https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy_s_installyaciey/
В 1928 году
…я раздобыл в книжном магазине бутылку очень старого абсента (передо мной стоял выбор между абсентом и эротической книжкой). Продавец рекомендовал мне «Le Guerizon de Maladies» Рамю, но у меня уже было лекарство от всех болезней, то есть абсент, и я не купил эту книгу, а вместо этого пошел в аптеку и купил две пустые бутылки из-под средства для укрепления волос, куда абсент и перелил…
Позже он перешел от абсента к опиуму, который, в конце концов, стал его любимым наркотиком. Один его друг вспоминал, что Гарри и Каресс хранили опиум, напоминавший банку черничного джема, в коробке для игрушек, а незадолго до его появления «устроили попойку в честь Верлена, поэтому в квартире было очень много абсента».
Кросби были знакомы с Хемингуэем, который представил Гарри Джеймсу Джойсу, и он вроде бы начал перерастать декаданс. Он вошел в редакционную коллегию авангардного журнала «Transition» («Переход»), а его издательство, в котором до этого печатались Уайльд и По, стало более современным и начало публиковать Джойса, Хемингуэя, Харта Крейна и Д. Х. Лоуренса. Но Кросби все еще был одержим идеей смерти и в последней дневниковой записи выразил свое кредо: «Вы не влюблены, если не хотите умереть вместе с возлюбленной».
Однажды вечером в 1929 году Кросби должен был встретиться с Каресс и своей матерью и пойти в ресторан, а потом в театр, прихватив поэта Харта Крейна, которого Кросби пристрастил к абсенту. Вместо этого он отправился со своей любовницей Дж. Биглоу (которая, что очень интересно, была удивительно на него похожа) в нью-йоркский «Hotel des Artistes» . Они разулись, полежали одетые на кровати, Кросби выстрелил ей в висок и пролежал еще часа два, глядя на заход солнца, прежде чем выстрелить себе между глаз. Эзра Паунд писал, что Кросби умер от «чрезмерной жизненной энергии» и что его смерть — «вотум доверия космосу». Возможно, так оно и было, но нелегко отделаться от мысли, что в расправе над ним участвовало и проклятие литературы.
Абсент, все еще запрещенный в послевоенной Америке, был прежде всего памятью о старом Новом Орлеане, пока не приобрел нового обличья благодаря особой зловещей субкультуре. Редактор одного из лучших современных сайтов об абсенте — женщина, называвшая себя «Mordantia Bat» . Абсент упоминается в романе Анны Райс «Беседа с вампиром» (1976), но не так, как можно было ожидать. Вампиру приходится плохо. Некая Клаудия, из своих соображений, находит и опаивает наркотиками двух ангелочков-сирот для вампира Лестата, но, испив крови, он как-то странно себя чувствует:
— Здесь что-то не так, — сказал он, задыхаясь, и глаза его расширились, словно сама речь требовала немыслимых усилий. Он не мог шевельнуться «…». Он совершенно не мог шевельнуться.
— Клаудия! — снова, задыхаясь, выговорил он, и его глаза повернулись в ее сторону.
— Тебе не нравится вкус детской крови? — тихо спросила она.
— Луис, — прошептал он наконец, лишь на мгновение приподняв голову. — Луис, это… абсент! Слишком много абсента! — выкрикнул он. — Она отравила их абсентом. Она отравила меня. Луис… — Он попытался поднять руку. Я подошел ближе, нас разделял стол.
— Назад! — сказала она. Теперь она поднялась с дивана и подошла к нему, вглядываясь в его лицо, как до этого вглядывался он в лицо ребенка. — Абсент, отец, — сказала она, — и настойка опия.
— О, черт! — воскликнул он. — Луис… положи меня в гроб. — Он попытался подняться. — Положи меня в гроб! — Голос его был хриплым, едва слышным. Рука задрожала, поднялась и снова упала.
Да, нехорошо…
В фильме Фрэнсиса Форда Копполы «Дракула» (1992) граф (актер Гэри Олдмен) влюбляется в невесту Джонатана Харкера Мину, которая напоминает ему давно усопшую возлюбленную. Он следует за ней в откровенно американский Лондон времен Виктории и заговаривает с ней на улице. Они идут в бар, садятся за столик, берут бутылку абсента, и граф выполняет ритуал с ложкой и сахаром. «Абсент — это афродизиак для души, — говорит он Мине. — Зеленая Фея, живущая в нем, жаждет твоей души, но со мной ты в безопасности». Сотрудники Копполы превзошли себя, взяв напрокат чрезвычайно красивую ложку для абсента, которая появляется на экране на долю секунды. Ложка с извилистым растительным орнаментом принадлежит Мари-Клод Делаэ, ключевой фигуре во французском возрождении абсента .
