Увидев Кэтлин, я испугалась самого худшего. Обычная жизнерадостность покинула ее: прекрасные голубые глаза опухли и покраснели, она явно была подавлена и расстроена. Она не пыталась, как обычно, поцеловать меня, а долго с упреком смотрела на меня и без всякого вступления сказала:– Как ты могла, Розелинда? Как ты могла? Ты разбила жизнь моему брату!Я почувствовала, что краснею. Несправедливость ее обвинений была невыносима.– Кэт, ты не вправе так говорить! – воскликнула я. Она упала в кресло, сняла шляпу и устало провела рукой по глазам.– Мама убита горем. И я тоже. Но я молодая. Я смогу все это выдержать. И Пом тоже. Но мама не сможет.– Кэт… – сказала я, и сердце мое заколотилось. – Ради Бога, скажи, что случилось?Она строго посмотрела на меня.– Пат женился, – ответила она. – Сегодня утром он женился по специальному разрешению. А днем он привел свою… свою жену познакомиться с нами. О Розелинда!Я села рядом, схватила ее за руку.– Кэт, пожалуйста, расскажи мне все толком. Дорогая моя, если бы ты знала, как я волновалась, – сказала я. – Чуть с ума не сошла. Я так за него боялась. На ком он женился? Псих, сумасшедший! Что он натворил!Вот о чем Кэтлин поведала мне.Оказывается, Пат появился в доме, когда все пили чай. Он был то ли пьян, то ли просто сильно возбужден, и только теперь мать и сестры разглядели в нем ту истеричность, которую я заметила уже давно. Он привел домой женщину, гораздо старше его самого. Кэтлин плакала, описывая ее:– Это была ярко накрашенная блондинка, явно осветленные неопрятные волосы доставали до плеч. Довольно хорошенькая, но такая вульгарная, то, что называется «дешевка», с содроганием продолжала Кэтлин. – О, такая пошлая и громкоголосая, одетая недорого, безвкусно и крикливо. Она все время держала Пата под руку и беспрерывно хихикала, а потом показала обручальное кольцо и свидетельство о браке. Она называла Пата «Док», так вот, они с Доком поженились утром. Ее зовут Марлин (хотя она произносит «Марлен»). – Кэтлин была уверена, что, судя по всему, это имя вымышленное. – Она работает – или до сегодняшнего дня работала – буфетчицей в пивной «Королевская голова» неподалеку от больницы Пата.Выяснилось, что в последнее время Пат часто выпивал там. Когда он не был дома или со мной, он оставался с Марлин. По-своему она без ума от него. Очевидно, для нее это была очень хорошая партия… да, тут есть чем гордиться, ей удалось подцепить красивого молодого доктора.Кэтлин подробно описала сцену, которая за этим последовала. Пораженная и ошеломленная, миссис Уокер начала допрашивать сына обо мне. Она была уверена, что он влюблен в меня. Он громко расхохотался и сказал:– Твоя милая маленькая Розелинда отказала мне. У нее каменное сердце.Миссис Уокер, еще раз с ужасом взглянув на размалеванную, хихикающую невестку, еле добралась до своей комнаты и упала без чувств. Когда Кэтлин начала упрекать Пата за такой ужасный поступок, он сказал, что всему виной бессердечность Розелинды, а потом добавил, что, если они не желают достойным образом принять его жену, он заберет ее отсюда. У нее есть свой дом. Там они и будут жить.– Они ушли вместе, – с отчаянием в голосе завершила Кэтлин свой рассказ. – О Розелинда, если б ты только ее видела! Это какой-то ужас!.. Она разрушит всю его жизнь… приличный человек, доктор, не может иметь такую жену. Ну почему, почему он так поступил? И почему ты не захотела выйти за него замуж? Рыдая, я умоляла ее понять меня.– Кэт, ведь я не люблю его. Я так ему и сказала. Он знал об этом с самого начала. Кэт, как мне жаль его и всех вас. Особенно бедную миссис Уокер.– Да, мама совсем больна. Она этого не выдержит, – проговорила Кэтлин. – Мы боимся, что больше никогда не увидим Пата. Он теперь будет жить у этой ужасной женщины, пристрастится к спиртному, и это наверняка скажется на его работе, и он покатится по наклонной плоскости. Милый мой Пат! – Она заливалась слезами.– Кэт, клянусь, я не желала, чтобы случилось что-либо подобное. Наверное, я невезучая. Я не приношу счастья ни себе, ни другим. Но все равно, я не виновата в том, что произошло. Кэт, дорогая моя, ну скажи мне, пожалуйста, что ты не винишь меня. Как несправедливо, что Пат во всем винит только меня. Как же я могла выйти за него замуж, если я не люблю его? Кэт, ответь!Она не отвечала, всхлипывая и пряча лицо в платок. Потом, судорожно вздохнув, сказала:– Да, я согласна с тобой. Знаешь, в первый момент, когда я вошла, у меня было какое-то ожесточение против тебя, но теперь я понимаю, что была не права. До меня только сейчас дошло, что ты не виновата. Это Пат не мог понять, что без любви от замужества ничего хорошего ждать нельзя. Его необдуманный, отчаянный поступок всем нам принес горе. Как жестоко поступил он с нами!