сообщение о смерти Диксон-Родда. После этого я должен был выяснить, что сталось с тобой. Я боялся, что, может быть, тебе негде жить или ты осталась без работы, да мало ли… Вернувшись в Лондон, я позвонил по старому номеру. Вот почему я здесь. Но я вижу, что у тебя все хорошо, что у тебя появилась своя маленькая квартирка, и, между прочим, очень неплохая.Я продолжала смотреть на него, не пытаясь скрыть свои чувства. Наверно, в моих глазах можно было прочесть все, что было у меня на душе. Он тоже думал и беспокоился обо мне, и это казалось настоящим волшебством! Больше я не могла сдерживать свои чувства, не могла так официально и холодно разговаривать с ним. И, не владея собой, я воскликнула:– Ричард, Ричард! Не оставляй меня снова!После моих слов сдержанность, в которой Ричард пытался спрятаться, как в скорлупке, вдруг исчезла, и я очутилась в его объятиях. Он страстно целовал меня… И я целовала его, изливая всю свою любовь и нежность. Мы стояли, крепко обнявшись, и не могли оторваться друг от друга. Наконец он склонил голову и провел рукой по лбу, убирая темную прядь.– Дорогая, до этой минуты я и не подозревал, как мне тебя не хватало.– И мне тоже!Он усадил меня на маленький диван и сам сел рядом, прижавшись щекой к моей щеке.– Роза-Линда, – сказал он, – это какое-то безумие. Раньше я мог контролировать себя, теперь – нет. Новая встреча с тобой заставила меня позабыть обо всех клятвах, которые я давал себе.От радости краска залила мне лицо и у меня закружилась голова. Я стала смеяться.– А я никогда не давала себе никаких клятв, Ричард. Наверное, я совсем потеряла совесть, но мне так не хотелось, чтобы ты уходил!..Ричард слегка встряхнул меня.– Ты моя маленькая безумная девочка! Ведь я женат!– Я знаю.– И как же быть?– А так: если бы твоя жена любила тебя и вы были бы счастливы, я бы скорее умерла, чем попыталась бы помешать вам. Думаю, с моей стороны это было бы подло. Но ты несчастлив с Марион, и она не любит тебя, а значит, мне нечего беспокоиться.– Действительно, нечего, – с горечью сказал он, – за исключением такого пустяка, как судьба Розы-Линды.– Если тебе небезразлична моя судьба, то ты больше не покинешь меня, потому что я не могу без тебя жить…Ричард краешком глаза посмотрел на меня, и этот его взгляд, как всегда, полностью меня обезоружил. На его лице появилась лукавая улыбка фавна.– Дорогая моя, ты совершенно безрассудна, совсем не такая, какой ты всегда хотела казаться… воспитанницей монастырской школы, с железными принципами и…– Не надо, Ричард, – прервала его я и спрятала лицо у него на плече.Я почувствовала, что его пальцы нежно гладят мои волосы, и, успокоившись, замерла.– Милая моя, – продолжал он, – это моя вина. Я чувствовал, когда мы расставались, что мне не следовало допускать, чтобы наши отношения развивались в таком направлении.– Давай не будем портить нашу встречу выяснением, кто виноват, кто прав, – взмолилась я.– Но ведь ты знаешь, куда все это ведет. Я проглотила застрявший в горле комок.– Да, но мне все равно.– Роза-Линда, – настаивал он на своем, – тебе не должно быть все равно!Я посмотрела на него и резко откинула со лба растрепавшиеся волосы.– А мне вот все равно. Я люблю тебя… Я так люблю тебя, что все остальное не имеет никакого значения!– Но тебе будет очень тяжело, моя дорогая.– А тебе разве нет?Он крепче прижал меня к себе и на секунду закрыл глаза.– К сожалению, да, – сказал он, – но я мужчина и намного старше тебя, а ты совсем еще девочка, и я чувствую за тебя ответственность.Больше я не пыталась сдерживать и упрекать себя или переубеждать его, я говорила то, что у меня было на душе.Я сказала ему, что я одна во всем мире и некому беспокоиться обо мне, а если он снова исчезнет, то мне будет совершенно безразлично, как сложится в дальнейшем моя жизнь. Я уверяла его, что никогда не могла полюбить ни одного из мужчин, которым я нравилась, и, несмотря на то что с ним у меня сложились самые дружеские отношения, с теми, другими моими поклонниками я вела себя совершенно иначе, так, будто меня всю связали крепкими веревками, а узлы не могла распутать ни я сама, ни они. Я призналась ему, что он единственный человек на всей земле, который мне дорог. Я сказала ему, что если он любит меня и я могу принести ему хоть немного счастья, то нельзя отказываться от этого счастья, отринуть его.– Не уходи, если тебе хочется остаться, Ричард! – воскликнула я. – Я ведь знаю, что ты одинок, несмотря на свою занятость. Я обещаю, что не буду мешать тебе… О Ричард, позволь мне видеть тебя и быть с тобой! Для меня ты – вся жизнь!Он молча смотрел на меня, явно потрясенный моими словами. Я чувствовала, что его все еще мучают внутренние противоречия. Чувствовала, что, если он заметит хотя бы намек на колебания с моей стороны, он встанет и навсегда уйдет из моей жизни. Но какой-то внутренний голос заставлял меня удерживать его, и не только потому, что этого хотелось мне: я знала, что нужна ему. И я очень боялась, что он уйдет только из-за одной, на мой взгляд, ложной мысли, что он не имеет права любить меня. Я закрыла глаза и прижалась к его плечу.– Не уходи, Ричард!И тогда он отказался от внутренней борьбы. Он снова обнял меня, и я ощутила его горячие поцелуи на губах и шее.– Это выше моих сил, – прошептал он. – Если я действительно столько для тебя значу, я не уйду. Ведь и ты для меня – всё. Роза-Линда, ты – моя любовь, самый лучший подарок, который, дала мне жизнь! Но, дорогая, ты уверена, что потом не будешь жалеть?– Что ты! Никогда! Как это может случиться?– Очень просто. У людей часто появляются непонятные увлечения. Они разгораются со всей силой, но со временем гаснут, а сожалеет человек всю жизнь.– Но это не увлечение. Я люблю тебя!– Я знаю это, моя дорогая, и я тоже люблю тебя и готов сделать для тебя все на свете. Одного только я теперь не смогу сделать – отпустить тебя, но как раз это я и обязан сделать.Я прижалась к нему и сказала:– Нет, нет, нет!Тогда Ричард снова начал целовать меня, пока губы и щеки мои не запылали от его поцелуев. Потом он взял мои руки и поцеловал обе мои ладони.– Я никогда не прощу себе, если чем-нибудь обижу тебя, – сказал он.– Ты! Обидишь? Я знаю, что нет. И никто о нас не узнает.– Никто и не должен узнать, но это-то как раз и огорчает меня. Я не хочу вечно прятаться и опасаться. Я хочу представить тебя всем, кого я знаю, и сказать: «Вот Роза-Линда, женщина, которую я люблю».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39