К этому времени абсент занял свое место среди других соответствующих веществ в некоей склонности к эксцентричному викторианству, характерной для Сан-Франциско и вообще Западного побережья. В журнале «Ньюсуик» за 1994 год сообщалось, что «в мансардах тихоокеанского северо-запада изысканные люди начинают сдувать пыль с наркотиков, которые вошли в моду благодаря их праотцам». Опиум, опиумный чай и настойка опия возвращались вместе с абсентом и стилем одежды, который лондонская газета «Тайме» назвала «викторианским гранджем». В том же году молодая писательница из Нового Орлеана, Поппи 3. Брайт, напечатала готический рассказ «У его губ — вкус полыни» в сборнике «Болотный недоносок»:
«За сокровища и наслаждения могилы!» — сказал мой друг Луис и поднял, глядя на меня, свой бокал абсента в знак пьяного благословения.
«За погребальные лилии, — ответила я, — и за бледные кости». Я отпила большой глоток из своего бокала. Абсент обжег мое горло своим вкусом — то ли перец, то ли лакрица, то ли гниль. Он был одной из наших величайших находок — пятьдесят с лишним бутылок запрещенного ликера, замурованных в новоорлеанском семейном склепе. Перевозить их было очень трудно, но, как только мы научились наслаждаться вкусом полыни, нам было надолго обеспечено непрерывное пьянство. Забрали мы из склепа и череп патриарха, теперь он хранился в обитой бархатом нише нашего музея.
Дело в том, что мы с Луисом — мечтатели темного, тревожного склада. Познакомились мы на втором курсе и быстро почувствовали, что у нас есть общая черта: мы оба во всем разочарованы.
Стиль этот понравился не всем (хотя многое можно простить за название рассказа «Как ты сегодня, мерзок?»), но в лондонском метро я видел девушку, возможно — туристку, в черном кружевном платье и солдатских ботинках, которая читала «Болотного недоноска» с явным удовольствием.
Абсент еще прочнее утвердился в господствующей линии контр-культуры после появления клипа на песню «Совершенный наркотик» темной и мрачной американской группы «Наин Инч Нэйлз» . Песня существует в двух версиях — «Микс Подавление» и «Микс Абсент», а в клипе Трент Резнор готовит абсент на фоне пейзажа в стиле Эдварда Гори, возможно сожалея о том, что только что убил девушку. Как и в «Ногтях», готический рок-певец Мэрилин Мэнсон тоже, по слухам, выписывает абсент ящиками из Англии. В романе «Полынь» Д. Дж. Левьен пишет, что подпольные «клубы абсента» растут в Америке, как грибы; что ж, это вполне возможно, ведь абсент до сих пор запрещен в США. Такой его статус вызвал споры в американском обществе после того, как Хилари Клинтон, первую леди, сфотографировали в Праге со стаканом абсента. Правда, он просто стоял перед ней. Пила она его, спрашивали люди, или подражала мужу, который в молодости курил марихуану, «не затягиваясь»?
Тем временем в Англии абсент имел совершенно иное значение. Здесь его никогда не запрещали, главным образом — потому, что, как мы видели, он оставался напитком интеллектуалов, не «пошел в народ», как во Франции, и потому не становился «проблемой». Он тихо существовал среди коктейлей 20-х годов, к неодобрению автора статей в медицинском журнале «Ланцет» (30-е годы). В начале статьи «Абсент и его употребление в Англии» К. У. Дж. Брашер сообщает своим читателям, что абсент, запрещенный во Франции, Бельгии, Швейцарии, Италии, Германии и Болгарии, все еще импортируют в их страну.
