Но не успели они достигнуть поворота, как над головами показался самолет. Грейс и Эндрю даже видели, как от него отделилась и устремилась к земле бомба. В следующую долю секунды Эндрю схватил Грейс, бросил ее в кювет и накрыл своим телом. Они ощутили толчок страшной силы – ничего подобного не было со времени того памятного налета.
– О, Эндрю! Эндрю! Дети! Наш дом! – закричала Грейс. Рот ее был забит грязью.
– Подожди… подожди, он возвращается.
Самолет пролетел над ними еще раз, затем исчез. Наступила тишина; как будто летчику лишь поручили передать послание – что он и сделал. Эндрю встал, поднял с земли Грейс, и они снова побежали, буквально полетели к повороту. Достигнув его, они остановились как вкопанные – плечом к плечу, подавшись вперед, будто так и застыв в полете: из огромной воронки на дороге прямо напротив того места, где были ворота дома Грейс, поднимался столб пыли. На обочине дороги, неподалеку от воронки темнела распластанная фигура, в которой Грейс узнала миссис Макинтайр.
Эндрю оказался возле матери раньше, чем Грейс преодолела половину расстояния. Он перевернул женщину на спину.
– Мама! Мама! – кричал он.
На лбу миссис Макинтайр виднелся глубокий порез, кровь залила все ее лицо.
Грейс, закрыв рот рукой, пробормотала:
– Она что?..
– Нет. Жива, – Эндрю быстро и осторожно стер с лица матери кровь.
– Дети, Эндрю, дети, – выдохнула Грейс.
Он бросил на нее проникнутый болью взгляд. Она медленно отошла. По холму к ним бежали военные. Спотыкаясь, как в тумане, Грейс обошла воронку. На другой стороне ее, там, где начиналась аллея, ведущая к дому, двое людей склонились над скрюченным изуродованным телом мистера Макинтайра. Примерно на дюжину ярдов дальше, под деревом, лежал навзничь Дональд. Грейс рванулась к нему, потом остановилась, и опять рукой закрыла рот, но на этот раз потому, что почувствовала сейчас ее стошнит. Чувство вины выворачивало ее желудок наизнанку, но это была вина не за то, что она любила Эндрю, а из-за той мысли, что промелькнула в ее мозгу в течение доли секунды – быстрее, чем потребовалось бомбе, чтобы взорваться… Она надеялась, что Дональд мертв… О, нет! Нет, нет, нет.
Грейс стояла неподвижно не более секунды – в следующий момент она уже склонилась над бледным, без кровинки, лицом мужа.
– Он дышит, – раздался рядом чей-то голос. – Похоже, осколки не задели его. Вероятно, ударило взрывной волной о дерево, – человек в полевой форме приподнял голову Дональда – Да, я так и думал. Рана есть, кровоточит, но кажется, ничего серьезного.
– О, мэм, с вами все в порядке?
Грейс выпрямилась и затуманенным взором посмотрела на жилистую фигуру мистера Бленкинсопа. Только теперь она заметила, что территория Уиллоу-ли кишмя кишит людьми. Двое мужчин бежали к раненому с носилками. Узнав Дональда, один из них воскликнул:
– Ух ты! Да это викарий. Бедный… – дальнейшие слова он оставил при себе.
Дональда положили на носилки. Грейс не заговорила с мужчинами и не подошла к ним. Потом мистер Бленкинсоп, взяв ее за руку, сказал:
– Пойдемте отсюда, мэм, пойдемте в дом.
В дом? Нет, она должна найти Эндрю и его мать. Бедная миссис Макинтайр! Ее окровавленное лицо… Но дети! Она вырвалась из рук изумленного мистера Бленкинсопа и бросилась по тропинке к дому. Но пробежав совсем немного, Грейс остановилась. Чего это она запаниковала? Бомба упала возле ворот, и если бы дети находились вместе с Дональдом, они бы и сейчас были бы где-то рядом.
