Она взглянула на него с удивлением. Сердце Лайама бешено колотилось, он не спускал глаз с Эдварда, хотя заметил, что девочка была шокирована его грубостью.
— Иди в дом, — приказал он ей. Лайам знал, что его голос прозвучал слишком резко, но сейчас ему было не до нежностей. Он подтолкнул Роуз к двери, потом встал между ней и Эдвардом.
— Моя дочь, — сказал Эдвард, посмотрев Лайаму прямо в глаза. — Это моя дочь, так ведь? Мой ребенок. Она похожа на меня. Я бы узнал ее где угодно.
— Вам нечего здесь делать, — проговорил Лайам.
— Неужели? Мы с ее матерью поженились прямо здесь, в этом дворе. А кто вы такой?
— Лайам Нилл, — ответил Лайам, чувствуя, как в нем все закипает. Он возвышался над Эдвардом Хантером, стоя между ним и домом и страстно желая, чтобы Эдвард попробовал шагнуть мимо него.
— Это мой ребенок, — заявил Эдвард. — И у меня на нее все права. Уйдите с моей дороги.
— Вы здесь не нужны, — сказал Лайам.
В его голосе послышалась ярость. Он стал ихтиологом, потому что акула убила его брата, а сейчас, стоя перед Эдвардом Хантером, он чувствовал первобытную ненависть к хищникам всех видов.
— Лайам!
Позади него хлопнула дверь, и Лили встала рядом с ним. Лайам с ненавистью смотрел на Эдварда. Он жаждал, чтобы между ним и Эдвардом произошла драка, но слишком уважал Лили и не хотел, чтобы она осталась в стороне. Это была ее битва, только ее. Но Эдвард должен был знать, что, если он собирается противостоять Лили, ему придется противостоять и Лайаму.
— Мара, ты лгунья! — воскликнул Эдвард. — Тебе известно, что из-за тебя мне пришлось пройти через ад! Я был под следствием, меня подозревали в убийстве! Ты хоть представляешь себе, что это такое? Это был кошмар! И ты лгала о нашем ребенке! Это моя дочь. У нее мое лицо, мои глаза. Она моя.
— Она не твоя! — жестко парировала Лили. — Она не принадлежит ни тебе, ни кому-либо еще. Она своя собственная, прекрасная и правдивая, и с тобой ее ничего не связывает.
— У нее моя кровь!
— Как ты посмел прийти сюда? — спросила Лили холодным и спокойным голосом. — После всего, что ты мне сделал? Твой спектакль может подействовать на людей, которые еще не знают тебя. Но не здесь и не со мной. Я вижу тебя насквозь.
— Ты сошла с ума. Я был тебе замечательным мужем. Спроси кого хочешь. Ты не имеешь права отнимать у меня моего ребенка. Она моя! И я собираюсь вернуть ее, клянусь тебе. Я собираюсь вернуть то, что принадлежит мне!
— Вы слышали, что сказала Лили? — спросил Лайам. — Она только что сказала вам, что ребенок вам не принадлежит. Улавливаете эту мысль? Люди вам не принадлежат. Лили не хочет иметь с вами никакого дела. Уходите немедленно.
— Однорукое чудо, — ухмыляясь, буркнул Эдвард
«Мерзавец», — подумал Лайам. Он понял — в этом высказывании весь Эдвард Хантер. Он уже видел сверкающие зеленые глаза Эдварда, слышал его собственнические заявления о том, что Роуз принадлежит ему, видел его высокомерие и агрессивность, проявившиеся уже в том, что он вообще здесь появился. Но именно это коротенькое замечание, эти жестокие слова, сказанные как бы мимоходом, наконец полностью раскрыли Лайаму глаза на то, что представляет собой этот человек.
— Не смей его трогать! — крикнула Лили, ее показное спокойствие испарилось. — Лайам — самый прекрасный человек на свете. Он любит мою дочь! Нашу дочь.
Лили глянула на Лайама в полной панике, заставив тяжело биться его сердце. Он понял, что она хотела, чтобы ее слова были правдой, что она наконец приняла его отношение к ним обеим, что он всегда любил Роуз, как собственную дочь.