Доктор Брашер ссылается на свидетельства трех состоятельных джентльменов, которые, как можно догадаться, лечились от алкоголизма:
Член одного привилегированного лондонского клуба сообщил мне, что, когда там заказывают коктейль, обычно просят добавить «чуть-чуть», то есть немного абсента. Член другого лондонского клуба утверждает, что «самые закаленные любители коктейлей часто заказывают коктейль с „кайфом“», а «кайф» этот достигается за счет добавления основного алкогольного компонента… или некоего количества абсента. Третий пациент говорит: «Когда в моем клубе заказывают коктейль, официант спрашивает: „С ним или без него?“, то есть с абсентом или без абсента».
Брашер довольно подробно обсуждает доводы против абсента, главным образом — из французских источников, добавляя несколько собственных устрашающих пассажей.
Такое мнение близко к мнению французских врачей, но существует и более умеренный взгляд. Брат Ивлина Во, Алек дает нам возможность взглянуть на эру коктейлей в своей книге «Восхваление вина». Он вспоминает, как пил абсент в «Комнате Домино» лондонского «Cafe Royal»:
Я пил его с подобающим почтением в память Доусона и Артура Саймонса, Вердена, Тулуз-Лотрека и «Nouvelle Athenes». Я пил его лишь однажды, так как не выношу его вкуса. В те дни заказывали сухой мартини «с добавкой», который состоял наполовину из джина, наполовину из вермута, а добавкой был не ангостурский биттер, а именно абсент. Даже в таком небольшом количестве, по-моему, он начисто портил коктейль. Но, должен сказать, сейчас он мне понравился бы.
В романе Ивлина Во «Упадок и разрушение» (1928) абсент появляется как комический символ жизни, «быстрой» и достаточно испорченной. С честным молодым человеком по имени Поль Пеннифезер, исключенным из Оксфорда за непристойное поведение (в котором он совершенно невиновен), приключаются одно за другим странные несчастья, начиная с кошмарной работы в школе и кончая тюрьмой. Он попадает в тюрьму из-за влюбленности в Марго Бист-Четвинд, которая жила изысканной жизнью, как выясняется, за счет публичного дома в Аргентине. Читатель, скорее всего, должен догадаться, что все это плохо кончится, после того как Марго предстает перед ним «глядящей в опаловые глубины своего абсент-фраппе», который к тому же приготовил ее десятилетний сын.
Абсент играет мрачно-комическую роль и в другом романе Во «Сенсация», на этот раз — благодаря своей «предельности». Уильям Бут, журналист английской газеты «Зверь», пьет «настоящий шестидесятипроцентный абсент» с угрюмым датчанином Эриком Олафсеном:
— … Что ты будешь пить, Эрик?
— Гренадин, пожалуй. Этот абсент очень опасен. Из-за него я убил своего дедушку.
— Ты убил дедушку?
— Да. Разве ты не слышал? Я думал, это все знают. Я был очень молод в то время и пил много шестидесятипроцентного. Убил топором.
— А можно узнать, сэр, — спросил скептически сэр Джослин, — сколько вам было лет?
Всего лишь семнадцать. Это был мой день рождения, вот почему я столько выпил. Поэтому я переехал в Яксонбург и теперь пью это.
Он уныло поднял стакан алого сиропа.
Олафсен опасен, когда он пьян.
— Когда я был очень молод, я часто напивался. Теперь очень редко, один-два раза в год. Но всегда я делаю что-нибудь не то! Наверное, — предположил он, просветлев, — я напьюсь сегодня вечером.
— Нет, Эрик, не надо.
— Нет? Хорошо, не сегодня. Но скоро. Я очень давно не напивался.
Это признание повергло всех в непродолжительную мрачность. Все четверо сидели и молчали. Сэр Джослин потянулся и заказал еще абсента.
В достоверных и ностальгических описаниях эмигрантского пьянства у Малькольма Лоури, англичанина в Мексике, и Сэмюэля Беккета, ирландца в континентальной Европе, меньше тонкого комизма и британского здравого смысла. Лоури был алкоголиком всю свою сознательную жизнь и страдал, по его же словам, «delowryum tremens» во время своего «Tooloose Lowrytrek» . Обычно он просил у друга разрешения «немного отпить от его хереса» и выпивал всю бутылку. Пил он и лосьоны, которые употребляют после бритья, а однажды выпил целую бутылку оливкового масла в надежде, что это — средство для укрепления волос. В Сохо ему мерещились слоны, на его умывальнике — грифы, и он так сильно дрожал, что ему пришлось соорудить целую систему блоков, чтобы доносить бокал до рта.