К ней подошел запыхавшийся мистер Бленкинсоп, и как раз в этот момент в начале аллеи появилась Пегги Матер.
– Ну, кому досталось на этот раз? – спокойно поинтересовалась кухарка – Бомба взорвалась совсем близко. Дом аж подпрыгнул.
Пегги Матер никогда не употребляла обращения «мэм», и хотя это часто было очень заметно, Грейс так никогда и не собралась с духом, чтобы заставить ее. Когда Дональд заметил, что она, Грейс, обязана сделать замечание служанке, она ответила, что из-за таких мелочей не стоит затевать с Пегги Матер разговор: кухарка работает у них временно – окончится война, она уедет. И сейчас, в этот момент шока, страха, взрыва эмоций, Грейс еще больше перепутала себя, когда высоким голосом неожиданно воскликнула:
– Впредь, Пегги, когда будете обращаться ко мне, будьте любезны, говорите «мэм» или «миссис Рауз». А теперь скажите – где дети?
Лицо служанки начало вытягиваться и вытягивалось до тех пор, пока не стало напоминать кусок высохшей кожи. Замечание Грейс застало ее врасплох; какое-то мгновение она сердито смотрела на хозяйку, потом деланно спокойным тоном ответила:
– За домом, где вы оставили их… мэм. Жезлоносец, вновь взяв Грейс за руку, успокаивающим тоном проговорил:
– Пойдемте взглянем, мэм.
Он повел ее за дом, размышляя о том, что, наверное, бедная женщина все еще пребывает в состоянии шока, иначе у нее не хватило бы смелости поставить на место эту хамку. Правильно сделала, подумал мистер Бленкинсоп, – и своевременно. Вот его Мери, упокой, Господи, ее душу, работая у молодой хозяйки, никогда не забывала обращение «мэм», не то что эта Пегги Матер! И почему только мисс Шокросс держала ее у себя в доме? Если бы она знала хотя бы половину того, что позволяла себе эта Пегги, то вряд ли оставила бы ее.
Почти чудом показалось Грейс то, что она вновь видит всех троих детей. Те, вероятно, даже и не вылезали из ямы с песком. Стивен посмотрел на мать и сообщил:
– Был такой большой «бах!», мамочка, и Вероника сказала, что это бомба, но я сказал, что нет, потому, что папа говорил, Бог не позволит никаким бомбам падать сегодня, потому, что день такой хороший и солнечный. И вообще, я сказал ей, что если бы это была бомба, то ты была бы рядом, правда, мамочка?
Грейс не ответила, а продолжала во все глаза смотреть на детей. «Бог не позволит никаким бомбам падать сегодня.»
– Что это вы строите? – скрипя своими старыми суставами, мистер Бленкинсоп склонился над ямой с песком и посмотрел на Беатрис, но, как обычно, за всех троих ответил Стивен.
– А, она только ковыряется, все хочет построить замок. Но я делаю землянку, а Вероника – дом для Бога.
– Ха-ха! – мистер Бленкинсоп рассмеялся глубоким, низким смехом. – Дом для Бога, да?
– Да, так она его называет. А папа говорит, что у Бога нет никаких домов, только церкви. Вероника глупая… Да, ты глупая! Глупая! – Стивен толкнул девочку, но она не обиделась, а засмеялась, продолжая усердно делать дырочки в квадратном сооружении.
Грейс посмотрела на Веронику. Дом для Бога… Дом для Бога… Дом для Бога… Она повторяла эти слова до тех пор, пока они не превратились в «Дом для умалишенных»… Сумасшедший дом… Сумасшедший дом. – А, вот вы где.
К ним спешила мисс Шокросс. Грейс отвернулась от ямы и посмотрела на женщину, отметив про себя, несмотря на путаницу мыслей в голове, что Кейт Шокросс выглядит очень расстроенной. И еще Грейс с раздражением подумала, что эта женщина обладает даром впитывать в себя суть любого события – сейчас у нее был такой вид, будто бомбы сыпались во двор ее дома.