– Это не жестокость. Это безумие, – проговорила я сквозь слезы. – Может быть, он потратил много сил в Эдинбурге на экзаменах, нервы его уже были расшатаны. Но рано или поздно он должен успокоиться, прийти в себя и расстаться с этой ужасной женщиной. И я уверена, тогда он вернется домой. Надо только взять себя в руки и терпеливо ждать этого момента. Не огорчайся, милая, дорогая Кэт. Ты была так добра ко мне, а я ничего не могла с собой поделать… Я принесла несчастье и тебе, и твоему брату. Но я не хотела этого, Кэт… и тяжело переживаю эту драму.Она обняла меня и пыталась успокоить:– Бедная ты моя, что же ты пережила в эти дни? А мы ни о чем и не догадывались. Ведь ты страдала не меньше нас.– Прости меня, Кэт, дорогая. Попроси маму, чтобы и она простила меня, – умоляла я, крепко обнимая ее и горько плача.Мы просидели вместе до темноты, пытаясь успокоиться и убедить себя, что все изменится к лучшему. Затем мы сели в такси и поехали к Кэт. Мне хотелось увидеть миссис Уокер. В ту ночь я бы не смогла заснуть, не услышав из ее уст, что она прощает меня.Миссис Уокер встретила нас с обычной доброжелательностью и уверила меня, что не сердится. Она, видимо, уже проанализировала случившееся и осознала, что Пат, которого она идеализировала, при всей его красоте и обаянии был всего лишь слабым, неуравновешенным человеком.Пом отправилась спать, так до конца и не поняв, что случилось с ее братом. А Кэтлин, ее мама и я уселись рядышком на диване и почти до рассвета говорили о нашем несчастье, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Наконец миссис Уокер решила, что надо вернуть Пата домой, что она должна попробовать помириться с сыном и удержать его в семье, под своим крылом, даже если для этого ей придется терпеть Марлин у себя в доме.Они с Кэт сказали, что не вычеркнут меня из своей жизни и впредь не будут держать зла. Даже если я больше не смогу бывать у них, они сами станут навещать меня.Последние слова миссис Уокер были добрыми и успокоительными.– Как же мне жаль, дорогая Розелинда, что не ты моя невестка, – сказала она. – Если бы ты была женой моего сына, он бы многого добился. В этом я уверена.Поблагодарив ее, я ушла в гораздо лучшем настроении, чем пришла. Но все равно на сердце у меня было неспокойно – оно сжималось от сострадания к моим добрым друзьям и от сожаления, что я, сама того не желая, принесла им несчастье.Укладываясь спать, я подумала о том, что, наверное, мне не суждено встретить хорошего человека и по-настоящему полюбить. Случай с Патом снова заставил меня стать замкнутой и молчаливой, надолго уйти в себя. И только совсем недавно мне удалось избавиться от всего этого. А тогда я говорила себе, что мне больше не хочется, чтобы кто-нибудь полюбил меня. И мне самой тоже не хотелось влюбляться. Любовь – слишком уж сильное чувство, весьма похожее на азартную игру.Хотя я и была очень довольна своей работой у Диксон-Роддов», случай с Патом надолго омрачил мою жизнь. Я все же ощущала свою вину: ведь он нуждался во мне и я бы могла спасти его от гибели.С тех пор я никогда не видела бедного Пата, хотя Кэтлин, моя верная подруга, часто приходила ко мне, и Пом и миссис Уокер тоже не забывали меня.Но Пат не дожил (может быть, к лучшему) до того дня, когда созрел урожай из посеянных им самим зерен несчастья. Приблизительно через месяц после своей необдуманной женитьбы он опомнился, бросил пить и вернулся домой, чтобы помириться с матерью. Как и должно было случиться, Пат быстро надоел Марлин, и, испытывая полное отвращение к ней и к себе самому, он предоставил жене возможность вернуться к прежней разгульной жизни в «Королевской голове». Ему было очень стыдно за свой поступок, и он сказал матери, что хочет как можно скорее уехать за границу. Они решили, что ему лучше всего устроиться корабельным врачом.Но Пат не успел никуда уехать. В больнице он повредил палец, началось нагноение, и, поскольку организм его был сильно истощен, последовало быстрое заражение крови. Несмотря на все попытки спасти его, через две недели он умер.Кэтлин пришла ко мне и сообщила о кончине брата. Перед смертью он попросил прощения у своей семьи, добавив:– Передайте маленькой Розелинде, что я вел себя ужасно… Она всегда была со мной честна, поэтому ей не о чем сожалеть…Так окончилась жизнь Пата Уокера. По мнению его родных, это было, возможно, и к лучшему. Ведь он бы не смог осуществить свои планы на поприще медицины, пока ужасная Марлин камнем висела у него на шее. К счастью, от этого брака не осталось ребенка. Марлин исчезла из жизни Уокеров так же мгновенно, как и появилась.Но еще долго я помнила его безумную любовь ко мне и непредсказуемое поведение, и это повлияло на меня. Сама того не желая, я начала ощущать всю безрадостность своей жизни.