Две девочки танцевали – одна белая, а другая негритянка. Они прыгали в такт рок-н-ролла.
Девочки посмотрели на нас, когда мы вошли. На лицах их было лишь легкое любопытство, которое тут же исчезло, когда они увидели, что это не к ним.
– В каком помещении Дани Кэри? – спросила надзирательница.
Они непонимающе посмотрели на нее.
– Новенькая.
– А, новенькая, – ответила негритянка. – Она в двенадцатом.
– Почему она не с вами, девочки? Вы не приглашали ее?
– Конечно, мы тащили ее. Но она не хочет, мисс Матсон. Она хотела остаться у себя. Я думаю, она еще стесняется.
Надзирательница кивнула, мы покинули помещение и двинулись по другому коридору. Каждые несколько футов нам попадалась дверь. Надзирательница остановилась перед одной из них и постучала.
– К тебе посетитель, Дани.
– О'кей, – отозвалась изнутри Дани.
– Я дам вам знать, когда время посещения кончится, – сказала надзирательница.
– Папа! – воскликнула Дани, бросаясь мне навстречу.
– Здравствуй, ребенок, – я бросил пакеты и поцеловал ее. Теперь дверь была распахнута, и я видел обиталище Дани. Комната была маленькой и узкой, с двумя койками, стоящими у противоположных стен. Между ними высоко на стене было небольшое окно. На одной из коек сидела молодая женщина. Когда я вошел, она встала.
– Папа, это мисс Спейзер, – сказала Дани. – Мисс Спейзер, это мой отец.
Молодая женщина протянула мне руку. – Очень рада вас видеть, полковник Кэри. – Рукопожатие ее было твердым и дружелюбным. – Я Мариан Спейзер, инспектор по надзору, и сейчас занимаюсь Дани.
Я посмотрел на нее. Термин «инспектор по надзору» почему-то был связан в моем воображении с обликом грубоватого мужчины. Эта же женщина была молода, не больше двадцати восьми лет, среднего роста, с каштановыми волосами, завитки которых обрамляли ее лицо, с внимательными карими глазами. Видно, она заметила мое удивление, и улыбка на ее лице стала еще шире.
– Как поживаете, мисс Спейзер?
Думаю, она привыкла к такой реакции на свой облик, потому что практически не обратила на нее внимания. Вместо этого она посмотрела на передачу.
– Я вижу, что папа принес тебе кое-что, Дани. Разве не здорово? Дани вопросительно посмотрела на меня. Я понял, что она узнала чемоданчик.
– Это посылает твоя мать, – подтвердил ее догадку я. Какая-то дымка опустилась на ее глаза.
– А сама мама не придет?
– Нет. Она не совсем хорошо себя чувствует…
Глаза ее погрустнели еще больше. Я не мог видеть их выражения.
– А я и не ждала ее, папа.
– Доктор Боннер предписал ей постельный режим. Я знаю, она хотела…
Дани прервала меня.
– Откуда ты это знаешь, папа? Ты что, видел ее? Я не ответил.
– Наверно, она послала Чарльза, а он передал пакеты тебе. Разве не так, папа? – Выражение ее глаз не позволило мне возразить.
И я лишь кивнул.
Она отвернулась с гневным жестом.
– Оставляю тебя, чтобы ты могла поговорить с отцом, Дани, – тихо сказала мисс Спейзер. – Я зайду днем попозже.
Дани подошла к дальнему краю кровати и села, отвернувшись от меня. Я снова оглядел комнату. Она была самое большее восемь футов на десять; из мебели, кроме двух кроватей и стула, были лишь маленькие шкафчики возле каждой койки. Стены в свое время были светло-зелеными, но с тех пор их безуспешно пытались перекрасить в кремовый цвет. Они были все густо исписаны. Приглядевшись, я заметил, что среди надписей, в основном, были имена мальчиков и даты. Тут и там были телефонные номера. Порой встречались непристойные выражения того типа, какие можно увидеть в общественных туалетах. Я посмотрел на Дани.
Юная леди, которая вчера утром степенно спускалась по лестнице, напрочь исчезла. Вместо этого передо мной на кровати сидела маленькая девочка. Из косметики на ней была только слабая губная помада, а вместо искусно разлохмаченной прически сзади болтался конский хвостик, схваченный резинкой. В юбке и блузочке она выглядела даже младше своих четырнадцати лет.
Я вытащил сигарету из пачки.
– Дай мне одну, папа.
Я удивленно посмотрел на нее.
– Я и не знал, что ты куришь.
– Ты много чего не знал, папа, – нетерпеливо сказала она.
Я протянул ей сигарету и поднес спичку. Курила она, как надо. Я видел это по тому, как она втягивает дым, пропускает его сквозь ноздри и выдыхает.
– Твоя мать знает, что ты куришь? – спросил я. Она кивнула, вызывающе глядя на меня.
– Не думаю, что это очень здоровое занятие. Ты еще так молода… Она резко оборвала меня.
