— Да-да, вот только «рукодельница»… что, если рассмотреть ассоциативный ряд. Рука… шить… игла… наперсток,. Фимбл-Бей.
Интерес засветился в глазах Росса, но лишь ненадолго. Он покачал головой.
— Заманчиво, Гарри, но чуть уж слишком очевидно. Нет, тут важно другое: основные каналы информации нашего друга подтверждаются. Нам необходимо срочно проследить их все. А заодно скажу: он оставил нам неплохие наметки.
Памфри смотрел, как Росс укладывает билетик к себе в «дипломат».
— Я, разумеется, послал запрос на установку слежки за Андерсоном.
— Андерсоном? А, этот старый попрыгунчик. Хорошо. У людей Чабба он зафиксирован просто как подпольный букмекер, но другого я и не ожидал. Они, вероятно, думают, что ядерное разоружение — это всего лишь другое название Оксфордского движения.
Росс взглянул на циркониевый со слоновой костью циферблат своих часов.
— Самое время, — заметил он, — нанести визит миссис Бернадетте Кролл, прежде чем фермер Кролл к дому повернет со своего турнепса или что там у него еще. Не хочешь составить мне компанию?
Мамлсби представлял из себя крохотную деревушку из четырнадцати домов, полуразвалившейся церкви и замшелых останков водяной мельницы. Ее основатели, видимо, совершенно сознательно поместили ее в зеленую складку между двумя холмами, чтобы никто, кроме них, не мог отыскать к ней дорогу. Даже сегодня, когда шоссе, ведущее к побережью, проходило в какой-нибудь четверти мили от ее осыпающихся стен и кишащих крысами соломенных крыш, Мамлсби по-прежнему пряталась в своей лощине, никем не замечаемая и никому не нужная.
Громадный «бентли» с решеткой из пушечной бронзы бесшумно скользил по шоссе, стремительно удаляясь от Мамлсби, когда сидевший за рулем Росс заметил своему спутнику:
— Еще минуты четыре, и мы будем на месте.
Но машина, окончательно сбитая с пути обстоятельными, со множеством подробностей объяснениями веселых поселян, продолжала нестись в волнах высокой зеленовато-белой пены клевера и мимо пурпурных берегов, усеянных смолевкой, пока указатель не подтвердил смутные подозрения Памфри, что они вот-вот должны въехать назад, в пригороды Флаксборо.
Росс оценил ситуацию мгновенно. Он не сбавил скорости и не изменил направления.
— Остановимся у первого приличных размеров магазина канцтоваров и купим военно-топографическую карту, — объявил он. — Видишь ли, Гарри, тебе не следовало понимать тех ребят буквально. Было, было у меня чувство, что они над тобой издеваются.
Памфри возмущенно повернул к нему худое трудолюбивое лицо. Ведь это Росс взял на себя заботу вести, как он выразился, «переговоры с крестьянами».
— Но послушай, я же не…
Росс быстро улыбнулся и похлопал его по руке.
— Мой дорогой Гарри, слишком уж легко тебя можно спровоцировать на возражения в категоричном тоне; это, знаешь ли, не делает чести разведчику.
В газетном киоске, где требуемая карта была получена, Росс купил себе плитку жареного фундука в молочном сахаре. Памфри он побаловал шестипенсовой «мням-мнямкой» — изюм в меду на подушке из шоколадного пралине, дважды взбитого для большей воздушности.
Двадцать минут спустя «бентли», мягко качнувшись, остановился среди придорожных цветов в двух шагах от тропинки, которая вела через окружавшие Мамлсби рощицы рябин и вязов. Росс внимательно посмотрел на карту.
— Я поднимусь к ферме, это около двухсот метров отсюда, вот здесь, справа, если верить тому, что здесь нарисовано. Ты, если хочешь, оставайся в машине, а то можешь поразнюхать, чем тут народ в деревне дышит.
Росс свернул с тропинки, над которой деревья, сплетаясь наверху кронами, образовали как бы готический свод и где воздух был прохладен и зелен, как старое стекло, на кремнистую рабочую дорожку, которая шла напрямик между коричневыми, подсушенными солнцем полями… Земля произвела на свет первые, еще не распустившиеся листья картофельного урожая, но их было пока так немного, что распознать рядки не удавалось. В конце дорожки стояла викторианских времен ферма из серого кирпича, крытая шифером такого же, похоронного цвета. Теплое солнце безуспешно пыталось смягчить ее чопорную угловатость. Более старые пристройки, сохраненные в первозданном виде, в то время как сам дом полностью сносили и перестраивали, были крыты желобчатой черепицей. Они выглядели как дюжие, изрядно навеселе, соискатели руки у постели больной вдовицы.
Несколько цыплят барахтались в пыли на неопрятном дворе; единственным, кроме них, обитателем этого двора оказался забрызганный грязью гусь с недобрым взглядом. Росс аккуратно переступил через колесные колеи, на дне которых еще не высохла протухшая вода зимних дождей, а также жижа, стекавшая со скотного двора, открыл калитку в проволочной изгороди, заключавшей внутри себя дом и узкую полоску сада, и подошел к двери.
