OCR Larisa_F
«Куда уходит любовь»: Вага; Рига; 1992
ISBN 5-86574-013-Х
Аннотация
Любовь толкает человека в пропасть, любовь же помогает ему оттуда выбраться. Сложные повороты человеческих судеб, выбор, который приходится делать героям – об этом книга Г. Роббинса – автора полутора десятков романов, переведенных на многие языки.
Гарольд Роббинс
Куда уходит любовь
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИСТОРИЯ ЛЮКА
Ночь на пятницу
1
Это был день сплошных потерь.
Утром меня выставили с работы. Днем Марис взял длинный мяч, и, пока он огибал базу, телевизионные камеры неотступно следили за ним, что позволяло заметить и выражение лиц «Краснокожих из Цинцинатти», и в эти секунды становилось ясно, что с Большой Серией все кончено, хотя оставалось еще четыре игры. И в ту же ночь телефонный звонок вытащил меня из постели, на которой я маялся без сна, уставившись в серый потолок и стараясь не шевелиться, потому что слышал, как на соседней кровати Элизабет тоже делает вид, что спит.
Равнодушный голос далекого оператора на линии гулко прозвучал у меня в ухе:
– Мистера Люка Кэри, будьте любе-е-езны. Вызывает междугородный.
– Говорите, – сказал я.
Элизабет уже зажгла свет. Она сидела в постели, и длинные светлые волосы падали на ее голые плечи.
– Кто там? – тихо спросила она.
– Не знаю, – торопливо ответил я, прикрыв рукой микрофон. – Издалека.
– Может быть, относительно той работы в Дайтоне, – с надеждой сказала она. – Ты писал туда.
В трубке раздался мужской голос.
– Мистер Кэри? – Он говорил с легкой гнусавостью, как принято на Западе.
– Да.
– Мистер Люк Кэри?
– Совершенно верно, – ответил я. Это уже начинало меня несколько раздражать. Если кто-то решил подшутить надо мной, то мне такие шутки не нравятся.
– Это сержант Джой Флинн из полиции Сан-Франциско. – Гнусавость была уже слышна отчетливо. – У вас есть дочь по имени Даниэль?
Внезапный страх сковал меня.
– Да, есть, – быстро ответил я. – В чем дело?
– Я так и думал, – медленно сказал он. – Она только что совершила убийство.
Забавная вещь – наши реакции.
В первый момент я чуть не расхохотался. А я уже видел ее истекающее кровью изуродованное тело, лежащее на какой-нибудь пустынной дороге. Я прикусил язык, ибо с него чуть не сорвался вопрос: «И это все?». Вместо этого я спросил:
– С ней все в порядке?
– С ней-то все, – отозвался голос сержанта.
– Могу я поговорить с ней?
– До утра не получится, – ответил он. – Ее везут в суд для несовершеннолетних.
– Нет ли поблизости ее матери? – осведомился я. – И не могу ли я поговорить с нею?
– Никак, – ответил голос. – Она на верху в своей комнате, и у нее истерика. Вроде бы к ней поднялся доктор, и сейчас он ей что-нибудь вколет.
– Есть тут вообще кто-нибудь, с кем я могу поговорить?
– Мистер Гордон вместе с вашей дочерью направился в суд.
– Харрис Гордон? – переспросил я.
– Да, – ответил он. – Тот самый юрист. Он-то и подсказал мне позвонить вам.
Харрис Гордон. Юрист. Поэтому они его и вызвали. Лучшего из всех. И самого дорогого. Я должен был бы догадаться. Он представлял Нору на нашем бракоразводном процессе и сделал из моего адвоката посмешище. Мне чуть полегчало. Во всяком случае, Нора не настолько впала в истерику, раз догадалась вызвать его.
В голосе полицейского появилась нотка любопытства.
– Неужели вы не хотите узнать, кого убила ваша дочь? – Он произнес это слово как «уб'ла».
– Не могу в это поверить. Даниэль не в состоянии кого-то обидеть. Ей еще и пятнадцати нет.