И мне казалось, что я не создана для счастливой любви и брака.Это чувство оставалось во мне следующие два или три года, все то время, пока я работала у Диксон-Роддов.А затем моя жизнь неожиданно изменилась.В тот день, в тот самый час, когда я встретила Ричарда Каррингтон-Эша. Часть третьяИстория Розы-Линды 1 Февраль всегда был для меня трудным месяцем. Те, кто верит в астрологию, утверждают, что незадолго до или сразу после своего дня рождения человек сталкивается с очень важными жизненными вопросами. За мою короткую жизнь на этот день пало много серьезных событий: смерть отца, знакомство с Энсонами и Пятой симфонией Бетховена, встреча с Патом Уокером и так далее.За три дня до моего двадцатипятилетия была мрачная, холодная погода, дул резкий северный ветер и в воздухе начинали кружиться снежинки. Я сидела за своим письменным столом и печатала очередное длинное письмо Маргарет и еще одно – Кэтлин. Потом, прервавшись, я решила принять ванну.В тот вечер я собиралась в театр, на «Лебединое озеро».Китс Диксон-Родд преподнесла мне щедрый подарок – билет на хорошее место в бельэтаже. Она отлично знала мои маленькие слабости и все время пыталась сделать для меня что-нибудь приятное. Можно сказать, что за три с половиной года работы на Уимпл-стрит я перестала быть просто секретаршей, которая раз в месяц получает жалованье. Дикс и Китти стали моими друзьями. Я называла их уменьшительными именами (за исключением тех случаев, когда находилась на дежурстве в приемной), а они звали меня Розелинда.Розелинда Браун, которая февральским вечером собиралась в театр, разительно отличалась от того робкого существа, которое однажды появилось в этом доме и было похоже на испуганного ребенка, умоляющего взять его на работу. Выйдя из ванной и переодевшись, я взглянула на нынешнюю Розелинду и с трудом поверила, что это одна и та же девушка.Я была все такая же маленькая и худенькая, и все так же выдавались скулы (Китс вечно ворчала, что я мало ем). Но я чувствовала себя хорошо, была полна жизненной энергии, уравновешенна. Я ощущала себя более зрелой во всех отношениях. Во мне совсем не осталось былой детскости. Теперь я получала пять фунтов в неделю, жила на всем готовом и сумела скопить немного денег. Кроме того, у меня появились хорошие вещи, выдержанные в основном в моем любимом строгом стиле.В прошлом году на Рождество Дикс и Китти подарили мне прелестные подвески со стразами. (Это была прекрасная французская бижутерия, которую Китс привезла из Монте-Карло, куда они с мужем ездили отдыхать на месяц.)Я прикрепила подвески к черному шерстяному платью с обтягивающим верхом и пышной юбкой (его старательно сшила моя милая Руфь, которая стала теперь преуспевающей портнихой и имела свое ателье в районе Найтс-бридж). С этим платьем я носила широкий черный лайковый пояс, простые замшевые туфли и тонкие шелковые чулки – один из многочисленных подарков Китс. На постели лежало мое единственное теплое пальто – такое же простое и черное, как и платье. У меня было много вещей черного цвета. Я пришла к выводу, что в Лондоне это был самый элегантный цвет, кроме того, он больше других подходил к моей должности личного секретаря. Единственным ярким пятном был крепдешиновый, красный с синим шарф, его тоже привезли с юга Франции мои добрые друзья.Когда я окончательно оделась – слегка нарумянила щеки, подкрасила губы, расчесала свои черные блестящие, теперь достаточно длинные волосы, так что локоны ниспадали до плеч, – я была вынуждена с некоторой долей тщеславия признать, что выглядела очень привлекательно. Несмотря на утверждения Китс, что мне надо «потолстеть», я не хотела этого: тогдашняя мода была рассчитана на худощавых женщин, и я могла похвалиться действительно складной фигурой с тонкой талией, небольшим бюстом и стройными, красивыми ногами.И когда я взглянула в зеркало в последний раз, то почувствовала некоторую досаду. В самом деле, к чему все эти заботы о своей внешности? Ведь я шла на балет одна. Очаровывать мне было некого. Из двух-трех моих хороших лондонских подруг никто не любил музыку, как я. Да и редко кто из них высказывал желание пойти со мной на концерт или в оперу во время открытия сезона. Я готова была часами простаивать в очереди, чтобы получить билет на галерку. Я по-прежнему страстно любила музыку. После смерти Пата Уокера я целиком посвятила себя искусству, старалась бывать на концертах, если была свободна и могла позволить себе купить билет. В конце концов я пришла к выводу, что искусство дает человеку куда больше, чем дружба женщины с мужчиной, и, кроме того, в искусстве нельзя разочароваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39