– Не пытайся играть роль порядочного папаши. Слишком поздно.
В определенном смысле она права. Слишком много лет я не был рядом с ней. Я попытался сменить тему разговора.
– Ты не хочешь взглянуть, что тебе послала мать?
– Я знаю, что мама может мне послать, – возразила она. – Печенье, книжки, что-то из одежды. То же самое, что она обычно шлет, когда я куда-нибудь уезжаю. С первого же лета, когда она отдала меня в лагерь.
Внезапно ее глаза наполнились слезами.
– Наверно, она думает, что тут всего лишь другой лагерь. Да, конечно, она всегда мне что-нибудь присылает. Но она никогда не приезжала ко мне, даже в родительский день.
Мне захотелось обнять ее, погладить и утешить, но что-то в ее напряженной манере поведения удержало меня. Через несколько минут она перестала плакать.
– Почему ты не приезжал ко мне, папа? – тихо спросила она. – Ты совсем забыл меня?
5
Когда на следующее утро я зашел в маленькую переполненную комнатку суда, там уже сидели члены жюри коронерского расследования. Единственные свободные места оставались для свидетелей. Харрис Гордон, заметив меня, стоящего у задней стенки, поднялся и махнул рукой. Я протолкался к нему, и он показал мне на свободное место рядом с Норой. Я предпочел бы другое, но под внимательными глазами репортеров не стал спорить и сел.
– Чарльз сказал мне, что видел тебя вчера, – шепнула мне Нора. – Как Дани?
Лицо ее было бледным. На нем почти не было косметики и она была одета с подчеркнутой простотой.
– Она была очень разочарована, что ты не пришла, – также шепотом ответил я.
– Я тоже. Я хотела, но доктор категорически запретил мне выходить из дома.
– Это я слышал. Сейчас ты себя лучше чувствуешь? Она кивнула.
– Немного.
Почувствовав знакомую горечь во рту, я отвел глаза. На самом деле Нора ни капли не изменилась, и ее ничего не трогало, даже сейчас. Что бы ни происходило, она будет неизменно вести пустые вежливые разговоры, пропитанные небольшой ложью, за которой будет старательно прятать правду. Вчера она была больна, не более, чем я.
С небольшого возвышения, расположенного над сидением коронера, раздался стук молотка. Был вызван первый свидетель, и когда медик появился на своем месте, по помещению пронесся легкий шепот. Привычный к таким обязанностям, свидетель давал показания быстро и исчерпывающе. Он производил вскрытие трупа жертвы, Антонио Риччио, и пришел к выводу, что смерть его наступила от глубокого проникающего ранения большой аорты, нанесенного острым инструментом. По его мнению, смерть наступила не позже, чем через пятнадцать минут после такого проникающего ранения, а, может быть, и еще раньше.
Следующим свидетелем был еще один врач, полицейский хирург. Также опытный свидетель, он показал, что прибыл на место происшествия, получив указание из главного управления полиции, и по прибытии обнаружил пострадавшего уже мертвым. Убедившись в этом неоспоримом факте, что было необходимо для выдачи свидетельства о смерти, он больше ничего не делал, кроме того, что дал указание отправить тело в морг.
Он покинул свидетельское место, и секретарь вызвал следующего:
– Доктор Алоис Боннер.
Когда доктор Боннер поднялся на дальнем конце скамейки для свидетелей, я взглянул на него. В последний раз я видел его довольно давно. За эти годы он почти не изменился. Он по-прежнему был увенчан благородной сединой, и его отличала внушительная и одновременно убедительная манера общения, которая обеспечила ему самую богатую практику в Сан-Франциско.
Дав присягу, он занял свидетельское место.
– Расскажите своими словами, доктор Боннер, – сказал коронер, – что случилось в вечер прошедшей пятницы.
Доктор повернулся к жюри, и его медоточивый голос, которым он привык разговаривать у постели больного, наполнил своими мягкими модуляциями тесную комнатку.
– Было уже после восьми, и я собирался покинуть свой кабинет, как зазвонил телефон. Это был дворецкий мисс Хайден. Чарльз сообщил, что произошел несчастный случай, и меня просят срочно прибыть на место.
Так как мой кабинет расположен всего в одном квартале от дома мисс Хайден, я оказался на месте не позже чем через пять минут после звонка. Меня немедленно провели в студию мисс Хайден, где я увидел лежащего на полу мистера Риччио, голову которого мисс Хайден держала на коленях. В руках у нее было окровавленное полотенце, которое она прижимала к его боку.
Когда я спросил ее, что случилось, она сказала мне, что мистер Риччио был заколот. Я опустился на колени рядом с ним и приподнял полотенце. Я увидел огромную рваную рану, из которой обильно шла кровь. Положив полотенце обратно, я посчитал его пульс. Он был очень слабым и неровным. Я видел, что он испытывает сильную боль и что сознание его угасает. Я открыл свой саквояж, чтобы ввести ему дозу морфина для уменьшения болей, но прежде, чем я успел это сделать, он скончался.