— Что? — спросил Эдвард. — Она его дочь?
Лили так трясло от волнения, что у нее не было сил ответить. Лайам обнял ее, пытаясь успокоить. Солнце клонилось к закату, и в его оранжевых лучах все розы в саду, казалось, пылали в огне.
— Я тебе не верю, — крикнул Эдвард. — Она похожа на меня. И у нее подходящий возраст. Клянусь богом, я отберу ее у тебя. Ты еще пожалеешь об этом.
Лайам старался загородить Лили своим телом. Он чувствовал, как ее бьет нервная дрожь, а тело содрогается от рыданий.
Как эхо раздавались в ушах Лайама слова: «Я отберу ее у тебя», сказанные Эдвардом. Ему хотелось сделать два шага вперед и убить его голыми руками. Но прямо сейчас он должен был позаботиться о Лили. Он повернулся спиной к этому чудовищу и отвел любимую женщину в дом ее бабушки.
Роуз стояла у двери кухни с округлившимися глазами и трясущимися губами. Она никогда не видела свою мать в таком состоянии. Лайам даже сомневался, что она когда-нибудь слышала, как Лили повышает голос. Через окно кухни он видел, что Эдвард, смеясь, стоит во дворе у «колодца желаний».
— Почему этот человек смеется? — спросила Роуз. — А мамочка плачет?
— Роуз, — произнесла Лили, падая на колени и крепко обнимая дочь.
— Мамочка, что случилось? — Ее слова звучали глухо, потому что Лили сильно прижала девочку к себе.
Лайаму пришлось отвести Лили и Роуз от двери. Он проводил их в гостиную и, сев рядом с ними на диване, обнял плачущую Лили. Роуз смотрела на него в полном замешательстве. Эдвард ошибался: она была совсем не похожа на него. Да, у нее зеленые глаза, но они теплые, глубокие, и в них искрится живой ум. Когда же Лайам глядел в глаза Эдварда Хантера, ему казалось, что он смотрит в глаза рептилии с примитивным мозгом.
— Скажите же, что случилось? — воскликнула Роуз. — Этого человека я видела тогда на Род-Айленде. Кто он такой?
— Его зовут Эдвард Хантер, — ответил Лайам.
— Он мой настоящий отец, — выговорила Роуз, и это не был вопрос.
— Извини, дорогая, это я во всем виновата. Но я не думаю о нем как о твоем отце. Он совсем тебя не знает. Я увезла тебя от него еще до того, как ты родилась. Любовь моя, я хотела тебе только добра.
— Он мне не понравился, когда приезжал на Род-Айленд, и не нравится сейчас, — сказала Роуз. — То, как он мне улыбается. — Она содрогнулась. — Это ненастоящая улыбка.
Лайам кивнул, пораженный тем, как верно она поняла сущность Эдварда. Роуз не поддалась его скользкому очарованию.
Солнце уже село, и в комнате стало темно. Долгое время они втроем сидели не двигаясь. У них совсем пропал аппетит.
Когда взошла луна, Лайам встал и прошел на кухню. Эдвард исчез, его «ягуара» не было видно. Роуз стояла рядом с Лайамом, вглядываясь в тени во дворе. Луна заливала холодным, синим светом скалы и розы в саду. Красота Хаббардз-Пойнт вдруг приобрела зловещий оттенок.
Лайам спросил Роуз, будет ли она есть омаров, но девочка отказалась. Она спросила, нельзя ли их отпустить на берегу. Достав полиэтиленовый пакет из холодильника, Лайам услышал, как омары скребутся внутри его. Держась за руки, они с Роуз спустились к воде. Недалеко от берега в кругу лунного света плавала Нэнни.
— Мы кормили его крабами, — сказала Роуз, — но я не хочу кормить его этими омарами.
— Конечно, — согласился Лайам.