– Его увезли в больницу… викария?
– Да, – кивнула Грейс.
– Он… он ранен? И… и вы не поехали с ним? Что-то как будто щелкнуло в мозгу Грейс – пелена рассеялась.
– Он не ранен, а только ударился головой о ствол дерева, – холодно отрезала она.
– Но… но вы… – осекшимся голосом продолжала мисс Шокросс, – вы оставили его одного? – и на этой осуждающей ноте она затихла.
Совершенно неожиданно для себя Грейс высоко подняла голову, выпрямилась, и ее маленькие груди воинственно выпятились. Эта женщина… кто она такая, чтобы критиковать ее, да еще в присутствии мистера Бленкинсопа? Она долго терпела… все эти годы она уступала то в одном, то в другом. С самого начала Кейт Шокросс присвоила себе ее статус – да, буквально с первых дней. Как она смеет! Я покажу этой особе, что всему есть предел, решила Грейс.
– Когда вы разговариваете со мной, мисс Шокросс, будьте любезны, не забывайте, что я жена викария.
Менее чем за пять минут она дважды сделала то, о чем и не помышляла в течение семи лет супружеской жизни, – напомнила о том, что она жена викария. Грейс осознавала всю нелепость ситуации. Именно тогда, когда она перестала быть супругой священника, когда мистер Макинтайр избавил ее от необходимости притворяться и лгать – она сделала заявку на свое мнимое привилегированное положение.
Грейс прошла мимо Кейт Шокросс, которая стояла с подергивающимся лицом. Тихим, умиротворенным голосом мистер Бленкинсоп проговорил.
– Ну, ну, спокойнее. Мы все расстроены, очень расстроены. Успокойтесь, Кейт, не расстраивайтесь… ну, ну.
Он утешал мисс Шокросс, и Грейс даже показалось, что мистер Бленкинсоп легонько похлопывает ее по руке. Похлопывает по руке… Она, Грейс, с удовольствием закатила бы этой особе пощечину. Да, с удовольствием… Почему я действительно не поехала с Дональдом в больницу? Она не просто повторяла вопрос Кейт Шокросс, она спрашивала себя. Почему? Ей бы разрешили. Но она должна смотреть за детьми, не так ли? А если бы там лежал Эндрю, как бы она поступила? Ответ был абсолютно ясен.
Она решила не входить в дом через кухню – там была Пегги Матер, – а направилась к парадной двери. Надо присесть, пусть хотя бы на одну минуту, сказала она себе, прежде чем я вернусь к воротам. Грейс чувствовала себя разбитой, близкой к обмороку… о, она в любую минуту действительно могла лишиться чувств…
В последний момент она услышала крик мистера Бленкинсопа: «Что с вами?.. что с вами?..»
Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на тахте в гостиной, и голос повторяет: «Что с вами?.. что с вами?» – но на этот раз он принадлежал Дэвиду.
– Выпейте это, – проговорил доктор.
Грейс выпила из стакана какую-то горькую жидкость, потом он осторожно опустил ее голову.
Моргая и щурясь, она устало посмотрела на Купера.
– Дэвид.
– Не разговаривайте.
– Я должна знать. Мистер Макинтайр… он… он мертв?
– Да.
Ошеломленная Грейс видела, как доктор отвел взгляд в сторону, потом потер подбородок и, опять посмотрев ей в глаза, проговорил:
– Он много лет не отходил так далеко от своего дома. Я вообще никогда не видел его в деревне. Наверное, он пошел с женой проводить Эндрю, – Купер помолчал. – Вы конечно, знаете, что Эндрю с автоколонной проезжал через Декфорд.