В его мексиканском романе «Под вулканом» (1947) второстепенный персонаж мсье Ларюэль пьет анисовую водку, потому что она напоминает ему абсент: «Его рука немного дрожала, держа бутылку, с этикетки которой цветистый дьявол грозил ему вилами». Основное упоминание абсента появляется в ассоциативной серии цитат, в которых жизнь пьяницы представляется фантасмагорическим вихрем плохо проведенного времени:
Консул наконец опустил глаза. Сколько бутылок с того времени? В скольких стаканах, скольких бутылках он прятался «…» с тех пор? Неожиданно он увидел их — бутылки «aguardiente» , анисовой водки, хереса, «Хайленд Квин» и стаканы, вавилонскую башню стаканов, взмывающую ввысь, как дым от сегодняшнего поезда, выстроенную до неба, потом рушащуюся, стаканы, падающие и бьющиеся, падающие вниз из садов Хенералифе, бьющиеся бутылки портвейна, красного и белого вина, бутылки «Pernod», «Oxygenee» , абсента, разбивающиеся бутылки, отброшенные бутылки, падающие с тяжелым звоном на землю под скамейки, лавки, кровати, кресла кинотеатров, спрятанные в столах консульств…
«Oxygenee» — известная марка абсента, на рекламе которой изображен цветущий мужчина, с невероятной подписью «C’est ma sante» .
Кружащий эффект этого перечисления похож на воспоминания молодого Сэмюэля Беккета в его раннем романе «Мечты о женщинах, красивых и средних», где между делом упоминается та же марка абсента: «От синих глаз дома пришли деньги, и он потратил их на концерты, кино, коктейли, театры, аперитивы, в особенности на крепкий и неприятный Mandarin-Curasao, повсеместный Fernet-Branca, который сразу ударял в голову и успокаивал желудок, а видом своим напоминал рассказ Мориака, „Oxygenee“…» Это описание сильно отличается от столь же ностальгического рассказа о пьянстве в родной Ирландии, где он пил «крепкий портер, который помогал раздувать грусть грустных вечеров».
После Второй мировой войны, много позднее того, как завершилась джазовая эра коктейлей, репутация абсента в Англии стала еще хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
…я раздобыл в книжном магазине бутылку очень старого абсента (передо мной стоял выбор между абсентом и эротической книжкой). Продавец рекомендовал мне «Le Guerizon de Maladies» Рамю, но у меня уже было лекарство от всех болезней, то есть абсент, и я не купил эту книгу, а вместо этого пошел в аптеку и купил две пустые бутылки из-под средства для укрепления волос, куда абсент и перелил…
Позже он перешел от абсента к опиуму, который, в конце концов, стал его любимым наркотиком. Один его друг вспоминал, что Гарри и Каресс хранили опиум, напоминавший банку черничного джема, в коробке для игрушек, а незадолго до его появления «устроили попойку в честь Верлена, поэтому в квартире было очень много абсента».
Кросби были знакомы с Хемингуэем, который представил Гарри Джеймсу Джойсу, и он вроде бы начал перерастать декаданс. Он вошел в редакционную коллегию авангардного журнала «Transition» («Переход»), а его издательство, в котором до этого печатались Уайльд и По, стало более современным и начало публиковать Джойса, Хемингуэя, Харта Крейна и Д. Х. Лоуренса. Но Кросби все еще был одержим идеей смерти и в последней дневниковой записи выразил свое кредо: «Вы не влюблены, если не хотите умереть вместе с возлюбленной».
Однажды вечером в 1929 году Кросби должен был встретиться с Каресс и своей матерью и пойти в ресторан, а потом в театр, прихватив поэта Харта Крейна, которого Кросби пристрастил к абсенту. Вместо этого он отправился со своей любовницей Дж. Биглоу (которая, что очень интересно, была удивительно на него похожа) в нью-йоркский «Hotel des Artistes» . Они разулись, полежали одетые на кровати, Кросби выстрелил ей в висок и пролежал еще часа два, глядя на заход солнца, прежде чем выстрелить себе между глаз. Эзра Паунд писал, что Кросби умер от «чрезмерной жизненной энергии» и что его смерть — «вотум доверия космосу». Возможно, так оно и было, но нелегко отделаться от мысли, что в расправе над ним участвовало и проклятие литературы.