– Прикончила она его, что надо.
– Кого? – выдавил я.
– Тонни Риччио, – с легким отвращением в голосе произнес он. – Дружка вашей жены.
– Она не моя жена. Мы развелись одиннадцать лет назад.
– Она пырнула его в живот долотом, что валялось в студии вашей жены. Острым оно было, словно бритва. Пропорола как штыком. Все вокруг было в кровище. – Думаю, он даже не слышал моих слов. – Похоже, что этот тип крутил с ними обеими, и малышка взревновала.
Я почувствовал, как к горлу у меня поднимается тошнота. Сглотнув слюну, я взял себя в руки.
– Я знаю свою дочь, сержант, – как можно спокойнее сказал я. – Не представляю, почему она убила его и она ли убила, но в любом случае, ставлю свою жизнь за то, что она сделала это не без причины.
– Прошло шесть лет, как вы видели ее, – продолжал настаивать он. – За шесть лет ребенок мог основательно измениться. Он вырос.
– Но не настолько, чтобы стать убийцей, – возразил я. – И не Даниэль. – И бросил трубку прежде, чем он успел что-то ответить, и повернулся.
Расширившимися голубыми глазами Элизабет смотрела на меня.
– Ты слышала?
Она кивнула, медленно вылезла из постели и накинула на себя халатик.
– Но я не могу в это поверить.
– Я тоже. Она еще ребенок. Ей только четырнадцать с половиной. Элизабет взяла меня за руку.
– Идем на кухню. Я сварю кофе.
Когда она поставила передо мной чашку кофе, я сидел в каком-то отупении. Я был в том состоянии, когда человек думает вроде бы обо всем, а на самом деле ни о чем. Ни о чем, что он мог бы потом вспомнить. Так, кое-что всплывает. Маленькая девочка, которая в первый раз оказалась в зоопарке. Или как она смеялась и брызгалась, выходя из моря. Ла Джолла. И ее звонкий голос.
– Как смешно, что мы живем на лодке, папа! Почему мама не может приехать сюда и жить с нами на лодке, вместо этого большого старого дома на горе в Сан-Фриско?
Я слабо улыбнулся про себя, вспомнив, как Даниэль упорно называла Сан-Франциско. Похоже, это раздражало Нору. Она всегда говорила четко и правильно. Она вообще всегда была права во всем. Во всем, что могли увидеть посторонние. Внешне она старалась предстать подлинной леди.
Нора Маргарита Сесилия Хайден. В ее жилах текла благородная кровь испанских донов из Калифорнии, горячая ирландская – обладатели которой прокладывали железные дороги на Дальний Запад, и та ледяная жидкость, которая заменяет кровь банкирам Новой Англии. Смешайте все это, и вы получите леди. У которой есть состояние, власть и земли. И странный диковатый талант, который заметно возвышал ее над окружающими.
К чему бы Нора ни прикасалась, к камню ли, дереву или металлу, тот сразу же оживал и приобретал только ему присущие очертания. Но если она прикасалась к чему-то живому, обладающему только ему присущим своеобразием, то неминуемо разрушала его. Я-то знаю. Потому что помню, что она сделала со мной.
– Пей кофе, пока он горячий.
Я поднял глаза. Элизабет, не отрываясь, смотрела на меня. Я отпил глоток и его тепло растопило тот холод, который гнездился внутри меня.
– Спасибо.
Она села напротив меня.
– Ты где-то далеко.
Я заставил себя переключиться на нее.
– Я думаю.
– О Даниэль?
Я молча кивнул, чувствуя, как внутри растет ощущение вины. Это было еще одно, что Нора умела делать. Она полностью завладевала твоими мыслями, не оставляя место ни для чего другого.
– Что ты собираешься делать? – спросила Элизабет.
– Не знаю. Я не знаю, что делать.
– Бедная девочка. – Голос у нее мягкий и теплый.
Я ничего не ответил.
– По крайней мере, с ней ее мать.