Грейс молча смотрела на него. Купер знал о ней все – то есть все, кроме последних событий. Она не могла сказать ему ужасную правду о том, что именно она несет ответственность за смерть мистера Макинтайра. Не бомба убила его, а она, Грейс. Он никогда не ходил в деревню, и если бы не она, не пошел бы и сегодня. Она опять мысленно увидела его изуродованное тело. Увидела Дональда, лежащего возле дерева. Успел ли отец Эндрю рассказать ее мужу все до того, как бомба разметала их в стороны? Мистер Макинтайр не стал бы терять время, а сразу приступил бы к делу. Но если бы они стояли рядом, то Дональд, наверное, тоже испытал бы на себе всю силу взрыва. Значит, они, возможно, не успели встретиться… возможно, Дональд только шел навстречу старику со стороны аллеи… возможно. Ей захотелось спать. Эта жидкость в стакане… Грейс попыталась подняться.
– Я должна увидеть… увидеть…
– Спите.
– Нет, Дэвид, я должна увидеть…
– Тише, спите. Вот так.
Глядя на женщину, Дэвид Купер хладнокровно размышлял о происшедшем. Жаль, что на месте старого Макинтайра не оказался викарий. Смерть избавила бы Дональда от душевной агонии, которой ему, конечно, не избежать после того, как окончится война и Эндрю вернется домой. Доктор не находил абсолютно никаких фактов, которые, как бы умело их ни удалось подтасовать – а как убедился Купер, священник обладал немалым опытом в этой области, – могли бы быть поставлены в вину этим двум молодым людям и их нуждам. Что касается Грейс, смерть викария дала бы ей передышку – для сохранения разума Ребенок от Эндрю Макинтайра спас ее от нервного расстройства, однако теперь Грейс вновь приближалась к этому кризису. Лекарство оказалось в некотором роде еще хуже, чем сама болезнь.
Интересно, почему старый Макинтайр оказался возле деревни вместе с женой? – размышлял доктор. Сам он, Купер, ни капли не верил в ту причину, которую высказал перед Грейс. Если доктор и заметил что-то во время своих визитов в дом Макинтайра, так это то, что Дуглас Макинтайр ненавидит Эндрю, а мать слишком любит сына. Это последнее обстоятельство, несомненно, объясняло хандру и злость старика, к тому же он был спесив и фанатичен – самообразование порождает подобные качества у некоторых шотландцев. Нет, чета Макинтайров направлялась в деревню вовсе не для того, чтобы проводить сына. В этом Купер был абсолютно уверен.
Он не знал, чем это все окончится, но надеялся, что ему не придется жить в доме в то время, когда пузырь лопнет. Положение его в доме будет очень неловким: хотя симпатии Купера были на стороне Грейс, не следовало забывать и о другой стороне дела.
10
– Он ненормальный, в этом нет никакого сомнения. Ты хочешь сказать, что он вообще ни разу не затронул эту тему?
Грейс покачала головой.
– Не сказал ни слова.
– Ни слова?
– Нет, тетя Аджи, ни слова.
Грейс взглянула на окно за широкой фигурой Аджи, где в цветочном ящике горели веселыми красками цветы, на сад – и заметила про себя, что во время прошлого визита к тете абсолютно ничего в ящике не было. Как у Дональда, у нее появилась способность говорить об одном, думая при этом совершенно о другом. Грейс следовало сосредоточиться на том, что она рассказала Аджи, но вместо этого она размышляла о цветочном ящике.
Последний раз она видела тетю за три дня до того, как возле Уиллоу-ли разорвалась бомба. С тех пор прошло намного больше месяца. В тот роковой день Аджи уехала в Девон, чтобы погостить неделю у сестры покойного мужа, но эта неделя растянулась в четыре, поскольку Аджи по уши погрязла в делах, связанных с недвижимостью, – только на этот раз она не продавала, а покупала. Во время пребывания в Девоне тетя приобрела три дома. Одним из них она была чрезвычайно довольна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33