Повернувшись, Боннер взглянул на коронера.
Тот задумчиво изучал его несколько секунд, а потом повернулся к человеку рядом со стенографисткой.
– У вас есть какие-то вопросы, мистер Картер?
– Это Картер из конторы окружного прокурора, – шепнул мне Гордон, когда человек, кивнув, встал.
– Доктор Боннер, когда до наступления смерти пострадавшего вы обследовали его, сказал ли он что-либо, делал ли какие-то заявления?
– Да.
– Что именно он сказал?
– Он дважды повторил одну и ту же фразу: «Она заколола меня.»
– Когда мистер Риччио вымолвил эти слова, имели ли вы представление, доктор Боннер, к кому они относились?
– В то время – нет, – твердо ответил врач.
Краем глаза я увидел удовлетворение на лице Гордона и понял, что он уже переговорил с понятливым доктором.
– Были ли в комнате и другие лица, кроме мисс Хайден и пострадавшего, когда вы вошли в нее?
– Там находилась также и дочь мисс Хайден, – ответил доктор.
– Оставалась ли она там все время, пока вы обследовали пострадавшего?
– Да.
– Благодарю вас, доктор Боннер. – Помощник окружного прокурора вернулся к себе на место и сел.
– Вы можете быть свободны, доктор Боннер, – сказал коронер. – Благодарю вас.
– Инспектор Джеральд Майрер, – объявил клерк.
В конце нашего ряда поднялся крепко сбитый и аккуратно одетый молодой человек с короткой стрижкой. Выйдя вперед, он принял присягу и сел.
– Сообщите, пожалуйста, для сведения жюри ваше имя и род занятий.
– Отдел по расследованию убийств полиции Сан-Франциско, инспектор Джеральд Майрер.
– А теперь, будьте любезны, расскажите суду о ваших действиях в тот вечер, когда мистер Риччио получил ранение.
Инспектор вытащил из кармана маленький блокнотик и открыл его.
– По радиосвязи в машине, которая первая получила вызов, мы получили сообщение из отдела по убийствам примерно в 8.25. К дому мисс Хайден мы прибыли в 8.37. Тут уже находились две машины, оборудованные радиосвязью, и полицейский у дверей сказал мне, что в студии был убит человек. Я направился прямо туда.
Пострадавший лежал на полу. В помещении так же находились мисс Хайден, ее дочь Дани Кэри, доктор Боннер и дворецкий Чарльз Флетчер. Мистер Харрис Гордон, который по данным патрульного прибыл за несколько секунд до меня, тоже находился там. Я немедленно же начал расследование.
Он откашлялся и оглядел суд.
– Оно привело меня к выводу, что мисс Хайден и ее дочь были единственными, кто находился в помещении в момент нанесения удара, в результате которого наступила смерть пострадавшего. Опрос мисс Хайден и ее дочери позволил мне сделать вывод, что во время ссоры между мисс Хайден и пострадавшим дочь мисс Хайден нанесла ему удар долотом для скульптурных работ. Оно лежало на полу рядом с телом. Я отправил его в полицейскую лабораторию для исследования.
– Простите, что прерываю вас, мистер Майрер, – сказал коронер. – Но не могли бы вы сейчас сообщить нам о результатах исследования?
Полицейский кивнул.
– Да, могу. Лаборатория сообщила мне, что кровь на долоте была первой группы, которая соответствует группе крови пострадавшего. Они так же сообщили мне, что на рукоятке были найдены три различных отпечатков пальцев – мисс Хайден, ее дочери и пострадавшего. Некоторые из отпечатков были смазанными и плохо различимыми, но тем не менее, их было достаточно, чтобы твердо установить – все трое из вышеперечисленных лиц держали инструмент.
– Благодарю вас, инспектор. Продолжайте, пожалуйста.
– Закончив предварительное расследование, я захватил с собой дочь, Даниэль Кэри, в управление полиции. Нас сопровождал адвокат мистер Гордон, который, как я уже упомянул, был на месте происшествия.
В управлении полиции мисс Кэри сделала заявление полицейскому стенографу, которое было зачитано ей и подписано в присутствии мистера Гордона. Затем, в соответствии с законом, я отвез ее в молодежный суд на Вудсайд-авеню и передал дежурному инспектору. Мистер Гордон сопровождал нас.
– У вас имеется с собой копия данного заявления?
– Да, сэр.
Коронер повернулся к жюри.
– В соответствии с законами штат Калифорния несовершеннолетний может не являться в суд, если он или она находятся под арестом за совершение правонарушения. Единственный суд, перед которым обязан предстать несовершеннолетний – это молодежный суд по делам несовершеннолетних. Но так как наша основная цель – установить физическую причину смерти пострадавшего, мы, тем не менее, имеем право зачитать перед судом заявление вышеупомянутой несовершеннолетней.
Он повернулся обратно к полицейскому.
– Не будете ли вы так любезны прочитать данное заявление, инспектор Майрер?
Из внутреннего кармана инспектор извлек сложенный лист бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43