Я горько рассмеялся. Нора никогда ни с кем не была. Только сама с собой.
– У Норы истерика. Врач сделал ей укол и уложил в постель. Элизабет пристально посмотрела на меня.
– Ты в самом деле думаешь, что Даниэль это сделала?
– Ее адвокат отправился вместе с ней в суд для несовершеннолетних. Элизабет смотрела на меня на несколько секунд больше, чем полагалось, а затем, встав, пошла на кухню. Она налила еще одну чашку и взяла ложку из сушилки рядом с раковиной. Руки ее подрагивали. Ложечка звякнула, упав на линолеум пола. Она стала было поднимать ее и остановилась.
– Черт возьми! – выругалась она. – Какая я неловкая. Я поднял ложечку, но она взяла другую.
– До чего странно себя чувствуешь во время беременности. Я улыбнулся ей.
– Ты не единственная, которая ругает это состояние. Я должен что-то предпринять.
– Я чувствую себя такой глупой и такой беспомощной. Как колода. Особенно сейчас.
– Не говори глупостей.
– Я не говорю глупостей. Ты не хотел этого ребенка. Это я хотела его.
– Вот теперь ты в самом деле говоришь глупости.
– У тебя есть дочь, – сказала она. – И тебе этого вполне хватало. И я тоже хотела принести тебе ребенка. Думаю, от того, что я ее ревновала. Я хотела доказать тебе, что хоть в одном смысле я не хуже Норы.
Обойдя вокруг стола, я сел рядом с ней. Сжал ладонями ее лицо и, глядя прямо ей в глаза, тихо сказал:
– Ты ничего не должна доказывать. Я люблю тебя.
– Я видела выражение твоего лица, когда ты говорил о Даниэль. Ты потерял ее. Я думала, что если у нас будет ребенок, ты не так будешь ощущать свою потерю.
Внезапно глаза ее наполнились слезами. Она схватила меня за руку и положила ее на свой тугой твердый живот.
– Ты будешь любить нашего ребенка, да, Люк? Так же, как любишь Даниэль?
Склонившись, я прижался лицом к той жизни, что росла в ней.
– Ты сама знаешь, что буду, – сказал я. – Я уже люблю ее.
– Она может быть и мальчиком.
– Неважно, – шепнул я. – Я люблю вас обоих.
Ее руки, обхватив мою голову, прижали ее к груди. Она крепко держала меня.
– Теперь ты должен уезжать. Я высвободился из ее рук.
– Ты с ума сошла? Когда тебе через две недели идти в больницу?
– Я справлюсь, – тихо сказала она.
– А где мы раздобудем денег? Ведь ты помнишь, что сегодня утром я потерял работу?
– У нас еще есть четыреста долларов в банке, – напомнила она. – И у тебя в кармане есть еще чек за прошлую неделю.
– Сто шестьдесят баков! На них нам жить. Может пройти несколько недель, прежде чем я раздобуду другую работу.
– До Чикаго лететь только три с половиной часа из Сан-Франциско. И билет в туристском классе туда и обратно стоит меньше ста пятидесяти долларов.
– Я так не сделаю. Не могу. Нам нужны эти деньги для больницы.
– Я что-нибудь придумаю, – успокоила она меня. – А ты поезжай. Мне кажется, что Даниэль наш ребенок, и я хочу, чтобы ты там был.
Она сняла трубку висящего на стене телефона.
– Пока я позвоню в аэропорт, иди на верх и сложи вещи. И возьми свой фланелевый костюм, единственный приличный, что у тебя есть.
2
Я стоял, уставившись в пустой чемодан, брошенный на кровать, когда в комнату вошла Элизабет.
– Есть самолет в два тридцать. Он делает только одну посадку, и в четыре утра ты будешь в Сан-Франциско. По их времени.
Я по-прежнему стоял, тупо глядя на небольшой парусиновый саквояж. Я чувствовал какое-то оцепенение и не мог прийти в себя от удушающего запаха новостей.