Он снял с клешней омаров резинки. Показав Роуз, как правильно держать их за панцирь, чтобы они ее не укусили, он помог ей выпустить их в озерцо, оставшееся после отлива. Омары тут же уплыли в безопасное место, спрятавшись в расщелине под водорослями.
Лайам с Роуз еще долго стояли на берегу и смотрели на Нэнни. Лайам знал, что Лили сейчас смотрит в окно, не спуская с них глаз. Он по-прежнему был сильно взволнован, продолжая думать о том, что она сказала Эдварду. Роуз помахала Нэнни рукой — пора было идти спать.
Лайам задержался в коридоре, глядя на них. Лили сидела рядом с Роуз на ее кровати и читала ей «Складку во времени» — одну из ее самых любимых детских книжек. Лайам не хотел выпускать их из виду.
Когда Лили вышла из спальни дочери, она выглядела опустошенной и уставшей. Взяв ее за руку, Лайам отвел ее вниз. Они вышли на веранду, откуда в лунном свете могли видеть и Нэнни, и озерцо на берегу, в которое Роуз выпустила омаров.
— Роуз хотела отпустить этих омаров, — сказала Лили.
— Да, — ответил Лайам. — Знаешь почему? Лили отрицательно покачала головой.
— Думаю, это был добрый инстинкт. Она увидела властного и жестокого человека, и, хотя не поняла все до конца, ей захотелось сделать что-нибудь доброе.
— Она очень добрая, — пробормотала Лили, а ее глаза заблестели от слез. — Она совершенно на него не похожа.
— Точно, — согласился Лайам. Он погладил ее руку, пытаясь успокоить. — Лили, я слышал, что ты ему сказала.
— Не только ты. Весь Хаббардз-Пойнт, кажется, слышал, — ответила Лили.
— Нет. Я имею в виду то, что ты говорила обо мне. О том, что Роуз — наша дочь.
У Лили по щекам потекли слезы.
— Ты думаешь, он в это поверит и после моих слов перестанет ее преследовать? Мне не следовало возвращаться сюда. Несмотря на всю мою любовь к Мэйв…
— Лили, — произнес Лайам таким голосом, который заставил ее посмотреть ему в глаза. — Она на самом деле наша.
Лили покачала головой:
— Но это не так… если он заставит ее сделать анализ крови…
— Во всех отношениях, которые имеют значение, — сказала Лайам, — она — наша дочь. Я был с тобой, когда она родилась. Я помог ей появиться на свет, и я положил ее тебе на грудь, чтобы ты смогла увидеть и обнять ее. В тот день я чувствовал себя настоящим отцом. И с тех пор я ощущаю себя именно так.
— Ты всегда был рядом с ней, — прошептала Лили.
— Все, что мне нужно в жизни, — это быть рядом с тобой и Роуз.
— Тогда ты дал обещание, что будешь заботиться о нас, — проговорила она сквозь слезы. — Лайам! Я так долго тебя отталкивала. Я не доверяла тебе, не доверяла всему свету. Но я не забыла того обещания. И не забыла, что ты был с ней самого начала. Именно твои глаза Роуз увидела первыми.
В небе горели звезды. Они были такими яркими, что даже белый лунный свет не мог ослабить их сияние. Лайаму казалось, что теперь они сияют для Лили и Роуз.
— Вы — моя семья, — сказал он, целуя ее руку. — Ты и Роуз.
— А ты — наша семья, — ответила она.
— Это ты и имела в виду, когда сказала Эдварду, что Роуз наша дочь. Я понял, что именно это ты и подразумевала. Несмотря ни на какие обстоятельства и препятствия, мы стали семьей с самого первого дня.
— Ты был с нами в больницах. Ты оплачивал лечение Роуз, — вспоминала она. — Я никогда по-настоящему не благодарила тебя за это, потому что это самое меньшее из того, что ты делал и делаешь для нас. Ты заботишься о нас, Лайам. Даже когда я не разрешала тебе быть рядом, ты все равно оставался с нами. И я всегда знала, что мне лишь стоит позвать тебя — и ты придешь.
— Даже больше, чем знала, — поправил он.