Его стук произвел внутри помещения малообнадеживающую реверберацию, словно дом, не просыпаясь, мрачно пробормотал ему «уйди». Он подождал, постучал снова и прислушался. Откуда-то из самой глубины доносились звуки музыки. Дверь оставалась запертой. Росс потянулся к большой круглой ручке, покрытой коричневой эмалью. Она повернулась свободно и без малейшего эффекта.
— Это вы убивать пришли?
Росс круто повернулся. Мягкий, довольно скучный голос задал свой жуткий вопрос так же невозмутимо, как попросил бы спичку.
— Вообще-то к нам заходят с заднего двора. Вы могли бы тут весь день проторчать.
— Я пришел что..?
Девушка, которая и не подозревала, что из всех людей она оказалась единственной, кому довелось увидеть смятение на лице Росса, не кого-нибудь, а самого Росса! — смерила его взглядом.
— Нет, вы не мистер Рассмуссен, ведь так? Он же, я так думаю, датчанин или что-то в этом роде. В общем, мы вызвали его из Гелдинг-Марша. У нашего большой палец нарывает.
— Ясно. — Росс попытался установить сколь-нибудь рациональную связь между большим пальцем и убийствами. — Вы хотите сказать, он душитель?
— Не говорите ерунды. Кому придет в голову душить свиней. — В ее голосе он не услышал никакого удивления.
— Разумеется, нет. Во всяком случае, я не ваш мистер Рассмуссен. А вы, однако, миссис Кролл, насколько я понимаю.
— Верно. А вам я зачем понадобилась?
— Может быть, вы пригласите меня в дом? Мне бы хотелось поговорить с вами.
Молодая женщина, храня угрюмый и недоверчивый вид, вновь подвергла его внимательному осмотру. На этот раз Росс пристально посмотрел на нее в ответ, оценив надутое и в то же время неуловимо привлекательное личико и гладкую белую шею, видневшуюся через расстегнутую сверху кроваво-красную льняную рубашку, которая покрывала узкие плечи и мягко намекала на существующие груди.
Миссис Кролл первая отвела взгляд, но в этом ее жесте не чувствовалось ни смущения, ни признания себя побежденной. Нимало не заботило ее, судя по всему, и то, что когда, повернувшись, она пошла перед ним за угол дома, его чувственная заинтересованность значительно усилилась открывшимся видом сзади и прибавившимся к нему движением. Она была прекрасно осведомлена о стандартах своих прелестей — с ходу и без запинки она могла определить их как 85—58—95, — и ее вера в их эффективность была так же проста и абсолютна, как если бы на всех этих частях вытатуировали гарантию «точно такие, как в телевизоре».
Телевизор, как обнаружил Росс, когда они вошли в небольшую, тесно заставленную мебелью гостиную, и был источником музыки, которую он слышал. Переступая порог комнаты, миссис Кролл первым делом нашла глазами серебристо-голубое сияние в углу. Глаза тут же провалились в— маленький экран, как монеты в автомат, в них потух интерес ко всему остальному на свете; казалось, их удерживают в фокусе два невидимых параллельных усика, протянувшиеся из телевизора. Поэтому, пока она ощупью искала путь к софе в центре комнаты, ее тело огибало многочисленные углы с настороженной, чувствительной автономностью слепого.
Росс рассматривал ногу, которая нащупала и оттолкнула в сторону табуретку, стоящую на дороге. Ее пальчики, наполовину открытые низким вырезом туфли из зеленой замши, напоминали маленьких толстых мышат, втиснутых в нейлоновый подследник. Подъем стопы, он заметил, был изогнут грациозно, но при этом оказался несколько полноват, чтобы можно было видеть его изящную костную структуру, которую, как он не раз заявлял, его научили ценить банные виртуозы юго-восточной Турции. Щиколотка имела тот же недостаток, но само ее несовершенство обернулось ее главным достоинством, поскольку ускорило продвижение нетерпеливого взгляда Росса вверх, и он увидел ногу, настолько красноречивую, как ему показалось, в своей готовности откликнуться на любовную ласку, что пальцы его невольно повторили в умилении ее контуры. Особенно убедительно выглядела расслабленная округлость мышцы сзади и чуть выше колена — самое начало бедра, — которая сверкнула на мгновение, когда ее юбка зацепилась за подлокотник софы.
Она устроилась среди подушек, как яркий росчерк пера на листе бумаги. Росс, о существовании которого она словно забыла, без приглашения опустился на стул в нескольких дюймах от нее, спиной к телевизору.
Девушка заговорила первая, не поворачивая головы:
— Ну, что же вам было нужно?
— Поговорить с вами.
— Всеми делами на ферме занимается мой муж. Но все равно, если вы хотите что-то продать, вы понапрасну теряете время. Сейчас он доволен всем, что имеет.