– Прими душ, – сказала она. – А я уложу тебе вещи.
Я с благодарностью посмотрел на нее. Элизабет никогда не нужно было говорить, что делать. Как-то она обо всем догадывалась сама. Я пошел в ванную.
В зеркале увидел свое лицо. Глаза глубоко ввалились и казались воспаленными. Я потянулся за бритвой. Руки по-прежнему дрожали.
«Все вокруг было в кровище». Слова сержанта не выходили у меня из головы. Черт с ним, с бритьем. Займусь им с утра. Я залез под душ и пустил воду на полную мощность.
Когда я вышел из ванной, чемодан был уже упакован и закрыт.
– Я уложила твой костюм, – сказала Элизабет. – Полетишь в спортивной куртке. Не стоит зря мять одежду.
– О'кей.
Я уже кончал завязывать галстук, когда зазвонил телефон. Элизабет сняла трубку.
– Это тебя, – сказала она, протягивая мне телефон.
– Алло.
Тому, кто был на другом конце провода, не надо было представляться. Я где угодно узнал бы этот тихий голос. Моя бывшая теща. Как обычно, она не стала терять времени.
– Наш адвокат, мистер Гордон, считает, что было бы неплохо, если бы ты оказался здесь.
– Как Даниэль?
– С ней все в порядке, – сказала старая леди. – У меня есть возможность заказать номер для тебя и твоей жены у «Марка Гопкинса». Когда вы возьмете билеты, сообщи мне номер рейса, я подошлю лимузин в аэропорт.
– Нет, спасибо.
– Это не тот случай, когда надо демонстрировать свою гордость. Я знаю твое финансовое положение, но мне кажется, что благополучие дочери куда важнее.
– Благополучие дочери всегда было важно для меня.
– Тогда почему бы вам не приехать?
– Я не сказал, что не приеду. Я просто сказал «нет» вашему предложению. Я могу сам заплатить за себя.
– Все по-прежнему, не так ли? – спросила она. – Неужели ты не изменился?
– А вы? – отпарировал я.
На том конце провода замолчали, а затем ее голос снова прорезался – теперь она говорила с легкой прохладцей, чуть четче.
– С тобой хочет поговорить мистер Гордон.
Голос у него был теплым и выразительным, но за этими дружескими интонациями крылся ум, беспощадный, как стальной капкан.
– Как вы поживаете, полковник Кэри? Прошло так много времени.
– Да. Одиннадцать лет – после бракоразводного процесса. Но я не хотел напоминать ему об этом. Скорее всего, он и сам знал это время с точностью до минуты. – Как Дани?
– С ней все прекрасно, полковник Кэри, – заверил он меня. – Когда судья увидел, в каком потрясении находится бедная девочка, он тут же вверил ее моему попечению. Сейчас она наверху, вместе со своей бабушкой. Она спит. Доктор дал ей успокоительное.
Кем бы он ни был, я был рад, что он на нашей стороне.
– Завтра утром к десяти ей надо возвращаться под стражу, – продолжил он. – И думаю, было бы неплохо, если бы вы оказались рядом с ней.
– Я буду.
– Прекрасно. Удастся ли вам разделить с нами завтрак к семи часам? Есть кое-какие вопросы, которые я хотел бы обсудить с вами не по телефону.
– О'кей. В семь за завтраком.
Наступила пауза, после которой снова возник голос миссис Хайден. Мне показалось, что старая леди сделала над собой немалое усилие, чтобы быть подружелюбнее.
– Я так хотела бы увидеться с твоей женой, Люк.
– Она не приедет.
– Почему? – я услышал удивление в ее голосе.
– Потому что она ждет ребенка. Со дня на день.
После этого говорить нам было больше не о чем, и мы распрощались. Но не успел я положить трубку, как телефон опять зазвонил. Это снова был Харрис Гордон.
– Еще одна деталь, мистер Кэри. Прошу вас, не говорите ни с кем из репортеров. Очень важно, чтобы вы не делали никаких заявлений до того, как мы поговорим с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43