Абсент, все еще запрещенный в послевоенной Америке, был прежде всего памятью о старом Новом Орлеане, пока не приобрел нового обличья благодаря особой зловещей субкультуре. Редактор одного из лучших современных сайтов об абсенте — женщина, называвшая себя «Mordantia Bat» . Абсент упоминается в романе Анны Райс «Беседа с вампиром» (1976), но не так, как можно было ожидать. Вампиру приходится плохо. Некая Клаудия, из своих соображений, находит и опаивает наркотиками двух ангелочков-сирот для вампира Лестата, но, испив крови, он как-то странно себя чувствует:
— Здесь что-то не так, — сказал он, задыхаясь, и глаза его расширились, словно сама речь требовала немыслимых усилий. Он не мог шевельнуться «…». Он совершенно не мог шевельнуться.
— Клаудия! — снова, задыхаясь, выговорил он, и его глаза повернулись в ее сторону.
— Тебе не нравится вкус детской крови? — тихо спросила она.
— Луис, — прошептал он наконец, лишь на мгновение приподняв голову. — Луис, это… абсент! Слишком много абсента! — выкрикнул он. — Она отравила их абсентом. Она отравила меня. Луис… — Он попытался поднять руку. Я подошел ближе, нас разделял стол.
— Назад! — сказала она. Теперь она поднялась с дивана и подошла к нему, вглядываясь в его лицо, как до этого вглядывался он в лицо ребенка. — Абсент, отец, — сказала она, — и настойка опия.
— О, черт! — воскликнул он. — Луис… положи меня в гроб. — Он попытался подняться. — Положи меня в гроб! — Голос его был хриплым, едва слышным. Рука задрожала, поднялась и снова упала.
Да, нехорошо…
В фильме Фрэнсиса Форда Копполы «Дракула» (1992) граф (актер Гэри Олдмен) влюбляется в невесту Джонатана Харкера Мину, которая напоминает ему давно усопшую возлюбленную. Он следует за ней в откровенно американский Лондон времен Виктории и заговаривает с ней на улице. Они идут в бар, садятся за столик, берут бутылку абсента, и граф выполняет ритуал с ложкой и сахаром. «Абсент — это афродизиак для души, — говорит он Мине. — Зеленая Фея, живущая в нем, жаждет твоей души, но со мной ты в безопасности». Сотрудники Копполы превзошли себя, взяв напрокат чрезвычайно красивую ложку для абсента, которая появляется на экране на долю секунды. Ложка с извилистым растительным орнаментом принадлежит Мари-Клод Делаэ, ключевой фигуре во французском возрождении абсента .
К этому времени абсент занял свое место среди других соответствующих веществ в некоей склонности к эксцентричному викторианству, характерной для Сан-Франциско и вообще Западного побережья. В журнале «Ньюсуик» за 1994 год сообщалось, что «в мансардах тихоокеанского северо-запада изысканные люди начинают сдувать пыль с наркотиков, которые вошли в моду благодаря их праотцам». Опиум, опиумный чай и настойка опия возвращались вместе с абсентом и стилем одежды, который лондонская газета «Тайме» назвала «викторианским гранджем». В том же году молодая писательница из Нового Орлеана, Поппи 3. Брайт, напечатала готический рассказ «У его губ — вкус полыни» в сборнике «Болотный недоносок»:
«За сокровища и наслаждения могилы!» — сказал мой друг Луис и поднял, глядя на меня, свой бокал абсента в знак пьяного благословения.
«За погребальные лилии, — ответила я, — и за бледные кости». Я отпила большой глоток из своего бокала. Абсент обжег мое горло своим вкусом — то ли перец, то ли лакрица, то ли гниль. Он был одной из наших величайших находок — пятьдесят с лишним бутылок запрещенного ликера, замурованных в новоорлеанском семейном склепе. Перевозить их было очень трудно, но, как только мы научились наслаждаться вкусом полыни, нам было надолго обеспечено непрерывное пьянство. Забрали мы из склепа и череп патриарха, теперь он хранился в обитой бархатом нише нашего музея.
Дело в том, что мы с Луисом — мечтатели темного, тревожного склада. Познакомились мы на втором курсе и быстро почувствовали, что у нас есть общая черта: мы оба во всем разочарованы.