— В это я могу поверить. — Росс следил за ее лицом. Она едва заметно улыбнулась.
— Ваш муж сейчас на ферме?
— Естественно. Вы что думали, он рабочее время в офисе проводит? Он на нижнем поле. Землю роет.
— Я его понимаю.
Молодая женщина подавила смешок, потом нахмурилась.
— Я не люблю людей саркастичных. Может быть, вы мне сразу скажете, что вам нужно, и…
— Я пытаюсь разыскать друга.
— Кого-то из здешних, вы хотите сказать?
— Думаю, он, скорее, просто бывал здесь.
— Как его зовут? — Она откинулась вдоль спинки софы и потянулась к телевизору, чтобы уменьшить громкость. Ей едва удалось дотянуться до ручки кончиками пальцев. Росс с удовлетворением отметил, как ближайшая к нему ягодица напряглась и сделалась похожей на лютню.
— Хопджой, — сказал он. — Брайан Хопджой.
— Никогда не слышала о таком.
Она опять вернулась на свои подушки, поджав одну ногу под себя и оставив другую свисать к полу. Росс отдался во власть знакомого ощущения чего-то чудесного при виде контраста между стальной, скользкой наполненностью чулка и белой, как лепесток, беззащитной плотью над ним. Когда-то он считал канкан вульгарной, псевдо— и даже античувственной уступкой туристам, которым все равно на что смотреть. Со временем он понял истину. Это была проповедь о невещественности того, что отделяет претензионность и все искусственные свойства цивилизации от живой, дышащей реальности с пульсирующими прожилками вен — грань шириной с подвязку.
Росс подался на стуле вперед.
— Миссис Кролл…
Она рассеянно поискала край юбки и потянула ее на колено. Ее пальцы, распрямившись, скользнули ниже по ноге, словно лаская ее, затем она подняла руку и протянула ее Россу. Он схватил ее за кисть и испытал нечто похожее на умиротворение, исследуя кончиком пальца весь набор ее тонких косточек.
— Вы могли и не знать его как Хопджоя, — заметил он.
Она по-прежнему не отводила глаз от экрана; только легчайшее подрагивание руки, которую держал Росс, противоречило ее виду полнейшего безразличия ко всему, что есть в мире, помимо телевизора. Он немного разжал руку и медленно вытянул ее, его пальцы, сложенные чашей, скользнули по ее предплечью, и большой палец замер в мягкой теплой впадинке локтевого сгиба. Пульс — его собственный или ее, он не знал — тихо потукивал в точке прикосновения; Россу он представлялся микрокосмической прелюдией к…
— Так, мы теряем время. — Он убрал свою руку и потянулся ею в грудной карман.
Она повернулась к нему, удивленная его бесцеремонностью. В тот же момент она увидела фотографию; ее глаза расширились.
— Это ваш друг?
— Расскажите мне про него. Она надула губки.
— Почему я должна вам что-то рассказывать? Я даже не знаю, кто вы. Да и имя его вы не смогли правильно назвать.
Росс подметил выражение, с которым она посмотрела на фотографию Хопджоя; оно являло собой смесь нежности и отвлеченного любопытства, как у охотника, перворачивающего убитую птицу носком сапога.
— Имена, — веско заговорил он, — не много значат в нашей игре, миссис Кролл. Мне все равно, как вы называли этого человека и что он для вас значил.
— Это на чтой-то вы намекаете? — Ее голос вдруг стал похож на голос лавочницы, услышавшей звяканье колокольчика над входной дверью. Росс решил, что распознал лицемерие оглушенной тоской жены крестьянина среднего достатка, жаждущей полового уничижения.
— Ваши выкрутасы на мужнином сеновале к делу отношения не имеют никакого, дорогая моя. Интересует меня исключительно то, что привело Хопджоя на эту ферму и что он здесь узнал. Теперь, вероятно, мы лучше понимаем друг друга.
Она поднялась при первых его словах и теперь стояла, испытывая, как он считал, трепетное наслаждение от нанесенного ей оскорбления. Он отметил, что, застыв в негодующей позе, она выпятила узкий мускулистый живот и слегка приплюснутые груди в радующие глаз выпуклости, похожие на колпаки звонков, применяемых в сигнализации от воров.
Миссис Кролл повернулась, выключила телевизионный приемник с таким видом, будто сделала это навсегда, и повернулась назад, к нему лицом.
— В отношениях мистера Тревальяна и меня, — холодно объявила она, — нет ничего, что было бы вашего дурацкого ума дело. — Она замолчала. — Так что, выкусите!
Росс почувствовал, как в нем шевельнулась жалость. Неуклюжесть и неуместная звучность ее отповеди, некоторые грамматические диссонансы выдавали растерянность. Он улыбнулся ей. В неожиданной тишине стали различимы тонкие рокочущие подвывания далкого трактора.
— Тревальян, вы говорите?
— Говард Тревальян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23