— Я всегда думала, что она родилась с больным сердцем, потому что я позволила разбить мое сердце, — сказала Лили.
— Я всегда знал, что у тебя разбитое сердце, — произнес Лайам. — И больше всего на свете желал, чтобы ты позволила мне помочь тебе залечить его.
— Ты уже это сделал, — прошептала она.
Сердце самого Лайама билось, как огромный молот или как огромные волны о скалистый берег. Он притянул Лили к себе и поцеловал. В небе сияли звезды и, казалось, отражались в его глазах. Ее тело было горячим, будто у нее был жар.
— Лили, я хочу жениться на тебе, — сказал он.
— О, Лайам…
— Всегда хотел. Разве ты не знаешь этого, Лили?
— Мы так давно полюбили друг друга, — прошептала она. — Еще до того, как я сама это поняла.
— А теперь ты это понимаешь?
— Да, — ответила она.
Ее глаза сияли, и Лайам мог поклясться, что впервые за этот вечер он увидел в них счастье. Это дало ему необходимую надежду, укрепило ту невыразимую словами связь, которая так давно существовала между ними.
— Лили, я хочу, чтобы мы поженились прямо сейчас. В эти выходные, как только сможем получить разрешение. Я хочу удочерить Роуз. Чтобы он вообще не смог на нее претендовать.
Они сошли по ступенькам веранды, прогулялись вокруг дома по покрытой травой полянке между домом и берегом. Под его босыми ногами трава была прохладной. Лили потянула его вниз и опустилась сверху. Ее тело было упругим и горячим. Лайам едва дышал от волнения, а его мозг горел, словно в огне.
Она провела руками по его телу и вытащила майку из-за пояса его джинсов. Он почувствовал, как она расстегнула пуговицу на поясе и начала тянуть молнию вниз. Ее губы, открытые и ненасытные, прикоснулись к его рту. Он обнял ее своей здоровой рукой и стал целовать ее лицо, шею, плечи.
Мысли оставили Лайама. Они столько времени провели, обсуждая, выверяя, рассчитывая каждый шаг на своем пути. Лили жила далеко от дома, вынужденная скрываться. Теперь он чувствовал, что она наконец вырывается на свободу и что он рядом с ней.
Они целиком отдались любви и, может в первый раз за все время своего знакомства, не думали ни о чем. Лайам лишь чувствовал ее обнаженную кожу на прохладной траве, горячее тело Лили и свое страстное желание всегда ощущать ее прикосновения на своем теле. Из бухты подул прохладный бриз, предупреждая, что август уже на исходе.
Потом он крепко держал ее в объятиях, обнимал, пока ритм их сердец успокаивался и приходил в норму. На скалистых островках в море кричали чайки. Он вспомнил, как их крик заставил Лили расплакаться из-за постоянного подавляемого страха и беспокойства по поводу Мэйв и по поводу того, что попытается предпринять Эдвард. А теперь она лежала на спине, глядя в небо и вытянув вверх руки, будто пытаясь достать до звезд.
— Лайам, — позвала она.
— Да, Лили, — откликнулся он.
— Сколько там звезд?
— Больше, чем можно посчитать.
— Это не очень научный ответ, — рассмеялась она.
— Ну, тогда так: в нашей Галактике примерно сто миллиардов звезд.
Она улыбнулась, будто ее полностью удовлетворил такой ответ.
— А как по-научному зовется Нэнни?
— Delphinapterus leucas, — ответил он, садясь на траве, чтобы посмотреть на кита, плававшего недалеко от берега. — Роуз это уже знает.
— И как это все переводится?
— Delphinapterus значит «без плавников», a leucas — «белый». А что?
— Ты океанограф. Могут океанографы предсказать, какая погода будет в сентябре? — спросила она.
— Не знаю, — ответил он, а его сердце учащенно забилось. — А что?
— Лайам, — сказала она. — Мэйв дома. Роуз здорова. Ты и я… это так прекрасно. Я никогда не думала, что у нас будет все это. Я вот тут подумала… а зачем нам ждать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40