Стиль этот понравился не всем (хотя многое можно простить за название рассказа «Как ты сегодня, мерзок?»), но в лондонском метро я видел девушку, возможно — туристку, в черном кружевном платье и солдатских ботинках, которая читала «Болотного недоноска» с явным удовольствием.
Абсент еще прочнее утвердился в господствующей линии контр-культуры после появления клипа на песню «Совершенный наркотик» темной и мрачной американской группы «Наин Инч Нэйлз» . Песня существует в двух версиях — «Микс Подавление» и «Микс Абсент», а в клипе Трент Резнор готовит абсент на фоне пейзажа в стиле Эдварда Гори, возможно сожалея о том, что только что убил девушку. Как и в «Ногтях», готический рок-певец Мэрилин Мэнсон тоже, по слухам, выписывает абсент ящиками из Англии. В романе «Полынь» Д. Дж. Левьен пишет, что подпольные «клубы абсента» растут в Америке, как грибы; что ж, это вполне возможно, ведь абсент до сих пор запрещен в США. Такой его статус вызвал споры в американском обществе после того, как Хилари Клинтон, первую леди, сфотографировали в Праге со стаканом абсента. Правда, он просто стоял перед ней. Пила она его, спрашивали люди, или подражала мужу, который в молодости курил марихуану, «не затягиваясь»?
Тем временем в Англии абсент имел совершенно иное значение. Здесь его никогда не запрещали, главным образом — потому, что, как мы видели, он оставался напитком интеллектуалов, не «пошел в народ», как во Франции, и потому не становился «проблемой». Он тихо существовал среди коктейлей 20-х годов, к неодобрению автора статей в медицинском журнале «Ланцет» (30-е годы). В начале статьи «Абсент и его употребление в Англии» К. У. Дж. Брашер сообщает своим читателям, что абсент, запрещенный во Франции, Бельгии, Швейцарии, Италии, Германии и Болгарии, все еще импортируют в их страну.
Доктор Брашер ссылается на свидетельства трех состоятельных джентльменов, которые, как можно догадаться, лечились от алкоголизма:
Член одного привилегированного лондонского клуба сообщил мне, что, когда там заказывают коктейль, обычно просят добавить «чуть-чуть», то есть немного абсента. Член другого лондонского клуба утверждает, что «самые закаленные любители коктейлей часто заказывают коктейль с „кайфом“», а «кайф» этот достигается за счет добавления основного алкогольного компонента… или некоего количества абсента. Третий пациент говорит: «Когда в моем клубе заказывают коктейль, официант спрашивает: „С ним или без него?“, то есть с абсентом или без абсента».
Брашер довольно подробно обсуждает доводы против абсента, главным образом — из французских источников, добавляя несколько собственных устрашающих пассажей.
Такое мнение близко к мнению французских врачей, но существует и более умеренный взгляд. Брат Ивлина Во, Алек дает нам возможность взглянуть на эру коктейлей в своей книге «Восхваление вина». Он вспоминает, как пил абсент в «Комнате Домино» лондонского «Cafe Royal»:
Я пил его с подобающим почтением в память Доусона и Артура Саймонса, Вердена, Тулуз-Лотрека и «Nouvelle Athenes». Я пил его лишь однажды, так как не выношу его вкуса. В те дни заказывали сухой мартини «с добавкой», который состоял наполовину из джина, наполовину из вермута, а добавкой был не ангостурский биттер, а именно абсент. Даже в таком небольшом количестве, по-моему, он начисто портил коктейль. Но, должен сказать, сейчас он мне понравился бы.
В романе Ивлина Во «Упадок и разрушение» (1928) абсент появляется как комический символ жизни, «быстрой» и достаточно испорченной. С честным молодым человеком по имени Поль Пеннифезер, исключенным из Оксфорда за непристойное поведение (в котором он совершенно невиновен), приключаются одно за другим странные несчастья, начиная с кошмарной работы в школе и кончая тюрьмой. Он попадает в тюрьму из-за влюбленности в Марго Бист-Четвинд, которая жила изысканной жизнью, как выясняется, за счет публичного дома в Аргентине. Читатель, скорее всего, должен догадаться, что все это плохо кончится, после того как Марго предстает перед ним «глядящей в опаловые глубины своего абсент-фраппе», который к тому же приготовил ее десятилетний сын.
Абсент играет мрачно-комическую роль и в другом романе Во «Сенсация», на этот раз — благодаря своей «предельности». Уильям Бут, журналист английской газеты «Зверь», пьет «настоящий шестидесятипроцентный абсент» с угрюмым датчанином Эриком Олафсеном:
— … Что ты будешь пить, Эрик?
— Гренадин, пожалуй. Этот абсент очень опасен. Из-за него я убил своего дедушку.
— Ты убил дедушку?
— Да. Разве ты не слышал? Я думал, это все знают. Я был очень молод в то время и пил много шестидесятипроцентного. Убил топором.
— А можно узнать, сэр, — спросил скептически сэр Джослин, — сколько вам было лет?
Всего лишь семнадцать. Это был мой день рождения, вот почему я столько выпил. Поэтому я переехал в Яксонбург и теперь пью это.
Он уныло поднял стакан алого сиропа.
Олафсен опасен, когда он пьян.
— Когда я был очень молод, я часто напивался. Теперь очень редко, один-два раза в год. Но всегда я делаю что-нибудь не то! Наверное, — предположил он, просветлев, — я напьюсь сегодня вечером.
— Нет, Эрик, не надо.
— Нет? Хорошо, не сегодня. Но скоро. Я очень давно не напивался.
Это признание повергло всех в непродолжительную мрачность. Все четверо сидели и молчали. Сэр Джослин потянулся и заказал еще абсента.
В достоверных и ностальгических описаниях эмигрантского пьянства у Малькольма Лоури, англичанина в Мексике, и Сэмюэля Беккета, ирландца в континентальной Европе, меньше тонкого комизма и британского здравого смысла. Лоури был алкоголиком всю свою сознательную жизнь и страдал, по его же словам, «delowryum tremens» во время своего «Tooloose Lowrytrek» . Обычно он просил у друга разрешения «немного отпить от его хереса» и выпивал всю бутылку. Пил он и лосьоны, которые употребляют после бритья, а однажды выпил целую бутылку оливкового масла в надежде, что это — средство для укрепления волос. В Сохо ему мерещились слоны, на его умывальнике — грифы, и он так сильно дрожал, что ему пришлось соорудить целую систему блоков, чтобы доносить бокал до рта.
В его мексиканском романе «Под вулканом» (1947) второстепенный персонаж мсье Ларюэль пьет анисовую водку, потому что она напоминает ему абсент: «Его рука немного дрожала, держа бутылку, с этикетки которой цветистый дьявол грозил ему вилами». Основное упоминание абсента появляется в ассоциативной серии цитат, в которых жизнь пьяницы представляется фантасмагорическим вихрем плохо проведенного времени:
Консул наконец опустил глаза. Сколько бутылок с того времени? В скольких стаканах, скольких бутылках он прятался «…» с тех пор? Неожиданно он увидел их — бутылки «aguardiente» , анисовой водки, хереса, «Хайленд Квин» и стаканы, вавилонскую башню стаканов, взмывающую ввысь, как дым от сегодняшнего поезда, выстроенную до неба, потом рушащуюся, стаканы, падающие и бьющиеся, падающие вниз из садов Хенералифе, бьющиеся бутылки портвейна, красного и белого вина, бутылки «Pernod», «Oxygenee» , абсента, разбивающиеся бутылки, отброшенные бутылки, падающие с тяжелым звоном на землю под скамейки, лавки, кровати, кресла кинотеатров, спрятанные в столах консульств…
«Oxygenee» — известная марка абсента, на рекламе которой изображен цветущий мужчина, с невероятной подписью «C’est ma sante» .
Кружащий эффект этого перечисления похож на воспоминания молодого Сэмюэля Беккета в его раннем романе «Мечты о женщинах, красивых и средних», где между делом упоминается та же марка абсента: «От синих глаз дома пришли деньги, и он потратил их на концерты, кино, коктейли, театры, аперитивы, в особенности на крепкий и неприятный Mandarin-Curasao, повсеместный Fernet-Branca, который сразу ударял в голову и успокаивал желудок, а видом своим напоминал рассказ Мориака, „Oxygenee“…» Это описание сильно отличается от столь же ностальгического рассказа о пьянстве в родной Ирландии, где он пил «крепкий портер, который помогал раздувать грусть грустных вечеров».
После Второй мировой войны, много позднее того, как завершилась джазовая эра коктейлей, репутация абсента в Англии стала еще хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27